Историософские воззрения Н.А. Васильева в контексте Серебряного века и в свете традиции восточно-христианской философии

Актуальность работы обусловлена необходимостью определить место исторической и историко-философской концепций Н. А. Васильева в научном и культурном наследии начала XX века, выявить интеллектуальные истоки этих концепций и выяснить, в каком отношении находятся исторические и логические выводы данного ученого (именно последние, по общему признанию, являются главным вкладом Н. А. Васильева в отечественную науку).

В настоящей диссертации рассматриваются новаторские идеи известного казанского мыслителя — философа, психолога, поэта и историка, создателя знаменитой ныне «воображаемой» логики, автора литературно-критических и научно-популярных статей — Николая Александровича Васильева. За последние годы опубликовано большое число исследований, посвященных творчеству этого незаурядного ученого. Среди книг и статей о Васильеве особое место занимает монография В. А. Бажанова, которая не только содержит биографические сведения об этом мыслителе, но и раскрывает специфику иноваторское содержание его логико-философских теорий. Между тем как в работе Бажанова, так и в многочисленных исследованиях о Васильеве учение казанского мыслителя рассматривается односторонне: к сожалению, большинство авторов обращает внимание только на логическую составляющую его научного наследия и обходит молчанием исторические, литературно-философские и, как это сейчас называют, культурологические работы этого многогранного автора. А ведь сам Н. А. Васильев в анкетах предметную область своих исследований определял как «историю мировоззрений», недвусмысленно указывая на идейную близость предпринятых им логических и исторических поисков.

При анализе исторической части научного наследия казанского мыслителя, в настоящей диссертации была поставлена задача связать логическое учение Васильева с его культурно-философскими воззрениями, восполнить разрыв, существующий между осмыслением логических систем казанского исследователя и изучением исторических выводов, изложенных в его главном произведении на данную тему — магистерской диссертации «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в свете историографической литературы и истории философии».

В отечественных работах, посвященных современному состоянию исторической науки, неоднократно подчеркивается важность биографических исследований, проливающих свет на интеллектуальную историю прошедшего столетия. Эти исследования особенно значимы ввиду происходящей в современном мире информационной глобализации, заключающейся в том числе и в усвоении мировым сообществом отдельных фрагментов национального культурного наследия. Изучение научно-исследовательских работ отечественных историков Серебряного века необходимо еще и по причине широкого распространения научно-методологических подходов, инициируемых современными западноевропейскими философами: постмодернистами, структуралистами, представителями других школ и направлений. Некоторые из них отрицают объективное историческое знание как таковое, поэтому важно реанимировать концепции, обладающие высоким эпистемологическим потенциалом. Именно эти концепции могут вывести историческое знание на новый уровень. Мы полагаем, что историческая схема Н. А. Васильева как раз относится к числу учений, обладающих большими гносеологическими и методологическими возможностями, и потому она должна быть учтена исторической наукой XXI века.

Рассматриваемая в диссертации проблема анализа культурологических идей Н. А. Васильева актуальна прежде всего потому, что ранее подобные исследования не проводились. Творчество логика (поэтическое и научное) принадлежит Серебряному веку — одному из самых интеллектуально напряженных, трагических периодов отечественной истории. Культурными влияниями того времени во многом определена специфичность как логических, так и историко-философских выводов казанского ученого. В нашей диссертации данное положение будет доказано. Предлагаемое исследование актуально еще и потому, что в последнее время в истории науки особое значение приобрел вопрос о зависимости тех или иных логических, философских или культурологических направлений от социальных условий. В работах по данной теме в первую очередь учитывается то обстоятельство, что отечественная наука в течение семидесяти лет испытывала на себе сильное воздействие идеологии марксизма, а это не могло не исказить результаты научных исследований прежде всего в гуманитарной сфере. Взаимоотношение Васильевской концепции и идеологического официоза также будет затронуто в настоящей работе.

Объектом исследования являются «нелогические» публикации Н. А. Васильева 4.

— его работы по истории философии и теории культуры, важнейшей из которых является магистерское исследование ученого «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в историографической литературе и истории философии"1.

Свою магистерскую работу Н. А. Васильев разделил на три части. Первая часть определяется автором как философско-историческая. В ней доказывается тезис об изменчивости человеческой природы, и излагаются основные положения развиваемого им учения об «истощении народов и человечества». В этой части исследователь формулирует закон диссолюции: последняя понимается как постепенное угасание этноса от переизбытка культуры, от душевного и физического перенапряжения индивидов, данный этнос составляющих.

