Восстания рабов и бедноты

" А ^{НТИ1!Иое} государство,—говорил Энгельс,—было преимущест- *" — венно государством рабовладельцев для подавления и обуздания рабов"¹. В определении античного государства Энгельс подчеркивает не только его классовую сущность, но вместе с тем ставит вопрос и об основном классовом антагонизме в Греции классического периода. Рост рабства в VI—V вв. до н. э., расширение сферы рабовладельческого производства, наметившиеся еще до этого периода как в государствах Пелопоннеса, так и в особенности в Афинах, сменили старую противоположность между благородными и демосом новым антагонизмом между свободными и рабами.

«Противоположность классов, лежавшая теперь в основе общественных и политических учреждений, проходила уже не между благородными и простым народом, а между рабами и свободными, между неполноправными и гражданами» (стр. 144). Борьба между этими классами наполняет содержание социальной истории государств древней Греции. При изучении борьбы рабов, их восстаний, движений бедноты и демократических переворотов нужно, однако, помнить, что на фоне основного социального антагонизма—борьбы рабов и рабовладельцев—всегда можно уловить и столкновения бедноты, демократических прослоек общества, неполноправных с эксплоататорамп-рабовладельцами и землевладельцами, плутократами и ростовщиками. «Богатые и бедные, эксплуататоры и эксплуатируемые, полноправные и бесправные, жестокая классовая борьба между ними—такова картина рабовладельческого строя»^[1][2].

Изучение восстаний рабов в древности не заняло еще надлежащего места в историографии. Как известно, даже вопрос о рабстве как основе античной социально-политической жизни ставился в буржуазной историографии по-разному. По вопросу о рабстве до сих пор господствовали две школы: К. Бюхера и Э. Мейера.

К. Бюхер, немецкий ученый конца XIX в. и начала XX в., в своих. работах, большинство которых переведены на русский язык, утверждал, что народы классической древности на основании преобладающих у них хозяйственных форм относятся к ступени домашнего (ойкосного) хозяйства. Бюхер при этом особенно подчеркивал, что «полным развитием этой формы (т. е. ойкосного хозяйства.—А. М.) они были обязаны рабству»^[3].

Автор во всех своих трудах старался развить это положение, всюду показывая, что базой античной экономики было рабство. Именно такая точка зрения заставила поставить вопрос и о рабах, их социальном положении и их классовой борьбе в античности. Не случайно, что К. Бюхер написал специальную монографию о восстаниях рабов¹.

От изучения рабовладельческого хозяйства в древности К. Бюхер неизбежно должен был прийти и к изучению социальной борьбы рабов против своих угнетателей.

Недостатком экономической теории этого ученого было то, что он принижал хозяйство древней Греции (как и Рима) до уровня «домашней (ойкосной) формы».

В противовес этой наиболее распространенной концепции о значении рабства в античности выступил Э. Мейер, развивший в конце XIX и начале XX в. иную теорию по данному вопросу.

Э. Мейер извращает и отрицает рабство как базу античной экономики. Рабство в античности, по мнению Э. Мейера, мало чем отличалось от наемного труда. «Рабу,—говорит этот з^гченый,—при ловкости и удаче открыт путь к свободе и богатству, его детям (а часто и ему самому)—к высокому положению в государстве и обществе»^[4][5]. Нельзя иначе назвать эти слова, как цинизмом, поскольку они исходят из уст ученого, прекрасно знавшего действительно трагическое положение рабов в древности. Только исходя из этих установок в оценке роли рабства в древности, Мейер мог выставить другое псевдонаучное положение о том, что «рабского вопроса» никогда не существовало, что «никогда не происходило значительных восстаний рабов»^[6].

Модернизация развития древних Греции_чи Рима, привнесение в них закономерностей капиталистических отношений приводила Э. Мейера не только к стиранию грани между формами рабского и наемного труда, но и к открытому в связи с этим затушевыванию восстаний рабов, их истории в древней Греции.

Следует заметить, что одну из первых попыток систематизации материала по восстаниям рабов в древней Греции сделал А. Валлон, который еще в середине XIX в. написал «Историю рабства в античности», где он не только дает историю рабовладельческой системы, но и анализ положения рабов, историю их восстаний как в Греции, так и в Риме.

