О заявлениях и требованиях терапевта

Никогда нельзя (уподобляясь малопригодному к деятельности в психиатрическом отделении санитару или армейскому сержанту) предъявлять пациенту требования, типа: «Вы должны лечь на кушетку», «Нет, головой не в эту сторону», «Вы должны приходить ко мне 4 раза в неделю всегда в одно и то же время», «Вы должны платить мне в конце каждой сессии» и т. п. Мы уже, кажется, обсуждали это, но вернемся еще раз.

В принципе, это нормальные или почти нормальные требования, но все эти проблемы должны ставиться и решаться на основе кооперативных отношений с пациентом, а предложение обсудить их всегда формулируется в сослагательном наклонении, оставляя возможность выбора и право решения за пациентом. И тогда те же фразы приобретают качественно иную форму: «Как вы смотрите на то, чтобы лечь на кушетку?» Далеко не все пациенты соглашаются сразу — не так то просто оказаться в беззащитной позе в присутствии другого (пока еще) незнакомого человека, а для тех, кто страдает посттравматическим стрессовым расстройством с выраженным синдромом «страха нападения сзади», это может быть и вообще невыносимым. Поэтому если пациент говорит: «Нет» — или — «Я не хотел бы (или — не готов)», — с ним, безусловно, следует согласиться, одновременно заручившись его согласием вернуться к обсуждению этого вопроса через несколько сессий. Специалисты знают, что использование кушетки имеет веские физиологические и психологические основания, но пациент вовсе не обязан знать этого (поэтому со временем можно отдельно прояснить этот вопрос). Об этом, кажется также, уже упоминалось, но повторю еще раз: когда пациент впервые занял положение на кушетке или в кресле напротив вас, всегда уместно поинтересоваться: удобно ли ему, не попадает ли ему в глаза свет от лампы терапевта, не нужен ли ему плед, достаточно ли ему одной подушки и т. д.

Мы должны постоянно демонстрировать пациентам свои лучшие (материнские) качества. Почему все-таки материнская роль, а не отцовская (которая была, например, гораздо ближе 3. Фрейду)? Терапевтический опыт показывает и одновременно позволяет сформулировать гипотезу, что почти все мужчины женятся на «мамах» («реальных», аналогичных, избираемых от противного или воображаемых) и почти все женщины выходят замуж за «мам» — всем хочется именно той безраздельной близости и (даже физического) слияния со значимым объектом, частью которого он или она когда-то были, поэтому и психоаналитику приходится чаще принимать материнскую роль. Возможно, кому-то из коллег-психоаналитиков такое объяснение покажется чрезмерно упрощенным, но моя практика показывает, что оно — работает.