Феномен М. Горького в политической борьбе первой трети XX века

В первую треть XX века Россия прошла уникальный исторический путь от самодержавной монархии к созданию первого в мире социалистического государства, в котором стремительно нарастали тоталитарные тенденции. За три с небольшим десятилетия в России несколько раз кардинально менялись картины политической жизни и формы политической культуры, структура общества и социальных отношений системы общественного сознания. Эта эпоха выдвинула на авансцену истории видавшихся политиков революционеров, преобразователей общества, властители дум. Среди них особое место принадлежит М. Горькому, писателю и деятелю культуры крупнейшего масштаба, не занимавшемуся целенаправленно политической деятельностью, но постоянно оказывавшемуся в средоточии политической борьбы и идейных столкновений. В тоже время М. Горький был одним из тех европейских интеллектуалов, кто повлиял на формирование ценностных ориентиров в политике и культуры XX века.

Изучение творчества A.M. Горькою было одним из магистральных направлений советского литературоведения. Он трактовался как эталонная фигура социалистической культуры, как основоположник и незыблемый столп социалистического реализма.

В последние десятилетия исследователи продвинулись вперед в создании объективного психологического портрета М. Горького, открыв ранее остававшиеся в тени грани Горького-человека. Стало очевидно, что масштаб личности Горького фактически не проявлен в политической истории XX века.

В западной историографии возродился интерес к М. Горькому, которого начали рассматривать не столько, как собственно писателя, но как творческую личность и интеллектуала, включенного в сложнейший исторический и политический контекст. Более того, появилось предположение о существовании «феномена Горького» в его совокупности личностных, творческих, идеологических и политических аспектов. Феномен М. Горького стали характеризовать как один из самых показательных для формирования современных взглядов на историческую ситуацию и политическую борьбу 20−30-х гг. в СССР и в Европе.

Изучение феномена Горького как своеобразного «зеркала» российской и советской политической истории, отношения власти и творца, вождя и интеллигенции в условиях утверждения тоталитарной политической культуры (что было характерно не только для СССР, но и для ряда европейских стран в 20−30-х гг. XX века), а также шире — исследование места Горького в рядах европейской интеллигенции требует комплексного подхода и кардинального пересмотра устоявшихся стереотипов, ибо находится на скрещении многих гуманитарных наук и идейных концепций. Однако при этом историческая составляющая «феномена М. Горького» оказывается определяющей в совокупности конкретных методов исследования. Исторический контекст во многом сформировал «феномен Горького», но и сам Горький повлиял на складывание и облик исторической ситуации и политической борьбы в СССР и Европе.

Методологически данное исследование стало возможно благодаря тому, что сегодня в оборот вводится большое количество новых сведений. Такое расширение научной информационной базы непосредственно связано с перестроечными процессами в России середины 80-х годов. Отсутствие исторической достоверности в трактовке феномена М. Горького в советскую эпоху во многом обусловлено тем, что большой массив архивных документов был закрыт для широкого исследования. В силу этого приоритет во многом принадлежал европейским ученым, которые пользовались зарубежными архивами, где хранились статьи и письма М.

Горького, запрещенные в Советском Союзе, а также воспоминания представителей русской эмиграции, в том числе В. Ф. Ходасевича, Н. Н. Берберовой, Е. Д. Кусковой и др. Это давало возможность западным ученым приходить к выводам, в корне отличным от тех, которые выражала советская официальная наука.

Открытие архивов и возможность свободного высказывания собственного мнения привели к необходимости радикального перечитывания и переоценки всей политической истории Советской России и, конечно, истории литературы этого периода. Вплоть до перестройки оценки творчества и личности писателя отличались пристрастностью и предубеждением.

С одной стороны, официальная советская критика, представлявшая Горького «другом и единомышленником Сталина», «первым пролетарским писателем"1, с другой стороны, западная критика, которая, за немногими исключениями, в числе которых — исследователи самого высокого уровня, как, например, Витторио Страда, — доходила до полного отрицания заслуг Горького и превращала его в малозначительного и малоталантливого писателя, виновного в преследованиях литераторов при советском режиме. Обе точки зрения следует признать тенденциозными. Целью данной работы является попытка свести обе позиции с тем, чтобы воссоздать по возможности объективный психологический портрет М. Горького — творческой личности и интеллектуала, явившегося знаковой фигурой сложнейшего исторического и политического момента европейской истории XX века.

1 См., например, книги и статьи А. Овчаренко, Б. Бялика, К. Муратовой.

2 1акое отношение свойственно mhoihm русским ишеллигентам-эмигрантам, в числе которых В. Набоков («Лекции по русской литера1уре», М., 1999), А. Солженицын («Архипелаг ГУЛАГ», Париж, 1973), а также многим нашим современникам (например, А. Бему («Письма о литературе», llpaia, 1996), который пишет: «Предательская рука Горького легла на плечи русской литературы» (с. 138).

Стремление исследовать феномен М. Горького в совокупности личностных, творческих, идеологических и политических аспектов открывает новые горизонты для изучения политической истории России первой трети XX века, а также европейской истории XX столетия в целом. Современная наука признает, что «перед горьковедением стоит задача нарисовать духовный портрет Горького без хрестоматийного глянца и весьма модной теперь среди публицистов огульной критики"3.

О пробуждении интереса к писателю свидетельствуют и количество, и качество посвященных ему публикаций в России и зарубежом4. Следует отметить исследовательскую работу по изданию полного собрания сочинений писателя, а также деятельность сотрудников Архива А. М. Горького Института мировой литературы им. A.M. Горького Рос.

3 Примочкина Н. Н. Писатель и власть. М. Горький в литературном движении 20-х гг. М., 1996. С. 4−5.

4 Публикации, посвященные Горькому id пределами России, после исчезновения Советского Союза, касаются почти исключительно его отношения к политике и совершенно шнорируют ею художественное значение как писателя. Последние двадцать лет выходило множество ею политических биографий, в частности, T. Yedlin M. Gor'kij a political biografij. Connecticut, 1999, созданная на основе большого количества докуменюв университетских, финских и русских архивовL.C.Elwood The political career of M. Gor'kij in Russia and east european history History. Berkeley, 1984, pp. 189−219, основанная на документах и переводах его публицистических статей. Его художественные произведения, напротив, почти не переводились (за исключением Франции, где были переизданы многие самые значительные его произведения). Интерес представляют некоторые зарубежные mohoi рафии, например, книга X. Хейтсо, переведенная на восемь языков, в том числе и на русский под названием «М. Горький: Судьба писателя» (М., 1999), отличающаяся от друшх новизной интерпретации и рассматривающая большую часть произведении Горького в русле модернизма. Норвежский исследователь, в частности, отмечает, что предвшая официальная советская критика, превознося некоторые прои ведения писателя меньшей значимости (как, например, «Мать»), совершенно отрицала важность наиболее интересных произведений Горького, созданных в последние десятилетия его жизни. Важными представляются сопоставления произведений Горькою с литературным направлением европейского модернизма, особенно сближение пьес «На дне» и «Дикая утка» Г. Ибсена, сближение, подтверждающее один из основных тезисов данной работы о том, что ранние произведения М. Горького вписываются в широкий контекст кризиса, пережитого европейскими интеллектуалами в конце XIX — начале XX веков. сийской Академии наук, в последнее время активно публикующих неизданные материалы, касающие творчества писателя. В период с 1995 по 2006 год были опубликованы 12 томов писем писателя, из которых треть писем увидела свет впервые. В числе неизвестных писем М. Горького оказались письма В. И. Ленину, И. В. Сталину, Л. Д. Троцкому, А. Богданову, Г. Апексинскому, А. Коллонтай, Ф. И. Шаляпину и др. Как отмечают современные исследователи, эти письма «позволяют узнать те черты Горького, мыслителя, писателя и человека, которые в советском горько-ведении не замечали или замалчивали. В них раскрывается подлинно горьковское отношение к марксизму, понимание социализма как новой религии масс, его роль в организации и деятельности Каприйской партийной школы, отношение к модернизму и другим проблемам"5.

Кроме того, увидели свет и многие письма Горького, долгое время лежавшие под спудом в архивных фондах. Часть писем, хранившихся в Архиве Президента Российской Федерации, публиковалась в журналах «Известия ЦК КПСС» (1989, № 1,2,5,7 и 1990, № 5,7,9), «Новый мир» (1986, № 1- 1989, № 10- 1990, № 1- 1997, № 9), «Новое литературное обозрение» (1999, № 40), в еженедельном приложении к «Российским Вестям» («Вести», 1993, выпуск 5, март), в «Литературной газете» (1986, 30 апреля- 1993, 10 марта- 1997, 19 февраля), в «Вопросах литературы» (1986, № 6, с. 156−173), «Ревю дез Этюд слав» (Revue des Etudes slaves, 1992, LXIV, № 1, p. 143−156).

Однако следует признать, что наибольший интерес исследователей вызвали статьи, написанные между 1917 и 1924 гг., к числу которых относятся цикл «Несвоевременные мысли» и очерк «О русском крестьянстве».

Несвоевременные мысли" представляют собой серию статей, написанных Горьким между апрелем 1917 и июлем 1918 гг. Они были.