Дальнейшее изучение этого вопроса не получило, однако, развития. В особенности по восстаниям рабов в древней Греции не выходило не только отдельных работ, по и сколько-нибудь серьезных статей, если не считать вышеназванной работы К. Бюхера, посвященной скорее восстаниям в римский период, чем в самой Греции в пору ее расцвета.

В советской исторической науке имеются достижения в изучении восстаний рабов в древнем Риме и почти остается неосвещенным вопрос о классовой борьбе рабов и бедноты в древней Греции. Однако вопрос этот столь актуален и интересен, что едва ли является оправданием настоящего состояния этого вопроса то, что непосредственных данных в источниках по этой проблеме мы находим, действительно, недостаточно.

Данные Геродота, Фукидида, Платона и других авторов древней Греции вводят нас в ту атмосферу социальной борьбы, которая неизбежно приводила иногда к открытым восстаниям рабов, широкому движению бедноты, к таким эпизодам борьбы, которые заканчивались иногда взаимным истреблением противоположных борющихся сторон рабов и рабовладельцев или демоса и аристократии.

Вот как представляется в описании древнегреческого философа накаленная почва для социальной борьбы в древней Греции. «Сидят они (бедняки.—А. М.) в городе, вооруженные жалами, одни как обремененные долгами, другие как лишенные чести, иные, угнетенные обоими видами зла и питая ненависть и замыслы против людей, завладевших имением их, задумывают восстание» (Платон, Государство, VIII, 55). Такие восстания в конце V и начале IV в. представлялись, очевидно, Платону настолько частыми, что он в нескольких местах утверждает тезис о греческом городегосударстве, разделенном на два противоположных лагеря. «Всякий город, как бы он мал ни был, всегда имеет в себе два вра? кдебных города: один город бедняков,'другой город богатых, ибо в любом государстве, где только существуют богатство и бедность, имеются два взаимно противоположных лагеря: один—бедняков, другой—богачей» (Платон, Государство, VIII, 552; см. также IV, 423; III, 417).

Рассуждения Платона, философия которого является типично рабовладельческой, весьма любопытны. Они передают устами подлинного идеолога рабовладельческой Греции то действительное положение, социальная характеристика которого едва ли кемлибо из других современников могла быть дана столь ясно и отчетливо. Платон отлично сознавал, откуда надо искать помощи для безопасности устоев рабовладельческого строя.

Рабовладелец как частное лицо, имеющее большое количество рабов, может чувствовать себя в безопасности исключительно потому, говорит Платон, что ему как частному лицу оказывает защиту государство, что, не будь этой защиты, он должен б, ыл бы жить в вечном страхе перед рабами. Если бы не существовало этого рабовладельческого государства, «в каком бы великом страхе рабовладелец был за себя, за детей и за жену, как бы рабы не убили всех». Нечего говорить о том, что эти глубокомысленные рассуждения Платона о сущности государства плохо, повидимому, скрывали раздражение и тревогу философа перед лицом восстаний рабов, с которыми не всегда успешно могли управляться греческие го сударства, несмотря на их специфическую, столь откровенно раскрытую Платоном социальную функцию защиты рабовладельцев.

Напряжение социальной борьбы между угнетенными и угнетателями было столь велико в древней Греции, что некоторые памятники передают нам картины исключительной, иногда доходившей до звериной, ненависти друг к другу со стороны боровшихся классов. Так, например, Аристотель передает нам любопытную с этой точки зрения клятву аристократии: «Клянусь, что я буду вечным врагом народа и сделаю ему столько зла, сколько буду в состоянии». Характерна в этом отношении также и надпись на одном памятнике, поставленном в честь аристократов (Крития и его друзей): «Это надгробный памятник смелым людям, которые короткое время дерзко противились проклятому афинскому демосу». В своей классовой ненависти аристократы-рабовладельцы не останавливались ни перед чем. Так мы знаем, что в отместку за восстание народа в Милете аристократы забрали детей демократов, вымазали их смолой и сожгли. В 640 г., по сообщению Аристотеля, демократы в Мегарах подняли восстание, напали на стада богачей и перерезали весь скот (Аристотель, Политика, V, 4, 5).

