Численность городского и сельского населения

Данные о динамике численности городского и сельского населения почти за двухсотлетний период приведены в табл. V. 10. Эти сведения лишь приблизительно отражают общие тенденции в изменении городского и сельского населения. Самое важное состоит в том, что с начала XVIII в. и до середины XIX в. происходило снижение процента городского населения (доля наличного городского населения за 1742−1856 гг. упала с 13 до 9%), при том, что число городов, их средняя людность и абсолютная численность городского населения увеличивались. Однако из причин этого, на первый взгляд парадоксального, но повсеместно наблюдавшегося явления состояла в том, что городская смертность превышала смертность сельскую. Более высокий уровень смертности в городах объяснялся скученностью населения, способствующей распространению инфекционных заболеваний; более плохими санитарными и гигиеническими условиями жизни; существованием вредных для здоровья профессий; наличием большого числа военных, особенно отставных, а также нищих, люмпен-пролетариев, среди которых наблюдалась повышенная смертность; более тяжелыми условиями городского труда; большим распространением пауперизма, преступности, алкоголизма и проституции.

Таблица V. 10

Численность городского и сельского населения в Европейской России без Полыни и Финляндии в XVI11-начале XX в.

?Постоянное население — постоянно проживающее в городах.

** 11аличное — фактическое население городов на момент учета.

Слабая миграция крестьянства в города являлась второй причиной замедления урбанизации. Миграция крестьянства до 1861 г. ограничивалась рядом факторов. В XVIII — первой четверти XIX в. в связи с российской революцией цен в стране держалась благоприятная аграрная конъюнктура, под влиянием которой сельскохозяйственный промысел был выгоднее торгово-промышленных занятий. Более быстрый рост цен на сельскохозяйственную продукцию по сравнению с промышленной и общее отставание зарплаты от роста цен отрицательно сказывались на жизненном уровне городских жителей, занятых в промышленности и ремесле. Вследствие этого приток крестьянства в город замедлился, а в ряде мест наблюдался даже отток части горожан в деревню с целью заняться земледелием. Сдерживала переселение крестьянства в города также и интенсивная колонизация Новороссии, Северного Кавказа, Нижнего Поволжья, Южного Приуралья. принявшая громадные размеры с конца XVIII в., с выходом России к Черному морю и укреплением границ на Каспийском побережье. За 1782−1858 гг. в эти регионы мигрировало около 3,6 млн человек, в основном крестьяне, и главным образом для освоения плодородных целинных земель. Поток колонистов увлекал из центральных районов потенциальных мигрантов в города и замедлял урбанизацию. Отрицательная связь между сельскохозяйственной колонизацией и городообразовательными процессами наблюдалась также в США, где под влиянием сельскохозяйственного освоения территории страны доля городского населения снизилась с 9−10 % в 1709 г. до 4−5% в 1790 г.

До 1861 г. во владении крестьян находился значительный фонд земли, что препятствовало процессу раскрестьянивания, который обычно предшествует или сопутствует переселениям крестьян в города. Там, где возникал недостаток земли, он компенсировался неземледельческими занятиями крестьянства, в особенности временным уходом крестьян с мест постоянного жительства на заработки в районы развитой промышленности и торговли. Но отходничество, которым в 1860-е гг. занимались 1,3 млн крестьян, не приводило к стабильному росту городского населения. Если бы даже десятая часть отходников постоянно осела в городах, то доля горожан сразу поднялась бы на 2%. 11о само по себе наличие у крестьян значительного фонда земли не могло бы остановить раскрестьянивание и, соответственно, миграцию в города, если бы не сельская передельная община, которая гарантировала каждому новому работнику участок земли.

В России с большим опозданием сравнительно с западноевропейскими странами — только после Великих реформ — началась промышленная революция, а доиндустриальный город не мог предоставить работу значительному числу переселенцев из деревни из-за слабого развития промышленности и торговли, которые к тому же не имели тенденции концентрироваться в городах.

