Крестьянская миграция на Северо-Западный Кавказ в 20-е – 50-е гг. XIX в

Крестьянская миграция на Северо-Западный Кавказ в 20-е — 50-е гг. XIX в.

Л.В. Бурыкина Для крестьян центральных и южных районов России Северо-Западный Кавказ был большой приманкой. Малоземелье, неурожай хлеба, растущий гнет со стороны государства и помещиков, гонения официальной церкви побуждали крестьян искать на окраинах страны облегчения своего положения. В народных толках, сопутствующих массовым переселениям, которые походили на бегство и сплошь и рядом были несанкционированными, содержались рассказы о государственных льготах для переселенцев: крестьяне чувствовали, что делали сто-то необходимое для государства. Верно заметил С. Н. Южаков: «нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда всюду вместе с тем и земледельческим» ¹.

По свидетельству Л. М. Мельникова, «чуть ли не одновременно с возникновением на берегах Кубани бывшего Черноморского войска, ставшего потом главной составной частью Кубанского войска, иногородние проникли в этот почти пустынный край в качестве ремесленников, торговцев, наконец, простых чернорабочих в области земледелия, скотоводства и рыболовства» ².

Иногородними называли тех, кто, не будучи приписан к казачьему сословию, жил на войсковой территории либо постоянно, либо временно, в качестве сезонных работников. Однако прилив в этот край пришлого населения до окончания Кавказской войны был незначительным. Во-первых, адыги не хотели примириться с мыслью о том, что их независимости может прийти конец и воспрепятствовали формированию российских поселений на их землях. Во-вторых, существовавшее в России крепостное право являлось серьезным препятствием свободному притоку в регион иногороднего населения. Тем не менее находились смельчаки, решавшиеся противозаконным путем свергнуть с себя крепостную зависимость.

Переселение является важнейшим орудием колонизации³. Можно утверждать, что в большинстве случаев переселений имеется сложное переплетение всевозможных мотивов, поводов, причин ближайших и более отдаленных, из которых далеко не все осознаются самими переселенцами⁴. Прибавление населения всегда ведет к усилению развития труда и производительных сил в осваиваемом регионе. Государственные крестьяне внесли свою лепту в процесс заселения и освоения территории Северо-Западного Кавказа. Они занимали промежуточное положение между крепостным и свободным населением. Считаясь лично свободными, государственные крестьяне фактически полностью оставались зависимыми от государства: за пользование землей они платили феодальную ренту⁵. Термин «государственные крестьяне» впервые появился в 1724 г. Он объединял различные сословные группы: черносошных крестьян, экономических, удельных, однодворцев, отставных солдат и т. д. Даже к 1858 г. к категории государственных крестьян относились 23 подгруппы, одной из которых были собственно государственные крестьяне, поглотившие 39 ранее существовавших других подгрупп⁶. Именно государственное крестьянство отличалось наибольшей сословной подвижностью. Оно пополняло численность черноморского и кавказского линейного казачества и сыграло решающую роль в формировании городских сословий края.

Следует подчеркнуть, что межсословное движение переселенцев и населения Черномории превосходило по масштабам уровень сословной мобильности населения России в целом. Это явилось результатом политики царизма, направленной на расширение военно-казачьей колонизации Северо-Западного Кавказа за счет зачисления в казаки государственных крестьян. Так, в 1823 г. по решению правительства в Кавказское линейное казачье войско было зачислено 2244 души мужского пола государственных крестьян⁷, что увеличило численность войска до 28 325 человек. С массовым переселением украинцев в Черноморию только в 1849 г. в казаки было приписано 1274 души мужского пола и 1079 душ женского пола государственных крестьян Полтавской губернии⁸.