5 Спиридонова J1. Максим Горький: Новый Взгляд. М., 2004. С. 218. опубликованы в ежедневной газете «Новая жизнь», в которой писатель выполнял функции главного редактора и публициста. Газета объединяла вокруг себя группу социал-демократов, так называемых интернационалистов. В основе их программы были лозунги борьбы против империалистической войны и союза всех демократических сил в поддержку общественных и политических завоеваний Февральской революции. После Октябрьской революции «Новая жизнь» стала в оппозицию к новой власти, выступив с критикой «издержек» революций, форм и методов осуществления социальных преобразований в стране. Газета отстаивала гуманистические идеалы социализма, выступала за демократизацию общества, права и свободу личности/' Статьи М. Горького вышли в двух изданиях. Первое появилось в 1918 году на русском языке в Берлине под названием «Революция и культура». Второе увидело свет в том же году в Петрограде под заголовком «Несвоевременные мысли. Заметки о революции». В последующие семьдесят лет статьи не публиковались в России и были известны лишь узкому кругу специалистов, в то время как на Западе они стали предметом широкого исследования. В советский период эти статьи рассматривались исключительно как пример заблуждений писателя. Так, А. Овчаренко, будучи одним из главных идеологов горьковеде-ния, отмечал в своей книге «М. Горький и литературные исскания XX столетия» пишет: «Исследование всех материалов, имеющихся в нашем распоряжении, приводит к заключению, что в первые годы революции Горький допустил немало грубейших ошибок, но они допущены не противником социалистической революции, а обусловлены его неуемной тревогой за ее будущее. В дальнейшем эти ошибки были развеяны самой действительностью и никому не дают права исходить из них при общей оценке Горького"7.

6 См. Вайнберг И. Горький знакомый и незнакомый. Предисловие к «Несвоевременным мыслям». М, 1990.

7 Овчаренко А. М. Горький и литературные искания XX столетия. М., 1982. С. 38.

Рассматривать резкую критику М. Горьким деятельности большевиков в период революции как «ошибку», по меньшей мере, упрощение. После закрытия «Новой жизни» отношение писателя к новой власти оставалось глубоко критичным. Современная критика отмечает, что позиция М. Горького оставалась неизменной, что еще яснее проявилось в последующие годы8.

Существует и другая точка зрения. Так, JI.A. Спиридонова видит одну из возможных причин критики поведения большевиков в годы революции в том, что писатель находился в окружении социал-демократов-«интернационалистов», вдали от большевистского центра, и не мог реально оценивать ситуацию. Его позиция по сути совпадала с позицией меньшевиков, исходивших из того, что условия для свершения социалистической революции в стране еще не созрели. Помимо чисто конкретных объяснений, исследовательница видит и философскую подоплеку: «Горький верил, что наступила эра великого культурного процесса, когда освобожденный народ начнёт строить новый мир и новую историю, руководствуясь всеми достижениями науки и принципами гуманизма. Один за другим он развёртывает грандиозные просветительские планы: популяризация культуры в самых широких слоях народа, энциклопедия, издание лучших произведений всех веков и народов. Октябрьский ураган, налетев неожиданно, перевернул все планы и заставил Горького испугаться за судьбы культуры.9 «.

Таковы были воззрения М. Горького в период, когда Россия воевала с Германией и переживала трагические годы глубочайшего общественно-политического кризиса. Очевидно, что они были далеки от политической рациональности. Главной целью было спасти интеллигенцию,.

8 Вайнберг И. Горький знакомый и незнакомый, укан. соч С. 36.

9 Спиридонова Jl., М. Горький. Диалог с исюрией. М., 1994. С. 154. книги, культуру. Горький-гуманист в очередной раз торжествовал над Горьким-политиком. Опять культура, — пишет он в 1917 г. — Да, снова Культура. Я не знаю ничего иного, что может спасти нашу страну от гибели. Если революция не способна тотчас же развить в стране напряжённое культурное строительство, тогда, с моей точки зрения, революция бесплодна, не имеет смысла, а мы — народ, неспособный к жизни"10.

Трудно согласиться с мнением Г. Ермолаева по поводу позиции, занимаемой Горьким в 1917 г.: «Горький не был цельной личностью, он нередко блуждал в поисках истины"11. В горьковедении стало общим местом говорить о противоречивости мысли М. Горького. Политический прагматизм был чужд М. Горькому. Единственной ценностью, которую он ставил превыше всего, оставалась культура, ради которой он готов был всем пожертвовать. «Общественный и духовный кризис, порожденный десятилетиями монархического деспотизма и обострившийся в результате мировой войны, мог быть преодолен, как считал Горький, толь.

19 ко благодаря культуре. «JI. Спиридонова замечает: «Корень разногласий Горького с большевиками заключался именно в том, что он, как художник, оценивал события с общечеловеческой точки зрения, а.

11 большевики стояли на позициях классовых, партийных «. Другой аспект, характеризующий умонастроения Горького в период «Несвоевременных мыслей», связан с одним из наиболее противоречивых воззрений в его политической биографии. М. Горького одолевал страх, с годами превратившийся в навязчивую идею, удушения революции крестьянством. Считая самым большим врагом революции русское крестьянство, М.

10 Горький М. Несвоевременные мысли// Новая жизнь н.74,14(27)июля 1917 г. Пг., 1918.

11 Ермолаев Г. Предисловие к «Несвоевременным мыслям». Paris, 1971. Р. 18. 1 ?

Шишкин A. M. Gor'kij е la rivoluzione di Ottobre in Gli oppositori di deslra e di sinistra della rivoluzione, in Storia della letteratura russa, Torino, 1997, pp.216−217.

13 Спиридонова Jl. M. Горький. Диалог с историей., указ.соч.С. 157. и.

Горький отрицал тем самым архетипическую модель европейского сознания, корни которой уходят в мифопоэтику крестьянского труда, заложенную греческим текстом «Труды и дни» Гесиода. М. Горький воспринимал крестьянство как источник анархии и невежества. Этот страх дал о себе знать в очерке «О русском крестьянстве», опубликованном в Берлине в 1922 году.

Другой аспект, характеризующий умонастроения Горького в период «Несвоевременных мыслей» и привлекший внимание историков, был связан со страхом, с годами превратившимся в навязчивую идею, удушения революции крестьянством, воспринимаемым как источник анархии и невежества. Этот страх ярко выражен в очерке «О русском крестьянстве», опубликованном в Берлине в 1922 г. Мысли, изложенные в работе, глубоко возмутили и вызвали громкий протест со стороны эмиграции, которая обвинила М. Горького в ненависти к русскому крестьянину, на которого писатель обрушился с необъяснимым презрением и критикой14. Столь огульная критика не находит логического истолкования вплоть до сегодняшнего дня и вызывает весьма противоречивые суждения. Несомненно, отношение Горького к деревне является одним из самых тяжелых противоречий его биографии, и в последние годы оно дало историкам пищу для размышлений и суждений с различных точек зрения.

На страницах работы «О русском крестьянстве» М. Горький выносит неслыханные обвинения миру деревни, которую рисует грубой, невежественной, жестокой, по своей природе чуждой идее коммунизма, противодействующеей свободному развитию социализма в России. Боязнь крестьянской анархии усиливается с годами и после гражданской войны перерастет во все более углубляющееся недоверие писателя по отношению к крестьянству, что сблизит его со Сталиным. В 1922 г. Горь.

14 См.: Ревякина И. А. Статья-памфлет М. Горькою «О русском крестьянстве» в оценке русской эмиграции 20−30-х годов//Социальные и гуманитарные науки. Серия 7. Литературоведение. РЖ. М., 1998. № 4. С. 188−197. кий пишет: «.милейший деревенский житель спокойно разул, раздел и вообще обобрал горожанина, выманивая у него на хлеб и картофель все, что нужно и не нужно деревне. Не хочется говорить о грубо насмешливом, мстительном издевательстве, которым деревня встречала голодных людей города. В России — небывалый, ужасающий голод, он убивает десятки тысяч людей, убьет миллионы. Эта драма возбуждает сострадание даже у людей, относящихся враждебно к России, стране, где, по словам одной американки, «всегда холера или революция». Как относится к этой драме русский, сравнительно пока еще сытый, крестьянин? Я очертилтак, как я ее понимаю, среду, в которой разыгралась и разыгрывается трагедия русской революции. Это — среда полудиких людей. Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народ"15.

Трудно понять, как М. Горький мог питать такую ненависть к 80% российского населения, которое тогда составляло русское крестьянство. Обвиняя его во всех бедах страны, писатель не увидел трагической реальности деревни, которая во время гражданской войны понесла миллионные человеческие жертвы и страдала от голода не меньше, чем город. Это, несомненно, одно из самых трагических и трудно объяснимых заблуждений писателя, демонстрирующее отсутствие экономического и политического видения вопроса, что привело к драматическому искривлению миросозерцания, к ложным и неправедным выводам.

Очевидно, что истоки подобного заблуждения следует искать в глубоком психологическом кризисе. В ряду версий, выдвигаемых в качестве объяснения подобного отношения, стоит психологическая, связанная с потрясением, когда М. Горький в юности в деревне Красновидово чуть не сгорел в избе, подожженной крестьянами16. Биографическая де.

Горький М. О русском крестьянстве//Литературоведческий журнал. № 17. М., 2003. С. 243.

16 Это объяснение приводит, например, Е. Замятин (Лица. New York, 1955. С. 84). таль требует углубленного анализа и вряд ли допускает прямой перенос драматизма личной ситуации на далеко идущие политические выводы.