Рост городов до середины XIX в. сдерживался правительственной политикой. Во-первых, закон допускал торгово-промышленную деятельность крестьян не только в сельской местности, но и в городе, причем до 1812 г. она даже не облагалась промысловым налогом. Вследствие этого крестьянам, занимавшимся торговлей и промышленностью, невыгодно было переходить в городское сословие. В 1824 г. промысловый налог был распространен на крестьянство, с 1827 г. он стал равным ему. Именно с этого времени миграция крестьян в города усилилась и падение процента городского населения замедлилось. Важнейшим фактором, сдерживавшим миграцию крестьянства в города, являлось крепостное право.

После эмансипации урбанизация проходила все так же вяло — за 1856- 1914 гг., до начала первой мировой войны, доля городского наличного населения увеличилась с 9 до 15,3% — всего на 6,3%. Во время войны, к лету 1916 г., под влиянием массовых переселений крестьян, призывавшихся в армию, в города доля городского населения увеличилась еще на 2,1%. И это при том, что в пореформенной России проходила индустриализация, в деревне росло малоземелье и крестьянство испытывало большие экономические трудности. Чем же можно объяснить медленные темпы урбанизации в пореформенное время?

В значительной мере действовали те же причины, которые вызвали снижение доли городского населения в крепостное время, только в новых условиях они приняли несколько другие формы проявления. Во-первых, после 1861 г. крестьяне сохранили лишь немного уменьшенный значительный фонд земель. Надельная земля постепенно выкупалась; естественно, крестьяне, вкладывавшие в разработку земли большие средства, всеми силами стремились ее сохранить за собой, в чем русским крестьянам сильно помогала передельная сельская община. Процесс раскрестьянивания был в значительной мере парализован. Даже те, кто постоянно жил в городе, воздерживались от разрыва с деревней. Многие из отходников, отправлявшиеся на заработки в город, оставляли свои семьи в деревне. В 1856 г. доля женщин в возрасте 16 лет и старше в городском населении Европейской России составляла 45,3%, в сельском — 54,0%, в 1897 г. — соответственно 45,4 и 54,2%. Как видим, большое число мужчин в городе проживали без жен, а женщин в деревне—без мужей. Неженатые и незамужние временные жители городов не торопились всту пать в брак; мигранты не закреплялись в городе, а рассматривав свое пребывание там как временное.

Второй фактор, замедлявший рост численности городского населения, состоял в том, что индустриализация носила «рассеянный» характер — она в равной степени охватывала город и сельскую местность, вследствие чего и урбанизация была «рассеянной». В городах начала XX в. годовое число крестьянских отходников примерно равнялось численности постоянного городского населения, но отходники, как правило, не считались при переписях горожанами. В 1897 г. 49% всех мещан и купцов проживали в деревне, и многие из них во время переписей также не учитывались как горожане, поэтому доля городского населения составляла 12,9%, а доля мещан и купцов в населении — 18%. Многие сельские поселения по степени развития торговли и промышленности превосходили некоторые города. В 1910 г. в Европейской России насчитывалось 600 сел, которые по своему промышленно-торговому значению превосходили многие существовавшие города. В них проживало более 4 млн человек. Если бы население официальных городов увеличить на это значение, то доля городского населения поднялась бы до 17%, а в 1916 г. — до 20 %.

Наконец, третий фактор, тормозивший пореформенную урбанизацию, состоял в том, что статус города приобретался поселением не автоматически. после достижения определенной людности или определенного уровня промышленного и торгового развития, как это было во многих других европейских странах, а по правительственному указу. Поскольку в России критерий разделения селений на городские и сельские был юридический, то тысячи селений, по демографическим или экономическим показателям соответствовавшие городу, оставались в разряде сельских. Если бы в России сельские поселения по достижении числа жителей 2 тыс., как в некоторых западноевропейских странах, автоматически переходили в число городских, то число городов (за вычетом тех, которые имели население менее 2 тыс.) в 1857 г. достигло 4 тыс., численность городского населения — 14,3 млн, а доля городского населения — 24%, в 1897 г. число городов составило бы 5,6 тыс., численность наличного городского населения — 30,2 млн и доля городского населения — 32,3%. И тогда Россия не казалась бы слабо урбанизированной страной.