Первоначальные формы борьбы рабов были латентные. Они выражались, главным образом, в порче инвентаря рабовладельца или в похищениях имущества его и, наконец, в бегстве в одиночку или массами от своих хозяев, что являлось наиболее распространенной формой скрытой борьбы с угнетателями.

Побеги рабов происходили как в военное время, так и в мирное. Но особенно часты были побеги во время войны, поскольку последняя ослабляла государство, вносила перебои в жизнь страны и тем самым создавала предпосылки для побегов угнетенных. Известно, что в начальный период пелопоннесской войны спартанские илоты убегали массами и готовы были поддержать афинян в борьбе со Спартой (Фукидид, IV, 41, 1—4; IV, 56,2). Еще раньше, в 464 г., мессенцы убежали от своих господ, объединились и подняли восстание, которое длилось более десяти лет (Фукидид, I, 101, 1—5; III, 54, 5). В 413 г., во время поражения афинской армии при Декелее, «более 20 тысяч рабов перебежало к неприятелю (спартанцам), в том числе и многие ремесленники». Это был столь тяжелый удар для Афин, их хозяйства, что вызвал не только хозяйственный, но и политический кризис, выразившийся в известном олигархическом перевороте 411 г. На побеги-рабов жаловался и Никий во время своей сицилийской экспедиции 414 г. Фукидид сообщает, что с кораблей афинского флота, действовавшего у Сиракуз, совершили побег все гребцы-рабы. Таким образом, флот был лишен возможности развернуть военные операции, что и предрешило печальный исход для Афин этой экспедиции в Сицилию. Об аналогичном побеге рабов, но уже на сторону афинян, говорит Фукидид, описывая взятие Хиоса афинянами в 412 г. Таким образом, в. социальной борьбе с хиосскими угнетателями рабы решили присоединиться к наступавшим афинянам, в которых они видели избавителей. Такие побеги рабов из одного лагеря в другой, из одного государства в другое государство не раз создавали прецеденты для дипломатических переговоров, для заключения особых на этот счет соглашений или даже для разрыва отношений между государствами древней Греции.

Известно, что во время восстания илотов в 464 г. в Спарте последняя вынуждена была обратиться за помощью к Афинам, и отряд Кимона был* направлен на помощь Спарте. Отношения между этими государствами стали натянутыми, когда оказалось, что отряд Кимона симпатизирует восставшим и не может справиться с возложенной на него задачей. За это отряд был выслан из Спарты. Нам известно также, что одним из поводов к возникновению пелопоннесской войны явился конфликт из-за того, что мегаряне дали приют у себя беглым афинским рабам. Это обстоятельство во все время пелопоннесской войны не исчезало, видимо, из памяти воевавших сторон и именно поэтому, может быть, во время перемирия в 423 г. в договор был включен пункт, согласно которому ни та, ни. другая из сторон не должна была принимать беглых рабов (Фукидид, IV, 118, 7). Более того, в знаменитом договоре 421 г. между Афинами и Спартой включено даже обязательство, по крайней мере со стороны Афин, помогать Спарте всякий раз, если только там произойдет восстание рабов (Фукидид, V, 23, 3). Рабовладельческие государства все время держали между собой контакт, когда дело касалось восстаний рабов, а за оказанную практически помощь одному государству со стороны другого последнее всегда вознаграждалось. Достаточно хотя бы вспомнить, как лакедемоняне благодарят Эгину за оказанную помощь Спарте при подавлении восстания илотов (Фукидид, 27, 2; IV, 56, 2). Следует вспомнить также и коринфский конгресс греческих государств, созванный в конце 338 г. после поражения Греции при Херонее. В числе пунктов декларации, принятой на этом конгрессе, был один, согласно которому все договаривавшиеся стороны обязаны были прекратить освобождение рабов, чтобы не произошло впредь каких-либо революций. Этот договор представляет для нас особый интерес, поскольку он уже под гегемонией Македонии организовывал коалицию рабовладельческих государств против Персии на основе прочной защиты всех устоев рабовладельческого строя каждого договаривающегося государства.