Существуют и другие объяснения. Так, в книге «Писатель и власть» Н. Н. Примочкина связывает мировоззрение писателя с особым видением природы как хаоса в русле философии европейского позитивизма, вознесшего человека на высшую ступень мироздания. «Горький, -пишет исследовательница, — воспринимал природу, космос как безмысленный хаос, силу, враждебную человеку, полагал, что человек творит самого себя и окружающий его культурно-материальный мир, «вторую природу», не только в лоне природы и с её помощью, но в постоянной борьбе с нею (.) Горького отталкивали в крестьянине не только «примитивность» его психологии, труда и быта, но и индивидуалистическая его сущность. Мечтавшему о преодолении в процессе эволюции смерти и обретении бессмертия в форме собирательного коллективного разума Человечества путем превращения всей земной материи в энергию Мысли, Горькому гораздо больше импонировал пролетарий с его коллективным тудом и коллективистской психологией, нежели крестьянин-индивидуалист"17.

Работы «Несвоевременные мысли» и «О русском крестьянстве» в течение всего советского периода рассматривались в ряду «самых серьезных ошибок Горького». Тексты не издавались, и читать их было запрещено. В свою очередь, очерк «В.И. Ленин» переиздавался множество раз, но так, что всевозможные исправления и цензурные искажения во многом меняли его смысл. В Советском Союзе очерк принимался во внимание только в своей комлиментарной части с опущением частей, содержавших критические суждения.

1 7.

Примочкина Н., Писаюль и власть. М. Горький в литературном движении 20-ых гг, укан.соч. с. 21.

При первой публикации очерка цензурные исправления, по словам А. Тихонова, редактора «Русского Современника», обосновывались тем фактом, что журнал был чисто литературным и не мог писать о политике, а также: «Многое, о чем Горький писал в общем плане, становится здесь конкретным лозунгом, который будет использован совсем не в интересах автора и его целей. Некоторые фразы, употребленные автором без злого умысла, дадут повод к оправданию поведения, которое, я уверен, возбудило бы у самого автора, глубокое возмущение"18.

Внимательное чтение этого очерка, цензурных искажений и дополнений, сделанных самим Горьким, как уже отмечала JI. Иокар в статье «К истории публикации первого варианта очерка «В.И. Ленин"19, позволяет не только по-новому оценить отношения между Горьким и Лениным, всегда мучительные и противоречивые, далекие от идиллической картинки, рисуемой советской ортодоксальной критикой, но также отражают, в наиболее общем виде, отношение Горького к революции.

Проанализируем, например, цензурные исправления. В тексте «Русского современника» опущена та часть рукописи, в которой содержится критика Горьким «Апрельских тезисов», понятых писателем как призыв пожертвовать «политически воспитанными» рабочими и «искренне революционной» интеллигенцией в пользу русского крестьянина. Горький боялся, что недостаточные силы не позволят «овладеть анархизмом деревни, культивировать волю мужика, научить его разумно работать, преобразить его хозяйство и всем этим быстро двинуть страну вперед."20.

Как было показано выше, М. Горький считал, что первая цель революции — создать условия для благополучного роста культурных сил страны. Для этого писатель создал и школу на Капри. В 1924 г. он прово.

18 A.G., KG.-p 76−1-30.

14 Неизвестный Горький, Выпуск 3, М.1995,С.86−90.

20 М. Горький. В. И. Ленин. Пол. соб соч. в 30 томах, Т.17, М.1952, С. 24. дил в жизнь те же идеи, которые сблизили его в 1909 г. с А. Луначарским и А. Богдановым. В изданиях 1927 и 1928 годов опущенные цензурой строки были восстановлены, а в издании 1930 г. появилась фраза: «так.

91 думал я 13 лет тому назад и так ошибался". Очевидно, как справедливо отмечает JI. Иокар, М. Горький больше не мог себе позволить открытой полемики со Сталиным и новой властью, с которой он постепенно сближался.

Отношения двух исторических деятелей рассматривались во многих публикациях последних лет, касающихся проблемы различия их образа мыслей и их мучительной дружбы, которая, по нашему мнению, все-таки основывалась на взаимном уважении и не вмещалась в рамки утилитарности, о которых пишут многие авторы. Уважение, оказанное Горьким его другу Ленину, в очерке, написанном под горячим впечатлением его смерти, надо отметить, вызвало немало критики со стороны русской эмиграции. Подтверждение этого уважения можно, впрочем, найти и во многих неофициальных высказываниях писателя. 3 марта 1924 г. он напишет Ромену Роллану: «Я его любил и — люблю. Люблю с гневом. Говорил с ним резко, не щадя его21».

Если правда, что писатель открыто критикует отдельные стороны поведения Ленина, непонятные ему, он сам же и объясняет различие их образа мыслей тем, что Ленин был политиком, а Горький — только литератором, «органически чуждым политике». В ряду эпизодов, подвергших тяжкому испытанию их дружбу, особое внимание исследователей в России и зарубежом привлекало одно событие, а именно, опыт каприйской школы. Истории каприйского кружка посвящена книга «Другая революция: Горький, Луначарский, Богданов. Каприйская школа и «богострои.

21 Там же.

22 См., например, А. Солженицын А. И., Архипела! ГУЛаг. М., 1974. Г. 2 (части 3 и 4).

23 М. Горький и Р. Роллан. Переписка.(1916;1936), М. 1995, С. 92. тельство"24, в которой собраны статьи Ю. Шеррер, И. Ревякиной, Г. Гло-вели, В. Страды.

Ютта Шеррер25, директор Центра славянских исследований в Париже, опирается на неизданную переписку из Фонда Лелио и Лесли Бассо в Риме и иллюстрирует развитие отношений М. Горького с А. Богдановым, останавливаясь на фактах подготовки изданий для рабочих, выработки учебных программ каприйской и болонской школ, работы над концепцией пролетарской культуры и, наконец, конфликта между В. И. Лениным и А. Богдановым.

В. Страда, во вступительной статье, напротив, рисует широкую панораму событий, связанных с каприйский опытом в целом, вписывая его последствия в общий исторический контекст. Критик утверждает, что теории русских революционеров, собравшихся на итальянском острове, были по сути отражением идей, родившихся в сердце европейской культуры. «Если мы хотим символически воспроизвести суть этих идей, необходимо обратиться к двум именам: К. Маркса и Ф. Ницше. К ним следует добавить имя Ф. Достоевского, определившее духовную жизнь эпохи и — по возрастающей — шире, духовную жизнь западной Европы «. Идеи, составившие смысл каприйского опыта, в дальнейшем получат свое развитие в произведениях писателя, определяя собой впоследствии отношение Горького к революционному опыту и социализму в целом, а также к выбору позиций в 30-ые годы.

Подобные выводы подтверждаются свидетельствами эмигрантской интеллигенции, стоявшей близко к писателю. Так, Е. Д. Кусковой оставила свои наблюдения над поведением М. Горького в революционный пе.

24 Capri, 1994.

25 Sherrer. J., Bogdanov a Capri, in L’altra rivoluzione: Gor’kij, Lunacarskij, Bogdanov. La scuola di Capri e La costruzione di Dio. Capri, 1994, pp 35−64-.

26 Страда В., «M.Gor'kij costruttore di Dio a Capri» // L’altra rivoluzione: Gor’kij, Lunacarskij, Bogdanov. La scuola di Capri e La costruzione di Dio, укан.соч. C.14−15. риод: «Трагедия Горького, начавшаяся с разочарования в созидательных силах Октябрьской револиюции, сделала его позднее «полуизганником», привела к «мизантропии», а в 30-е годы завершилась «страшной гибелью» .

27 художника в условиях сталинской диктатуры" .

В. Ходасевич28, друг Горького, с которым они вместе работали в редакции литературного альманаха «Беседа» и делили черствый хлеб эмиграции в Берлине и Сорренто, оставил тонкий психологический портрет писателя, важный для понимания внутренней природы личности М. Горького, его интеллектуальной и художественной работы. Как поэт, В. Ходасевич схватывает образ М. Горького в одном штрихе. По мнению Ходасевича, одной из характерных черт Горького была ненависть к правде. Политический выбор 30-х гг. В. Ф. Ходасевич объясняет нежеланием М. Горького принять историческую правду с целью спасти главную иллюзию его жизни: веру в революцию и социализм.

Огромное значение для прояснения политических позиций Горького имеет также опубликование переписки A.M. Горького и Ромена Рол-лана, частично известной западным исследователям благодаря работе Жана Перюса «Cahiers Romain Rolland. Correspondance Romain Rolland-Maxime Gor’kij» (Cahier 28). Переписка, дополненная неизданными письмами, увидела свет в 1996 г. в XV томе серии «Архив А.М.Горького». Русское издание книги «Максим Горький-Ромен Роллан. Переписка (1916;1936)», в отличие от французского, более полное и зна.

27 Барахов B.C. Трагедия Максима Горького в интерпретации современных критиков// Неизвестный Горький. Материалы и исследования. Выпуск 4, МЛ 995, с. 26.

28 Ходасевич В. Ф. Белый коридор. Воспоминания//Серебряный век. Нью Иорк, 1982. Perns J. Cahiers Romain Rolland. Correspondance Romain Rolland-Maxime Gor’kij. Cahier 28, Paris, 1991. комит читателя с неизвестными письмами Горького, а также включает варианты и черновики&trade-.