В процессе широкого межсословного движения кроме государственных крестьян участвовали крепостные крестьяне и отставные солдаты. В Черномории процент крепостных был минимальный. Если в 1810 г. крепостных в крае было 0,1% от всего мужского населения⁹, то через 40 лет число крепостных составило 0,6%¹⁰. Владельцами крепостных здесь выступала казачья верхушка, получившая вместе с армейскими чинами права потомственных дворян. Несмотря на то, что юридически казачье офицерство не владело землей на правах собственности, а следовательно, и не имело права иметь крепостных, численность крепостных в Черномории возрастала.

Увеличение казачьего населения региона потребовало от российского правительства решения вопроса об обеспечении его жителей продовольствием, который можно было разрешить только с помощью развития земледелия в заселяемых казаками районах. Достижение этой цели правительство видело в планомерной гражданской колонизации края. Оно стало щедро раздавать казенные земли Черномории помещикам, при условии, что те заселят их своими крепостными крестьянами. Так называемая «дворянская колонизация» достигла в регионе определенных результатов, так как имелись значительные массивы неиспользуемых плодородных земель. Кроме того, около 40 русских и украинских поселений в крае были основаны по приказу правительства «казенными» поселянами, прибывающими из внутренних губерний России, и отставными солдатами¹¹.

Так, селение Новорожественское было основано в 1797 г. «на пустопорожней казенной земле из переселенцев — государственных крестьян Курской, Харьковской, Воронежской, Екатеринославской губерний» ¹². Станица Николаевская, расположенная на правом берегу Кубани, построена в 1822 г. и заселена жителями селения Николаевского, которое находилось в тридцати верстах от нее. При основании станицы Николаевской в ней было водворено 150 семейств донских казаков¹³. Станица Расшеватская, расположенная в 175 верстах от г. Екатеринодара по обоим берегам реки Расшеватки, в 1801 г. была заселена крестьянами-выходцами из Орловской губернии Елецкого уезда, Воронежской губернии сел Хохла и Турова и Курской губернии¹⁴. Главным занятием жителей являлось земледелие и скотоводство. Кроме того, каждая женщина занималась ткацким производством для своей семьи¹⁵. Указом Николая I от 28 декабря 1832 г. крестьяне станицы Расшеватской с первого января 1833 г. были обращены в казаков для усиления военных сил Кавказского линейного войска.

Были случаи и перехода на российскую сторону и адыгских крестьян, искавших свободы от власти своих владельцев, занимавших враждебную по отношению к русским позицию¹⁶. В целях удержания переселенцев на контролируемых российскими властями территорий, предпринимались шаги по ограничению их контактов с «немирными» соплеменниками. Например, жителям Гривенского аула и селения Ады в Черномории запрещалось выдавать дочерей замуж в Закубанье¹⁷. Горцев старались отселить подальше от их непокорных земляков, опасаясь их участия в набегах¹⁸. Впрочем, такие запретительные меры касались и русского населения¹⁹. Известно немало примеров побегов солдат, казаков и крестьян к горцам в силу самых разных обстоятельств, и решить эту проблему правительству так и не удалось²⁰.

Недостаток в рабочих руках и обширное скотоводческое хозяйство привлекали ежегодно в Черноморию массу свободного рабочего люда на заработки. Многие из прибывших в край сельскохозяйственных рабочих по окончании полевых работ оставались здесь на зиму, а затем и на постоянное жительство²¹. К началу 30-х годов выяснилось, что в юртах некоторых станиц Черномории иногородние не только живут оседло, имеют дома и хозяйственные постройки, но и пользуются всеми предоставленными казакам выгодами: хлебопашеством, сенокошением, рыбной ловлею и прочим, без несения каких бы то ни было повинностей в пользу войска. Такими лицами первоначально были родственники зачисленных в казаки лиц или женившиеся на казачьих вдовах и девицах. Войсковое правительство стало энергично бороться против этого «зла», защищая права и привилегии казачества. Было предписано всем иногородним распродать свою недвижимость в шестимесячный срок²².

