Система власти в традиционном кабардинском обществе

Актуальность темы

Актуализация той или иной научной проблемы может происходить в связи с общим развитием науки, если в ней складываются новые подходы, теории и школы изучения данной предметной области. За последние тридцать лет в мировой и российской науке оформилось целое направление исследований проблем политогенеза и ранней государственности в рамках политической антропологии. Исследовательские конструкции, выстраиваемые в политической антропологии, не имеют жесткой привязки к конкретным эпохам, формациям, а способствуют изучению феномена власти в любом контексте. Такой подход расширяет и поле деятельности в области изучения традиционного политического устройства Кабарды, помогает избежать провинциализации исследуемой проблемы. Вместе с тем жесткая привязка уровня развития феодализма к уровню развития политического устройства может лишить исследователя понимания многогранности изучаемого объекта. Наличие дискуссионных моментов в современной теории феодализма, постановка вопроса о целесообразности дальнейшего использования феодальной модели, отсутствие единогласия между исследователями по важнейшим вопросам концепции1 усложняют исследование системы власти традиционного кабардинского общества с применением данной теории.

Приложение концепции раннего государства к материалу по политическому устройству Кабарды, таким образом, может способствовать получению новых научных результатов. В условиях смены господствующей парадигмы в исторической науке, методологического плюрализма необходима научная конструкция, учитывающая многообразие и многовариантность путей развития политического компонента общества.

Проблемы, поднимаемые в предлагаемой работе, отвечают и структуре современных общественных запросов. С одной стороны, знания о прошлом социума, в большинстве своем образующегося из людей, не имеющих отношения к исторической науке, — это, в первую очередь, история государств и правителей, войн и политики. В связи с этим закономерен рост общественного интереса к истории системы власти традиционного кабардинского общества, к людям, образовывавшим эту систему, к их деятельности и образу жизни.

С другой стороны, не требует особых доказательств положение о том, что современная политика своими корнями уходит в прошлое. Игнорирование наследия традиционных институтов власти и политических процессов не может способствовать правильному пониманию современной политической ситуации и дальнейшей траектории развития. Изучение властных институтов традиционного кабардинского общества и системы власти вообще не является исключением. Под давлением моделей бюрократического господства традиционные нормы и ценности, формы социальной организации, обычаи если не исчезли, то сильно трансформировались. Вместе с тем как в стране в целом, так и в Кабардино-Балкарии сложилась своеобразная двойная политическая культура, в которой параллельно с официальными органами управления присутствуют традиционные формы властвования. Цели прямого воздействия модернизационных процессов и реформаторства во властно-управленческой сфере не избежали искажающего воздействия цивилизационных, архаических и традиционных особенностей. Изучение «остатков» традиционного в управленческих структурах современной Кабардино-Балкарии требует, в первую очередь, полноценного исследования сущностно-стадиальных характеристик традиционной системы власти с привлечением надежной эмпирической базы, соответствующего исторического материала.

Объектом диссертационного исследования является политическое устройство Кабарды ХУТ-ХУШ вв., а предметом исследования — система власти и властные институты традиционного кабардинского общества в их взаимодействии и стадиально-типологической специфике.

Цель и задачи исследования

Цель работы заключается в изучении управленческой системы Кабарды ХУ1-ХУШ вв. через призму новых наработок в современной политической антропологии, и в частностиконцепции раннего государства. Основное внимание уделяется институциональной структуре политического компонента общества и факторам, обусловившим ее очертания.

Достижение поставленной цели реализуется через решение следующих задач:

— изучение исторических условий и особенностей политогенеза у кабардинцев с использованием нового аналитического инструментария;

— рассмотрение роли родственных и территориальных связей в формировании управленческой структуры традиционного кабардинского общества;

— анализ основных принципов организации власти в традиционном кабардинском обществе;

— определение социального и политического статуса кабардинского пши',(князь в русской терминологии).

— рассмотрение особенностей функционирования управленческого аппарата системы власти традиционного кабардинского общества;

— исследование основных характеристик хасы как политического института кабардинского общества ХУ1-ХУШ вв. и ее стадиально-типологическая характеристикаизучение особенностей традиционной правовой системы кабардинского общества;

— рассмотрение статуса Кабарды во взаимодействии с кавказскими этносами;

— определение статуса Кабарды во взаимодействии с региональными державами.

Хронологические рамки диссертации охватывают ХУ1-ХУШ века. Именно в этот период можно наблюдать традиционный политический уклад кабардинцев во всей специфике. Выбор нижней хронологической границы обусловлен состоянием источниковой базы, появлением сравнительно большого числа письменных свидетельств о кабардинцах. Верхняя граница условно датирована концом XVIII в., хотя в последней трети этого столетия традиционное кабардинское общество претерпевало существенные трансформации под воздействием российского политического присутствия.

Географические рамки исследования ограничены всей Кабардой до первой половины XVII в. включительно, начиная со второй половины XVII в. — Большой Кабардой. Заселение правого берега Терека кабардинцами, начавшееся ранее XVI в., и распад Кабарды на Большую и Малую в первой половине XVII в. позволяют выделять две самостоятельные политии, не обладавшие общей системой властных институтов. Это обусловливает правомерность отдельного рассмотрения управленческих институтов Большой Кабарды.

Методологическая основа диссертации. Концептуальные основы исследования лежат в русле представлений школы Анналов о необходимости развития междисциплинарного подхода в изучении истории различных форм бытия человека, а новая политическая история должна быть обращена в сторону глубинных политических процессов и может быть выражена только через презентацию истории власти. Ж. Ле Гофф высоко оценил исследовательский потенциал методов политической антропологии поддерживающих и оплодотворяющих политическую историю и указывал на то, что «как центральная концепция и основная цель исследования понятие и феномен власти могут анализироваться на материале всех обществ, всех цивилизаций». Ж. Ле Гофф подчеркивал, что заимствование политантропологических методов способствовало утверждению исследований признававших в различных областях средневековой истории «политическое измерение в фундаментальных явлениях лишь в тех случаях, когда они были связаны с проблемой власти». В то время как политическая история, история повествовательная и событийная история постулируют расчлененное исследование исторической реальности с четким разделением на социальную, экономическую, политическую, культурную и пр. истории, новая политическая история предлагает изучение истории всех-форм бытия человека с учетом феномена власти и через призму феномена власти.