Вторая часть посвящена литературе предмета. Здесь казанский ученый дает критический анализ работ по истории позднеантичного Рима. В третьей части, имеющей подзаголовок «Применение теории истощения народов к истории Римской империи», перечислены симптомы вырождения и признаки упадка Римской цивилюации.

Основное внимание в третьей части магистерской работы Н. А. Васильева уделяется факторам вырождения римлян как этноса. Именно эти факторы, по мнению Васильева, были причиной падения античного Рима. Перечисление и анализ данных факторов или, по терминологии казанского ученого, симптомов вырождения определили рубрикацию этой части, состоящей в соответствии с количеством симптомов из шести глав. Васильев, обобщая историографию вопроса, выделяет следующие факторы вырождения: 1) сокращение прироста населения- 2) замена римской крови варварской- 3) апатия римской аристократии- 4) упадок воинственности и военного дела- 5) ненормальное развитие городской жизни- 6) нездоровое направление литературы и мысли2. Магистерскую работу казанского логика завершает Послесловие, составленное через 15 лет после написания основного текста. В Послесловии Васильев, опираясь на представление о цивилизационном истощении, анализирует современные ему предреволюционные и послереволюционные события. Применяя выводы своей диссертации к отечественной истории, он пытается определить характер процессов, происходивших в России перед Октябрьской революцией, и предсказать будущее страныпри этом оказывается, что концептуальные элементы историософского учения Васильева аналогичны тем выводам, к которым приходили многие русские мыслители Серебряного века. Данное учение в определенных своих аспектах предвосхищало и популярные культурологические теории западноевропейских мыслителей. Так, например, оценка иррели.

1 Васильев Н. А. Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в историографической литературе и истории философии в связи с теорией истощения народов и человечества // Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Т. III. Вып. 2−3. Казань, 192L гиозности как следствия культурного истощения, формулируемая Васильевым, совпадает с тезисом О. Шпенглера о том, что культуры, становясь религиозно нейтральными, вырождаются в цивилизации.

Целью работы является определение контекстуальных связей между религиозно-философским дискурсом Серебряного века и логико-философскими, а также историософскими выводами Н. А. Васильева. Также предполагается исследование работ казанского логика на фоне динамики философской и исторической мысли в период 1880 -1930 гг. в хронологической связи этой динамики с имевшими место социальными явлениями. Означенная цель ограничивает предмет диссертационной работы совокупностью культуро-философских и историко-философских идей казанского логика и выдвигает на первый план культурно-исторический и историко-методологический субстрат, заложенный в работах Н. А. Васильева. Основой концепций казанского ученого являются сопоставительные характеристики социальных явлений, которые, по убеждению Васильева, сопровождают гибель исторически сложившихся человеческих общностей.

Цель и предмет работы обусловили постановку следующих задач:

• изучение логических выводов Н. А. Васильева в свете истории и теории культуры мыслителей Серебряного века, прежде всего философов-всеединцев: Л. П. Карсавина, С. Л. Франка, Е. Н. Трубецкого;

• определение специфичности исторической концепции Н. А. Васильева и установление характера ее отношений с историческими антиковедческими работами предшественников казанского ученого — прежде всего историками Казанского университета — в период, предшествующий Серебряному веку, и в изучаемую нами эпоху. В нашем исследовании казанская школа представлена именами Ф. Г. Мищенко, М. М. Хвостова и И. Н. Смирнова;

• выявление связей, существующих между историософскими и логическими выводами Н. А. Васильева и их общих истоков;

• анализ литературных текстов с использованием приемов и методов Васильевской воображаемой логики для выяснения ментальной специфичности русского философско-религиозного дискурса (на примере средневековых и античных религиозно-философских текстов);

• оценка степени научной обоснованности футурологических прогнозов казанского логика и описание идеологического фона, на котором происходило становление историко-культурологических взглядов Н. А. Васильева.

2 Васильев Н. А. Указ. соч. С. 199 — 222.

Методологическая основа исследования. Методологическими основаниями работы являются исторический подход, а также принцип единства исторического и логического в научном исследовании, гносеологические идеи А. С. Хомякова, С. И. Поварнина, Н. А. Васильева и П. А. Флоренского, культурно-семиотический подход, методы структурной лингвистики и общей риторики, предложенные представителями льежской школы лингвистики (так называемой группы «мю»), методы и приемы герменевтики и эмпирио-символической школы культурологии.

