Введение. 
Болгарский историк Юрий Венелин

Имя выдающегося историка-славянофила Юрия Ивановича Венелина (1802−1839), двухсотлетний юбилей которого мы недавно отметили, нельзя назвать забытым. Его научный вклад в славистику настолько значителен, что замолчать труды подвижника невозможно. И все же, судьба его творческого наследия трагична. Выдающиеся исследования Венелина по истории древних славян, полные открытий и смелых гипотез, долго оставались в тени популярности знаменитых классиков, в примечаниях и высокомерных репликах ретроградов норманской школы. В чем причина такой несправедливости?

Загадка восприятия наследия Ю. И. Венелина состоит в том, что его первая и наиболее известная книга «Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к Россиянам» (1829), вызвала при жизни автора много споров и кривотолков. Она стала главным предметом внимания критиков и немногочисленных исследований, своего рода «притчей во языцех». Фундаментальный второй том «историко-критических изысканий Юрия Венелина», посвященный преимущественно древней Словении, а также менее крупные по объему труды, хотя и были изданы после кончины автора, в целом так и остались без должного внимания. Изучению богатейшего собрания сочинений пионера отечественной славистики посвятили себя лишь немногие ученые. По их стопам мы и последуем, чтобы сориентироваться в биографии Венелина и чудесном мире его открытий.

Начало жизненного пути

Наш автор появился на свет в 1802 году, в селе Большая Тибава (Nagy-Tibava) в Карпатских горах, получив при рождении имя Георгий Гуца (Georgius Hutza). Тогда это была часть Угрии (Венгрии), входившей в состав Австрийской Империи, а теперь — Западная Украина. Сам историк считал себя по национальности Карпато-Русом. Фамилию Венелин (Венелович) и русское имя Юрий он принял уже в сознательные годы, когда уехал жить в Россию.

Отец Георгия Гуцы был протоиереем (Vice-Archi-Diaconus) Верховины, и сын тоже захотел получить духовное образование. После окончания гимназии в городе Унгвар (нынешний Ужгород) он стал сначала воспитанником местной духовной семинарии, а затем в 1821 году учеником епископского лицея. Именно там Георгий впервые соприкоснулся с миром науки и углубился в древнюю историю. Философские предметы он продолжил изучать во Львовском университете, который тогда был одним из крупнейших культурных и религиозных центров Европы.

В университете семинарист получил возможность слушать лекции лучших профессоров города, а в студенческой библиотеке читать оригиналы классиков мировой истории и литературы. Уже тогда его славянскую душу притягивали родные древности эпохи античности, а пытливый ум обращал пристальное внимание на «исторически спорные и темные места, требующие объяснения». Плоды просвещения так увлекли ум юноши, что он решил всю свою творческую жизнь посвятить наукам. Но для этого надо было отказаться от карьеры католического священника, и Георгий решился на такой дерзкий шаг. Вместе со своим двоюродным братом Иваном Ивановичем Молнаром юноша решил бежать в Россию, разорвав узы религиозных и семейных обязательств.

В годы царствования Александра I Российская Империя вступила в период своего расцвета. Еще свежи были в памяти славные победы над армией Наполеона, торжественные шествия казаков через Триумфальные арки Парижа и Санкт-Петербурга. Освобожденная Европа, подчинившись политической воле Священного Союза России, Австрии и Пруссии, горячо обсуждала решения дипломатических конгрессов по переделу мира. Взгляды аристократии с любопытством и ревностью обратились на Северо-Восток. Туда же, в либерально-монархическую, просвещенную, дворянскую Россию, стремилось сердце молодого Карпато-Руса.

Избранный маршрут не был прямым. Сначала юноша хотел совершить морское путешествие через Триест (старословенский Тргесте), Стамбул (Константинополь) и Одессу. Однако, война на Балканах разрушила эти планы. Пришлось ехать другим путем с длительными остановками. Весной 1823 года Георгий Гуца с братом нелегально пересекает границу в Карпатах и прибывает в Кишинев, а оттуда через год направляется в Москву.