Современная политическая антропология развивается в поле взаимодействия и сочетания различных подходов: функционального, л структурного, процессуального, марксистского и пр. В фокусе функционального подхода находится изучение функций, выполняемых тем или иным политическим институтом для стабилизации всей системы. Структурный подход основан на выявлении устойчивых связей внутри системы, обеспечивающих сохранение ее основных свойств. Если структурный подход фокусируется на статичных явлениях, то процессуальный подход рассматривает явления в динамике. Марксистский подход изначально постулировал прямую зависимость надстройки от уровня развития базиса. Неомарксисты не так категоричны, но они придерживаются точки зрения о тесной взаимосвязи между экономическим и политическим процессами.

Использованный в работе эволюционный подход не следует идентифицировать с откровенно однолинейным эволюционизмом. В исследовании эволюция понимается, в первую очередь, как структурное, 4 качественное изменение, имеющее многолинеиныи характер .

При написании диссертации использовались следующие общенаучные и специальные исторические методы: сравнение, обобщение, анализ, синтез, абстрагирование, измерение, нарративный, историко-сравнительный, историко-генетический и историко-типологический методы. Этот методологический инструментарий был использован для построения целостной концепции политической системы Кабарды ХУ1-ХУШ вв.

Источниковая база настоящей работы основана на широком круге письменных источников по истории традиционного кабардинского общества ХУ1-ХУШ вв. В процессе работы над диссертацией было проанализировано содержание как опубликованных, так и неопубликованных источников, включающих делопроизводственные, законодательные, обычноправовые, этнографические, фольклорные, военно-топографические, статистические материалы, историко-географические описания, записки академических экспедиций и т. д. Учитывая многочисленность и разнообразие свидетельств по рассматриваемой теме, представляется возможным ограничиться обзором наиболее значимых комплексов источников.

Важное место среди корпуса источников по истории системы власти традиционного кабардинского общества занимают опубликованные записи норм обычного права как кабардинцев, так и адыгов в целом.5 Основное содержание обычноправовых норм сводилось к описанию прав и обязанностей различных категорий населения традиционного кабардинского общества, нормативов общежития и мер наказания за отступление от норм.

Особую группу в составе обычноправовых материалов образуют «записки» и «описания», составленные сословно-поземельной комиссией Терской и Кубанской областей. Собранная комиссией информация отразилась в соответствующих делопроизводственных материалах, часть из них опубликована, часть обнаруживается в составе архивных коллекций 6.

Западноевропейские авторы, начиная с Интериано, оставили весьма ценные сведения о политическом устройстве адыгов. Это Э. Д’Асколи, А. Олеарий, Н. Витсен, Э. Кемпфер, Я. Рейнеггс, П. С. Паллас, Г.-Ю. Клапрот, Т. Мариньи, Я. Потоцкий, Гербер, К. Пейсонель, Д. Монпере и другие. Данные материалы нашли отражение в сборнике, который подготовил, составил, у редактировал и снабдил вступительными статьями и тестами В. К. Гарданов .

Опубликованные сборники содержат различные виды источников. Важнейшие сведения почерпнуты из собранных и опубликованных С.А. о.

Белокуровым материалов. Ценные данные по проблеме исследования содержатся в многотомных изданиях, таких как «Акты Кавказской археографической комиссии», «Сборник сведений о кавказских горцах» и «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа». Поистине непреходящее значение имеют документы по истории кабардино-русских отношений, опубликованные в одноименном сборнике9. Значительная работа по выявлению, систематизации, опубликованию исторических источников по интересующим вопросам была проведена К.Ф. Дзамиховым10, Х.М.

11 12 Думановым, П. А. Кузьминовым, Б. К. Мальбаховым, и др. исследователями.

Российское кавказоведение XIX века является не только источником концептуального, но и эмпирического материала. Это труды С. Броневского13, И.Ф. Бларамберга14, К.Ф. Сталя15, Н.И. Карлгофа16. Среди использованных в работе материалов можно выделить и свидетельства П. Г. Буткова, И. А. Гильденштедта, И. Дебу, кн. Шаховского, В. Потто, Н. Дубровина, М. Ковалевского, П. Зубова, Н. П. Тульчинского и других авторов17.

Аспекты взаимодействия Кабарды с Россией, Крымским ханством и.

Османской Империей нашли отражение в собрании договоров,.

18 подготовленном к изданию Т. Юзефовичем. Особого внимания заслуживает и работа В. Д. Смирнова, содержащая переведенные материалы из восточных источников19. Выведению некоторых исследовательских заключений способствовал анализ источников из издания «Памятники дипломатических.

20 сношений Крымскаго ханства с Московским государством в ХУ1-ХУП вв.". Несомненный исследовательский интерес вызывают материалы, опубликованные в юбилейном издании «Канжальская битва и политическая история Кабарды"21.

Особую группу работ составляют труды адыгских авторов Хан-Гирея,.

Ш. Ногмова и В. Н. Кудашева. Знание ими языка, быта, нравов и фольклора кабардинцев позволило сделать им важные замечания, касающиеся традиционной политической системы кабардинцев.

Соответствующая работа по выявлению неопубликованных архивных источников проводилась в Центральном государственном архиве Кабардино-Балкарской республики и Архиве Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований. В списке фондов ЦГА КБР приоритетными являются: «Управление Кабардинской линии» (Ф. 1), «Управление Центра Кавказской линии» (Ф. 16), «Управление Балкарского участка» (Ф. 31), «Управление межевой частью Терской области» (Ф. 40), «Коллекция документов по истории Кабардино-Балкарии» (Ф. Р-1209). Фонд Р-1209 содержит 18 описей, каждая из которых представляет собой корпус документов, извлеченных из отдельного архивохранилища на территории России, либо за его пределами. Это, например, РГВИА, ЦИАМ, РГАДА, ЦГИА РГ, АВПРИ ИДД МИД РФ, ЦГА PCO Алания, ГА КК, РГИА, ЦГА РД, ГА АО. Среди всего многообразия использованных при написании диссертации дел фонда Р-1209 можно выделить журнальные записи российских офицеров-наблюдателей часто посещавших Кабарду в XVIII.

