Королевский церемониал ранних Стюартов

Актуальность последних темы. Королевский двор XVI—XVII вв.ека иа прогяжеиии продолжает вызывать пеослабеваютпй пптерес в десятилетий современпой исторической иауке. Это связаио в иервую очередь с иовыми теидепцпял1и и подходами в изуче1ин1 отношеннй между обществом и государством, форм соннальностн, мнкронсторнческого аналнза, нанравле1Н1Ого на изучеЕше лнчносчи, характерной для того временн пoJнпнчecкoй культуры. Благодаря усиливигемуся в иоследнее десятнлетне интересу к феномену власти, королевский двор раииего Нового временн все чаще иитернретнруют как важнейший властный институт (по мненню многнх нсследователей едииствеииьи" !). В современной историографии феномену двора отводится уинвереа: н, ная роль в обеспечении иематсрисыьных форм властн ее выражении через еимвол, художественный образ, дн1фолоп1чеекне конценты дннаетни. Воснрнятне мира через символическое выражеиие идей становится характериым для нридвориого созиаиия, которое все чаще оинрается иа идеи иеоплатопнзма философии, чрезвычайно популярпой в XVI—XVII вв.еке. Не TOjnnco торжествеппые (короиа[Н1я, KpemeiHie, евадьба, погребение), ио и иовседиевигле (рутииные) церемоини (иронессии, выезды, носешенне церквн, суд, маскарадгл, прием послов), а также нридворпый этикет ориентируются на коиструирова1П1е и закреплепне в созна1нн1 подда1иилх важных прсдставленнй о велпчпп короля. Нсследоваппе прпдворпого перемопиала сближается с 1ювейшими eидeицияпi неторнческо!} науки, наиравлеииын", с одной стороны, на реконструкцию мента: н>ного мира человека изучаемой эпохи, феиоменов массового сознання, с другой на изучение обыденности в повседневности в протпвовес ее парад1юГ| составляющей. Нри всем иигересе к уннвереальным фугнчцням двора, его! cpeюния. м и этикету, обесиечивавип1м нематерпалыпле формы королевской власти, тема повседневного церемониала разработана в нсторической науке недостаточно. BHHMaiHie песледователей в оеновпом сосредотачпвалось па торжествеп1плх маппфестанпях королевской власти. Это замечаппе относнтся в равной сгепенн и к работам последователей Эрпеста Капторовпча, иосвяи1еппым королевскому церемоииалу во Фраиции (Ральф Гизи, Сара Хеили), так и ряду исследоваииГ!, осиоваииым иа аигли1″ 1ском материале. Объектом да1июго исследова1И1я является иовседиевги. и" ! (рутии1и>и" 1) церемоииал, сложиви1И11Ся в годы иравлеиия Якова I Стюарга. Хронологические рамки исследоватгя ограиичеиы 1603 1625 гг. и совиадают со временем его иравлеиия в Аигли1г. Долюе время иериод иравле1И! я раииих Стюартов восирииимался в качестве ироме*жуточиого между двумя зиаковыми событиялиг Золотглм веком Елизаветгл и Велики1 Мятежом середины XVII века. В особеииости мало виимаиия уделялоег. иравлеиию Якова I. При этом его двору ирнииеывали иереходный характер. В культуриом аснекте его двор считался иамиого менее зиачимглхг, чем двор его сглиа Карла I, иеелютря иа то, что ири Я[{ове творили Иниго Джонс, Дэииэл Мэйтеис, Беи Джоисон, У1ин. ям Шекспир, Джои Донн. Тем не меиее нам иредставляется знaчпилм соверн1еино И1юй образ король, иытавшийся реализовать свою главную иель утвержде1Н1е гювой Д1Н1астии в AигJИIи, обесиечить лояльиоеть как аристократов, так и масс рядовглх иоддаиных. Этой цели служили различные средства от внеигией но. читики, обесиечсиия мириых отиошеиий с континентом, колонизации Ольстера и Нового Света до созда1шя сиецифической иридвор1гой культуры, в которой иереилетшиеь гювники итальяиского исоютассицизма и достиже1Н1я английской готики, особая иолигика в создаини новой ар1гстократии. Ис мсиее зиачимой оказывается иолнтнка, направленная на рскоиструкциго центра власти двора, а также разработка сисцифических цсрсмоццалыилх средетв для об1цення иодданиглх ц властителя. Этот иоеледиий аспект, а имеицо созданне и1фологии новой дииастии, воилотившиеся в церелюниалыгом общеини с иoддaFИI[лиI иа разиых уровиях, роль церемонии в объедииеиии общества и визуализашт его иерархии составит предмет нангего исследоваиия. Мгл иошлтаемея ироследить, какихш церемоииальиыми средствами форАшровался образ иовой дииастин на двух осгювных уровиях: макросоциалыюм и микросоциши.иом. Макросоииальиому ypoBiHO соответствуют цсрсмошш, включавшие в еебя дслюистрацию королевского величия иа иублике, ирежде веего Giesie R. The Royal Funeral Ceremony in Renaissance France. Geneva, I960. Henley S. The lit djustice of Kings of France: constitutional ideoloiy in legend, ritual and discourse. Princeton, 1983. нублнчные нронесснн. Здесь особо нрндется остановнт[>ся на двух сониши>иых функциях церемонии. Речь идет, с одной стороны о структурной HJHI иерархаизирующей общество фугичцни н о той, что обеснечнвала его единство с другой. Историография проблемы. Интерес ко двору и его церемониям был характереи уже для совремеиииков. Двор как место, где осуществлялись властиые функцин моиарха, как место его жизни, как нсточннк различ1и.1х благ и удовольствий вызьишл не только ннтерес, но и неодноз1гачную оценку. Реакцня совремегнщков усложнялась тогда, когда речь шла о иравле1И1и Якова I, насьицеииом различ1н>1мн нротнворечнвылщ явленнялн!, во многом нереходном. Авторы мемуаров о нрндворной жнзнн не нросто нзлагалн свои вocнoнlнaння, онн онределилн не только основы двух нанравленнй в ноеледующей историографии, ио и существующую и ионглне тенденцию.