Положение иногородних было тяжелым, так как они оставались фактически бесправными в экономической и политической областях. Так из поручения генерал-лейтенанта Заводовского от 19 мая 1849 г. известно, что в Черномории «с посторонних людей, пользующихся сенокошением на казачьих землях», берут плату два рубля серебром за стог сена²³. Иногородним запрещалось пользоваться всякими угодьями и обзаводиться постройками на войсковой земле²⁴. За пастьбу скота на пастбищах в пределах войска с них взималась пошлинная сумма²⁵. Иногородним воспрещалось заниматься распашкой земли²⁶, пользоваться войсковыми выгонами²⁷.

Войсковое правительство регулярно проводило розыск лиц, не принадлежавших к казачьему сословию, и высылало на прежнее место жительства помещичьих крестьян. Так, в 1860 г. было предписано разыскать и «немедленно выслать установленным порядком» крестьянина Бородина и его сына Илью²⁸. В сентябре 1860 г. в станицах шестой бригады проживало 163 человека из «посторонних лиц». Это были государственные крестьяне, мещане, купцы, отставные солдаты, два помещичьих крестьянина²⁹. В феврале 1861 г. в станицах четвертой бригады Кубанского казачьего войска проживало 30 человек «посторонних лиц»: государственные крестьяне и отставные солдаты³⁰. переселение крестьянин колонизация Кавказ Отставным нижним чинам регулярных войск, служившим на Кавказе, как и другим невойсковым жителям, было воспрещено водворяться на войсковой земле и без разрешения обзаводиться какой-либо недвижимостью и заниматься скотоводством. Они могли зачисляться в казачье сословие с разрешения войскового начальства, обязуясь приписываться в казаки навсегда и с потомством³¹.

Но несмотря на особые правила об отставных нижних чинах регулярных войск, к 1843 г. оказалось, что многие из последних, оставшихся в Черномории после отставки и женившихся на казачьих вдовах и девицах, обзавелись уже оседлостью и хозяйством.

Некоторые же из отставных солдат, привыкнув к месту за время долголетней солдатской службы, оставались жить в той же местности. Для них начальством отводилось особое место на принадлежавшей к крепости земле. Постепенно при каждой крепости по Кавказской линии образовывались из отставных нижних чинов форштадты, к которым присоединялись другие лица невойскового сословия. Жители форштадтов подчинялись войсковому крепостному начальству и не отбывали никаких повинностей. Источником их существования являлись доставка дров и различных продуктов для крепостей. Кроме того, они занимались хозяйством на отведенной им в пользование бесплатно земле при крепостях.

Однако с упразднением крепостей жителям форштадтов было предложено либо зачислиться в казачье сословие и переселиться на передовые линии, либо расселиться по малолюдным станицам. В Усть-Лабинской, Кавказской, Прочно-Окопской, Темнолесской крепостях и Усть-Джегутинском, Хумаринском редутах и редуте святого Николая проживало 3101 лицо воинского звания и 503 лица гражданского ведомства³².

В 1859 г., когда возникла острая потребность, иногородних, проживавших в войске Черноморском и «временно призванных на службу для укрепления границы, а равно и для участия в экспедициях против горцев», распоряжением войскового начальства стали содержать наравне со служащими природными казаками³³. Безусловно, подобное «равенство» стало возможным только в период необходимости.

Одной из главных причин, побуждавших российскую администрацию усиливать темпы колонизации, была нарастающая военная напряженность в регионе, которая подталкивала к переводу на Северо-Западный Кавказ все новых переселенцев, размещавшихся в стратегически важных точках Кавказской линии, Черномории и Закубанья. Но все это, в свою очередь, приводило к стеснению автохтонного населения и раскручивало новый виток эскалации Кавказской войны³⁴.

Продолжавшееся переселение на Северо-Западный Кавказ крестьян из центральных губерний Российской империи не только закладывало фундамент для будущего экономического благополучия региона, но и способствовало ослаблению аграрного кризиса в других частях страны.