Интересно отметить, до какой степени характеристика, данная Роменом Ролланом в его «Московском дневнике», сходна с характеристикой В. Ф. Ходасевича. Великий французский писатель объясняет политический выбор Горького, особенно в том, что касается его решения вернуться в Советский Союз, его человеческой слабостью. Анализ переписки двух писателей и «Московского дневника» Ромена Роллана, опубликованного в России в 1989 году, послужил импульсом ко многим размышлениям.

Двадцатилетняя дружба писателей, находившихся в постоянном контакте вплоть до личной встречи в Москве в 1935 г., позволяла им затрагивать самые разные темы, от чисто литературных до откровенно политических. Прочтение их переписки в полном виде дает возможность проследить развитие мысли Горького и его реакцию на наиболее трагические события истории XX века (первая мировая война, Октябрьская революция, фашизм, массовые репрессии), а также углубить понимание личности писателя и его психологии.

Анализу этих свидетельств посвещает много места B.C. Барахов, автор монографии на основе богатейшей документации, в которой особенно подробно рассматриваются годы с 1917 и до самой смерти писателя. Исследователь, бывший Директор Архива A.M. Горького, прослеживает развитие мировоззрения A.M. Горького в широком контексте событий эпохи, и в центре его внимания «оказывается драма Горького как мировоззренческая проблема, которая раскрывается в решающих, критических моментах послеоктябрьской биографии писателя (1917;1936). Фиксируя внимание на этом главном для себя аспекте, он в тоже время пол.

10 В собрании сочинений М. Горькою в 30-ти тт. (М. 1949;1956) приведено лишь 22 письма М. Горького Р. Роллану, а в книге «Переписка A.M. Горького с зарубежными литераторами» 23 письма: 7 писем Горькою и 16 Роллана. ностью отдаёт себе отчёт в том, что масштабы темы открывают возможности для самых разных интерпретаций драмы Горького. Свою цель автор видит в том чтобы на материале последних лет жизни Горького рассмотреть далеко не во всем познанную личность другим взглядом, показать его судьбу как символическое выражение драмы творческой интеллигенции нашей эпохи11″.

В своем исследовании Барахов достигает этой цели и разворачивает перед читаетлем богатейший и убедительный материал, касающийся трагедии Горького последних лет его жизни. Автор обозначает границы своего исследования, мотивируя это невозможностью показать все аспекты сложнейшей личности интеллигента, что стало бы реально лишь «при условии обращения к ней многих исследователей «. В монографии видна попытка прочитать в трагичности судьбы М. Горького отражение противоречий его времени, но также на историческом отрезке, позволяющем с новой точки зрения вписать русского писателя в ряд наиболее значительных личностей XX века.

Примером удачной интерпретации ученого может служить прочтение переписки Горького с Ролланом, в котором автор монографии не ограничивается пересказом отрывков, касающихся сложных отношений с советской властью или суждений о советской политике, как это делают большинство исследователей, но подчеркивает человеческие и психологические аспекты эпистолярного диалога писателей, объединенных общими идеалами и «несокрушимой верой в прекрасное будущее, которое представлялось им в годы испытаний и потери душевной устойчивости более реальным, чем окружающая жизнь с её социальным хаосом, войнами и кризисами"33.

Баранов В. Драма М.Горького. М., 2004. С. 16.

32 1ам же, с. 16.

33 Там же с. 19.

Другая проблема, затронутая автором монографии, заключается в «двойственности» Горького в его отношении к революции. По мнению исследователя, эта «двойственность», или «двусмысленность», как ее называет Н. Берберова14, характерна для всей биографии писателя постреволюционного периода. Барахов приводит диаметрально противоположные мнения на эту тему, которые позволяют понять различные грани такого поведения и найти объяснение мотивациям, подвигнувшим Горького к возвращению на родину после долгих лет изгнания и к приятию сталинской политики. Ходасевич, например, считает, что причины долгих колебаний Горького в отношении к революции заключались «в самом Горьком». Поэт, как он сам признается35, много раз пытался убедить друга писателя перейти в лагерь эмиграции и порвать все отношения с советской властью, но всегда получал отказ, и его настойчивость привела к разрыву их дружбы, в основе которого Ходасевич увидел все ту же «двойственность его (Горького — П. Ч.) отношения ко всему, что связано было с советской властью.16».

Е.Д. Кускова, напротив, утверждает: «Теоретически.октябрьскую революцию он (М. Горький. — П.Ч.) должен был принять полностью. Однако полностью он ее не принял. Это можно доказать многими фактами. В чем же дело? В том ли, что сильны были пережитки эпохи прошлого или же сама революция дала такие скачки, такие пируэты, которые никак не гармонировали с романтизмом Горького? Задача, решение которой должно быть дано его биографами17».

Действительно, столь горячо ожидаемая революция стала для Горького великим разочарованием именно потому, что не соответствова.

34 Берберова Н. Курсив Мой. Автобиография. М. 1996. с. 229.

35 Новое литературное обозрение. 1995. N.14. С. 137.

36 Ходасевич В. Некрополь. Воспоминания.

Литература

и Власть. М.1996, с. 204.

37 Кускова Е. Трагедия Максима Горького// Новый Журнал. Кн 38. Нью-Йорк. 1954 с 231 ла его романтизму. Долгие годы поэтому его конфликт с новой вдластью был неизлечим. Его вторая эмиграция была столь же необходима, как и первая, но его позиция между 1921 и 1929 гг. в корне отличалась от его позиции в период первой эмиграции (1905;1913). «С самодержавием Горький мог разговаривать на этом гордом эмигрантском языке. С пролетарской республикой он, „родоначальник пролетарской литературы“, он, буревестник, „сын народа“, сделавшего величайшую из революций, так разговаривать не смог. В этих взаимоотношениях даже не с советской властью, а с революцией, — корень его мизантропии, в качестве „полувысланного“, и его дальнейших настроений. Развести Горького с этой анар-хо-босяцкой революцией — это не только смешно, но и невозможно, уже потому, что в рядах современной, послереволюционной эмиграции ему место не было и быть не могло: современная русская эмиграция — в массе своей — больше всего на свете ненавидит разного рода буревестников38».

В данной работе мы попытаемся доказать, тем не менее, писателя больше последовательных действий, чем скачков и противоречий, и мы твердо убеждены, что истина о писателе располагается не на крайних позициях, а должна быть найдена в другом месте, в интерпретации драмы интеллигента, сформированного в эпоху кризиса ценностей и в исторический период великих перемен для России и для всей Европы.

В начале XX века ценности XIX века были поставлены под сомнение, и в культурном, и в политическом плане, и русская и европейская интеллигенция страдала от отсутствия реальной альтернативы. М. Горький, как и многие другие, жил в атмосфере тревоги, в которой ощущалось желание разрушить старое и построить новое, не зная, впрочем, как. Как и все, Горький искал свою дорогу и свой выход: читал Ницше и впитывал его идеи, отразившиеся в его ранних произведениях, сблизился с.

38 Там же, с. 239. социал-демократией, чувствуя, как и вся русская интеллигенция, необходимость сделать что-то для народа.

Его мысль эволюционировала долгие годы и пришла к определенному этапу во время событий 1905 г., в которых Горький активно участвовал, убежденный, что только революция принесет справедливость в Россию. Его вклад в политику был всегда искренним, но, при чтении переписки 1905;1909 гг., становится понятно, что, несмотря на свое вступление в социал-демократическую партию, он еще не нашел настоящего определения социализма и продолжал колебаться между различными решениями.

Настоящий водораздел датируется годами первой эмиграции, когда Горький сблизился идейно с Богдановым и, особенно, с Луначарским. В «богостроительстве» он нашел способ примирить Маркса и Ницше, расчет и мечту, науку и утопию. Как замечает Витторио Страда: «Авторы „Капитала“, „Воли к власти“ и „Преступления и наказания“ возвышаются над всей русской культурой первой половины XX века, так же, как и над европейской западной культурой, как созвездие, вокруг которого вращаются все остальные звезды духовного небосвода эпохи, от Толстого до Ибсена, от Гегеля до Штирнера, от Кьеркегора до Соловьева».

Характерно, что теоретический мозг Каприйской школы Александр Богданов, в своем понимании «надстройки» как «науки всеобщей организации» придерживаясь строгого рационализма позитивистского толка, позволил себе предпослать своей программной работе «Новый мир» (1904) три эпиграфа: из Библии, Маркса и Ницше «человек — мост к сверхчеловеку»" 39.

Свершившаяся революция глубоко разочаровала его, так как не соответствовала его романтическому мировоззрению, но после первых раз.

34 Strada V. M. Gor'kij Costruttore di Dio a Capri. In: L 'altra rivoluzione: Gor Taj, Lunacharskij, Bogdanov. La scuola di Capri e la costruzione di Dio. Capri, 1994. P. 19 очарований он постепенно вернулся к реальности, впрочем, не отказываясь от своей критики и своих позиций и оставаясь из-за этого в изгнании.

Горькое изгнание, так как он никогда не чувствовал себя эмигрантом. В годы второй эмиграции он не отказался от своей роли литературного арбитра в культурной политике России, но должен был отказаться от другой своей великой мечты — стать мостом между российской интеллигенцией и эмигрантской. Для решения этой задачи был создан журнал «Беседа», в котором предполагалось «осуществить идею строительства моста, объединяющего два берега русской интеллигенции40».