Заключение

.

Хотелось бы еще раз обратиться к началу данной работы, где мной неоднократно высказывалось предположение о том, что повседневный церемониал во всех его видах и на всех уровнях при ранних Стюартах был подчинен двум важнейшим задачам. Первая — обеспечение связи монарха с различными социальными группами его новых подданных и укрепление лояльности. Втораясоздание образа и мифологии новой династии. Также было высказано предположение, что для реализации этих целей использовались формы и символы церемониала, которые максимально соответствовали объекту воздействия, его социальному и образовательному уровню.

В первом случае мы видим, как на нескольких уровнях реализовывалась программа Якова I по созданию ауры легитимности вокруг нового монарха. Особенно ярко это проявлялось на макросоциальном или национальном уровне. Целям установления связей с подданными короны в провинции как нельзя лучше соответствовали ежегодные выезды короля и связанные с ними городские процессии. Во время выездов монарх общался через церемониал с тремя социальными группами своих подданных — знатью, джентри и горожанами. В первом случае король демонстрировал свою связь с местной элитой, выбирая их замки для отдыха и развлечений во время выезда. Здесь особо следует подчеркнуть, что в то время, когда в большинстве графств имели численное превосходство представители додинастической знати (1603−1615 гг.), король выбирал для своих постоянных визитов территории (Хаитингтоишир, Лестершир, Дербишир, Ратленд), которые условно можно назвать смешанными (существуют представители как тюдоровской и дотюдоровской, так и стюартовской знати). Это, безусловно, происходило из стремления короля, во-первых, усилить положение своих креатур и, во-вторых, когда было невозможно опереться на своих представителей, упрочить связь со старой земельной элитой. Практическое отсутствие визитов в Йоркшир, где преимущество довольно быстро было достигнуто креатурами короля Якова, связано, как уже говорилось, с нежеланием затягивать выезды, то есть удаленностью этого графства от резиденции короля.