23 веке. Особой значимостью для анализа рассматриваемых процессов и явлений «изнутри» обладают и переводы писем кабардинских князей24. В целом, эта архивная коллекция содержит разнообразный в видовом и временном отношении корпус ценнейших для настоящего исследования источников.

Широкое использование в работе нашли материалы, отложившиеся в архиве КБИГИ. Привлечены источники, содержащиеся в 1-й и 2-й описях фонда № 1 (Архивные документы по истории Кабарды XVI—XVIII вв.). Например, богатейший корпус документов XVI—XVIII вв., собранный A.A. Дадовым (Оп. 1. Д. 6, 7) и А. М. Персовым (Оп. 1. Д. 8) еще до выхода в свет двухтомника «Кабардино-русские отношения" — «Журнал бригадира Кольцова по кабардинской комиссии 1744» (Оп. 1. Д. 14 а) и другие материалы.

Историография. Дореволюционная историография в целом не ставила задачу научного изучения политического устройства кабардинцев. Работы в основном носили описательный характер. «Особенностью трактовок общественного строя народов Северного Кавказа в историко-этнографической литературе XIX в. является тесная и в то же время амбивалентная взаимосвязь социальных структур и систем власти и управления». Почти до конца XIX века продолжала господствовать традиция отождествления общества и государства. «Указаниями на отсутствие у горцев Северного Кавказа «правительства» или «исполнительной власти», «общественных властей», «администрации», на «безначалие» и «анархию» пестрят почти все работы авторов XIX в. Но наряду с этим ставился вопрос о «формах» или «образе» правления, «внутреннем управлении», «организации власти» и т. д."25. В концептуальном плане для представителей российской дореволюционной историографии характерно применение категорий европейской политической теории к анализу системы власти традиционного кабардинского общества. Кавказоведы первой половины XIX в. широко оперировали понятиями «монархическое», «аристократическое» и «демократическое» в описании форм управления кавказских политий26. Во второй половине XIX в. для кавказоведов становится приоритетной.

27 исследовательская дихотомия «феодальный"/"родовой» строй Соответственно, единого мнения о политическом устройстве традиционной Кабарды в дореволюционном кавказоведении не было. Одна группа авторов (Н. Дубровин, Ф. И. Леонтович, Е. Максимов, Г. Вертепов и др.) отрицала всякую государственность, политическую систему управления в Кабарде. С другой стороны, такие авторы, как С. Броневский, К. Сталь, М. Ковалевский,.

Ш. Ногмов, В. Кудашев и др. признавали наличие некой системы.

28 политического правления в ней. В конечном счете вопрос о государственно-политическом строе Кабарды уже в дореволюционной литературе был неразрывно связан с вопросом об уровне ее социально-экономического развития.

Несмотря на то, что в советской историографии к 1950;1960;м годам утвердилось представление о господстве феодальных отношений в дореформенной Кабарде, это не влекло за собой однозначных последствий для решения вопросов о ее государственно-политическом устройстве. Во-первых, сохранялись различия в оценке уровня и стадии (степени «завершенности») развития феодализма. Во-вторых, обнаружилась зависимость результатов от предварительного выбора той или иной социально-территориальной единицы исторического анализа. Обсуждая комплекс проблем социально-экономического и политического развития применительно ко всей Кабарде как особому социально-политическому образованию исследователи неизбежно замыкались в рамки дихотомии «феодальная раздробленность/централизованное государство». Поскольку при этом никто не занимался специальным анализом институциональной структуры политических систем отдельных феодальных владений, то итоговое заключение сводилось к тезису об отсутствии в Кабарде централизованной государственной власти. На этом фоне четко проявился новаторский и поворотный характер работы Е.Дж. Налоевой. Ею был поставлен вопрос о государстве как определенной системе институтов, а не просто территориально-политической единице. Соответственно, был осуществлен последовательный и «многоуровневый» анализ всей системы властных институтов, регулировавших жизнедеятельность кабардинского общества. В итоге, используя категориальный аппарат государственно-правовой теории, Е.Дж. Налоева пришла к заключению, что «государственно-политический строй Кабарды по форме правления был княжеством, по политическому режиму — представительной организацией господствующих сословий в лице хасы, а по своему устройствудецентрализованным с тенденцией к объединению"30.

Следующим этапным событием в изучении рассматриваемой проблемы стали исследования В. Х. Кажарова. В отличие от Е.Дж. Налоевой, сконцентрировавшейся на удельных властных институтах традиционного кабардинского общества, его внимание было сосредоточено на общекабардинских (в пределах Большой Кабарды) институтах политической системы, поскольку монархическая (государственная) природа княжеской власти в уделах представлялась несомненной31. Государственно-политический строй Кабарды в XVI—XVIII вв. В. Х. Кажаров определяет «как сословно-представительную монархию в форме федеративной княжеской республики"32.

К.Ф. Дзамихов в своих исследованиях выделяет важнейшую особенность государственно-политического устройства исторической Кабарды — «совмещенность военной организации и социальной структуры», заполненность всех социальных ниш элементами военной организации33. Таким образом, К. Ф. Дзамихов самостоятельно приходит к тому же выводу, что Л. Е. Куббель и Ф. Х. Гутнов в описании путей политогенеза (положение о доминировании военного пути политогенеза, как в общеисторическом масштабе, так и в северокавказском регионе)34.