В журнале сотрудничали многие писатели первой волны русской эмиграции. Отношение М. Горького к ней было сложным: с одной стороны, он никогда не отказывался помочь эмигрантам и принять их у себя, с другой стороны, он всегда стремился ревниво сохранить свою независимость. Как пишет А. Ваксберг «Вся жизнь Горького была соткана из парадоксов. Очередной парадокс состоял в том, что он эмигрировал, не чувствуя себя эмигрантом. Соответственным было и его отношение к русской диаспоре последнего призыва: он сразу установил с ней почтительную дистанцию41 «.

Действительно, ему не было места в среде эмиграции, не удалось ему и объяснить свою цель на родине, и таким образом его мечта об объединении двух берегов интеллигенции, отныне непримиримо разделенной, плачевно рухнула, и в этот раз Горький проявил отсутствие чувства объективности и политического чутья.

Глубоко разочарованный, он вернулся на родину, где думал вновь играть свою роль защитника интеллигенции и искусств, и ему удавалось спасти многих от смерти и тюрьмы. Усмиренная Россия просила его по.

40 Примочкина Н. М. Горький и писатели pyccKoi о зарубежья, М.2003, с. 19.

41 Ваксберг А. Гибель Буревестника. М., 1999. С. 174. мощи, и, как и другие, он убедил себя, что там осуществляется социализм.

Речь идет не столько о двойственности и противоречивости, сколько о трагедии человека, который в один из самых драматических моментов европейской и всемирной истории, искал альтернативу и верил в нее, и не хотел отказываться от своей великой мечты. Его искания, колебания, надежды и разочарования характерны для многих интеллектуальных протагонистов европейской истории тех лет. Горький является центральной фигурой этой истории и ее неотъемлемой частью. «Теперь, — утверждает В. Страда, — когда официальному советскому мифу о Горьком пришел конец, и он рухнул вместе с создавшей его системой власти как один из наиболее идеологически устойчивых, личность и творчество писателя станут предметом свободного критического анализа, который, впрочем, не должен обернуться антимифом, принижением и недооценкой того, что Максим Горький был выразителем ключевого момента истории XX века"42.

Крушение горьковского мифа, ловко сконструированного в советскую эпоху и делавшего из него гениального предшественника советской политики и культуры, заставляет переосмыслить интеллектуальное значение писателя, подразумевающее сложность и глубину его личности, объективную оценку его литературного творчества. Эта оценка не всегда должна быть позитивной, но по крайней мере и не превращать писателя в демона, как это делает по большей части русская эмиграция, часто указывая на него как на несущего в одиночку ответственность за культурную политику сталинской эпохи. Эта натяжка, разумеется, еще опаснее первой. Не будем отрицать ответственности А. М. Горького в последний период его жизни. Его поддержка сталинской политики, его ненависть к.

42 Strada V. M. GorTdj Costruttore di Dio a Capri. In: L 'altra rivoluzione: Gor *kij, Lunacarskij, Bogdanov. La scuola di Capri e La costruzione di Dio. указ.соч.С. 19. русскому крестьянству, заставившая его высказать суждения часто еще более категоричные, чем самого «великого рулевого», публикация книги о Беломорканале, несомненно, оставили крайне негативный след в человеческой и интеллектуальной биографии писателя. Но его биография должна быть воссоздана на основе переосмысления всей его жизни, а не отдельных эпизодов, вырванных из контекста.

Действительно, в итоге невозможно рассматривать Горького как большого друга и советника Сталина, как это делала официальная советская историография, однако не следует делать его ответственным за начало литературных репрессий, драматическая линия которых тянется к Пастернаку и Солженицыну. Начиная с его пребывания в Америке и особенно в сталинский период имя Горького использовалось для одобрения политики внутри страны и как фактор мирового престижа. Таким образом Горький стал «политиком поневоле».

История Горького-политика была также историей борьбы советского режима за создание образа писателя как гениального предтечи и цветка в петлице нового государства. Однако этим проблема Горького-политика не исчерпывается: необходимо обратить внимание на постоянное сопротивление Горького операциям такого рода и понять, где это сопротивление носит психологический характер, а где оно поднимается до уровня политики. Трудность представляет выявление в миропонимании Горького собственно политических структур. От певца обездоленных, босяков и «бывших людей» трудно требовать создания рациональной системы ценностей и политических стратегий. В 1924 г. он заявил: «У меня к политике органическое отвращение и я сомнительный марксист, потому что не верю в разум масс и особенно в разум крестьянской мас.

41 М. Gorkij. V.I.Lenin Полное собрание сочинений в 30-ти тг 17 С. 24.

В эпоху становления стольких «измов», будораживших Европу, тоска по мечте и по новому всегда была в нем сильнее искреннего и безоговорочного примыкания к определенным политическим взглядам. Однако, на наш взгляд, неверно было бы говорить о Горьком как об анархисте и ницшеанце, романтически погруженном в проблему бытия человека, лишь слегка касающегося надежд и драматической борьбы в обществе. «Лично я — признавался он в 1930 г — никогда не чувствовал и не чувствую себя «исключительно литератором», всю жизнь занимался — в той или иной области — общественной деятельностью и до сего дня не утратил тяготения к ней"44.

Действительно, в эпоху, когда литература добровольно ставит себя на службу общественным проблемам, своебразие понимания Горьким своей задачи связано со многими аспектами. Прежде всего, с его происхождением: среди дворян, адвокатов, врачей, служащих оно давало ему мучительное преимущество познания мира без посредников. Вскоре к этому прибавились почти мировая слава и престиж, окружавшие его художественное творчество и его личность. Мир знал многих социалистов и анархистов, которые отошли от своих аристократических, буржуазных или мелкобуржуазных корней и в силу определенной направленности культуры перешли на сторону пролетариата и крестьян. Их книги и статьи предназначались для узкого круга друзей или причастных к ним людей. В Горьком мир увидел человека, чьи детство и юность прошли на дне жизни и для которого, благодаря его любви к чтению и книгам, сделалось возможным дорасти до мировоззрения, несмотря на препятствовавшую этому обстановку. Его творчество и его имя не остались в плену свойственных интеллигенции предрассудков и получили собственный резонанс в Европе и мире. Никакой политик не мог предвидеть такого.

44 Горький М., Беседы о ремесле//Литературная учеба", 1930, номер 6 июнь// Полное собрание сочинений в 30-ти тт. М., 1949;56. Т.25 способа служения литературы общественному делу, поскольку непредсказуем гений художника, а тем более его успех. Горький определил для литературы новые границы и получил неожиданный отклик. Несомненно, политическая концепция Горького не укладывается в учебники по истории политических доктрин. Но и не существует, как это часто думают, истории писателя, который занимался политическими проблемами своего времени из пустого кокетства или циничной корыстиего приверженность коммунизму, хотя и совершенно иная, чем ортодоксальная убежденность Ленина, была всегда искренней.

История Максима Горького в определенном смысле показательна для литератора, художественное творчество которого неотделимо от его политических и общественных обязательств. М. Горькому было посвящено много публикаций с начала 90-х гг.: в одних авторы, надо признать, довольно неуклюже и грубо пытаются оседлать конек «ревизионизма», что закономерно в такой стране, как Россия, где столько лет отрицалась свобода мысли и теперь необходимо в некоторых случаях «выпустить пар»: такая критика, часто необоснованная и не опирающаяся на серьезные и точные исследования, пытается дискредитировать творчество писателя (как правило, в этих случаях речь идет о работах скандального характера, не имеющих никакой научной ценности) — в других авторы стремятся серьезно и документированно осмыслить историческую ценность личности писателя, подчеркивая как позитивные, так и негативные, неудобные аспекты, основываясь на неизвестном ранее архивном материале. Это не значит, что исследователи должны отказаться от законного права на выражение негативной критики творчества Максима Горького и его образа действий, а что необходимо документально обосновывать любую критику.

Максим Горький, с его богатой встречами, событиями и опытами жизнью, не может быть понижен до роли второсортного автора русской революционной драмы в истории литературы XX века. Его глубокая и сложная личность, не утратив до сих пор своего подлинного и большого значения, заставляет сегодня критику занять определенную позицию по отношению к писателю. «Горький — один из тех русский писателей, о которых исследователи в свете событий последних лет начинают писать заново"45.

Новое прочтение Горького, начатое в годы перестройки, подразумевает возможность диалога между исследователями и отличается свободой от идеологических требований, которые в свое время изолировали писателя и стали причиной недооценки литературных влияний эпохи на творчество писателя, а также тех составляющих мировоззрения Горького, которые не были тесно связаны с политикой46. Такое восприятие, характерное для советской идеологии, полностью отрывало Горького от его эпохи и делала из него мыслителя sui generis, не имеющего ничего общего с движениями европейской мысли. Эта позиция привела с годами к оценке исследователями лишь тех сторон литературного творчества Горького, которые могли служить подтверждением его роли как «основоположника социалистического реализма», без должного внимания к контексту, в русле которого формировалась его идеология. Так работали многие ученые, и с начала 90-ых гг. был сделан большой шаг вперед, особенно русскими исследователями, которые заново переосмыслили политическую биографию A.M. Горького.

В числе монографий, сделавших наибольший вклад в новое прочтение творчества и философских воззрений писателя, помимо B.C. Ба-рахова, о котором мы подробно написали, на наш взгляд, заслуживают особого интереса книги Л. Спиридоновой и Н. Примочкиной.