Определяя диссертационное исследование как культурологическое, мы прежде всего учитываем предлагаемый современной наукой методологический принцип изучения культуры как единого целого, все части которого интегрированы и выполняют по отношению к другим частям, взятым вместе, позитивную функцию. Используя концептуальную схему культурного функционализма, восходящую к работам социологов школы Б. Малиновского3, мы рассматриваем феномены научного творчества не изолированно, а в контексте социальных изменений, происходивших в соответствующее время.

Не останавливаясь подробно на содержании отдельных важных для нас работ, мы только отметим, что общую методологическую и теоретическую основу диссертации составили труды таких отечественных и зарубежных логиков, философов и методологов науки, как Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский, А. Арруда, Б. Рассел, Г. Риккерт, B.C. Соловьев, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, Я.Л. Э. Брауэр, C.A. Аскольдов, B.A. Смирнов, Б. В. Бирюков, В. А. Бажанов, Е. К. Войшвилло, В. Ф. Берков, Ю. А. Петров, Е. С. Геллер, В. Л. Рабинович, В. Вундт, Т. Кун, М. Хайдеггер, П. Б. Струве, В. Ф. Эрн.

В нашей диссертации мы, используя логико-методологические принципы Н. А. Васильева, сосредоточимся на смысловом содержании некоторых фрагментов церков-но-славянских литературных текстов, входящих в отечественное культурное наследие. Но помимо церковно-славянских материалов нами будут рассмотрены также примеры из античной литературной классики. Для демонстрации возможностей эмпирической логики здесь используются фрагменты «Жизни двенадцати цезарей» Светония и «Метаморфоз» Овидия. Соотнесение идей казанского логика с изысканиями в гуманитарной сфере лежит в русле эмпирико-логических исследований4. О настоятельной необходимости таких исследований ныне не просто говорится, — в России в этой области ведутся весьма перспективные разработки5.

При анализе литературных текстов в соответствующей части диссертации ис.

3 Malinowski В. Scientific Theory of Culture, and Other Essays. N.Y., 1960.

4 Об этом см. в кн.: Бирюков Б. В., Геллер Е. С. Кибернетика в гуманитарных науках. М., 1973. С.65−73.

5 См., например, Финн В. К. Интеллектуальные системы и общество. М., 2001. 7 пользуются литературоведческие и филологические выводы Б.А. Успенского6, Г. А.

7 ft.

Хабургаева, Ф. Г. Мищенко, Е. М. Верещагина, А. А. Белякова, С. Матхаузеровой, В.М. Живова9, Д. С. Лихачева. В частности, мы принимаем во внимание выявленные чешской исследовательницей С. Матхаузеровой стилистические особенности церковнославянских литературных текстов. Стилистическую специфику этих текстов, по мысли филолога, определяют некоторые глагольные формы. Например, частотное употребление форм аориста и имперфекта свидетельствует о принадлежности текста высокой литературе. В статье А. А. Белякова указывается, что названные глагольные формы имеют особое значение10. Опираясь на данный вывод и используя методологическую схему Васильева, мы предлагаем логико-философскую интерпретацию старославянских текстов. При этом мы исходим из того, что отношения грамматических форм соответствуют основным логическим отношениям, главным из которых является отношение между целым и частями целого. Это отношение выражается при помощи особых грамматических форм, присутствующих в суждениях о целом.

Научная новизна работы автору видится именно в том, что исторические выводы Н. А. Васильева никогда не становились предметом самостоятельного научного исследования (и диссертационного в том числе). Потому в данном отношении наша работа является первой или одной из первых. Еще с большей уверенностью можно говорить о том, что на суд широкой научной общественности не выносилось историко-философское учение великого казанского логика. Серьезность проблем, поставленных Н. А. Васильевым, по достоинству может быть оценена в наши дни, так как именно его концепция объясняет некоторые цивилизационные противоречия, характерные для современной России и европейских стран.

При этом автором были получены следующие результаты, также определившие научную новизну предлагаемой работы:

• обоснован тезис, что Васильев является автором не только новаторского логического учения, но и создателем оригинальной историософской концепции, от.