Идентификация формы институционализации власти традиционного кабардинского общества и осуществление полноценного исследования особенностей функционирования его системы власти непосредственно связаны с вопросом о природе внешних связей традиционной Кабарды. Все многообразие направлений исследовательской мысли по вопросу о статусе Кабарды во взаимодействии с кавказскими субэтносами условно можно объединить в две группы. К первой группе могут быть отнесены концепции (по сути, эволюционировавшие представления дореволюционных авторов о кабардинском «иге»), постулирующие установление жестких иерархических связей по вертикали между Кабардой и соседними горскими обществами (В.Х. Кажаров, З. А. Кожев, Т. Х. Алоев, Б. Х. Бгажноков и др.). Ко второй группе относятся теории, доказывающие относительно равноправный характер контактирования горских обществ и Кабарды, без отрицания попыток последней расширить сферу своего властного регулирования (М.И. Баразбиев, P.M. Бегеулов, P.C. Тебуев и Р. Т. Хатуев и др.). Наиболее взвешенный подход к проблеме представлен в работах А. Х. Борова, К. Ф. Дзамихова и Е. Г. Муратовой, в видении которых на протяжении XVI—XVIII вв. на Северном Кавказе сохранялась «автохтонная» система этнополитического равновесия35. Данное мнение лучше учитывает характер допущений и ограничений в определении реальной либо номинальной зависимости горских обществ от кабардинских князей с учетом неравенства сил и существования дихотомии «равнина/горы».

В изучении предпосылок сближения Кабарды с Русским государством, характера взаимодействия, статуса сторон исследователями используются такие определения, как «покровительство», «добровольное присоединение», «военный союз», «ратная дружба», «отношения зависимости», «вассальная зависимость», «своеобразное подданство», «боевое содружество», «протекторат», «военно-политический союз», «симмахия». При разнообразии формулировок преобладают оценочные суждения положительного характера. В это же время авторы пишут о «гнете» Крымского ханства над Кабардой, о борьбе кабардинцев с крымскими «захватчиками», об «агрессивных устремлениях» султанской Турции и ее вассала Крымского ханства и т. д. Вместе с тем современные исследователи постепенно порывают с унаследованной от дореволюционного и советского кавказоведения традицией описания характера взаимоотношений Кабарды с региональными державами при помощи оценочных категорий (например, «цивилизаторская роль России», «положительные последствия добровольного присоединения к России» уз. «агрессивные устремления Османской Турции и ее вассала Крымского ханства»). Подобный подход развивается в работах И. И. Якубовой, акцентирующей внимание на стратегических интересах, отстаиваемых каждой из региональных держав на Северном Кавказе.

36 доступными методами .

Качественно значимым и новым вкладом в рассмотрении поднимаемой проблемы является монографическое исследование К. Ф. Дзамихова и Б. К. Мальбахова, не проникнутое догматизмом и отличающееся взвешенностью подхода. В то время как советские исследователи вынуждены были придерживаться неких идеологических рамок, и не всегда имели возможность высказываться прямо о неоднозначности русско-кабардинских и кабардино-крымских отношений, К. Ф. Дзамихову и Б. К. Мальбахову удалось построить органичную картину взаимоотношений Кабарды и региональных держав, иллюстрирующую как позитивные, так и.

37 неоспоримые негативные эпизоды взаимодействия. К. Ф. Дзамиховгразвивая положение о том, что с конца XVI — начала XVII века вокруг северокавказского региона возник силовой треугольник в лице Османской Турции и ее вассала Крымского ханства, Сефевидского Ирана и Русского государства, тонко подмечает, что непосредственное влияние на кабардинский политический процесс оказывали Русское государство и то.

Крымское ханство. Развиваются плодотворные направления исследований связанные с политико-правовым анализом статуса взаимодействующих сторон, с изучением реального и номинального в связях Кабарды и региональных держав, факторов зависимости, независимости, автономности, устойчивости кабардинской политии и т. д.39.

В практике современных исследований наблюдаются и противоречивые тенденции. С одной стороны, в центре внимания историков Кабардино-Балкарии оказывается проблематика международно-правового статуса кабардинской государственности40. Наблюдается тенденция изучения формы институционализации власти в традиционном кабардинском обществе посредством развернутого представления основных признаков государства, разрабатываемых в государственно-правовой теориисуверенитета, системы представительной, исполнительной и судебной властей, совокупности внутренних и внешних функций государства41. Представляется, что указанные тенденции несут определенную опасность неоправданной модернизации при анализе и внутренней структуры и международного статуса традиционной Кабарды. Здесь уместно обратить внимание на то, что многие из современных западных медиевистов считают использование слова «государство» анахронистическим и неприменимым к большей части, если не ко всему периоду средневековья, именно потому, что содержание понятия «государство» чаще всего наполняется признаками современного государства42.

С другой стороны, получают развитие некоторые плодотворные традиции отечественной и зарубежной историографии ранних форм государственности, связанные с исследованием проблем—феодализма в Западной Европе. Вопрос возник вследствие осознания исследователями того факта, что между рабовладельческой формацией и феодальной формацией располагается переходная стадия, которая отличается многоукладностью и не может быть точно отнесена к обозначенным эпохам. Естественно, что в этот переходный период возникали государства, форма существования которых требовала определения. Ещё в 1945;1946 гг. C.B. Юшков поставил вопрос о «дофеодальном („варварском“) государстве». А. И. Неусыхин, первоначально развивавший концепцию раннефеодального государства, со временем (в 1967 г.) выдвинул концепцию «дофеодального» периода в истории43.

Интересное направление исследований социального и политического строя Древней Руси, связанное с отходом от поиска жестких формационных характеристик, развивается в отечественной историографии с 1970;х гг. С точки зрения целей настоящей работы особый интерес представляет концепция «родового сюзеренитета» Рюриковичей, сформулированная в середине 1980;х годов44. Привлекает внимание и недавняя публикация A.B. Сивера, посвященная изучению институтов составляющих управленческую структуру Кабарды и Древней Руси в сравнительном плане45.

За последние тридцать лет в мировой и российской науке оформилось целое направление исследований проблем политогенеза и ранней государственности в рамках политической антропологии46. В обсуждении и критике концепции раннего государства с марксистских позиций в разное время принимали участие такие известные отечественные ученые, как JI.E. Куббель, И. М. Дьяконов, Ю.И. Семенов47. Новое поколение отечественных исследователей, следуя примеру создателей концепции раннего государства, выпускает коллективные монографии, сборники статей, в которых разные авторы решают отдельные вопросы проблемы48.