Оставим в стороне ряд интересных фактов из истории бегства рабов, из истории этой своеобразной, пассивной борьбы с поработителями, но следует, однако, сказать несколько слов о мерах борьбы рабовладельцев с этим явлением классовой борьбы. Кроме тех мер, о которых говорилось выше, т. е. мер дипломатического порядка, ограждавших государства от бегства рабов, и реальной помощи в борьбе с беглыми или восставшими со стороны другого государства, применялись и другие средства. Внутри государства, где особо часто наблюдались случаи бегства, на надлежащей высоте поставлена была организация розыска беглых рабов. В античных источниках мы имеем много любопытных данных об организации розыска рабов в древних государствах Греции. Известно, что помимо местной администрации города, которая привлекалась к розыскам, имелись также и частные контору сыщиков, принимавшие «заказы» на поимку беглых рабов. Ксенофонт приводит следующий интересный пример разговора о мероприятиях по розыску рабов: «…скажи, Диодор, если у тебя убежит ктонибудь из рабов, ты примешь меры к тому, чтобы его вернуть? И других прошу, клянусь Зевсом, объявляя о том, что выдам награду» (Ксенофонт, О Сократе, II, 10, 1—2). В эллинистическую эпоху выплата вознаграждения за пойманного раба достигала до трех медных талантов.

Если рабовладелец имел хорошую организацию сыскного дела на случай охоты за беглыми, то бегавшие рабы не имели возможности нигде скрыться. Всюду им угрожала выдача их прежним хозяевам. Единственным временным убежищем для рабов были лишь храмы, но при этом только некоторые из них имели такое право дать пристанище для раба. Из таких храмов известны были Тезейон в Афинах, храм Аполлона в Дельфах, храм в Гортине на Крите и некоторые другие. Спасавшийся от преследований раб мог найти пристанище в каждом из этих храмов; раба нельзя было насильно взять из этого храма, но зато голод или власть жреца в храме произносили над беглым свой приговор. Покидавший из-за голода храм как свое временное убежище вылавливался розыском, наказывался и вновь возвращался к своему господину. Наконец, жрец храма вообще имел право распорядиться судьбою беглого, мог передать его господину, приказать перепродать его другому или просто выгнать его из храма и тем самым поставить беглого под прямую угрозу привода его опять к господину. Только в Гортинском судебнике имелись определенные установления, регулировавшие если не права рабов, находившихся в храмовых убежищах, то во всяком случае произвол жрецов по отношению к беглым в храмах.

Несмотря на то, что латентные (скрытые) формы борьбы рабов характеризуются пассивными методами выступлений против угнетателей и, главным образом, выражаются в виде бегства, они все же имели большое значение в развитии классовой борьбы в древней Греции. Они подрывали хозяйство рабовладельцев, вносили дезорганизацию в политическую жизнь рабовладельческой общины, а в момент войны эти бегства, притом массовые, угрожали всему существованию рабовладельческого государства. И особенно это хорошо известно из истории Спарты. Следует заметить, что в раннюю пору греческой истории убегавшие рабы иногда образовывали целые колонии. Так, например, город Тарент, по преданию, был образован бежавшими из Спарты парфеииями (незаконными.

детьми порабощенных мессенцев от девушек спартанок); после второй мессенской войны побежденные илоты бежали в различные области: в Аркадию, на Родос, в Регий, а впоследствии в Сицилию.

Переход от латентных форм борьбы рабов с угнетателями к открытым характеризуется уже прямыми восстаниями рабов, что, несомненно, явилось более действенной формой борьбы с угнетателями. Восстания начались там, где скопления рабов были более значительные, где хозяйственная жизнь города или государства покоилась в значительной степени на труде рабов. К таким городам и государствам относятся Аргос, Мегары, Тиринф, Спарта, остров Хиос, города Сицилии и др.

