Г. Лассуэлл как отец политической психологии

Характерной для бихевиористского подхода можно назвать концепцию Лассуэлла, в которой выделяются три уровня «политического языка»: миф, доктрина и формула. Миф является базисной перспективой рассмотрения политической действительности, которая избирается данной социальной группой. С помощью мифа устанавливаются рамки допустимого для данного общества политического диалога, в нем содержатся ключевые знаки и символы этого диалога. Благодаря мифу получают обоснование возможные формы использования власти.

На уровне доктрины формулируются основные ожидания и требования общества. К функциям доктрины относится удержание некоторой области политической жизни в подчинении определенной группы должностных лиц и в обосновании действий этой группы.

На уровне формулы язык политики выполняет дескриптивную и предписывающую функции в отношении деталей социальной структуры. Политическая формула представляет собой специфическое воплощение политической доктрины. Каждый из названных «языков политики» — миф, доктрина и формула — используется на соответствующем ему уровне для обоснования конкурирующих политических целей, действий и структур. Конкурирующие политические мифы, доктрины и формулы представляют собой конкурирующие точки зрения на природу социальной справедливости.

Значимость «языка политики», по Лассуэллу, выявляется путем его соотнесения с конкретными формами политической деятельности. Весьма существенным для концепции Лассуэлла является проводимое им разграничение между «языком политики» и «языком науки». «Язык политики» является «побуждающим» по своему характеру, его функция — воздействие на систему типа «кто получает что, когда и каким образом». «Язык науки» является обращенным к действительности и информативным по своему характеру. В основе этого разграничения лежит различие между ценностями и фактами.

Г. Лассуэлл выдвинул концепцию, в которой демократическая политическая власть рассматривается как механизм централизованного распределения ценностей. В основе этой теории, развитой затем в послевоенной работе «Язык политики», лежит представление о политической власти как инструменте достижения согласованной целенаправленной деятельности, не основанной на применении физического насилия.

Г. Лассуэлл различает функции языка в соответствии с намерениями использующих его и результатами использования. Когда целью является воздействие на власть и такое в известной мере достигается, мы говорим о функции политического языка. Эта концепция предполагает существование еще двух возможностей. Первая состоит в непреднамеренном воздействии на власть, вторая — в отсутствии какого бы то ни было намерения повлиять на нее. Следует заметить, что политические намерения и их последствия не должны обязательно исключать экономические и другие цели и следствия.

Когда мы говорим о политической науке, мы имеем в виду науку о власти. Власть — это принятие решений. Решение представляет собой санкционированный выбор, который в случае уклонения грозит суровыми санкциями. Когда мы рассматриваем любую языковую функцию, мы изучаем двойственное отношение между функцией и языком. Главные вопросы, которые мы задаем: каково воздействие функции на язык и языка на функцию?

Когда мы исследуем воздействие функции на язык, нас интересуют два аспекта языка — семантический и синтаксический. Политические семантики изучают ключевые термины, лозунги и доктрины с точки зрения того, как они поняты. Исследователи политического синтаксиса имеют дело с логическими и грамматическими отношениями. Историки, сообщающие о словаре власти в данном политическом образовании, поставляют сырье политической семантике. Часто историки политических доктрин вскрывают их несоответствие и в этом смысле вносят вклад в политический синтаксис.

При анализе политической семантики выступают две стороны предмета: одна связана с целью высказывания, другая — с его стилем. Представители политической науки в процессе изучения языка ввели несколько широких понятий, среди которых и понятие политического мифа. Весь набор верований данного времени может быть в принципе сведен к некоторым фундаментальным положениям, которые, независимо от их правильности, масса считает правильными с такой степенью убежденности, что их едва ли можно принять за допущения. Политический миф охватывает «фундаментальные допущения», относящиеся к политическим событиям. Он состоит из символов, призванных не только объяснять, но и оправдывать особую практику власти. Термин «миф» не следует толковать как обязательно предполагающий выдуманный, ложный или иррациональный характер этих символов, хотя такое предположение часто оправдано.

