Общая характеристика политической культуры тоталитарного типа

Тем не менее, в тоталитарном сознании имеется комплекс идей, ценностей, установок, символов, стереотипов, оказывающих более или менее существенное влияние на политическое поведение граждан. Условно можно утверждать, что они в совокупности составляют политическую культуру тоталитарного типа. В данной главе именно на них концентрируется главное внимание.

В соответствующей главе было показано, что либерально-демократический тип политической культуры основывается на следующих установках:

• • разграничение между гражданским обществом и государством;
• • социальный, партийно-политический, идеологический плюрализм;
• • соблюдение прав и свобод человека;
• • разделение власти на три самостоятельные, но теснейшим образом связанные между собой ветви;
• • народный суверенитет;
• • верховенство права и др.

По всем этим критериям тоталитарная политическая культура основывается на прямо противоположных позициях.

Одно из ключевых мест в тоталитаризме занимает жесткий контроль над сознанием человека, его мыслями, помыслами, внутренним миром. Более того, ставится задача полной трансформации человека, конструирования нового типа личности с особым психическим складом, особой ментальностью.

«Тоталитаризм, — писал Дж. Оруэлл, — посягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить». Причем «контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выразить — даже допускать — определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать, создается идеология, которая должна быть принята личностью, норовят управлять ее эмоциями и навязывать ей образ мысли и поведения»^[1].

Более того, ставится задача полной трансформации человека, конструирования нового типа личности некоего homo totalitaricus с особым психическим складом, особыми ментальностью, мыслительными и поведенческими характеристиками и т. д. Эта цель достигается путем стандартизации, унификации индивидуального начала, его растворения в массе, сведения всех индивидов к некоему среднестатистическому знаменателю, стерилизации или, во всяком случае, подавлению индивидуального, личностного начала в человеке.

Пожалуй, предельно ясно позицию «марксизма-ленинизма» по данному вопросу сформулировал В. Маяковский, который декларировал в поэме «Владимир Ильич Ленин»: «Единица, кому она нужна? Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? Разве жена… Единица — вздор, единица ноль…» На смену индивидуальности, предполагающей разнообразие, оригинальность отдельной личности, приходит тип, предполагающий однообразие, однозначность, стирание индивидуальных особенностей.

Поэтому неудивительно, что наиболее завершенный вариант homo totalitaricus — «новый советский человек», каким он предстает в художественной литературе и искусстве, по сути дела лишен национальной основы, национальных корней. Он — представитель безнациональной исторической общности — советского народа. «Арийский человек» в нацистской идеологии — это человек, лишенный каких-либо сословных, классовых и иных начал, исповедующий расистские, ультранационалистические установки, ориентации, приверженности.

В рассматриваемом контексте «успех» большевизма и фашизма в немалой степени объясняется тем, что им удалось подчинить рационально-утопическому началу все богатство, многослойность и сложность сознания и как бы склеить на этой основе его распавшиеся обломки по собственной схеме. Такая цель может быть достигнута лишь в том случае, если взамен старой вере создается новая. Поэтому неудивительно, что как фашизм в его нацистской ипостаси, так и марксизм-ленинизм советского периода, как уже отмечалось выше, в сущности, приобрели все атрибуты религиозного фундаментализма с присущими последнему фанатизмом, буквализмом и эсхатологией, литургией, песнопениями, осаннами и т. д.

Поэтому вполне естественны характерные для тоталитарного сознания крайние схематизм и редукционизм, сводящие все и вся к одной-единственной идее — истине. Ее можно назвать политическим мессианством, внушающим предопределенный гармонический и совершенный порядок вещей, основанный на одной-единственной идее. Здесь наука и искусство, экономика и политика, философия и промышленность, мораль и отношения между полами и многое другое направляются одной-единственной ключевой идеей. Достигается некая слитность различных структур — экономических, политических, научных и т. д.

Цементирующим началом выступает идеология. Биология и генетика, к примеру, перестают быть самостоятельными научно-исследовательскими дисциплинами. Наоборот, они объявляются средствами в руках буржуазии для порабощения пролетариата и подрыва исторического материализма (у большевиков) или же орудием мирового еврейства и коммунизма для подрыва Третьего рейха (у нацистов). Поэтому неудивительно, что в тоталитарном государстве речь идет не просто о науке, а о «немецкой», «арийской», «социалистической», «марксистской» и иных разновидностях идеологической «науки».

Чрезмерная опека государства над своими гражданами наносит непоправимый вред энергии, деятельности и моральному характеру людей. Тот, кем постоянно и настоятельно руководят, в конечном счете отказывается от той доли самостоятельности и ответственности, которой он обладает. Тоталитарность существенно снижает или же вовсе устраняет способность к критическому анализу реалий современного мира, места своей страны в мире, своей социальной, или референтной группы, самого себя в реальном социальном окружении.

Как установлено социально-психологическими исследованиями, процесс идентификации, утверждения конформизма и одномерного взгляда на вещи облегчается, как правило, у лиц, не уверенных в себе, испытывающих определенный комплекс неполноценности, не чувствующих под собой твердой опоры. Отождествление себя с сильным, авторитетным человеком, группой, организацией придает им необходимую уверенность. Оторванность от корней, глубины, отсутствие или нехватка ощущения твердости бытия делают легкими все движения и повороты в поведении и действиях людей.

Когда человек чувствует себя неуверенно, им можно управлять, помыкать, заставлять его смотреть в рот своему начальству, проявлять ретивость и прыткость в исполнении его указаний, особенно не утруждать себя щепетильностью в отношении морально-этических норм и т. д. Особенно невыносим для него груз ответственности за принятие каких бы то ни было решений, в том числе и тех, которые непосредственно касаются его собственной жизни. Здесь наглядно проявляется широко известный феномен бегства от свободы.

• [1] Оруэлл Дж. 1984. Эссе разных лет. М., 1989. С. 245.