Одно из самых ранних восстаний рабов в Греции, засвидетельствованное Геродотом, произошло в 494 г. в Аргосе. В этот год аргосские войска потерпели поражение от Спарты. Этим-то и воспользовались рабы, которые захватили обезлюдевший город и организовали там свое управление. «Аргос обезлюдел,—говорит Геродот,—до такой степени, что все дела поступили в ведение рабов, всем управлявших и распоряжавшихся, пока не возмужали сыновья погибших. Они тогда изгнали рабов и снова приняли Аргос в свои руки. После изгнания рабы с боя взяли Тиринф. Первое время между господами и рабами была дружба; но потом к рабам пришел некий прорицатель Клеандр, родом из Фигалии в Аркадии, он уговорил рабов напасть на своих господ. Отсюда возникла между ними весьма продолжительная война, из которой лишь с трудом вышли победителями аргивяне» (Геродот, VI, 83).

О другом раннем восстании (около 488—486 гг. до н. э.) мы имеем сообщение у Полнена, греческого писателя II в. н. э. Последний, рассказывая о борьбе города Селинунта (в Сицилии) против Карфагена, останавливается на любопытном эпизоде. После войны много павших селинунтян осталось перед городом совершенно непогребенными. Тогда один из младших командиров, по имени Фирон, предложил дать ему 300 рабов-дровосеков, с которыми бы он мог соорудить костер и сжечь трупы павших бойцов. Селинунтяне согласились на это. Фирон набрал нужных ему рабов, вышел из города и потом стал уговаривать их поздно вечером напасть на город и взять его. «Фирон,—говорит Полиен,—взяв с собою молодых и сильных рабов, снабдил их необходимым оружием и потом, заняв город, сделался тираном селинунтским» (Стратегемы, I, 28). У нас нет, к сожалению, более подробных и более авторитетных сведений, чем данные Полнена. Но и они очень интересны, поскольку передают нам один из эпизодов восстаний рабов в Сицилии. Известно, что и в городах Великой Греции, как, например, Селинунте, рабовладельческий строй рано сконструировался и что социальная борьба там достигала большого напряжения. Описываемый Поливном эпизод является одним из многих, позднее зафиксированных Фукидидом выступлений рабов в момент острой борьбы между демосом и аристократией, рабами и свободными. Говоря о Сицилии, о фактах классовой борьбы в городах Великой Греции, нельзя не упомянуть известного выступления рабов в Сиракузах иод руководством некоего Сосистрата. Об этом выступлении 414 г., как и о напряженной социальной обстановке в Сиракузах еще задолго до восстания, сообщают нам одновременно и Полнен и Фукидид (Фукидид, IV, 58—65; Полиен., I, 43). Восстание рабов во главе с Сосистратом было весьма значительное, и Гермократ, один из сиракузских полководцев, был не в силах что-либо предпринять для подавления мятежа. Тогда Гермократ пускается на хитрость: подсылает к вождю рабов Сосистрату диверсанта, который и разлагает лагерь рабов. Около 20 организаторов восстания были выданы, другие были схвачены и только 300 рабов убежали к афинянам, которые в это время осаждали Сиракузы. Это восстание 414 г. интересно для нас тем, что оно проходило в момент пелопоннесской войны, когда рабы легче всего могли выбрать момент для массового выступления против своих угнетателей. Интересен здесь и момент перехода восставших к врагам как форма борьбы.

В самой Греции выступления рабов чаще всего повторялись в Спарте. Это в значительной степени объясняется, очевидно, тем фактом, что там находилась. в порабощении громадная масса покоренного населения илотов, всегда готовых на восстание, на борьбу за возвращение своей независимости, имевшейся у них до завоевания Мессении. «Илоты,—говорит Аристотель,—устраивают мятежи против спартиатов; они постоянно на страже и подстерегают какую-нибудь неудачу спартиатов, чтобы напасть на них» (Аристотель, Политика, II, 6). О напряженной социальной борьбе между спартиатами и илотами передают, много интересных сведений Фукидид, Аристотель, Ксенофонт, Плутархи др. У Фукидида мы встречаем такую характеристику положения спартиатов: «Они испытывали страх перед буйством и многочисленностью илотов и все время только и готовились, чтобы в любой момент выступить для подавления часто возникавших вспышек восстания илотов (Фукидид, IV, 80, 3).