Политическая доктрина состоит из основных ожиданий и требований, касающихся отношений и практики власти в обществе. Четкого различия между гипотезами политической науки и ожиданиями и требованиями политической философии еще не проведено.

Политическая формула — часть политического мифа, детально описывающая и предписывающая социальную структуру. Термин этот заимствован у Г. Моски, который обозначает им также то, что мы назвали политической доктриной. Если политическая доктрина представляет собой «философию государства и правительства», то политическая формула включает в себя правовые основы общества. Доктрина составляет, так сказать, постулаты формулы. Отсюда ее чистое присутствие в преамбулах конституций, в то время как последние являются важным средством выражения формулы. Другими словами, политическая формула в специфических и более или менее конкретных моделях власти выражает содержание политической доктрины. Политическая доктрина божественного права короля, например, разработана в политической формуле как система королевских прерогатив, порядка наследования трона, модели власти для подчиненного дворянства и т. д.

В любом современном государстве есть, по крайней мере, специалисты по повторению, разработке и применению политического мифа. Епархия политического философа — это доктрина, юристы сосредоточивают внимание на формуле, люди действия внедряют доктрину и формулу в рутину жизни.

Простого человека, разумеется, лишь случайно могут увлечь тонкости философа или юриста и даже многих политических лидеров. Тем не менее в высказываниях простого человека и человека мысли или действия есть общий знаменатель. Все они прибегают к ключевым символам.

Ключевой символ — это основной элемент политического мифа. В США ключевыми символами являются «права», «свобода», «демократия», «равенство». Эти термины используются в замысловатых профессорских трактатах, в ходе судебных заседаний, в аргументах, раздающихся в залах конгресса или на уличных перекрестках страны.

Одной из главных задач политической науки является изучение факторов, обеспечивающих распространение политических доктрин и формул или ограничивающих их. Это, разумеется, требует изучения исторических и современных путей распространения политических мифов и анализа способствующих и сдерживающих факторов. Метод «анализа содержания» был разработан для этих факторов.

С чисто формальной точки зрения следует классифицировать любые изменения в политическом языке как «добавления», «потери» и «вариации». Более содержательна классификация изменений в языке по отношению к прошлому: «возрождение» или «нововведение». После установления факта возрождения или нововведения встает вопрос, имеет ли изменение «прогрессивный» или «реакционный» характер. Мы определяем модель, которая способствует приближению свободного общества, как прогрессивную.

При изучении процессов распространения и торможения (доктрин, формул) возникает необходимость в общей теории языка как фактора отправления власти.

Под властью Лассуэлл понимает отношения между людьми, в ходе которых определенные альтернативы в случае сопротивления навязываются силой. Слова включены в механизм власти, поскольку их проявления в значительной степени могут иметь вербальный характер (указание — подчинение, предложение — поддержка и т. п.). Слова участвуют в переустройстве власти: в революционной агитации, в конституционных инновациях.

Проблема может быть сформулирована следующим образом: при каких условиях слова влияют на отношение к власти. Нужно определить, какие слова из окружающей аудиторию среды будут влиять на нее тем или иным образом, учитывая известную предрасположенность части этой аудитории (прочие факторы среды принимаются за постоянные); когда встретят поддержку, а когда вызовут отрицательную реакцию: революционный призыв, реформистский призыв, призыв к радикальным или умеренным действиям. Общий закон власти вполне можно четко сформулировать: когда люди добиваются власти, они поступают согласно ожиданиям о достижении предела власти. Следовательно, символы (слова и образы) влияют на власть так же, как на ожидания власти.

При проверке или применении этих положений на практике нужно знать некоторые факты о каждой данной аудитории. Какие символы, по ее мнению, обозначают власть и выражают изменения в степени власти? Как средства коммуникации проникают в сферу данной аудитории и как отношение к этим средствам влияет на конструкцию символов? Как стиль заявления влияет на отношение к его задаче?