Некоторые изменения в маршрутах выездов, произошедшие ближе к концу правления Якова I связываются также с его династической политикой. Прежде всего в маршрутах северного выезда начинают регулярно появляться Берли-он-Хилл и Бивер-Касл — поместья королевского фаворита Джорджа Вильерса, графа (впоследствии — маркиза и герцога) Бэкигема и Ричарда Маннерза, графа Ратленда, тестя всесильного фаворита. С другой стороны из списков остановок короля и его свиты пропадают Грэфтон-Лодж (поместье графа Камберленда после его смерти в 1605 году и переезда его дочери Анны Клиффорд) и Крэнборн (поместье графа Солсбери Роберта Сесила — также после его смерти).

Во время приемов в замках король как гость местного патрона представал перед рыцарями и джентри, одновременно усиливая и положение местного аристократа, который стоял рядом с королем и принимал его в своем доме, и укрепляя верноподданнические чувства по отношению к своей особе с помощью чувств верности, направленных на местного патрона. Публичные городские процессии также служили упрочнению связей с местной аристократией. С помощью традиционной церемонии въезда в город создавался образ единой процессии, в которой па самом почетном месте, рядом с королем, местный патрон несет символ государственной власти. Особенно ярко это проявилось в 1603 году в Йорке, где рядом с королем с символами власти — мечом и жезлом стояли граф Камберленд и лорд-мэр — главы местного аристократического и городского сообщества.

На уровне церемониального общения короля и его подданных, не принадлежащих к благородному сословию, процессии также имели решающее значение. В них, фактически, происходила непосредственная легитимация нового монарха, поскольку, принимая ключи от мэра и подтверждая городские права и свободы, он, в свою очередь, утверждал свое право править страной. В отличие от Елизаветы, Яков нуждался в непосредственной демонстрации своей власти и могущества по всей территории его нового королевства, а не только в столице. Династия Тюдоров, правившая в Англии более века, в правление Елизаветы не нуждалась в подобных приемах популяризации, являясь династией более чем зрелой, скорее — движущейся к своему закату.

В церемониальном общении короля и его подданных-горожан наибольшее значение имела сама процессия, а не сопровождавшие се развлечения или триумфальные арки. При этом два мира — двора и местной аристократии и городского сообщества (в случае Лондона — только городского сообщества, в Оксфорде и Кембридже добавлялись еще и представители университета) объединялись в фигуре короля, который выступал зримым символом общественного единства. Все общение между благородными, составлявшими свиту короля и зрителями, представлявшими городскую общину, шло через персону монарха — его благословляли люди на улицах, он благодарил их и обещал быть милостивым государем.

Таким образом, с помощью процессий и выездов, Яков I создавал и упрочивал связи со своими подданными на нескольких уровнях. Не менее важно то, что королевские выезды и процессии служили еще одной цели. Падение интереса со стороны монархов к провинциальным городам в конце правления Тюдоров привело к тому, что горожане воссоздавали церемониал встречи короля, но столичным образцам. За счет этого происходила унификация церемониала, провинциальный церемониал начинал сближаться со столичным и на территории Британии происходило формирование единого церемониального пространства, что должно было способствовать укреплению общественных связей среди всех подданных короля Якова.

Религиозные процессии, поскольку именно они были наиболее публичным выражением действий монархии в сфере религии, также выполняли общественную функцию. В этих шествиях объединяющая роль церемониала была усилена по сравнению с аналогичными светскими событиями, с большей силой акцентируя единство короля и подданных уже в деле служения Господу. Религиозные церемонии в провинциальных городах способствовали созданию образа единого британского социума, в то время как церемонии и пропаганда сближали образ короля-главы церкви с образом Бога, или, по меньшей мере, его непосредственного представителя. С этим же связана активная пропаганда целительных способностей короля, особенно — в провинциальных городах. Также очевидным представляется проявление стремления Якова подтвердить и упрочить титул Главы Церкви, которым английские короли обладали со времен Генриха VIII. В Шотландии Яков противостоял местной церковной администрации и иерархией, утверждая над церковью свою непосредственную власть. При этом в Англии епископы теряли привилегированные места в процессиях.

Внимательное изучение королевских выездов и процессий заставляет нас переосмыслить тезис о полицеитричности двора. Поскольку королева и принц (по крайней мере — принц Генри) совершали свои выезды отдельно от короля, то раннестюартовский двор не только был полицентричным, но и полицентрично распространял свое влияние — опираясь на практику нескольких перемещающихся по стране дворов.