45 Хейтсо Г. Максим Горький. Судьба писателя. М., 1997. С. 5.

46 cfr. C. Rougle Three russians consider America: America in the works of Maksim Gor’kij. Aleksandr Blok, and Vladimir Majakovskij, Stockholm, 1976, p .18.

Книги J1. Спиридоновой «Максим Горький: Новый взгляд» и «М. Горький: Диалог с историей» внесли большой вклад в новое прочтение ключевых моментов творчества Горького, представив новую интерпретацию многих его произведений, особенно ключевых романов, как, например, «Мать"47, «Лето», «Жизнь Клима Самгина», радикально отличающуюся от советской точки зрения. Новый взгляд на писателя нужен для того, чтобы «разрушить действительно устаревший стереотип образа ортодоксального марксиста, верного ленинца, друга и соратника Стали.

48 на «.

Работая с огромным количеством материала, исследовательница останавливается на ключевых моментах концепции мира Горького, анализируя его образ мыслей в различные исторические периоды первых 30-ти лет XX века, не пренебрегая сопоставлением его взглядов с воззрениями выдающихся мыслителей эпохи. В первой работе достаточно оригинально воссоздан интеллектуальный путь Горького частично на основе заметок, которые он сам писал на полях читаемых книг. Таким образом, читатель может «услышать „настоящий голос“ Горького в столкновении разных мнений и концепций с историками (В.Ключевский, П. Милюков, С. Платонов, М. Покровский), с религиознымыми мыслителями (Н.Бердяев, С. Булгаков, Л. Франк), богоискателями (Д.С.Мережковский, Д. Философов)49».

С другой стороны, в книге углубленно рассмотрены основные составляющие отношений писателя с марксизмом, сталинизмом, ленинизмом и таким образом воссоздано формирование его концепции истории. Большое внимание уделено, на наш взгляд, совершенно справедливо,.

47 Во Франции, где сделаны новые переводы и переизданы многие произведения писателя, роман «Мать» интерпретируется в русле этико-религиозных принципов, лежащих в основе произведения, а также в феминистском ключе.

48 Спиридонова Л. А. М. Горький: Диалог с историей, указ.соч.с. 5.

49 Барахов В. Драма Максима Горького. М., 2004. С. 41. концепции социализма, который Горький видит как «вечно живую идею социальной справедливости"50, эти воззрения в дальнейшем определят, как мы видели, политический выбор писателя.

Вторая книга имеет очерковый характер. Автор касается различных тем, очень важных с точки зрения отдельных сторон отношения Горького к политике, в частности, в главах, обсуждающих мотивацию возвращения Горького в сталинскую Россию и его отношений с последним. J1.A. Спиридонова показывает, что отношения Горького с Советским Союзом были значительно сложнее и конфликтнее, чем пишут большинство исследователей, в частности, А. И. Солженицын, который в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» видит в мотивах возвращения писателя на родину чисто материальные причины и, анализируя роль писателя в культурной политике 30-ых гг., дает собственную интерпретацию одной из самых противоречивых глав его биографии, а именно, его участие в книге «Беломорский канал» и соучастие в сталинской политике. По этому поводу исследовательница пишет: «Горький поверил в теорию обостроения классовой борьбы и существование врагов народа.51 «и, как и многие, искренне был убежден, что «заговоры 1928;1930 гг., действительно существовали и являлись звеньями единого антисоветского заговора, организуемого за рубежом.52» Мы разделяем это мнение. Действительно, в большинстве исследований М. Горький обвиняется и делается ответственным за советскую культурную политику без учета интеллектуального климата тридцатых годов и без попытки реконструировать коллективное воображаемое эпохи.

Н.Н. Примочкина, в свою очередь, в книге «Горький и писатели русского зарубежья» прояснила некоторые вопросы, касающиеся роли.

5″ Спиридонова JI., А. М. Горький. Диалог с Историей, указ.соч. с 196.

51 Спиридонова J1. Новые аспекты изучения творчества Горького// Неизвестный Горький, М.1995. Сс.106;

52 Там же, С. 107.

Горького в литературной жизни русской эмиграции 1920;1930;х гг., подчеркивая его стремление служить «мостом» между Советской Россией и эмиграцией, пролив свет на малоизученный, а до ее монографии и вовсе порой не затрагивавшийся аспект деятельности писателя, представленный в книге глубоко и исчерпывающе. В действительности исследование этого периода жизни писателя долгие годы было запрещено в Советском Союзе и первые работы на эту тему появились только в 1990 г., всвязи с появлением большого интреса в литературе эмиграции, на то время совсем не известной в России. В книге Н. Примочконой, тщательно анализируется переписка М. Горького с Вячеславом Ивановым, В. Ходасевичем, Н. Берберовой, П. Муратовым, 3. Гржебиным и другими (около 200 неизданных писем, сохраненных в российских и зарубежных архивах). Внимание автора книги сосредоточено на роли М. Горького в литературных и политических событиях эмиграции и дает возможность углубить историю ее представителей. Особый интерес представляют главы, посвященные позиции Максима Горького в отношении к движениям «сме-новековтсва» и «евроазиатства».

Исследовательница также занималась изучением роли Горького в литературных течениях первого послеоктябрьского десятилетия, в книге «Писатель и власть» (1996) она попыталась воссоздать интеллектуальный климат 20-х гг. и показать важную роль Горького в литературной политике этого времени, с привлечением большого числа неизданных материалов. Эта книга также проливает свет на отношения Горького с миром русского крестьянства, его позицию по отношению к «крестьянским», «пролетарским» писателям и писателям-«попутчикам», его влияние на советскую культурную политику 1920;х годов.

Последний аспект был всесторонне изучен в период «оттепели» в работах К. Д. Муратовой «М. Горький в борьбе за развитие советской литературы», А. А. Волкова «Максим Горький и литературное движение советской эпохи» и «М.Горький в борьбе за идейность и мастерство советской литературы». В этих работах, несмотря на привлечение большого числа архивных материалов, особенно в случае К. Д. Муратовой, проводится идея слияния всех послереволюционных литературных движений в направление социалистического реализма. Тем не менее, все трое исследователей останавливают свое внимание на писателях, находившихся в центре литературного движения: В. Маяковском, Д. Фурманове, А. Фадееве и др.

Н. Примочкина же анализирует в основном отношения между М. Горьким с писателями-«попутчиками» и с крестьянскими писателями, не пренебегая отношениями между М. Горьким, В. И Лениным, Н. И. Бухариным и другими лидерами Октябрьской революции. Основываясь на огромном количестве архивного материала, она показывает центральную роль Горького в российской культурной жизни 20-х гг., например, в борьбе Воронского с рапповцами. Значение этой работы — в серьезности научных подходов ученого, не позволяющего себе предвзятых суждений и дающего читателю возможность проникнуть в политический климат эпохи 20-х гг., в область коллективного воображаемого эпохи и ясно осознать сложную роль Горького в событиях культуры.

В представленной диссертации, помимо уже означенных тем, много места посвящено предреволюционному периоду жизни писателя, когда Горький существенно сблизился с партией большевиков, но занял позицию, не сводимую к марксизму-ленинизму. Особое внимание уделяется также очеркам писателя об Америке, традиционно рассматриваемым официальной советской наукой как сознательная критика американского капитализма и используемым в советский период в целях антиамериканской пропаганды. Эти очерки интерпретированы как отражение общего идейного кризиса, а также как реакция интеллигента, впервые столкнувшегося с реальностью огромной метрополии, на современный мир, оспаривающий традиционные ценности.

Произведения, написанные в результате пребывания писателя в Америке, еще мало изучены и очень мало анализов очерков о Нью-Йорке. Среди немногочисленных работ на эту тему, достойных внимания, необходимо назвать книгу Чарлза Рагла «Взгляд трех русских на Америку: Америка в творчестве Максима Горького, Александра Блока, Владимира Маяковского» 5 В своей книге американский ученый выступает противником теории, относящей эти очерки к антибуржуазной и антикапиталистической критике, и связывает обвинения Горького, направ-леные на американское общество, с потрясением, пережитым европейским интеллигентом при первом столкновении с совершенно чуждой и непонятной ему реальностью. Чарлз Рагл находит много общего в описаниях большого города, сделанных Горьким, и подобными же описаниями других европейских интеллигентов, несомненно, известных писателю. В дополнение к тому, что утверждает Ч. Рагл, в настоящей работе сделана попытка интерпретации американских очерков тех лет в русле кризиса интеллигенции на мировом уровне, вызванного глубокими историческими и культурными изменениями, происшедшими в начале XX века, не отрицая, впрочем, значительного влияния на писателя марксизма.

В работе дан анализ речи Горького на Первом съезде советских писателей с целью показать ее полное несоответствие марксистским установкам. В основе этого анализа — теории В. Страда54, который по поводу речи писателя утверждает, что Горький «научную ясность Маркса подменяет идеологическим туманом, таинственным образом возникшим из старой теории «богостроительства», отразившейся в повести «Испо.

53 Rougle C. Three Russian Consider America. America in the works of Maksim Gor’kij, Aleksandr Blok, and Vladimir Mdjakovskij. Stockholm, 1976.