В северокавказской исторической регионалистике уже накоплен определенный научный опыт применения категорий «вождество» и «раннее государство» к структурам власти северокавказских этнических социумов, Алании, Ногайской Орды, имамата Шамиля49. Однако в исторической и историко-этнографической литературе по проблемам исторической политологии Кабарды и Балкарии указанный подход пока не нашел какого-либо отражения.

Научная новизна диссертации заключается в комплексном исследовании традиционной системы власти Кабарды ХУ1-ХУШ вв. с помощью нового подхода, выработанного в политической антропологииконцепции раннего государства, и в презентации, отличной от существующих интерпретации поставленных вопросов.

В работе впервые осуществляется системное исследование факторов и исторических условий политогенеза в кабардинском обществе при помощи наложения теоретической конструкции «необходимых условий» политогенеза, созданной исследователями проекта «Ранее государство».

Впервые комплексно рассматриваются кровнородственные/ территориальные связи и опосредованные ими базовые принципы существования и действия системы власти традиционного кабардинского общества в качестве основы формирования изучаемой управленческой структуры.

Концептуальная новизна подходов к решению поставленных задач позволила коренным образом пересмотреть ряд положений и представить новые интерпретации ключевых вопросов истории системы власти в традиционном кабардинском обществе (княжеская власть и хаса).

В диссертации впервые ставится и решается вопрос о перспективах существования полноценной кабардинской государственности исходя из соображений о функционировании в рамках системы власти традиционного кабардинского общества «административного аппарата» либо «зарождающейся бюрократии».

Осуществляется анализ правовой системы кабардинского общества с точки зрения ее поддержки и санкционирования верховной властью. В связи с этим обычное право кабардинцев выступает частью идеологического конструкта, поддерживающего существующее положение вещей и сохраняющего внутреннюю целостность общества.

В исследовании определяется статус Кабарды во взаимодействии с внешним окружением. Исторические реалии развития этнополитических общностей в регионе и особенности эпохи способствовали включению Кабарды ХУ1-ХУШ вв. в систему связей, предполагавшую господство, доминирование одних и определенные формы зависимости других. В связи с этим как применительно к первой ситуации, так и ко второйрассматриваются возможности и перспективы развития самодостаточной кабардинской государственности, управляемой соответствующей системой власти.

Положения, выносимые на защиту:

1. Исследование всей совокупности социально-экономических, политических, культурно-идеологических аспектов исторического развития Кабарды и кабардинцев под углом зрения условий и факторов политогенеза предполагает учет их своеобразия и их соотнесение с определенными обобщенными критериями. Изучение исторических условий и особенностей политогенеза у кабардинцев при помощи схемы «необходимых условий» возникновения ранних государств позволяет констатировать, что на историческом материале Кабарды обнаруживается весь список критериев государствообразования, систематизированный в свое время создателями концепции раннего государства. В случае с традиционным кабардинским обществом наблюдался вторичный политогенез, осуществленный по военному пути.

2. Комплексное рассмотрение в качестве основы формирования системы власти традиционного кабардинского общества кровнородственных и территориальных связей, а также опосредованных ими базовых принципов существования и действия рассматриваемой системы демонстрирует, что территориальные связи и крепления были не просто господствующими, они лежали в основе властных связей и отношений. Наблюдаемая на кабардинском материале допустимая мера присутствия родственных связей и необходимая доля территориальных связей вполне отвечает представлениям исследователей, работающих над концепцией раннего государства. Соответственно, изучение проявлений бытования родственных и территориальных принципов организации общества в Кабарде ХУ1-ХУШ вв. не дает оснований для ее исключения из списка государств Северного Кавказа эпохи традиционности. Скорее наоборот. Особые очертания системы власти традиционного кабардинского общества были обусловлены как специфическим сочетанием родственных и территориальных связей, так и некоторыми базовыми принципами организации власти, актуальными для данной системы. К категории подобных принципов относятся: аристократизм, старшинство и коллегиальность/единоначалие.

3. Сопоставление набора характеристик правителей раннего государства, вождества и племени с чертами, определяющими политический статус кабардинского пши, показывает, что статус последнего соответствует статусу правителя раннего государства, либо достаточно близок к нему. Данное заключение основывается на обнаружении среди статусных черт личности кабардинского пши такого пункта, как право на принуждение с помощью легитимизированного насилия, что и является важнейшим определителем статуса правителя раннего государства. В пользу данного положения свидетельствуют и другие, подвергшиеся сравнению черты. Эффективная княжеская власть в традиционной Кабарде в реализации своего права на принуждение опирается на соответствующий управленческий аппарат, который никак нельзя назвать профессиональной бюрократией, но который на должном уровне воплощает задачи, поставленные перед ним управителями.

4. Кабардинскую хасу нельзя отождествлять с сословно-представительными собраниями, неотъемлемой исторической характеристикой которых является их связь с процессом формирования централизованных государств. Рассмотрение качественных (не количественных) моментов функционирования хасы позволяет говорить об уровнях существования и действия управленческой структуры традиционного кабардинского общества, а не о ее видах. Основные черты данного института предопределяются характеристиками социальной структуры феодального общества — отношениями господства и подчинения и отношениями корпоративными. Хаса — это коллегиальный, полифункциональный орган управления государством (учитывая, что Кабарду можно квалифицировать в качестве раннего государства), определяемый корпоративным характером правящего слоя, работающий от имени и одновременно в качестве союза сеньоров-князей и их непосредственных вассалов-дворян.

5. Любое государство, даже раннее, оказывает влияние на правотворчество. В связи с этим обычное право кабардинцев выступает частью идеологического конструкта, поддерживающего существующее положение вещей и сохраняющего внутреннюю целостность общества. Правовая система (обычное право и суд) кабардинского общества поддерживается и санкционируется верховной властью.