В не меньшей степени созданию связей короля и его подданных способствовали придворные церемонии, особенно — маски. Церемонии, связанные с выездами, использовали в качестве сцепы всю территорию Англии, реконструируя в ее пределах иерархическую структуру общества и, тем самым, обеспечивали демонстрацию легитимности Стюартов, созидая социальные связи монарха и его подданных. В свою очередь маски воплощали ту же самую функцию на другом уровне и другими средствами. Они ориентировались на мини-слепок этой социальной пирамиды, точнее — на ее самую верхнюю часть.

В данном случае срабатывала та особенность церемониала, согласно которой воздействие на массовое сознание велось максимально доступными средствами, в первую очередь — визуальными. Если визуальный ряд королевских процессий был весьма прост и доступен любому (сложные аллегорические фигуры триумфальных арок были видны только участникам шествия, но не простым зрителям), то весьма образованная придворная аудитория располагала к применению более утонченных и более информативных средств и образов. Как отмечалось в третьей главе данного исследования, эти более сложные модели воспринимались не всегда адекватно (например, не сразу были приняты принципы перспективного театра), но все же именно они связывали монарха и подданных на микросоциалыюм уровне двора.

Основой консолидации общества вокруг монарха была иерархическая структура. Развитию представлений об иерархии при дворе и в мире особенно способствовало открытие перспективы в театральном искусстве. Центру этой перспективы соответствовал монарх, далее шло аристократическое сообщество, также разделенное на несколько ступеней. Эксклюзивность, аристократичность придворных развлечений подчеркивались тем, что и в масках, и в турнирах выделялась группа из 10−12 постоянных участников — высших придворных. Иерархия среди остальных представителей благородного сообщества определялась тем, как далеко человек сидел от центра перспективы, то есть от монарха. Церемонии, обрамлявшие маски, подчеркивали этот образ гармоничного сообщества, оформленного в виде пирамиды. Следует заметить, что собственно пирамида или треугольник — достаточно распространенная деталь в декорациях придворных масок. Особенно часто пирамида появлялась за троном, расположенном в центре сцены или поддерживала его. Это должно было совместить в сознании зрителя образ пирамиды как идеальной общественной организации и образ трона как символа монархической власти.

Выход короля, сопровождаемого иностранными послами, место, с которого он смотрел маски, все это должно было подчеркнуть идею единого центра. Зрительный зал, как и сцена, строились вокруг единого центра — той точки, откуда открывался наилучший вид на перспективу и где стоял королевский трон. Таким образом, зрителя со всех сторон окружал гармоничный мир аристократической иерархии. И в тот момент, когда маски спускались в зал и танцевали со зрителями, аллегорический мир идей проникал в реальность.

Важно подчеркнуть то, что в масках перед зрителями представали три мира — божественный мир античных богов и аллегорических платонических идей, гармоничный мир придворной иерархии и внешний неупорядоченный мир. Сферами их действия были, соответственно сцена, ограниченная просцениумом, зрительный зал, ограниченный стенами Банкетного зала (или другого места, где проходило представление), и пространство за их пределами. Движение участников масок шло, в основном, в направлении от более высокой сферы — к более низкой. Зрители не поднимались на сцену, в то время как маски с нее спускались для танцев, а, если персонажи сатирических комедий, воплощавшие различные пороки, и проникали из внешнего мира, то это происходило в самом начале представления и несло именно юмористическую, сатирическую функцию. В тех редких случаях, когда общение между шло по линии от зрителей к исполнителям (мы рассматривали два таких случая) его осуществлял только монарх.

Здесь особенно рельефно проступает вторая функция масок — пропаганда идеологии династии, создание стюартовского мифа. Этому способствовали и публичные церемонии — религиозный церемониал акцентировал совмещение в массовом сознании образа короля Якова с образом ветхозаветного царя Соломона, установившего мир и правосудие, воздвигшего Храм. В то же время светские процессии славили Якова как короля-миротворца и объединителя Британии.