Г. Лассуэлл утверждал, что масса сама не знает, чего она хочет и каковы ее интересы. Это суждение, разумеется, не соотносилось с классическим буржуазным либерализмом (Дж. Локк, А. Смит), ведь рационализм той поры исходил из того, что каждый человек «сам себе голова» и никто лучше его самого не может знать, чего он хочет. Смысл рассуждений американского психолога сводился к тому, что политический специалист имеет право руководить «некомпетентной массой» во имя компетентного знания. Ситуация радикально менялась. Говоря словами Пастернака, возникала иная драма, а вместе с тем появилось и новое представление о роли психолога. В обиход вошло выражение «политический психиатр» .

Г. Лассуэлл опубликовал серию интересных статей, посвященных «политической личности». Вскоре он предпринял ряд поездок в Европу, где увлекся психоанализом. Более того, он даже прошел длительную психоаналитическую терапию. Итогом этих увлечений явилась книга «Психопатология и политика». Молодой политолог сразу приобрел широкую известность и получил признание как основоположник политической психологии. Названная работа была оценена как классическая.

Основное содержание книги связано с проблемой мотивации политического поведения. Как полагал Лассуэлл, поведение вождей и масс обусловлено бессознательными мотивами. Что же касается психопатологических отклонений, то их причиной являются детские травмы. Позже эти психические деформации и напряжения закрепляются в результате «технологических сдвигов» в обществе^[1].

По мнению Лассуэлла, технологические нововведения неизбежно порождают социальные напряжения и расстройства, которые повсеместно грозят сделать политический процесс иррациональным. Люди предъявляют на политической арене свои собственные личные проблемы и мотивы. Однако эти внутренние побуждения они, часто бессознательно, маскируют и оправдывают всякого рода общественными интересами, целями и идеалами. Личность оказывается ведомой ограниченным набором устремлений, причем сознательные и бессознательные мотивы нередко переплетаются. Политический лидер стремится получить как можно больше благ. Главное приобретение — это власть. Именно она позволяет заполучить все остальные блага и даже приумножить их.

Г. Лассуэлл полагал, что ему удалось соединить марксистский анализ политической практики с элементами фрейдизма. В частности, он был убежден в том, что сумел отыскать скрытый психологический подтекст, который рождает участие масс в революционном и политическом движении. Г. Лассуэлл стремился показать, что стремление к неограниченной власти и обогащению рождает массовые психопатологические феномены.

Американская исследовательница Карен Хорни в работе 1937 г. «Невротическая личность нашего времени», рассматривая феномен власти, пришла к выводу, что потребность в доминировании, в готовности распоряжаться судьбами других людей может быть и проявлением психологической нормы. Иное дело, когда люди, захваченные неврозами, стремятся к диктату над другими людьми. Иллюзия «нормальной» власти еще жила в сознании политических психологов. Однако после Второй мировой войны эта иллюзия мгновенно угасла.

Консервативный комментатор Джордж Уилл назвал Билла Клинтона «социопатом от политики». Либерал Томас Фридман с горечью писал на страницах «Нью-Йорк тайме»: «Трудно прислушаться к тому, что говорит президент, когда тебе стыдно даже смотреть ему в глаза… Но я уже услышал достаточно, чтобы понять, что у президента были с определенной персоной такие отношения, каких не должно было быть, и что таким образом он предал всех, кто верил, даже необязательно в него лично, а в ту политику, во имя которой его избрали» .

Утверждение, что речь идет не о любовных похождениях президента, а лишь о том, что он якобы заставил любовницу солгать на суде, — лишь лукавство. Джимми Картер, который и сегодня пользуется репутацией самого честного и набожного из политиков, лгал о своих планах по освобождению заложников в Иране. Рональд Рейган и компания совершенно очевидно лгали под присягой во время слушаний по делу о поставке оружия в Иран и Никарагуа. И ничего — все это им сошло с рук.

Значительный вклад в развитие политической психопатологии внес американский психоаналитик Александр Лоуэн. Его описание психопатической личности, разумеется, имеет отношение не только к политике. Однако характеристика таких черт политика, как безлюбость, стремление сохранить тотальный контроль над всем, утилитарное отношение к людям сохраняют свое значение для современных исследований патологии политической личности.

• [1] См.: Lasswell W. Psychopatology and politics. N. Y. 1960.