Мы укажем только на два известных своей продолжительностью и размахом восстания в Спар’те. Первое относится к 464 г. и называется обычно третьей мессенской войной. В этом году имело место сильное землетрясение, замешательством во время которого и воспользовались илоты, все порабощенные мессенцы, поднявшиеся теперь за освобождение своей страны. Размах восстания сразу же принял столь значительные размеры, что рабы уже после первых удачных рейдов против спартанцев направились было на самый город Спарту. Царь Архидам призвал все уцелевшие от землетрясения силы спартиатов, и только после двух кровопролитных битв (см. у Геродота, IX, 35; 65) рабы отступили и направились к Итоме, горе, представлявшей собой естественное укрепление. Даже будучи запертыми в ущельях этой горы, илоты не сдавались п продолжали борьбу долгое время. Насколько в затруднительном положении оказались спартанцы, указывает и тот факт, что последние вынуждены были обратиться за помощью, кроме других союзников, как эгинеты (Фукидид, II, 27; IV, 56), платейцы (Фукидид, IV, 54), мантииейцы (Ксенофонт, Греческая история, V, 2, 3), также и к афинянам, посылка которыми отряда Кимона имела столь скандальные для Афин последствия (Фукидид, 1, 102; Плутарх, Кимон, 16).

Это восстание длилось около десяти лет. После долгих усилий гора Итома была взята, движение илотов было подавлено. Многие мессенцы бежали и основали поселения в предоставленном им афинянами завоеванном городе Навпакте. Таков был исход этого грандиозного восстания в Спарте.

Чтобы закончить характеристику выступлений рабов в Спарте, остановимся еще на восстании илотов в 425 г., во время пелопоннесской войны. В это время экспедиция афинского флота во главе с Демосфеном подступала к гавани Пилосу на западном берегу Пелопоннесса. Узнав об этом, илоты решили отложиться от Спарты, поднялись и даже предложили свои услуги афинянам. Они стали опустошать прибрежные области, устрашили спартанцев, вновь укрепились на горе Итоме и как бы блокировались с афинянами против Спарты (Фукидид, IV, 56, 2; IV, 41, 1—4). Может быть, именно этот факт выступления илотов и был решающим фактором той афинской победы, которая, как известно, была связана с захватом гаДани Пилос и острова Сфактерии.

Изучение материала социальной борьбы в древней Спарте может еще вскрыть новые и новые, редко приводимые в обычных курсах истории Греции данные о_> восстаниях рабов и бедноты.

Из других районов Греции, где наблюдалось большое количество рабов, был остров Хиос. По сообщению Геродота, этот остров взял даже монополию доставки на Восток, в Эфес и Сарды, для вывоза в гаремы Персии красивых юношей; последних выбирали обычно из рабов и превращали в евнухов. Неудивительно, что в результате скопления на острове значительных масс рабов восстания последних были обычным явлением. Но наиболее значительным из них явилось знаменитое восстание Дримака, засвидетельствованное в рассказе у Нимфодора (Афиней, VI, 267—272).

Доведенные до отчаяния рабы на Хиосе, как это передается в дошедшем до нас рассказе, бежали в горы, укрылись там и оттуда совершали набеги на своих господ, подвергая их разорению и грабежу. Предводитель восстания принудил господ к отдаче всего имущества. После нескольких битв с рабовладельцами Дримак согласился на перемирие и заключение договора. По этому договору вождь рабов обеспечивал последним защиту от посягательств господ. Такое продолжительное и унизительное положение стало для хиосских собственников нетерпимым. Рабовладельцы обещали большую сумму тому, кто доставит Дримака живым или мертвым. Далее из рассказа видно, что Дримак трагически погиб. Но после этого, говорится в легенде, рабовладельцам стало не лучше. Новые выступления рабов стали настолько значительны, что господам пришлось даже вспомнить, что при Дримаке было для них во много разлучше. И Дрымаку, так заканчивается рассказ, был даже поставлен памятник как «благодетельному герою», разрешавшему все споры между господами и рабами в порядке договора, в котором фиксировались условия и тех и других. Не приходится говорить о том, что этот рассказ содержит в себе много легендарного, в нем ясно заметны следы позднейшей переработки в угоду рабовладельческой идеологии. Мифом о «благородном герое» рабовладельческие писатели выдавали свои затаенные мысли о вреде восстания, о желательности «договоренности», пропагандировали эти взгляды среди угнетенной части населения с целью удержать его от восстаний. Таково это восстание конца III в. до н. э.

