А. Искусственные деления

Каждая наука начинается с делений, которые исходят из описания и основаны на отдельных признаках, следовательно с делении искусственных. Они могут быть очень различны и по ним можно проследить все постепенное развитие науки; особенно легко это сделать на системах растений. Первые деления заимствуют свое основание из внешней цели, как, например, применение растений человеком; далее идут деления по величине и внешней форме, пока не доходят до незначительных признаков, которые являются, однако, более постоянными и характерными для предмета. На этой ступени стоит искусственная система растений Линнея. В наше время на такие искусственные системы смотрят пренебрежительно, но это несправедливо: они имели большое значение для развития науки, отчасти имеют его и до сих пор. Будучи основаны на определенном, легко познаваемом признаке, они дают возможность легко обозреть все многообразие явлений и позволяют быстро включить в систему каждый новый предмет. Но они не принимают во внимание причинной зависимости явлений и поэтому не попадают в самую суть дела, следовательно не удовлетворяют собственно научного стремления к познанию, направленного на отыскание причинной зависимости и генезиса явлений. К числу особенностей искусственного деления относится то, что оно обращает больше внимания на резкое отграничение предметов, чем на полный охват их сущности.

География тоже имела свои искусственные деления и до сих пор еще по большей части стоит на этой ступени, правда не в теории, но в обычной практике.

Сюда относится прежде всего деление земной поверхности на государства, государственные провинции и округа. Это деление является данным для государствоведения, но не для географии, которая в настоящее время уже не сводится к государствоведению, а занимается также изучением природы стран со всеми ее важными для человека условиями. Ибо если политическая география и рассматривает государства о их территорией как однородные организмы, то другие отрасли географии могли бы увидеть в них пространства с определенным своеобразием только в том случае, если бы можно было доказать, что территории государств всегда совпадают с природными областями или на них ориентируются, чего на самом деле нет, или что принадлежность стран к тому или иному государству имеет такое большое значение, что перед ним первоначальные природные различия исчезают или отступают на задний план, что тоже не соответствует действительности.

Я не могу согласиться с Кирхгофом, когда он, в противоречие со своими прежними воззрениями, объявляет германское государство единой и цельной природной областью, причем, например, Баварские Альпы отделяются от Тирольских. Фактическое деление на государственные области держится по большей части на внешних основаниях. Особенно перевешивает интерес в сторону государствоведения над интересом географическим в большинстве справочников, предназначенных для практического употребления, хотя бы эти справочники и называли себя географическими; то же самое можно сказать и о многих школьных учебниках. Деление по государственным областям легче всего — оно избавляет авторов от всякой работы мысли; противоестественность (Unnatur) такого деления не замечается до тех пор, пока речь идет не о научной обработке материала, а о нагромождении фактов странои градоведения. Более основательной является третья причина, заключающаяся в том, что большая часть сырого географического материала собирается государственными органами и поэтому может быть подвергнута целостной обработке только по отдельным государственным территориям. Монографии, которые опираются главным образом на такого рода материалы, должны ограничивать свою область границами государства. Но при изображении более обширного пространства, при котором все равно приходится иметь дело с разнородным материалом, государственные границы можно принимать только тогда, когда они совпадают с природными или оказывают внутри однородной по природе области большое географическое влияние. Но если даже в больших культурных государствах значение государственных границ отступает на задний план по сравнению с природными влияниями, то тем более это будет иметь место по отношение к государствам с более низкой культурой, к мелким государствам и частям государств — провинциям, округам и т. д.

Вместо теперешних изменчивых государственных образований берутся иногда более прочные исторически сложившиеся государственные образования. Нельзя сказать, чтобы эта мысль впервые родилась во времена Наполеона, но именно в эти времена она приобрела особенное значение и имела свое основание в постоянных политических переменах этой эпохи. Постоянные изменения политической карты приводили к тому, что территориальное деление, принятое в какой-либо географической работе, оказывалось при исключительно быстром ходе событий устаревшим прежде, чем она выходила из печати. Этим изменчивым государственным образованиям нельзя было придавать никакого сколько-нибудь глубокого значения. Таковым обладали скорее территориальные рамки прежних государств и провинций, из которых многие насчитывали уже несколько столетий; они отличались большим своеобразием населения, а вместе; с тем и природы, тем более что с течением времени, в результате ряда территориальных уступок и приобретений они более или менее совпадали с природными областями. В периоды большего политического спокойствия эту разницу между делением административно-политическим и природным не приходится так подчеркивать, а перед мировой войной вряд ли кому даже пришло бы в голову возвращаться к старому административно-политическому делению. Исключением здесь могло бы быть разве только прежнее деление Франции на провинции, которые, в противоположность департаментам, частично совпадали или с природными ландшафтами или о областями однородного населения. Мировая война вновь доказала непрочность государственных границ и делений, а мирные договоры установили, вместо прежних, еще менее естественные и менее прочные государственные образования и границы, так что подведение природных областей под государственные границы потребовало бы большой переделки здания учебной системы географий и при этом разорвало бы важные естественные связи. Поэтому не вполне понятно, почему многие школьные учебники именно теперь возвращаются к отвергнутому уже делению на государственные единицы.

Некоторые географы хотят поставить на место действительных государств настоящего или прошлого времени, так называемые природные области политической географии (Ратцель), т. е. такие области, которые при естественном ходе вещей, если бы в дело не вмешивался человеческий произвол, были бы государственными областями, т. е. как бы потенциальные политические области. Но это понятие вызывает вообще большие сомнения, потому что пригодность данных границ для государственной области изменяется вместе с развитием поселений, транспорта, хозяйства и т. д. К тому же целесообразно организованная государственная область вовсе не должна совпадать с природной областью, напротив, именно стремление к хозяйственному дополнению территории часто ведет к государственному объединению разнородных районов.