54 Страда В. Tradizione e Rivoluzione nella lettura russa, Torino 1980, pp!45−175 ведь". 55 Ученый56, кроме того, является поборником последовательности мысли в позициях, высказанных Горьким, начиная с «Лекций по русской литературе», прочитанных рабочим на Капри и опубликованных в России в 1939 г., и позициях, занимаемых Горьким во время Первого съезда писателей. Это утверждение, встречающееся в критике в 70−80-ые гг., вновь подхвачено в сборнике «Другая революция» (L 'altra rivoluzione), в котором впервые на итальянском языке опубликована одна из лекций по литературе, прочитанных Горьким рабочим в школе на Капри. На эту тему написаны книги: В. В. Перчин. Литературные споры Максима Горького (Вопросы литературы, 1989,10,с 149−170) и И. К. Кузьмичев, Л. Ф. Ершов. Волшебный кристалл. Социалистический реализм сегодня и завтра. М., 1987.

В то же время, несмотря на обилие новых публикаций последних лет, хотя и отдавая им должное, автор настоящей работы оставил практически без изменений свои выводы, сделанные после чтения очерков Густава Герлинга57 и статей Л. Троцкого58, первый из которых основал свои теории на официалных источниках и предположил, что Сталин убыл Горького, а второй, наоборот, что он умер естественной смертью. Эта тема стала предметом многочисленных публикаций. В частности, сборник «Вокруг смерти Горького», в котором проанализированы все документы,.

55 там же, р. 175- Этому роману, отразившему идеи «богостроительства», уделяется большое внимание. Об этой книге писали: Никитин Е., Исповедь (М.2000), Niqueux М., Un Gorki heretique: le «constructeur de Dieu» // Gorki M. La Confession. Paris, Phebus, 2005, Irene Masing-Delic A salvation mith of Russian Twentieth-Century Literature (Stanford, 1992), в книге дан анализ художественных особенностей повести М. Горького «Исповедь», в русле широкого кошекста Серебряно1 о века и мировой литературы.

56Страда В. У истоков социалистического реализма. Горьковская концепция русской литературы. Россия, 1987, н.5, с 139−146) и Страда. В. Итальянские Лекции Горьког. // «Россия и Италия». М., 1993. С.222−232.

57 Герлиш Г. Da Gorki a Pasternak: considerazioni sulla letteratura sovietica, Roma, 1958.

58 Троцкий L. О smerti Gor’kogo// Bulletin Opposicij, Parigi 9.7.1936 n.51- L.Trockij. Stalin. Paris, 1948. связанные с болезнью писателя, свидетельства врачей, лечивших его, воспоминания людей его ближайшего окружения, протоколы допросов 1938 г. «правотроцкистского блока». Сборник сопровождается статьями, рассматривающими различные теории о смерти писателя, свидетельства людей, бывших рядом с ним в дни его последней болезни, его отношения со Сталиным и Троцким.

Этой проблеме посвящена статья «Смерть Горького» Мишеля Нике59, в которой французский ученый, анализируя некоторые свидетельства, в частности, французских писателей Арагона и Эльзы Триоле, ставит под сомнение тезис о его естественной смерти, а также тезис о врачах-убийцах, выдвигая гипотезу прямого вмешательства Сталина, по приказу которого был убит писатель, чтобы помешать ему встретиться с европейскими интеллектуалами, приехавшими в Москву с визитом к нему.

Противоположного мнения придерживается B.C. Барахов, который в статье «Смерть Горького"60 возвращается к версии об естественной смерти писателя, анализируя все возможные противоречивые версии и находя закономерными выводы, сделанные во вступительной статье к сборнику «Вокруг смерти Горького», оставляющей за читателем право на собственные свободные суждения.

Причины смерти Горького также находятся в центре интереса многочисленных публикаций В. Баранова61, книги которого, изданные в период с 1990 по 2001 гг., вызвали большой интерес и количеством использованного материала, и живостью изложения. Что касается суждения об этих текстах, сошлемся на мнение Лидии Спиридоновой, с которым нельзя не согласиться: «. факты используются автором порой субъекw Нике М. К вопросу о смерти Горького // Минувшее.Париж.1988, н.5.

60 Барахов В. Смерть Горького в кн. Драма Максима Горького. М., 2004. С. 333−372.

61 Баранов В. Оюнь и пепел костра. М. Горький: творческие искания и судьба.М.1990; Баранов В., Горький без грима. Тайна смерти. М., 1996; Баранов В. Максим Горь-кий:подлинный или мнимый, М.2000; Баранов В., Беззаконная комета Максима Горького, М., 2001. тивно, в соответствии с его собственной концепцией, согласно которой Сталин убил Горького руками близкого ему человека- «роковой женщины» М.И.Будберг"62.

Такой интерес к этому вопросу связан, прежде всего, с большими процессами 30-ых гг, её изучение неразрывно с разработкой проблемой отношений писателя со Сталиным и, шире, отношений с Советским Союзом в 30-ые гг. В том, что касается выбора Горького в последние годы его жизни, здесь, как правило, авторы придерживаются крайних мнений, то изображая Горького пленником Сталина, не осознающим свой выбор, то осыпая его обвинениями, превращающими писателя в «ревкома колонии,.

АД лагеря, товарища шефа ОГПУ-НКВД. «.

И. Солоневич прямо утверждает, что «основные мысли партайге-носсе Розенберга почти буквально списаны с партийного товарища Максима Горького64», который, по мнению исследователя, виноват не только во всех несчастьях, постигнувших Россию в результате революции, но еще и бедах Германии и Европы. Подобное суждение не нуждается в комментариях и даже не стоило бы его приводить, если бы оно не отражало настроения определенной части исследователей крайне ревизионистского толка, к сожалению, строящих свои умозаключения, не прибегая к анализу фактов65.

Мы убеждены, что сложная фигура Горького заслуживает более серьезного исторического анализа, а его выбор 30-ых гг. не может быть интерпретирован однозначно. Наше убеждение основано на факте, что М. Горький в тот период, когда он решил вернуться в Советский Союз, увидел в сталинской России страну, более соответствующую его идее ре Спиридонова JI. Максим Горький: Новый Взгляд. М., 2004. С. 232.

63 Московская правда. 1990,3 agosto.

64 Солоневич И., Народная монархия.- М., 1991. С. 193.

65 См. нап. Бем А. Письма о литературе. Прага, 1996; Парамонов Б.,. Горький, белое пятно//Октябрь.М., 1992.№ 3- Дубинская — Джалилова Т. Великий Гуманист (по мате-рияла переписки Горького и Сталина) //Литературное новое обзрение, М.1999, н 40 волюции, чем Россия 1922 г., и, как многие, поверил в международные заговоры против революции, оправдывая жесткую борьбу Сталина против так называемых врагов народа. Это не значит, что он полностью был солидарен со Сталиным. Живя в Советском Союзе, он постепенно осознал подлинную природу сталинской политики. В 1934 году было, впрочем, уже слишком поздно уходить в оппозицию и искать другую дорогу. Смерть сына Максима, убийство Кирова прекрасно показали это, да и свобода передвижения писателя постепенно уменьшалась. Его международные контакты и факт, что в прошлом он открыто продемонстрировал, что не будет мириться с воззрениями, которых не разделяет, не позволяли Сталину оставлять Горького без контроля, который, согласно многим свидетельствам, становился все более жестким. Период последних двух лет жизни писателя представляется наиболее сложным для понимания, хотя и существует множество источников, доступных ныне исследователям, нет никакого документа, подтверждающего реальное противостояние Горького Сталину, и тем более нет свидетельств, указывающих на участие Горького в заговоре против Сталина. Период, начавшийся с Первого съезда писателей и продолжавшийся до самой смерти Горького, вызывает, тем не менее, различные интерпретации. Мы уверены, однако, что, как замечает Н. Примочкина, писатель такого величия и драматизма судьбы, как Горький, не нуждается ни в наших обвинениях против него, ни в оправдании67″.

66 Этого убеждения придерживается, например, J1. Фелбин (под пседонимом А. Орлов) в статье Тайна история сталинскийх пршпуплений, М., 1991, где он говорит, что писатель находился под прямым контролем Г. Ягоды, который якобы получил от Сталина приказание заниматься «перевоспитанием» Горькогои В. Чернухина в статье «Поездка Горького на Соловки. (Свидетельства очевидцев)"// Неизвестный Горький, М.1995.С.124−135 п Примочкина Н. Писатель и власть. М. Горький в литературном движении 20-ых гг. М., 1996. С. 55.

Заключение

.

Приступая к данной работе, мы опасались, что литературная репутация Максима Горького может повлиять на оценку его как политической фигуры, сдвинуть исторические пропорции, изменить в сторону укрупнения ее масштаб и значение. Сейчас, по завершении работы, допустимо утверждать, что эти опасения не оправдались. Напротив, возникает другое сомнение: не оказалась ли художественная сторона деятельности Горького, его роль в истории литературы оттесненной на второй план политической историей. Тут есть только внешнее противоречие с неоднократно делавшимся утверждением, а именно, что Горький являлся не столько субъектом, сколько объектом политики, составляя предмет гордости партии и страны, поднимая их внешний престиж, осуществляя внутренний консенсус — выполняя роль, необходимую для современного государства, каким бы ни был его политический строй. В самом деле, ситуации, в которых М. Горький оказывается осыпан благами и привилегиями, размер и характер которых объясняются только его мировой известностью, сменяются другими, в которых он использует все резервы своей личности и положения, достигая значительной самостоятельности в политических оценках и действиях. Максим Горький не столько открывает новую эпоху русской литературы, сколько завершает, и весьма достойно, ее великий XIX век. Но то, что справедливо для художника, не является таковым для политика и активного социалиста. Откликаясь на смерть Горького в пятьдесят первом номере «Бюллетеня оппозиции», Лев Троцкий, известный среди прочего как блестящий литературный критик, обходит почти полным молчанием его литературную деятельность и упоминает о ней лишь для того, чтобы рельефнее выделить его политическую значимость. Тем самым в этом некрологе получает подтверждение мысль о том, что Горький в качестве писателя принадлежит уже отошедшей эпохе, но в качестве политика при всей своей «ненависти» к политике неотделим от того трудного времени, в которое ему довелось жить. Дополнительное подтверждение этой мысли мы находим в посвященной писателю критической литературе: за семьдесят лет, прошедших с его смерти, здесь сложилось два направления, с которыми необходимо разобраться.