6. Если в отношениях с горскими этносами Кабарда в лице управленческой касты пши позиционировалась в качестве доминирующей стороны, то во взаимоотношениях с региональными державами Кабарда предстает в статусе протежируемой стороны. Кабардинские князья располагали собственными ресурсами для отстаивания своего доминирования над этносами Центрального Кавказа. Они самостоятельно санкционировали политику утверждения своего господства в регионе без апелляции к третьей силе. В связях с Русским государством и Крымским ханством Кабарда также выступала в качестве независимого субъекта международных отношений. При декларировании со стороны региональных держав зависимого по отношению к ним положения Кабарды, инициатива в установлении либо в поддержании наблюдаемых отношений принадлежала кабардинским князьям, основывающим свою внешнеполитическую деятельность на лавировании между крупными игроками в регионе.

Теоретическая значимость исследования состоит в презентации научно-историческому сообществу концептуально новых подходов, выработанных в современной политической антропологии, к изучению проблем политогенеза традиционного кабардинского общества на основе сопоставления общего и особенного в общей теории исторического процесса и кабардинского исторического процесса. В условиях смены господствующей парадигмы в исторической науке, методологического плюрализма, политантропологическая конструкция «раннего государства», учитывающая многообразие и многовариантность путей развития политического компонента общества, способствует получению новых научно значимых результатов в исследовании системы власти традиционного кабардинского общества.

Практическая значимость работы связана с задачей преодоления вненаучных тенденций развития современной северокавказской историографии и необходимостью построения обобщающего труда по истории кабардинского народа, отражающего современные исследовательские подходы к изучению системы власти традиционного кабардинского общества, в условиях возрастания общественного интереса к деятельности и образу жизни аристократического слоя адыгского общества. В рамках решения данных задач результаты настоящего исследования могут найти отражение в обобщающих трудах по истории Северного Кавказа, учебниках, лекционных курсах и учебных программах по истории народов Северного Кавказа, в историографических трудах.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, включающих десять параграфов, заключения и библиографии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Целесообразность изучения факторов политогенеза и основных характеристик системы власти традиционного кабардинского общества с использованием исследовательских конструкций, предоставляемых современной политической антропологией, обусловлена тем, что понятия политика и власть обладают универсальной значимостью в анализе всех типов обществ, обладающих механизмами социального контроля. Поскольку понимание генезиса государства не достижимо без анализа предшествующих стадий эволюции общества, поскольку при всех различиях между эпохами управляющие структуры общностей имели нечто общее, а именно феномен власти, политическая антропология стала центром изучения как государства вообще, так и «раннего государства» в частности. Под ранним государством подразумевается определенный этап социополитической эволюции — стадия стейтогенеза между сложным «догосударственным» обществом и развитым государством. Его можно определить как централизованную трехъярусную (общегосударственный, региональный, местный уровни) организацию по регулированию социальных отношений в сложном стратифицированном обществе с единой принимаемой всеми стратами идеологией реципрокации. Понятие «раннее государство» — это «идеальный тип», модель, соединяющая воедино наиболее важные, характерные черты ряда политических (потестарно-политических в отечественной терминологии) образований. Если в ходе конкретных исследований древних или современных социополитических образований обнаруживается, что к ним приложима данная модель и ее характеристики, то в этом случае они могут быть квалифицированы как ранние государства.

Изучение исторических условий и особенностей политогенеза кабардинцев при помощи «необходимых условий» политогенеза позволило установить следующее: во-первых, численность кабардинцев в ХУ1-ХУШ вв. (десятки тысяч, несколько сотен тыс. человек) соответствует численности населения раннего государства (от нескольких до сотен тысяч человек) и источники свидетельствуют о наличии у кабардинцев ярко выраженной социальной стратификацииво-вторых, кабардинское общество ХУ1-ХУШ вв. контролирует определенную территорию. В различных свидетельствах о кабардинцах отмечается, что последние являются частью адыгского этноса, но вместе с тем кабардинцы четко идентифицируются как восточная группа адыгов, имеющая свою территорию проживания, контролируемую управляющей структурой обществав-третьих, в Кабарде существовала система производства и изъятия избыточного продукта «для содержания специалистов и привилегированных категорий населения" — в-четвертых, в кабардинском обществе господствовала идеология, обосновавшая отношения господства и подчинения и принцип взаимности между управителями и управляемымив-пятых, при наличии всех перечисленных условий, поводом которой дал толчок трансформациям в кабардинском обществе на пути политогенеза явилась внешняя угроза. Наличие по соседству реальных полюсов силы стимулировало становление военно-иерархических структур, ставших основой для формирования управленческой надстройки общества. Таким образом, на материале Кабарды наблюдается вторичный политогенез, осуществленный по военному пути. Когда говорится о военном пути политогенеза, то не исключается наличие аристократического и плутократического, речь идет всего лишь о доминирующей тенденции.

В связи с наличием дискуссионных вопросов в решении проблемы возникновения государства, основанного в основном на территориальном делении, в исследовании ставится и решается проблема допустимой меры присутствия родственных связей и необходимой доли наличия территориальных связей. Критичное исследование соотношения кровнородственных и территориальных связей в традиционном кабардинском обществе рассеивают представления об основополагающей роли кровнородственных связей. Территориальные связи и крепления были не просто господствующими, они лежали в основе властных связей и отношений при 1) полном отсутствии реального родства между управителями и управляемыми- 2) наличии практики имитации родства, осознававшегося как относительно прочное крепление в обществе, где существовала теория и практика противодействия установлению реального родства между представителями разных социальных слоев- 3) принадлежности родственных связей к сфере традиций и идеологии, когда управленческой верхушкой осознавалась их высокая функциональность и результативность в деле управления людьми и страной.

Особые очертания системы власти традиционного кабардинского общества были обусловлены как специфическим сочетанием родственных и территориальных связей, так и некоторыми базовыми принципами организации власти актуальными для данной системы. К категории подобных принципов относятся: аристократизм, старшинство и коллегиальность/единоначалие.

