«Пятое поколение» руководителей

Вслед за обновлением китайского партийного руководства на XVIII съезде КПК (ноябрь 2012 г.) и администрации на сессии ВСНП в марте 2013 г., когда Генсеком ЦК КПК, Председателем КНР, а также Председателем ЦВС КНР стал Си Цзиньпин (Xi Jinping) (относящийся к когорте китайских «принцев» — «тайцзыдан», т. е. занимающих высокое положение детей известных родителей), а Премьером Госсовета — Ли Кэцян (Li Keqiang) (они 1953 и 1955 гг. рождения), в политике и идеологии появились новые тенденции и приоритеты. Подтвердилось мнение экспертов относительно того, что складывается новая система баланса власти между «шанхайцами» и «комсомольцами» (Ли Кэцян в 1980;х гг. работал в центральном аппарате китайского комсомола под началом Ху Цзиньтао), обозначаемая формулой «одна партия — две фракции». Впрочем, КПК предпочитает не выносить на публику внутренние проблемы, подчеркивая свою монолитность и общенародность, что было продемонстрировано во время суда над Бо Силаем, когда его развенчание и ниспровержение ни в коем случае не связывалось с политикой и идеологией, а свелись к обвинению в коррупции и злоупотреблении административными полномочиями и осуждению на пожизненное заключение. Наиболее заметным событием в сфере политической идеологии стало появление в качестве концептуально «бренда» Си Цзиньпина лозунга «китайской мечты» (чжунго мэн) — осуществления великого возрождения китайской нации, являющегося выражением чаяний нескольких поколений китайцев. На XVIII съезде КПК были провозглашены две «столетние цели»: к столетию создания КПК «завершить строительство общества малой зажиточности (сяокан)», включая восстановление юрисдикции Пекина над Тайванем, а в середине века — к столетию образования КНР (2049), построить «богатое, сильное, демократическое, цивилизованное и гармоничное модернизированное социалистическое государство», достигнув такого же уровня, как в начале XIX в., когда доля Китая в мировом валовом продукте составляла одну треть. Китайская пропаганда стремится использовать «китайскую мечту» в качестве мотива возрождения нации после унижений со стороны иностранных держав, начиная с опиумной войны 1840 г., для создания общественного консенсуса и формирования позитивного внешнего облика страны. Си Цзиньпин уже накопил опыт международного общения и зарекомендовал себя лидером, чья осторожность, но отношению к политическим преобразованиям и консерватизм в сфере идеологии (напомним, что его комсомольская карьера приходится на период «культурной революции») не позволяют ожидать быстрых и заметных изменений. Более того, мы являемся свидетелями укрепления позиций центристского дискурса, духа сближения верхов и низов с акцентом на скромный и бережливый стиль управления как основу идейной стабильности в стране, ибо критика реформ со стороны «новых левых» и осуждение мобилизационной экономики со стороны реформаторов грозят, особенно в условиях кризиса перепроизводства и сокращения темпов прироста ВВП, перечеркнуть все, что было сделано за шесть десятилетий под руководством партии.

Предполагается, что руководящий тандем Си Цзиньпина и Ли Кэцяна будет находиться у власти в течение десятилетия. Несомненным прогрессом в эволюции политической системы в направлении поддержания баланса интересов внутри руководства и сдерживания авторитаризма является запрет практики пожизненного пребывания на руководящих постах, введение регулярного обновления и омоложения состава руководящих работников, а также то, что лидер КПК уже не имеет возможности единолично назначать своего преемника. Сейчас, с объективной точки зрения, требуется смена модели экономического роста, опирающейся на дешевую рабочую силу, высокие затраты капитала и природных ресурсов. Однако переход на менее ресурсоемкий инновационный путь развития уперся, как это уже неоднократно случалось в истории Китая, в политико-хозяйственную матрицу системы: госсектор, олигархические банки, институционализированную монополию уже 85-миллионной КИК на власть. Это ведет к дальнейшей консолидации правящей элиты, усилению ее замкнутости и обособленности, а стало быть, и к углублению пропасти между относительно малочисленной верхушкой общества и широкими массами.

Процесс институциональной модернизации явно отстает от темпов реформирования экономики КНР. Ярким подтверждением этого явились решения III пленума ЦК КПК 18-го созыва, вновь принявшего программу всесторонних глубоких реформ, направленных на усиление роли рынка в перераспределении ресурсов и преодолении социального неравенства. Едва ли не единственным «достижением» в сфере политической модернизации является постадийная, предполагающая не «выборы без выборов», а консенсус в ходе многочисленных согласований, и предсказуемая смена и омоложение правящей элиты: сперва в партии, а затем в иных подконтрольных ей институтах. При этом представления о том, что якобы развитие КНР полностью подчинено единой воле «вертикали» авторитарной власти КПК, являются иллюзорными.