В заключение остается сказать, что восстания рабов проходили иногда совместно с движениями бедноты. История Греции дает нам немало примеров совместной борьбы угнетенных. Известно, что боровшиеся в V в. политические партии города Платеи втягивали в борьбу и рабов. Из сообщения Диодора Сиракузского мы знаем, что рабы этого города выступали на стороне демократов (,Диодор, XIII, 41). Подобное же явление мы наблюдаем и на острове Керкире во время событий 427 г. до н. э. Когда там разыгралась гражданская война, то обе стороны, и аристократы и демократы, «посылали на окрестные поля вестников, призывая на свою сторону рабов обещаниями свободы; большинство рабов примкнуло к народу», к демократической партии (Фукидид, III, 73). В 399 г. в Спарте былдэаскрыт заговор Кинадона, целью которого— свержение господствовавшего политического строя. Главной своейопорой Кипадон считал илотов (Ксенофонт, Греч. ист. 111,3,5—11).

В борьбе против рабовладельческого гнета рабы и беднота старались объединиться и вместе бороться с господством угнетателей.

Из истории Греции можно наблюдать, что борьба с рабами причиняла беспокойство рабовладельцам и держала их в постоянном напряжении. Принимались самые различные меры для предупреждения восстаний. Платон советует в «Законах» «не иметь рабов одной и той же национальности, поскольку это возможно, иметь рабов, говорящих на разных языках, если только желательно, чтобы они лучше переносили рабство», не могли сговориться между собой и подняться на восстание (Платой, Законы, VI, 777а). Но никакие преграды не могли задержать развития классовой борьбы, постоянных выступлений рабов, полных ненависти к угнетателям и готовых, как это сообщает Ксенофонт в отношении илотов, «с радостью пожрать спартиатов даже живыми», если бы только представился для этого случай.

Эту ненависть не скрывали и угнетатели, которые устами Платона говорили, что рабы—это такая собственность, обладание которой влечет много неприятностей. «Ведь рабы никогда не будут друзьями своих владык» (Платой, Законы, VI, 757а).

Борьба богатых и бедных, рабовладельцев и рабов, свободных и неполноправных составляла основное противоречие греческого общества.

Как видно из вышесказанного, греческие писатели и эпиграфические памятники древности оставили много сведений о формах социальной борьбы в первых классовых обществах Греции.

С возникновением рабовладельческого общества и государства внимание политиков и философов систематически обращалось на изучение социальных столкновений различных классов. Как известно, Аристотель должен был в своем трактате «Политика» посвятить истории различных восстаний и социальных движений целую книгу (пятую). По мере развития рабовладельческих обществ Греции писатели того времени не только свыкались с этим фактом социальной борьбы, но в оправдание его строились различные политические теории (Платона, Аристотеля и др.), причем, как это видно из вышеприведенных взглядов Платона, самый факт восстаний и борьбы считался вполне закономерным явлением социального строя рабовладельческих республик Греции.

Все восстания рабов в Греции, как правило, терпели поражения. Объяснение этому факту надо искать в закономерностях развития рабовладельческого общества.

Рабы и беднота поднимались иногда на грандиозные восстания, но угнетенные не представляли себе иного строя, кроме существующего. В социальной борьбе они не сознавали ясно, какие новые порядки нужно создавать.

Поэтому отсутствие ясной цели в социальной борьбе и определенного плана общественного переустройства были одной из главных причин поражения рабов и бедноты в их восстаниях во всех полисах древней Греции.

• [1] Энгельс, Происхождение семьи, частной собствен, и гос. 1938, стр. 165.
• [2] «История ВКП (б)». Краткий курс, стр. 120.
• [3] 8 К. Бюхер, Очерки экономической истории Греции, Л. 1924, стр. 18,
• [4] К. Бюхер, Восстание рабов 143—129 гг. до и. э., Л. 1924 г.
• [5] Э. Мейер, Экономическое развитие древнего мира, Л. 1922, стр. 108.
• [6] 8 Там же, стр. 10G.