Но все же основная нагрузка в сфере распространения образов, в которых ранние Стюарты видели свою власть, лежала на масках. Лейтмотивом масок был контроль. Это проявлялось во всем — управлении сценическими машинами, преобразовании природы в классическую архитектуру, музыке и даже стихотворном размере. При этом главным проводником идеи контроля все же были идеальные образы. Из этих образов, их взаимодействия, порядка смены сцен логично вытекала идея единой абсолютной власти короля, никак не связанного парламентом или каким-либо другим органом. В этом проявляется яркий образ идеологии ранних Стюартов — так называемого стюартовского абсолютизма. Единый разум управляет миром, находящимся в идеальной иерархичной гармонии. Все действие представлено как исполнение единой (королевской) воли.

При этом в реальной жизни, в противоположность сюжетам представлений, ярко проявлялась слабость Якова, его неспособность повелевать не то что силами природы, по даже собственным сыном и фаворитом. Но дело в том, что маски не ставили своей целью воссоздать реальность на сцене. Они воплощали магический ритуал, целью которого, в рамках господствовавших идей неоплатонизма, была ретрансляция идей монархии па внешний мир. Гармония правильно построенного мира, движимого единой волей из единого центра должна бЕлла сойти (и сходила — в тот момент, когда маски СЕЕускались в зал для танцев) в мир двора, а оттуда — во внешний мир и структурировать его согласЕЕО нредставлеЕЕиям Якова I и Карла I о самих себе и своей власти. Таким образом, в сознание придворной аристократии вкладывалЕЕСь мифЕл повой династии, призванные объединить это сообщество вокруг персоЕЕы MOEiapxa и, таким образом, осуществить на этом уровне то, что делали ЕЕроцессии на ЕЕациоЕЕальЕЕОм уровне.

Турниры несли практически ту же функцию, что ее маски, с той лишь особе1Е1юстыо, что, став театрализоваЕЕЕЕым действием, они все же сохра! Еяли связь со средневековой рыцарской традицией и ролью короля как главы феодальной иерархии. Важно заметить, что церемония, сопровождавшая турнир, подчеркивает роль королевского патронажа над этим видом развлечения.

Дипломатический церемониал также сближался в своей роли в формировании образов и мифологии новой династии с масками. Именно поэтому при Якове I становятся обычной практика приглашения послов на придворные маски и турниры. Во-первых, новый монарх остро нуждался в усиления образа своей власти не только при своем дворе, но и перед лицом других государей Европы. Тем более что сама по себе в целом миролюбивая внешняя политика Якова совсем не способствовала росту его престижа на международной арене, вызывая непонимание и презрение в условиях тотального европейского противостояния. Таким образом, проявление реальной мощи и действительного контроля заменялось демонстрацией этого через аллегорические фигуры на сцене. Впрочем, как мы подчеркивали в третьей главе, с точки зрения человека, взгляды которого формировались под влиянием неоплатонизма, разницы между реальным явлением и его идеальным символом не существовало.

Как и маски, дипломатические церемонии формировали образы реальности в массовом сознании яковитских придворных. Поскольку важнейшей основой аристократического образа мира в это время была иерархическая структура и право предпочтения, то именно эти особенности церемониала выходили на первый план. Прием послов и другие дипломатические действия должны были сформировать и укрепить в сознании благородных подданных английского короля образ мира как пирамиды достоинств, продемонстрировать истинность такой структуры не только внутри английского общества, но и во всем мире. Тем более что, с помощью этого церемониала создавался образ иерархической лестницы, где на первом месте среди всех государей стоял английский монарх Яков I Стюарт. Именно поэтому споры за право предпочтения были так важны — они позволяли королю проявить свою власть третейского судьи.

Таким образом, дипломатический церемониал был важен для презентации королевской власти перед подданными. Так же, как в масках существовал трехуровневый мир (божеств и идей, гармоничный мир двора, хаотичный внешний мир), так и в дипломатии перед благородным сообществом представали три мира венценосных особ и правителей, аристократов и благородных людей при дворе и внешний мир. Последний, впрочем, был не вполне видим, а лишь подразумевался. Так или иначе, но степы Уайтхолла или любого другого дворца, где проходил дипломатический прием, ограничивали мир двора от внешнего мира, а король, его семья и послы — представители личности других государей — церемониально были отделены от сообщества придворных.

