Зрелый романтизм. 
История зарубежной литературы xix века

Натаниэль Готорн

Творческое наследие Натаниэля Готорна (1804—1864) сравнительно невелико и неравноценно. Главную его часть составляют сборники рассказов, четыре романа («Алая буква», 1850; «Дом о семи фронтонах», 1851; «Блайтдейл», 1852; «Мраморный фавн», 1860), книга очерков «Наша старая родина» (1863), несколько книг для детей.

Творчество Готорна обладает редкой в истории литературы верностью теме и избранной позиции. Писатель родился и почти всю жизнь прожил в Новой Англии. Новая Англия была и миром его художественных произведений, не только географическим и политическим, но прежде всего историческим, интерпретированным в категориях интеллекта и нравственности. Он ощущал себя наследником вековых традиций, преемником поколений нредков-пуритан.

Подобно многим современникам, Готорн испытывал острую неудовлетворенность состоянием общества, ощущал противоречие между демократическим идеалом и реальной действительностью и в поисках корней общественного зла обращал свои взоры к человеческой личности, ее душе, к «тайнам человеческого сердца». Писатель скептически относился к идее божественности человеческого сознания, на которой трансценденталисты построили теорию «доверия к себе». В его представлении душа человека была вместилищем некой диалектической субстанции добра-и-зла, где оба компонента гак переплелись, что их трудно различить, а попытка уничтожить один из них ведет к уничтожению жизни. Отсюда мысль о невозможности совершенства, нередко возникающая в качестве сюжетного мотива во многих произведениях писателя, где стремление к совершенству неукоснительно имеет трагический исход.

Одно из основных убеждений Готорна состояло в том, что современное зло имеет корни в прошлом, что для общества и человека нет ничего губительнее, чем власть прошлого над настоящим. Поскольку Готорн рассматривал проблему в категориях нравственности и на уровне личностного сознания, само понятие прошлого у него утрачивало черты исторической конкретности, приобретало легендарные очертания, становилось почвой, материалом для морально-философских обобщений. Недаром он настаивал на праве писателя следовать путями воображения, не считаясь с фактами и документами, сохраняя только «достоверность общих контуров». Поэтому писатель ушел от классического типа исторического повествования. Он писал не об истории, а о прошлом, его интересовал дух времени, сознание людей, нравственные принципы, которыми они руководствовались в своих деяниях.

Готорн вошел в литературу в 1830-е гг. как новеллист. Высшими художественными достижениями первого периода его творчества стали сборники «Дважды рассказанные рассказы» (1837 и 1842) и «Мхи старой усадьбы» (1846).

Готорн охотно экспериментировал в области краткой прозы. Некоторые его новеллы выдержаны в духе эссе, без попыток внести в них хотя бы некоторое подобие сюжета; другие построены на использовании старинных преданий, легенд, мифов; третьи приближаются по своей художественной структуре к притче; четвертые близки к ирвинговским зарисовкам. Тем не менее во всем этом разнообразии нетрудно уловить некое единство, обусловленное общностью проблематики, откровенной назидательностью, постоянством авторского взгляда на мир. В его рассказах наблюдение, описание и размышление всегда важнее, чем сюжетное развитие, которое обычно имеет более или менее условный характер.

Сплошь и рядом писатель вообще отказывался от разработки оригинального сюжета, довольствуясь реализацией распространенных метафор и сравнений. Готорн превращает метафоры в сюжеты и тем самым в повод для моральных рассуждений: священник скрывает от людей лицо под вуалью («Черная вуаль священника»), в груди человека поселяется змея («Змея в груди»), автор беседует со своим двойником из «Зазеркалья» («Месье де Зеркалье»), снежная девочка играет с детьми («Снегурочка»). Изначальная метафора постепенно преобразуется в обобщающий символ нравственной жизни современного общества.

В 1850-е гг. Н. Готорн обратился к романному жанру. Самые известные его произведения этого периода — романы «Алая буква» и «Дом о семи фронтонах». Во многих отношениях эти, как, впрочем, и последующие, романы писателя близки к его новеллам. В них мало персонажей, и почти отсутствует действие. Главные события, определяющие судьбу героев, выведены за пределы повествования. Они где-то в прошлом, в памяти действующих лиц, в легенде, которую можно трактовать как угодно. Характеры в его романах почти лишены внутренней динамики. Герои мыслят и действуют в системе категорий души, совести, греха, вины и т. п. Главный интерес для писателя представляют нравственные последствия злодеяния или грехопадения. Равным образом огромное значение для него имел умысел, тайное намерение, порой даже неосознанное. Человек безгрешный в помыслах и деяниях, с его точки зрения, — редчайшее исключение. Все остальное человечество составляют три категории грешников — изобличенные в свершении безнравственных деяний; свершившие такие деяния, но неизобличенные; умыслившие, но не свершившие зла. Вспомним всеобъемлющую аллегорию «Алой буквы»: Тестер носит на груди вышитый алый знак — она свершила зло и изобличена; у Димсдейла алый знак горит на коже, скрытый от посторонних глаз, — он свершил, но не изобличен; богобоязненные и добродетельные прихожане ощущают покалывание в груди при встрече с Тестер — они умыслили, но еще не свершили. Человечество представлялось Готорну великим братством во грехе.

Для Готорна, как и для трансценденталистов, духовное бытие Америки, ее нравы и доминирующие моральные принципы являли собой множественную проекцию той внутренней реальности, которую мы именуем нравственным сознанием личности. Программа преобразования действительности, по Готорну, должна была начинаться с «очищения сердец», однако писатель отвергает идею полной автономии личности, столь дорогую сердцу Эмерсона и Торо. Связи, объединяющие людей, представлялись ему многообразными, охватывающими многие сферы человеческой деятельности. Но первое место среди них, бесспорно, занимали те, что преобразуют индивидуальную нравственность в общественную мораль.

В подтексте романов и рассказов писателя нередко возникает мысль о наличии некой высшей силы, направляющей деятельность человека, об универсальном законе, о «всесильном провидении», над которым человек не властен. Готорн уповает на преобразующую и очищающую силу Красоты и Творчества («Мастер красоты», «Деревянная статуя Драуна», «Снегурочка»), и главные надежды он возлагает на внутренние возможности человека — на способность к любви, на силу духа и свободную мысль.

Вполне естественно, что Готорн тяготел к символической интерпретации действительности. Нередко его считают родоначальником романтического символизма в американской литературе. Рассказы и романы Готорна до предела насыщены символами, простыми и сложными, универсальными и локальными, но всегда (или почти всегда) неопределенными. Готориовский символ — нерасторжимый синтез идеи и образа, которые только и могут существовать в слитном единстве.