Первое представлено советским официозом, который, как и в 1936 г., бестрепетно объявляет Горького «несгибаемого революционера и твердого большевика».

Второе видит в нем интеллигента, чьи упования были разбиты «предательством революции», овладевшей им и его именем как военной добычей.

Мы пытались продемонстрировать, что какие-то элементы истины содержатся в обеих точках зрения. С другой стороны, мы пытались доказать, что исторически достоверная реконструкция политической биографии Горького недостижима как с позиций революционной агиографии, так и на основе воинствующего антисоветизма. Вплоть до революции 1905 г. он был интеллигентом и только, правда, не совсем обычным интеллигентом, — познавшим на собственном опыте тот мир униженных и оскорбленных, который другим был известен только со стороны. Он был интеллектуалом, чей крестовый поход против царизма шел через тюрьмы и полицейские преследованиябыл «попутчиком» (хотя и вступил в социал-демократическую партию в 1905 г.), чья симпатия к социал-демократам приняла форму конкретных и щедрых пожертвований.

Опыт первой русской революции заставил М. Горького осмыслить свое место в ней: «Пролетариат столкнулся в декабре 1905 года с той радикальной интеллигенцией, которая носила Горького на плечах, как с противником, он сделал честное и, в своем роде, героическое усилие — повернуться лицом в пролетариал// ту. „Мать“ остается наиболее выдающимся плодом этого поворота» .

Надо иметь в виду, что мог думать и чувствовать Троцкий в 1936 г. И надо помнить, какую роль играл Горький в эти годы в сталинской иконографии. Суждение Троцкого на этом фоне приобретает особое значение. Горький после революции 1905 г. был, как и многие другие ее участники, был захвачен «богострои.

266Троцкий Л., О смерти Горького.// Бюллетень оппозиции. Париж, 9.7.1936 № 51. Р. 3. тельством", стремился соединить религию и социализм, но никогда не изменял делу пролетариата, лишь на время прервавшего свою борьбу после жестокого поражения. Свидетельством тому отношения Горького с Лениным, в которых находилось место и для взаимного непонимания и для прочного взаимного уважения, и для жестоких размолвок и для неожиданных примирений. По словам М. Горького, он не раз указывал В. И. Ленину, что, уничтожая русскую интеллигенцию, он обезглавливает русский народ. По его словам, несмотря на то, что он любил Ленина, и, как ему казалось, вождь тоже его любил, временами их расхождения порождали взаимную неприязнь .

Главное, что для Горького в ленинской теории оставалось неприемлемым, это своего рода отречение от разума. Л. Д. Троцкий в связи с этим пишет: «Глубже всего в этом необыкновенном самоучке сидело преклонение перед культурой: первое, запоздалое приобщение к ней как бы обожгло его на всю жизнь» 268.

Культ культуры порождает у Горького, среди прочего, неприязнь и неприятие по отношению к бескрайнему миру русского крестьянства. Октябрьская революция передвинула его в ряды оппозиции. Дело было не только в преследованиях, которым подвергалась интеллигенция, не только в угрозе, нависшей над русской культуройглавное, что в стране, где пролетариат еще окончательно не сформировался, создаются предпосылки для триумфального наступления деревни на город, для торжества крестьянства с его животным невежеством. Что может противопоставить этой лавине интеллигенция во главе нескольких тысяч рабочих, ею же воспитанных.

С советской властью Горький примирился лишь после того, как прекратился «беспорядок» и началось экономическое и культурное восхождение. Он горячо оценил гигантское движение народных масс к просвещению и в благодарность за.

269 это задним числом благословил Октябрьский переворот" .

267 М. Горький и Р.Роллан. Переписка (1916;1936), указ.соч. С. 88.

268 Троцкий JI. О смерти Горького // указ.соч.С. 3.

269 Там же.

На самом деле пессимизм первых послереволюционных лет смягчился уже раньше, после смерти Ленина. В 1922 г. Горький писал: «эта революция стальным плугом взбороздила всю массу народа так глубоко, что крестьянство уже едва ли может возвратиться к старым, разбитым формам жизникак евреи, выведенные Моисеем из рабства Египетского, вымрут полудикие, глупые, тяжёлые люди русских сел и деревень — все те, почти страшные люди, о которых говорилось выше, и место их займёт новое племя — грамотных, разумных, бодрых лю-дей"270.

Несмотря на эту уверенность, Горький еще не был готов к окончательному возвращению на родину. Среди многочисленных причин, подтолкнувших его к этому решению, была одна сугубо политическая, о которой часто забывают. В начале тридцатых годов, в раскулаченной «умиротворенной» России крестьяне и их неприязнь к городу уже не представляли той угрозы, которой опасался Горький в 1917 г. Их приобщение к культуре оказалось иным, менее спонтанным, чем это казалось Ленину и, может быть, самому Горькому. Неоспорим тот факт, что никакого неодобрения или сожаления по поводу цены, заплаченной за «окультуривание» русского крестьянина, гибель миллионов сосланных на Север «кулаков», разорение хозяйства М. Горький не выражает и не испытывает. Факт для многих неудобный. Многие охотно бы закрыли глаза на то обстоятельство, что Горький и Сталин оказались политическими единомышленниками в таком малопривлекательном вопросе.

Но и здесь, надо это признать, он остался верен себе. А дело культуры, «окультуривания» народных масс может порой, следуя строгой, хотя и жестокой исторической логике, смыкаться с интересами самого безоговорочного абсолютизма.

Горький, скорее всего, не был в таких дружеских отношениях со Сталиным, как это изображается на многочисленных фотографиях и утверждается.

270 Горький М., О русском крестьянстве //литературоведческий журнал, 17, М.2003, с. 248 официальной историографией. Но не подлежит сомнению, что, по крайней мере, до 1934 г., он с энтузиазмом и удовольствием выполнял в сталинской России ту роль всеобщего наставника, к которой стремился всю жизнь. Отсюда и ненависть к нему значительной части белой эмиграции. В этой среде к нему, по словам Троцкого, прочно приклеилась кличка предателя. Но тот же Троцкий в уже многократно цитированной статье спрашивает с образцовой интеллектуальной честностью, кого Горький мог предать, кроме собственного мнимого образа, который яростные противники коммунизма из числа эмигрантов сотворили для собственных целей: «ненависть к Горькому «бывших людей» бельэтажа — законная и вме.

771 сте почетная дань этому большому человеку". Это существенный пример суждения Л. Д. Троцкого о М. Горьком. Трудно говорить о человеке, каким он был на самом деле, а не о том, каким он казался. Несмотря на свое изгнание и отвращение к Октябрьской революции, М. Горький никогда не был врагом коммунизма. «Его вражда к большевикам в период Октябрьской революции и гражданской войны, как и его сближение с термидорианской бюрократией слишком ясно показывают, что Горький никогда не был революционером. Но он был сателлитом революции, связанным с нею непреодолимым законом тяготения и всю свою жизнь вокруг нее вращавшимся. Как все сателлиты, он проходил разные «фазы»: солнце революции освещало иногда его лицо, иногда спину. Но во всех своих фазах Горький оставался верен себе, своей собственной, очень богатой, простой и.

272 вместе сложной натуре" .

М. Горький, конечно, не был политическим мыслителем, и в учебниках по истории политической мысли ему никогда не найдется места. Но его судьба — это не судьба литератора, которого привлекало к политическим проблемам его времени пустое кокетство или цинический интерес. Это, напротив, судьба литератора, который не видел свое художественное творчество вне общественной и политической ответственности.

271 Троцкий Л. О смерти Горького// Бюллетень оппозиции. Париж 9.7.1936. № 51.

272 Там же.

Если под «органическим интеллектуалом» нужно понимать, вместе с А. Грамши, не партийного функционера, будь он даже художником и деятелем культуры, а того, кто через собственную субъективность и заблуждения приходит к внутреннему осознанию политической ответственности, тогда Максим Горький являет собой исторический прообраз подобной фигуры. Жаль, что А. Грамши, несмотря на широту своих культурных интересов, не уделил Горькому должного внимания.

Дорогой Делио., ты замечаешь, что в пионерской газете раньше уделяли много места Толстому и мало или даже совсем никакого — Горькому. Теперь, когда Горький умер и все чувствуют боль утраты, это может показаться неспра.

273 ведливым" .

Таким образом, можно заключить, что «феномен Горького» и в историческом контексте и в современных дискуссиях отражает состояние социума и общественного сознания, которое к нему обращается, и через феномен Горького пытаются осуществить собственную идентификацию.

273 Грамши А. Искусство и политика. М., 1991. Т. 1. С. 42.