Таким образом, дипломатические церемонии формировали образ короля как связующего звена между двумя мирами, и одновременно принадлежавшего обеим этим сферам. С одной стороны это были миры собственно английского двора и вовлеченного в него благородного сообщества. С другой стороны, подразумевался внешний мир богоподобных государей и держав. Интересно, что другие виды церемониала также создавали образ короля, стоящего между двумя мирами.

Придворные маскарады и развлечения представляли короля связанного как с миром двора, то есть зрителями, так и с миром божественных сил и идейсценой. Показательно, что в тех редких случаях, когда общение шло в обратном направлении (от зрителей — к исполнителям масок) осуществление его отводилось королю.

Публичные процессии также подчеркивали роль короля в создании связи между двумя социальными мирами — двором и городом. Король объединял собой в единую процессию представителей придворной аристократии и глав городской общины (мэра и олдерменов, которые несли символы его власти — меч и жезл). Он воплощал центральную точку в пространстве, сформированном этой церемонией, в которой два социума объединялись в священной персоне короля, принадлежавшей и к тому, и к другому миру. Так же, как и в предыдущих случаях (дипломатия и придворные развлечения), именно король осуществлял церемониальную связь между этими двумя мирами.

Наконец, религиозный церемониал подчеркивал эксклюзивную роль короля в общении с Богом. В этих церемониях все те же два мира (двора и города) объединялись с помощью персоны короля в религиозной процессии (как это было в случае светских городских процессий). При этом король выступает как объединитель, связующее звено между Небесами, где царствует всемогущий.

Господе*, миром свящснства и светским миром. На этом фоне снижается роль клира, который отходит на второй план, поскольку король может сам, без посредников общаться с небесным монархом. Особо торжественно обставляется королевская молитва, так как в этот момент король осуществляет то, что он и только он совершал в других церемониях — общение между мирами.

Из всего вышесказанного мы видим, что при Якове I церемониал достаточно успешно выполнял две свои основные функции па различных уровнях. Постоянные выезды и провинциальные процессии успешно помогали осуществлять связь монархии как с провинциальными элитами, представителями повой и старой знати, так и с городскими общинами. Религиозные церемонии до некоторой степени снижали уровень нетерпимости и подозрительности, очень высокий в эпоху конфессионального противостояния во всей Европе. Они же способствовали укреплению представлений Якова о непосредственной связи монарха с Богом. Маски помогали достичь тех же целей, что и процессии, на уровне двора, высшей аристократии. При этом они так же играли решающую роль в распространении представлений раннестюартовской монархии о самой себе, формировании идеологии монархии Якова I. Дипломатический церемониал подчеркивал еще одну грань этой идеологии — образ мирного короля и, при этом, как и маски, формировал массовое сознание придворного общества.

Несмотря на заложенную в них созидающую силу, церемонии, разумеется, не могли полностью решить стоявшие перед раннестюартовской монархией реальные проблемы. Связь короля с провинциальной знатыо и укрепление через публичные процессии легитимных основ стюартовских креатур оставалось неэффективным в преодолении недовольства многих подданных (как аристократов, так и простых людей) новой знатыо и шотландскими фаворитами. Образ тотального контроля и абсолютной воли, насаждаемый в придворных масках, не мог компенсировать реальной слабости Якова. Участие короля в религиозных процессиях не избавляло подданных от небезосновательных подозрений своего монарха в католических симпатиях. Наконец дипломатический путь решения конфликтов, приведших Европу к Тридцатилетней войне, не находил отклика ни за рубежом, ни среди значительной части подданных. Гармоничная иерархическая структура внешнего мира, создать которую должен был церемониал, рушилась под ударами постоянных споров о предпочтении.

При этом очевидным представляется, что именно упадок публичных церемоний при Карле I предопределил известный конфликт с обществом, который перерос в гражданскую войну. Повторюсь, мы не утверждаем, что восстановление прежних церемоний при Карле могло бы смягчить реальные конфликты с обществом — прерогативное правление, пустую казну, беззаконный сбор корабельных денег, религиозные конфликты. Тем не менее его отказ от выездов, публичных религиозных церемоний, замыкание двора в самом себе (в том числеи церемониальное) привел к тому, что аура легитимности померкла, а общество оказалось настолько разделено, что стал возможен силовой конфликт между его частями. При Якове I церемониальная машина, работая на полную мощность, гарантировала не только достаточную степень единства, но и требуемую иерархичность общества. Имевшие место конфликты не перерастали в открытое столкновение.