Здесь он и появился в 1825 году под именем Юрия Ивановича Венелина. В поисках работы беженец первым делом обратился к своему земляку, известному слависту и педагогу Ивану Семеновичу Орлаю (1771−1829), написавшему первую историю Закарпатья на русском языке. Тот принял просьбу юноши с пониманием, но посоветовал ему заняться «более благотворной наукой», а именно — медициной.

Венелин вынужден был временно смириться с судьбой, и поступил на медицинский факультет Московского университета, где проучился еще три года. В 1829 году он выдержал испытание на звание лекаря, но, в конце концов, оставил это поприще и, следуя зову души, полностью посвятил себя гуманитарным наукам.

В студенческие годы Юрий Венелин проводил дни и ночи за изучением классических трудов и первоисточников на древних языках. Благо, что образование позволяло ему это делать. Кроме греческого и латыни, он свободно читал на немецком, французском, английском, итальянском, испанском, общался на мадьярском и волошском (румынском), не говоря уже о славянских языках. Еще в библиотеке Львовского университета любознательный русин начал выписывать все ценные исторические сведения о славянах и родственных им племенах: из Страбона, Тацита, Плиния, Кассиодора, Иордана, собранные в изданиях типа Monumenta inedita rerum Germanicorum. Особое внимание Венелин уделял истории Византии, выписки о которой составили целых пять тетрадей. Здесь были и его собственные переводы из хроник императоров, и фрагменты из византийских писателей, взятые из антологии Corpus historiae Bizantinae, и конспекты авторов нового времени — Гиббона, Шафа, Манхарта, Кера и прочих. Вместе рабочие тетради студента составляли своеобразную переносную библиотеку, тематическую «базу данных», если использовать современную терминологию.

Вот как рисует портрет нашего автора его брат, лучше других знавший Юрия Венелина в молодые годы: «При крепком телесном сложении, он отличался и атлетическим сложением духа: мощный ум, глубина соображений, возвышающаяся до сильных поэтических восторгов, редкая способность сосредоточивать силы духа на один предмет и отвлекаться от всего окружающего, составляют внутреннюю его физиономию. Его трудолюбие и напряженное размышление были удивительны. Он почувствовал в себе раннее призвание к истории, и как ни старался уклониться от сего пути, но внутренний голос возвратил его к нему, и возвратил навсегда» [1].

Поскольку сразу поступить на какую-либо официальную должность по любимой специальности Венелину не удалось, он ради заработка устроился домашним учителем. Педагогическое поприще не было самоцелью, хотя среди его учеников встречались любопытные личности, такие как Константин и Иван Аксаковы — будущие идеологи славянофильства. Главное было то, что профессия частного преподавателя давала молодому ученому столь необходимое ему свободное время, которое он почти всецело тратил на исследования.

Блестящее образование, хорошее воспитание и личные качества открывали перед молодым ученым двери гостеприимных домов России. Венелин бывал у историка и писателя М. П. Погодина, общался с А. С. Хомяковым, И. И. Срезневским, печатался в популярных периодических изданиях той эпохи: «Московский вестник», «Телескоп», «Отечественные записки», «Журнал Министерства Народного Просвещения» и пр.

В устных беседах Венелин часто выражал обоснованный протест против господствовавшей тогда в Европе немецкой критической школы. Как знатока первоисточников и многих достоверных данных о древних славянах его возмущал упорный монополизм норманистов-западников, тормозивших своим высокомерием развитие отечественной науки. «Они одни овладели всею славой европейского мира; все славные дела новой истории Немцы относят к одним себе» , — досадовал наш славянофил. При этом он ссылался для аргументации на свой неизданный архив, опубликовать который у него не было средств.

Помочь Венелину вызвался М. П. Погодин, академик Петербургской АН, издатель «Московского вестника» и «Москвитянина». Этот корифей старой школы не только с вниманием выслушал аргументы молодого романтика, но убедил его оставить медицину, чтобы тот в своих печатных трудах «сообщил ученому свету отважные и оригинальные гипотезы о славянах и их именах» [2].