Примечания

• 1. Южаков С. Н. Англо-русская распря. — СПб., 1885. — С. 57.
• 2. Мельников Л. М. Иногородние в Кубанской области. Исторический очерк. // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1900. — Т. 6. — С. 73.
• 3. Гинс Г. Переселение и колонизация. — СПб., 1913. — Вып. 1. — С. 4.
• 4. Матвеев О. В., Ракачев В. Н., Ракачев Д. Н. Этнические миграции на Кубани: история и современность. — Краснодар, 2003. — С. 19.
• 5. Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформы П. Д. Киселева. — М., — Л., 1946. — Т. 1. — С. 25.
• 6. Водарский Я. Е. Население России за 400 лет (XVI — начало XX века). — М., 1973. — С. 62.
• 7. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ): Собр. 1-е. — Т. 38. — Ст. 29 682.
• 8. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 249. Оп. 1. Д. 1897. Л. 175.
• 9. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 1891. Л. 25.
• 10. Там же. Л. 26.
• 11. Заседателева Л. Б. Восточные славяне на Северном Кавказе в середине XVI — начале XX века (динамика этнокультурных процессов): Дис. докт. ист. наук в форме научного доклада. — М., 1996. — С. 15.
• 12. Черный К. Н. Ейский уезд (Статистическое описание). // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1883. — Т. 1 — С. 344.
• 13. Арканников Ф. Ф. Николаевская станица (Статистико-этнографическое описание). // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1883. — Т. 1. — С. 556−558.
• 14. Живило К. Станица Расшеватская, Кубанской области, Кавказского уезда. // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. — Тифлис, 1888. — Вып. 6. — Отд. 1. — С. 47.
• 15. Промысловые занятия в некоторых населенных пунктах Терской и Кубанской областей. // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. — Тифлис, 1889. — Вып. 8. — С. 297.
• 16. Керашев А. Т. Беглые адыги в России в XVIII — 60-х гг. XIX в. // Культура и быт адыгов (этнографические исследования). — Майкоп, 1991. — Вып.VIII. — С 227−245.
• 17. ГАКК. Ф. 229. Оп. 1. Д. 1325. Л. 2−4.
• 18. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 13 454. Оп. 2. Д. 35. Л. 3.
• 19. Ламонов А. Д. Исторический очерк о заселении станицы Кавказской Кубанского казачьего войска и жизни её с 1794 по 1914 г. // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1914. — Т. 19. — С. 473.
• 20. Косвен М. О. Этнография и история Кавказа. Исследования и материалы. — М., 1961. — С. 254−258.
• 21. Городецкий Б. М. Крестьянское землевладение и землеустроительные работы в Таманском отделе Кубанской области. Статистико-экономический очерк. // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1912. — Т. 17. — С. 293.
• 22. Шамрай В. С. Историческая справка об иногородних в Кубанской области по документам, извлеченным из дел Кубанского войскового Архива. // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1901. — Т. 7. — С. 79.
• 23. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 1877. Лл. 19, 19 об.
• 24. ГАКК. Ф. 254. Оп. 1. Д. 1848. Л. 243, 243 об.; Ф. 252. Оп. 1. Д. 149. Лл. 179, 179 об.
• 25. ГАКК. Ф. 252. Оп. 1. Д. 1047. Лл. 85, 85 об.
• 26. ГАКК. Ф. 350. Оп. 1. Д. 238. Лл. 1, 1 об.
• 27. Там же. Д. 126. Л. 1, 1 об.
• 28. ГАКК. Ф 252. Оп. 2. Д. 148. Лл. 1, 1 об.
• 29. Там же. Лл. 54, 54 об., 55, 55 об., 68, 68 об.
• 30. Там же. Лл. 71, 71 об., 101, 101 об.
• 31. ГАКК. Ф. 260. Оп. 1. Д. 872. Л. 1.; Ф. 259. Оп. 1. Д. 11. Лл. 1, 1 об.
• 32. Шамрай В. С. — Указ. соч. — С. 84.
• 33. ГАКК. Ф. 261. Оп. 1. Д. 1917. Л. 2, 2 об.
• 34. Клычников Ю. Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827−1840 гг.). — Пятигорск, 2002. — С. 222.