Личность правителя имеет особую значимость в определении формы институционализации власти. В концепции раннего государства выделяются характеристики правителя, позволяющие определить, является ли рассматриваемая личность правителем раннего государство либо какой-нибудь другой общности. Источники дают информацию о роде пши, который управлял Кабардой. Представители этого рода являлись потомками одного предка — Инала и все носили титул «пши». Личность Инала была сакрализирована и его качества передавались потомкам. Недосягаемый статус кабардинского князя фиксировался внешними знаками уважения и почитания, узаконением бесценности княжеской крови. Раздел власти в рамках страны между князьями-братьями усиливал действующую силу коллегиальности при окончательном размывании всяких альтернатив. При том что окончательного распада страны не произошло, а полицентрическая политическая система стремилась к неизменному самовоспроизводству, коллегиальность становится единственно возможным с точки зрения эффективности принципом осуществления власти в рамках всей страны.

Представители княжеских фамилий являлись верховными собственниками земли в Кабарде при наличии определенных земельных прав у всех остальных категорий населения (за исключением безобрядных холопов). Князья и дворяне были связаны сюзеренно-вассальными отношениями, определявшими порядок их общения и взаимодействия. Крестьяне также жили на землях князя как управляемых им самими, так и управляемых с помощью дворян. Такое положение вещей вовлекало и дворян, и крестьян различных категорий в орбиту власти князя.

Основная же обязанность пши заключалась в управлении подвластной территорией и ее защите, т. е. сохранении внутренней и внешней целостности общества. Главный принцип сосуществования кабардинских пши и всех остальных категорий населения — это принцип взаимности. Княжеская власть в Кабарде определялась не только и не столько наличием авторитета (хотя авторитет способствовал усилению власти), а закрепленными в адатах общепризнанными нормами. Князь обладал легитимизированной властью принуждения, располагал аппаратом принуждения и насилия (естественно, речь идет о зачаточных формах). Верховный князь являлся формальным источником права и одновременно верховным судьей. На уровне удела князь также влиял на правотворчество и осуществлял судебные разбирательства. Князья могли делегировать свою власть. Вместе с тем власть самого князя не была ему делегирована каким-либо лицом, т. е. она принадлежала ему по праву рождения.

Проделанные сравнения основных характеристик, отличающих вождя племени, вождя вождества и правителя раннего государства с чертами, определяющими политический статус пши, показали, что пши нельзя идентифицировать с вождем племени. Сомнения возникают при сравнении статуса пши с чертами вождя вождества, так как есть много схожих черт. Но попытка определения политического статуса пши исходя из реализации им властных полномочий показала, что в отличие от вождя вождества пши обладал правом применения санкций с помощью легитимизированного насилия. Это главное отличие вождя вождества от правителя раннего государства позволяет предположить, что статус пили соответствует статусу последнего либо достаточно близок к нему.

Общим местом огромного многообразия теорий государства, в том числе и антропологических, является признание того, что государство, в конечном итоге, это специализированный институт управления обществом. Критерием же существования государства является, наряду с прочим, наличие в обществе бюрократии — категории профессиональных «управленцев», чиновников, заполняющих этот «специализированный институт». Возведение данного положения в разряд аксиом сделало вопрос об обязательности бюрократии для обнаружения государственности предметом обсуждения политантропологов, работающих и над проектом «раннее государство». В противовес мнениям о невозможности существования настоящего государства там, где нет настоящей бюрократии, теоретики концепции пришли к заключению о завышенности «требований» М. Вебера для того чтобы быть обнаруженными в ранних государствах. В связи с этим исследователи предлагают пользоваться обозначениями «административный аппарат» (который больше подходит для обозначения достаточно неопределенной группы функционеров власти раннего государства), «зарождающаяся бюрократия» (учитывая, что функционеры во власти должны действовать как «профессионалы»).

Изучение содержания источников показывает, что, во-первых, система власти традиционного кабардинского общества опиралась на своеобразный административный аппарат, состоящий из мелких и крупных функционеров, специалистов. Во-вторых, соотнесение основных характеристик административного аппарата системы власти традиционного кабардинского общества и принципов разделения труда по управлению обществом, систематизированных JI.E. Грининым, показало, что каждая составляющая данного набора (делегирование власти и делимость властиновое разделение функций (отделение исполнения от решений) — изменения в комплектовании кадров управлениярост значения новых типов управленцевпоявление властных вертикалей) в той или иной мере обнаруживается на историческом материале традиционной Кабарды. Административный аппарат системы власти традиционной Кабарды не может быть квалифицирован в качестве бюрократического аппарата, но его характеристики и принципы комплектования и существования позволяют говорить о его принадлежности к раннегосударственной форме институционализации власти.

Анализ основных характеристик кабардинской хасы ХУ1-ХУШ вв. показал, что ее нельзя отождествлять с сословно-представительными собраниями, неотъемлемой исторической характеристикой которых является их связь с процессом формирования централизованных государств, т.к. в Кабарде рассматриваемого времени речь не идет о такой степени централизации, которая позволяла бы говорить о сословно-представительном собрании. Рассмотрение количественных аспектов существования и работы хасы в какой-то степени оправдывает рассуждения о наличии различных видов хасы в Кабарде, но вопрос об их институциональном статусе остается при этом открытым. Имея в виду прежде всего качественную сторону функционирования хасы можно говорить об уровнях существования и действия управленческой структуры, а не о видах.

Таким образом, хаса это коллегиальный, полифункциональный орган управления государством (учитывая, что Кабарду можно квалифицировать в качестве раннего государства), определяемый корпоративным характером правящего слоя, работающий от имени и одновременно в качестве союза сеньоров-князей и их непосредственных вассалов — уорков. Хаса это институт, в работе которого происходило взаимодействие князей на официальном уровне, согласование их решений по управлению страной (не приуменьшая роли уорков различных степеней). Непривилегированные слои населения не принимали участие в управлении страной. Хотя принцип старшинства имел огромное значение в жизни кабардинского общества, но не было уже совета старейшин, ограничивавшего власть князей. В данном случае наблюдался институт, в работе которого принимали активное участие только князья и их вассалы. Основные черты данного института предопределялись отношениями господства и подчинения и корпоративными отношениями.