Не все сельские поселения, насчитывавшие более 2 тыс. жителей, или все 600 сельских промышленно-торговых поселений действительно заслуживали названия города. Они, с точки зрения городской инфраструктуры, устроены были элементарно: представляли собой крупное промышленное заведение, окруженное бараками, или казармами, в которых жили крестьяне изокрестных деревень. Большинство таких поселений обладало только экономическим потенциалом малого или среднего города, но в них отсутствовала сколько-нибудь активная социальная и культурная жизнь, а образ жизни людей и уровень комфорта еще не соответствовали даже скромным стандартам российского города рубежа XIX—XX вв. Там не было ни театров, ни библиотек, ни собственной прессы. Там не было общества. В этих селениях не имелось ничего похожего на городскую думу или посадскую ратушу или даже на мещанскую общину. Жители не объединялись в какие-либо общественные корпорации, так как приписаны были к сельским общинам других сел и деревень, где нередко находились и их семьи. Они составляли только рабочую силу данного предприятия и находились в полной власти его хозяина. Лишь немногие из промышленных селений действительно были похожи на город. И все же фабрично-заводские поселки уже не являлись и деревнями, и получение ими от правительства статуса города, наверное, способствовало бы их полному преобразованию в город.

Правительство проявляло интерес к формированию новых городов главным образом по административным соображениям и во вновь колонизуемых районах превращало в города и такие села, которые по своему экономическому развитию и отдаленно не были похожи на города. Например, между 1825 и 1856 гг. в города были преобразованы 11 сельских поселений Саратовской, Таврической, Херсонской, Ставропольской, Курской губерний и Земли Черноморского войска. Образование новых городов требовало от правительства значительных средств, так как нужно было заводить административные учреждения, увеличивать численность чиновников, на что всегда не хватало денег. В некоторых случаях имелось и другое препятствие — многие села до 1861 г. были частновладельческими и не могли быть превращены в города государством без согласия помещиков, а последние либо не соглашались, либо требовали огромный выкуп. Например, во время административной реформы 1775−1785 гг. правительство, не имея возможности выкупить промышленные села у помещиков, превращало в города государственные села, которые уступали по уровню экономического развития помещичьим.

Однако и после 1861 г. преобразования сел в городские поселения происходили так же редко — за 1863−1897 гг. на территории Европейской России появился всего 31 новый город. Чаще всего это делалось по инициативе правительства окраинных районов по административным соображениям, а в районах старого заселения — по почину самого сельского населения. Но инициатива снизу проявлялась редко, а когда проявлялась, наталкивалась на разные препятствия. Например, села Орехово, Зуево и Никольское Владимирской губерний не были преобразованы в города изза того, что предприниматели, в руках которых находились промышленные селения, не захотели, чтобы «их» села преобразовывались в города, поскольку в этом случае возрастали налоги и издержки производства. Главная же причина, мешавшая получению поселением статуса города, состояла в том, что значительная часть крестьян, чьи доходы существенно зависели от сельского хозяйства, понесли бы большой ущерб. А для образования нового города необходимо было, чтобы две трети жителей поддерживали.

Итак, официальные данные о городском населении скрывали истинные размеры урбанизации в России, произошедшей после эмансипации, и преуменьшали степень модернизации России к 1917 г. Для получения полной картины необходимо учесть также масштабы скрытой и рассеянной урбанизации, которая происходила более быстрыми темпами, чем урбанизация официальная. Истоки рассеянной урбанизации заключались в том, что в течение нескольких столетий крестьянство было вынуждено обеспечивать себя всем необходимым, так как ближайший город находился в десятках, иногда в сотнях верст от места жительства. По этой причине, а также благодаря свободе любого промысла и особенностям климата, вынуждавшего земледельца на несколько месяцев в году забрасывать сельскохозяйственные работы, кустарная промышленность, сельское ремесло, промыслы и торговля стали неотъемлемой частью сельского быта. Интересно отметить, что в Финляндии, где крестьяне жили в сходных с российскими географических условиях, кустарная промышленность, сельское ремесло и торговля не получили широкого распространения в значительной мере потому, что в стране со времен шведского владычества действовали законы, ограничивавшие сбыт продуктов крестьянских промыслов, крестьянскую торговлю и ремесло. Аналогичные законы действовали в средневековой Западной Европе. Однако не только климат, но и государственные законы определяли ход урбанизации.