В основу территориального деления в географии часто кладутся также области рас, народов или племен. Несомненно, что таковые являются важными географическими факторами, так как различные народы, с их сохраняющимся в течение столетий и даже тысячелетий образом жизни и хозяйства, если даже и не заселяют государственно замкнутых областей, могут наложить определенный отпечаток на страну, не говоря уже о том, что пределы их расселения часто о самого начала совпадают со странами определенных природных свойств. Но и эти влияния так же, как влияния государственные, отступают на задний план по сравнению с более крупными природными факторами, и одностороннее выпячивание влияний этнографического порядка неизбежно ведет к искусственности деления.

Уже с глубокой древности как в обыденной жизни, так и в науке, наряду с делением земной поверхности по признакам политическим и этнографическим, имело значение деление, основанное на природных признаках, которое напрашивалось человеку на низшем культурном уровне еще больше, пожалуй, чем теперь, а именно разграничение посредством морей. Острова, а также и полуострова с узким соединением с материком всегда рассматривались как индивидуумы. На разделении морями основывается и различение частей света, которое для старого мира сложилось еще у финикийских и греческих мореплавателей. Успехи географического знания доказали, однако, ошибочность разграничения посредством морей именно в применении к этому самому важному и самому крупному делению. Это разграничение земных пространств, долгое время бывшее единственным основанным на природных условиях и укоренившееся настолько, что против него никак нельзя и идти, лишь отчасти соответствует природным условиям, в остальном является условным^[1]. Банзе не говорит об этом ничего нового, а отличается от нас других только тем, что он верит в возможность уничтожить привычное деление на части света. Боюсь, что его попытка окажется борьбой рыцаря Ламанчского с ветряными мельницами.

Когда в XVII и XVIII веках стремившаяся к научной постановке дела школа географов стала отходить от административно-политического деления территории и искать границ естественных^[2], то многие при этом вполне естественно ухватились за деление по частям света, а также за острова и полуострова; точно так же и внутренние воды как стоячие, так и текучие, везде должны были служить границами. Но наряду с этой возникла скоро другая школа, которая, хотя тоже подчеркивала значение водных пространств, но видела в них не границы, а напротив связь, границы же относила к водоразделам. Представители обеих школ вели между собой продолжительный спор, на который сильно влияли политические тенденции, и в котором одержало научную победу в общем последнее из направлений. Теперь мы должны сказать, что оба эти деления искусственны и оправдываются только при известных условиях. Ни противоположные берега рек, озер или мелких морских каналов, ни противоположные стороны водоразделов не должны обязательно обнаруживать существенных различий в природе, и на самом деле эти различия не выходят за пределы обычных. Реки являются границами различных природных образований очень редко, именно в тех случаях, когда они на больших расстояниях своего течения следуют по важным тектоническим линиям, как, например, большие продольные реки Альп или Рейн от Шура до Боденского озера. Даже государственными и этнографическими границами реки служат лишь в меньшинстве случаев. Водоразделы действуют несколько сильнее в качестве границ, потому что речные области представляют собой не только гидрографические единства, но косвенно оказывают решающее влияние и для многих других условий. Но это действие отнюдь не всегда простирается на остальные царства природы. В основе переоценки и географического значения речных бассейнов лежало неправильное представление о том, что водоразделы будто бы всегда совпадают с горными хребтами; опровержение этого воззрения ограничило также и оценку значения водоразделов в качестве границ. Если речные бассейны тем не менее и теперь часто кладутся в основу географического деления и если они ставятся так высоко даже таким человеком, как Элизе Реклю, то они обязаны этим преимущественно возможности более резкого отграничения, чем это обыкновенно имеет место при собственно природных разделениях.

От такого гидрографического разграничения легко подошли к разграничению орографическому, причем на место водоразделов поставили горы и различали их разные склоны и окаймленные горами бассейны как природные области. На самом деле по разные стороны горного хребта и климат, и растительный покров, и население, и государственное устройство часто бывают резко различны, а горы, как единая форма поверхности, разрезаются линиями гребней. Разделение всей земли по гребням гор было возможно только до тех пор, пока на земной поверхности предполагался связный горный остов. Но с тех пор, как такой остов исчез о наших карт и обнаружилось, что на обширных пространствах вообще нет гор, а во многих горных странах нет господствующих гребней, горные хребты не могут уже быть признаны в качестве универсальных границ, так как они не удовлетворяют главному требованию всех искусственных делений, а именно легкой и общей применимости.

Можно было бы припомнить и другие искусственные деления земной поверхности, но они не играли никакой роли, так что нам не стоит на них останавливаться.

Основанные да простых признаках системы искусственного деления обеспечивают, правда, удобный обзор земной поверхности и возможность более или менее резкого разграничения, а вместе с тем и бесспорного распределения и локализации географических фактов, но ни одна из этих систем не охватывает географического многообразия хотя бы до некоторой степени; скорее даже все они остаются довольно чужды большинству остальных признаков за исключением тех, которые положены в основание деления. Всестороннее рассмотрение природных условий, которое представляет собой главную задачу географии, под прессом таких искусственных делений невозможно.

• [1] См. мой доклад «Uber den Begriff der Erdteile und seine geographische Bedeutung.Verh. des X deutschen Geographentages zu», Stuttgart 1893, стр. 188 и след. и?. Wisotzky, DerBegriffkontinent в книге «Zeitstromungen in der Geographie», Leipzig, 1896, стр. 353 и след.
• [2] E. Wisotzky подробно рассмотрел это течение в своей статье о чистой географии («Zeitstromungen in der Geographic», Leipzig 1897, стр. 193 и след.).