В Китае отсутствует ряд социальных условий и институтов, связанных с тем, что К. Ясперс (К. Jaspers) называет «демократическим образом жизни», подразумевающим долгие годы самовоспитания народа в ходе исторического процесса, выработки у основной массы граждан сознания свободы. Усложнение социальных структур, появление и усиление новых социальных противоречий все более обнаруживают недостаточность существующих средств для увязки конфликтующих интересов, делают все более актуальными расширение арсенала таких средств и выработку новых, балансирующих подходов в социальной политике.

В роли средства, повышающего устойчивость китайского образа жизни и его способность решать свои проблемы, выступают факторы культурного наследия, такие как дисциплинированность и организованность китайцев, высоко ценящих моральные заповеди конфуцианства, чувство долга, умение неустанно трудиться и сохранять тысячелетнюю культуру труда и традиционные формы досуга, почтение к традициям и к старшим, умение довольствоваться малым и при этом постоянное стремление к повышению своего социального статуса и к состязательности. Именно традиционные морально-этические ценности, императивом которых является стремление к гармонии и бесконфликтности и которые основаны на умении довольствоваться малым и по некоторым своим креативным и инновационным параметрам превосходят «ценности протестантизма», обозначенные М. Вебером, помогают китайцам смягчить действие слепых сил рынка и снизить социальные издержки реформы.

Впечатляющие темпы роста китайской экономики, расширение рыночного регулирования хозяйственной жизни, развитие механизма конкуренции, создание сверхльготного режима, особенно в «специальных экономических зонах», для иностранных инвестиций, формирование новых финансово-экономических структур и развитие индивидуального и частного предпринимательства — все это, в условиях современного Китая, достаточно гармонично сосуществует с такими традиционными институтами, как преобладание ограниченных, неполноценных форм собственности; цеховая организация ремесленничества и мелкой розничной торговли по всей стране; «финансовый подряд» на уровне провинций; «пирамида» кланово-земляческих отношений, играющих важнейшую роль в трудоустройстве и предпринимательской деятельности; появление таких странных учреждений, как «политические» банки, где директор зачастую является «по совместительству» секретарем «большого парткома»; реанимированный институт «долгового рабства» в деревне и городе; периодически вводимое замораживание цен, операций с недвижимостью и постоянное внеэкономическое вмешательство государства в функционирование рынка.

Об известной архаизации государственного устройства свидетельствует, в частности, то, что в условиях демонстрируемого стремления к повышению эффективности управления в КНР возрождается некий аналог традиционной экзаменационной системы в виде курируемого Орготделом ЦК КПК и Министерством кадров общенационального института «государственных служащих», а перед лицом чрезвычайно тревожных масштабов коррупции сегодня по всей стране возрождается курируемая Министерством контроля Госсовета система финансово-контрольных и аудиторских структур в духе традиционного Цензората. В результате даже выпускники таких «кузниц кадров», как Партийная школа ЦК КПК, Государственная административная академия, их филиалы в провинциях, Центральная академия национальностей, Академия военных наук Китая, Академия национальной обороны НОАК и др. не чувствуют себя элитой — властительницей дум, двигателем развития, совестью нации, а ощущают себя лишь винтиком в огромной бюрократической машине. Следует также отметить приниженное положение личности и общественных институтов перед государством, подчиняющим интересы общества корпоративным интересам; преобладание во всех сферах системы «неформальных» личных связей («гуаньси»), что ведет к «телефонному праву», кредитным преференциям, налоговым льготам, изъятию за бесценок земли в деревне и жилищ в городах в целях реконструкции, экспортно-импортному протекционизму и спонтанному росту коррупции и непотизма на всех уровнях общественной пирамиды.

Это важно!

Сейчас завершается очередной «цикл» эволюции китайского социума, и мы являемся свидетелями возвращения Китая на твердую и веками проверенную почву китайской конфуцианской традиции, обогащенной современными достижениями производства и культуры.

Неизбежным стержнем выступает «партия-государство» как олицетворение единства власти и собственности, политики и экономики, базиса и надстройки, дополняемого смычкой властной и хозяйственной элит, скрепляемой родственными, брачными, приятельскими и иными узами. Таким образом, повторяется уже не раз встречавшаяся в истории Китая ситуация, когда подавляются низовые сегменты общества, развивающиеся быстрее, чем контролирующая их политическая система. Это тормозит созревание и диверсификацию общественных и политических сил, способных придать модернизационным процессам устойчивый и долговременный характер, ибо пропагандируемая традицией отлаженная система регулярной ротации руководителей и меритократия (система, поощряющая карьерный рост по заслугам, а не в силу лояльности или коррупции) еще не гарантирует автоматическое повышение компетентности властной элиты. Спорадические призывы к политической реформе сами по себе еще не создают предпосылки для стихийной демократизации в духе «цветных революций» и демонтажа однопартийной системы.