Карта Великобритании с маршрутами королевских выездов 1603 — 1625.

На карте обозначены два сложившихся маршрута регулярных летних выездов, которые условно определяются как «северный» (линии зеленого цвета) и «южный» (синие линии). Кроме этого черными линиями указаны изменения маршрутов выездов, которые происходили при посещении университетов Оксфорда (1605 г.) и Кембриджа (1615 г.). Красным обозначены перемещения дворов принца Генри и королевы Анны в тех случаях, когда они совершали выезд отдельно от монарха (посещение принцем Генри Честера в 1610 г., визиты королевы Анны в Бат и Бристоль в 1613 и в Уэллс в том лее году). Фиолетовыми линиями проложен маршрут большого выезда в Шотландию в 1617 г. ь-ч" Са. цае- -. t& Yxir, j. w. V.

Jta64 -?.

— - • }.r — '- tSSj^e. M4 f yv^s t&'lM. Элпо* loMommnf / (—. gwpw* а: ^омичтау* /.

V ¦ «/ ras USAttTty Ьпнторч/ в t.

H О r-f"." «&bdquo-И • Вя-ур Атимя WW** iTiitexoite 4 WHS rJU V {jpv&fT-^ ' Л, на — -rp ОДрЫ.

ДО «'C rv. jbew /.

Machina versatilis в Масках Королев (2 февраля 1609 г.). Схема. Па втором этаже Башни Славы, которая открывается при смене сцены, мы видим круглую площадку (выделена красным цветом). На ней расположена пирамида и трон Доброй Славы (Fama Bona). Эта площадка и есть machina versatilis. При появлении 12 королев площадка поворачивается, трон исчезает, а Добрая Слава спускается и приветствует участников масок, среди которых и королева Анна. При этом на месте трона Доброй Славы появляется пирамида — символ монархии, создающей гармоничное общество. Башня выделена зеленым цветом, сценажелтым, арка просцениума — голубым и неподвижные декорации — красным.

Перспектива в придворном театре (Маски Forimene (1635 г.) в Большом зале Уайтхолла). Схема.

На схеме ясно виден эффект перспективы, создающийся с помощью ряда постепенно сужающихся декораций, которые выделены желтым цветом с синими гранями. Сцена, окрашенная также в желтый цвет, соответствует идеальному миру богов и аллегорических фигур, зеленым цветом обозначена площадка для танцев (аристократический мир двора). На ней под балдахином располагаются места короля и королевы, по периметру — места зрителей (выделены фиолетовым цветом). Две боковые ложи предназначались для сэра Томаса Эдмондса (более дальняя) и Иниго Джонса. Две ложи, расположенные за королевским местом были отведены для графини Эрандел (правая) и некоей маркизы.

Перспектива в аристократическом театре (Teatro Olimpico в Вичеице). Архитекторы Андреа Палладио и Виченцо Скамоцци. Схема. На схеме видна сложная организация перспективы в аристократическом театре. Зрительный зал выполнен в виде полуэллипса (кресла отмечены красным цветом, ряды — синим). Декорации (выделены зеленым с фиолетовыми гранями) образуют 7 линий перспективы, которые являются векторами, продолжающими радиусы двух фокусов эллипса. Этим создается эффект перспективы вне зависимости от места в зрительном зале.

Барьерный бой на празднование инаугурации принца Генри в качестве принца Уэльского (6 января 1610 г.). Схема.

На схеме видно, что сцена (выделена красным) и портик св. Георгия (зеленый) не создают эффекта перспективы, поскольку главное действие проходило в зале, а не на сцене. Перед началом барьерного боя Мерлин спускался со сцены и вешал щит на шатер Мелиадеса (светло-зеленый), чем давал сигнал к началу боя. Королевское место под балдахином (выделено красным цветом), в отличие от масок, располагается на зрительских рядах (фиолетовый). В центре зала стоит выделенный красным барьер, через который и проходит бой.