Одной из важнейших характеристик государственности, даже ранней, является наличие норм, определяющих пределы действия членов общества в различных областях жизни. Кабардинские «Адыгэ хабзэ» относятся к категории так называемых норм обычного права. Исследователи норм обычного права отмечают, что последние исторически являются первым источником права, регулировавшим отношения в период становления государства. Изначально они вырабатываются всем обществом, но с течением времени возникающие государства могли принимать эти нормы и поддерживать их соблюдение в том случае, когда положения, обозначенные в них, не противоречили устремлениям управляющей верхушки. В рамках концепции раннего государства важное место отводится правовой основе существования государства. Формы же бытования норм права не являются основополагающими признаками последних. Раннее государство (как и государство вообще) отличается от других форм общественно-политической организации легитимной властью сохранять закон и порядок и препятствовать распаду. Существование системы социальных (юридических) норм, устанавливаемых и поддерживаемых центральной властью, является одним из показателей государственной природы рассматриваемой общности.

Обычноправовой характер социальных нормативов, регулировавших общественно-политические связи Кабарды ХУ1-ХУШ вв., не препятствует нахождению ранней формы государственности для рассматриваемой общности, скорее наоборот. Нормы обычного права, возникшие «естественным путем» (т.е. выработанные всем обществом, а не только его верхушкой) и принятые государством на ранней стадии своего существования (а со временем и записанные), в полной мере оправдывали притязания управителей на господствующее положение и в них нашло отражение поэтапное усиление их власти над управляемыми.

Судопроизводство в традиционном кабардинском обществе осуществлялось по обычному праву и было статусным. Для разных категорий населения существовала неодинаковая степень ответственности за равнозначные преступления. Наибольшее распространение в Кабарде получил посреднический суд, в котором каждая из тяжущихся сторон избирала присяжных судей. Большое распространение имели суд равных и суд вассалов. Постоянно действующих, независимых и надсословных судебных инстанций в Кабарде, таким образом, не было. Но данная специфика не отменяет существование института суда как такового, который при всем своеобразии имел установленный порядок работы и руководствовался закрепленными в адатах нормами. Судебная власть, как и все другие разновидности власти, реализовывавшиеся на территории Кабарды, была отделена от основной массы населения и ее источником и верховным реализатором являлась княжеская корпорация. Своеобразие судебной системы было обусловлено характером распределения властных полномочий в кабардинском обществе. На каждом уровне управления существовала своя судебная инстанция, удовлетворявшая потребность в справедливости и законности определенной группы людей. Мерилом справедливости и законности служили нормы обычного права, одобренные государством и отстаивающие приоритет управляющей верхушки, но не входящие в противоречие с представлениями управляемых о справедливости и законности.

Исторические реалии развития этнополитических общностей в регионе и особенности эпохи способствовали включению Кабарды ХУ1-ХУШ вв. в систему связей, предполагавшую господство, доминирование одних и определенные формы зависимости других. Абазины, карачаевцы, балкарцы и некоторая часть осетин, ингушей и западных чеченцев в разные промежутки исторического времени находились в определенной степени зависимости, выражавшейся в разнообразных формах, от кабардинских князей Большой и Малой Кабарды и отдельных уделов. Но эту зависимость невозможно определить в качестве даннической, всеобъемлющей, безусловной и непрерывной. При всей взаимовыгодности связей кабардинских князей и соседних этносов, асимметричность подобных связей является очевидной и неоспоримой. Если со стороны горских этнических групп данная зависимость являлась способом сохранения целостности за счет «создания и поддержания определенных форм и рамок нарушения этой целостности», то со стороны представителей системы власти традиционного кабардинского общества это еще одна дополнительная и важная составляющая повышения и поддержания высокого статуса потомков аравийских правителей, не исключающая и экономические выгоды.

В рамках реализации модели взаимоотношений субъект-объект власти (вне зависимости от степени реальности либо номинальности, условности и декларативности подобных связей) сама Кабарда являлась сферой приложения сил и устремлений непосредственно Русского государства и Крымского ханства. Характеризуя отношения и статус сторон во взаимодействии Кабарды как с Русским государством, так и Крамским ханством, необходимо констатировать, что применяя критерии подданства, разработанные отечественными исследователями, трудно не согласиться с тем, что Кабарда не являлась составной частью ни одной из обозначенных государств. Тем не менее специфика реализации княжеской власти в Кабарде и особенности функционирования системы власти традиционного кабардинского общества предопределяли наличие широких возможностей у соседних государств для вмешательства во внутрикабардинские дела.

Очевидно, что суверенитет Кабарды, не являвшейся ни развитым, ни зрелым государством, не может в полной мере соответствовать определению государственного суверенитета вообще. Скорее всего, в случае с Кабардой наблюдается «раннегосударственный», неполный, множественный суверенитет, который является достаточным для развития раннегосударственной формы институционализации власти. Для Кабарды ХУ1-ХУШ вв. особенно актуально разграничение условной, номинальной зависимости от соседних держав и ее фактической, реальной независимости. Тем не менее в каждом отдельном случае необходимы оговорки, иллюстрирующие номинальное и реальное во взаимоотношениях Кабарды с внешним миром без игнорирования самоопределения и самоощущения традиционного кабардинского общества с одной стороны, и обосновывающихся какими-либо соображениями притязаний Русского государства и Крымского ханства — с другой.

Сравнение определяющих характеристик властных институтов кабардинского общества ХУ1-ХУШ вв. и основных черт раннего государства выявило, что Кабарда стадиально представляла собой тип раннегосударственного образования. В пользу данного положения свидетельствуют условия политогенеза кабардинского общества, характеристики властного статуса кабардинского пши, особенности существования и функционирования хасы со всем набором выполняемых задач, поддержка существующего положения нормами обычного права и санкционирование ими господства одних групп и подчинения других, наличие института суда стоящего на страже спокойствия и внутренней целостности общества. Статус Кабарды в сношениях с внешним миром (как с ближними, так и с дальними соседями), характеризуемый самостоятельностью, относительной независимостью, наличием определенных организационных и силовых ресурсов для навязывания своей воли более слабым, обладанием возможностями игры на противоречиях более сильных соседей, также поддерживает тезис о раннегосударственной природе кабардинской политии эпохи традиционности.