Проблема объективности и субъективности в изучении истории

Объективность — идеал научного знания. Историческое знание также стремится к объективности, отсутствие которой способно породить сомнение в том, что историческому познанию доступна истина. Понятие «объект» и его производные «объективность», «объективный», так же как понятия «субъект», «субъективность», «субъективный», имеют разные истолкования и историю, восходящую к латинским корням. В теории познания субъект и объект рассматриваются как две стороны познавательного отношения. Познание направлено от субъекта к объекту. Истинное познание означает соответствие знаний субъекта об объекте (в виде мыслей, идей, образов, представлений, высказываний) самому объекту. Познание предполагает трансцендирование (согласно терминологии русского философа-мистика Н. А. Бердяева), т. е. выход за пределы субъекта к объекту. Считается, что знания субъекта выражены в идеальной (смысловой) форме, в то время как объект принадлежит материальному, физическому миру. Однако объект познания может быть идеален — например, в случае истории мысли, философии или изучения мотивации поведения человека. Объект, таким образом, занимает внешнее по отношению к субъекту познания положение; он транссубъективен (термин русского религиозного философа Н. О. Лосского) даже в том случае, когда изучаются результаты деятельности человека. В процессе познания объект противостоит субъекту. Субъект активен по отношению к объекту. Субъект — это тот, кто познает, объект — то, что познается. Субъективны мысли, желания, а также действия и поступки человека.

Сам предмет истории — материальная и духовная деятельность людей — в определенном смысле может быть отнесен к субъективной стороне знания.

История изучает деятельность людей и ее результаты. С этой стороны предметное содержание того, что изучает историк, субъективно. Особенность исторического знания состоит в том, что здесь в качестве объекта выступает субъект — человек и результаты его деятельности. В историческом познании можно говорить об объекте лишь в смысле его противопоставленности субъекту познания. Даже материальные остатки прошлого важны для историка не только как свидетельства минувших событий, по и как воплощение целей, смыслов, идей, которыми руководствовались люди прошедших веков. Не случайно Карсавин полагал, что предметом истории является «социально-психическое». Активность познающего субъекта в истории более значительна, чем во многих естественных науках.

Познание в исторической науке направлено от субъекта к субъекту или субъективной стороне процесса развития. В истории действуют люди, которые преследуют определенные цели, разделяют конкретные идеи, вкладывают в свои поступки смысл. Историческая действительность субъективна по своей природе и представляет собой результат субъективных усилий людей многих поколений. Историк же воспринимает их в качестве данного ему и независимого от него, т. е. объективного, процесса. Более того, сциентистская установка в историографии направлена на то, чтобы представить историю (исторический процесс) в качестве объективной реальности.

Конечно, мы не выбираем историю и не способны изменить прошлое — в этом суть объективизма. Однако само это прошлое существует лишь в исследовательской деятельности историка, т. е. субъекта среди субъектов. Историческая реальность для историка — плод его интеллектуальных усилий. Объективность этой реальности в определенном смысле — его научная вера, убеждение в том, что именно так было на самом деле.

Объективность в истории как науке принадлежит к области исследовательских императивов, например такого, как требование беспристрастности (нейтральности), и на деле она не более чем стремление минимизировать влияние субъективизма. Терминологическая строгость настаивает на различении субъективности и субъективизма, придавая последнему понятию негативный смысл предвзятости. Субъективизм может быть национальным, партийным, конфессиональным. Его отрицательное значение можно приравнять к предрассудкам, обнаруженным английским философом и государственным деятелем Фрэнсисом Бэконом еще на заре европейского сциентизма^[1].

Трудно сказать, что же в историческом познании объективно. Субъективны отбор источников и предмета исследования, приоритеты исследования и расставляемые акценты, формулировка проблемы и выбор методологии, определяющие эвристику исследования и т. д. Множественность интерпретаций и точек зрения в историографии — следствие такой субъективности, что делает неизбежным плюрализм в исторической науке. Неустранима субъективность при оценке исторических событий или личностей.

История как субъективное познание субъективного наводит на мысль, что историк не может выйти за его пределы, и историческая наука в итоге представляет собой лишь проецирование одних субъективных представлений и трансцендентальных форм на другие. Даже, казалось бы, источник, содержащий информацию о факте, отражает субъективную версию события автора этого источника. Однако для того, чтобы плюрализм в истории не перерос в произвол и разноголосицу опровергающих друг друга мнений, не уничтожил саму историю как науку (т.е. то, что дает знание о действительности), у нее должен быть идеал. Этот идеал — объективность, способность истории постигать то, что было на самом деле. Объективность в истории опирается на признанные наукой (сообществом историков) факты и общезначимые суждения и оценки.

Объективность в исторической науке не преднаходится, а задается и признается. Ее признание акт договора, конвенции научного сообщества. Объективность невыводима из совокупности субъективных действий или познавательных актов. Объективность в историческом знании означает не выход к бытию (трансцендирование), а преодоление субъективности, т. е. она гране субъективна.

Конвенциональность исторических истин, «власть» над фактами, однако, не означает безосновность истории; ее опора — в транссубъективном. Невозможно договориться об истинах и фактах, если нет точек соприкосновения, общей системы координат, т. е. истин и представлений, верифицирующих мнения и суждения историков. Если же в самой истории все субъективно, то такие истины должны лежать вне истории. Для истории это ценности. Гносеологическая установка в истории, как показали немецкие философы Баденской школы, неизбежно приводит к аксиологии (полаганию ценностей). Подлинная реальность истории, история как таковая — это ценности и смыслы. Чувство субъективно, но благодаря ему нам дана объективная красота, посредством субъективного представления мы познаем объективную истину, а субъективное усилие воли приводит к объективному благу. С нашей точки зрения, история есть только потому, что есть добро, истина, красота, справедливость. Ценности, будучи всеобщими и необходимыми, — условие возможности познания истории. Историк постигает прошлое, может найти общий язык с другими учеными именно потому, что есть само по себе добро, сама по себе истина и сама по себе красота. Они есть в настоящем и были в прошлом. Их бытие (реальность) может быть осмыслено историком, их бытие — реальность мысли. Через познание прошлого историку (субъективно) открывается объективность истины, добра и красоты. Альтернативой абсолютным ценностям в истории является нигилистическая перспектива релятивизма.

Отвечая на вопрос, что же есть на самом деле, историк должен сказать: «В истории есть истина, добро и красота». Но ведь история даст много примеров лжи, зла и безобразия. Однако они возможны лишь как умаление красоты, искажение истины и недостаток добра. Истина, добро и красота бытийны, а зло, ложь и безобразие — это лишь их нехватка, умаление.

История не говорит о торжестве этих ценностей, но лишь показывает, что их забвение оборачивается трагедиями, срывами в небытие, гибелью народов и цивилизаций, аннигиляцией культуры. Ценности соединяют реальность бытия с возможностью знания. Истина, добро, красота — реальное содержание истории, ее идея.

• [1] В трактате «Новый органон* (1620) Бэкон указывает на то, что познание действительности часто искажается «идолами» или «призраками» сознания: «идолами рода» (ложные образы, присущие всем людям, — таков, в частности, субъективизм), «идолами пещеры» (индивидуальные пристрастия человека, привычки, особенности воспитания и т. п.), «идолами площади или рынка» (люди часто вкладывают разные значения в одни и те же слова), «идолами театра» (вера в чужой авторитет, ложные теории, суеверия и т. п.). См.: Бэкон Ф. Сочинения. В 2 т.: пер. с англ. М.: Мысль, 1978. Т. 2. С. 18—19.