6 Успенский Б. А. Языковая ситуация Киевской Руси и ее значение для истории русского литературного языка. М., 1983; Он же Из истории русского литературного языка XVII — нач. XIX в. Языковая программа Карамзина и ее исторические корни. — М., 1985; Он же Grammatica sub specie theologiae. Претеритные формы глагола «быти» в русском языковом сознании XVI — XV1I1 веков (в соавторстве с В.М. Живовым)// Избранные труды. Т. Ш. Общее и славянское языкознание. М., 1997.

7 Беляков А. А. О содержании наследия равноапостольных Кирилла и Мефодия и его исторических судьбах// Вестник Международного Славянского университета. Вып. II, М.: Изд-во МГУ, 1997.С.11−18.

8 Матхаузерова С. Функция времени в древнерусских жанрах// ТОДРЛ, XXVII. Л., 1972. С.227−235- Матхаузерова С. Две теории текста в русской литературе XVIII в Л ТОДРЛ, XXXI. Л., 1976. с.271−284. См. также Ковтун Л. С., Колесов В. В. Новый труд о древних теориях искусства слова на Руси// ТОДРЛ, XXXVII, Л., 1983. С.391−400.

9 Живов В. М. Новые материалы для истории перевода «Географии генеральной» Бернарда Варения// Известия АН СССР. ОЛЯ — 1986 — № 3.

10 Беляков А. А. Указ. соч. С. 12 — 13. дельные моменты которой опередили свое время;

• обнаружены и выявлены истоки как логического, так и историко-философского учения Н. А. Васильева, лежащие в мировоззренческих и ментальных структурах Серебряного века, причастность к которому казанского логика очевидна;

• разобран тезис о религиозности, представленный в Послесловии к исторической работе Н. А. Васильева. Выявлена связь этой концепции казанского ученого с рассуждениями философов Серебряного века;

• показано, что историософские и религиозно-философские выводы Н. А. Васильева подтверждают истинность тезиса, в соответствии с которым существует зависимость между динамикой отвлеченного знания и мировоззрением народных масс, вневременными культурными константами, определяющими специфику жизни того или иного народа;

• выдвинута и подтверждена гипотеза о связи логического учения Н. А. Васильева по поводу суждения о факте и суждения о понятии и теории Виндельбанда об образовании понятий в гуманитарных науках;

• выявлена специфичность футурологических и политических взглядов & Васильева и определена их генетическая связь с политическим мировоззрением Серебряного века;

Теоретическая значимость диссертации заключается в реконструкции важного фрагмента ментальной истории России 20-х годов XX в., в исследовании типа рациональности, характерного для первой половины прошлого столетия.

Практическая значимость диссертации состоит в том, что реновированные данные, почерпнутые в работах Васильева, могут существенно помочь в оценке явлений, происходящих в обществе сегодня. Актуальность некоторых выводов Васильева ставит вопрос об их интерпретации в терминах современных наук об обществе, что должно стать темой отдельного исследования. Выводы Васильева могут быть важны при определении характера процессов, происходящих в современном обществе, при выявлении его ментальных структур. Важно это сделать именно теперь, когда столь ясно обозначилась тоска по смыслу, целостности и гармонии. Как раз «нелогические» работы Н. А. Васильева — не только историческая диссертация, но и его рецензии на книги и статьи по психологии, истории философии и литературе — позволяют утверждать, что мировоззренческий поиск, характерный для наших дней, был начат еще в трудах отечественных мыслителей в 10−20-е годы XX столетия. Казанский логик, судя по всему, был одной из значительных, но, увы, забытых фигур в этом ряду.

Апробация работы. Основные положения, выводы и результаты диссертационной работы автором были опубликованы в научной статье «Где все единство без конца.» («Вопросы философии», № 1. 2003), а также представлены в виде выступлений и докладов на следующих всероссийских и международных научных конференциях: на Ш и IV Международных конференциях «Смирновские чтения» (Москва, 2001 и 2003) — на VII и VIII Общероссийских научных конференциях «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, 2002 и 2004) — на Международной научно-практической конференции «Психология, педагогика и социология чтения» (2001). Тезисы докладов и выступлений были помещены в соответствующих сборниках.

Прежде чем перейти к ознакомлению со структурой диссертационного исследования, мы наметим основные вехи творчества ученого, в сжатом очерке осветим факты его короткой, но яркой научной биографии. В первую очередь, для нас важно, что Н. А. Васильев унаследовал плодотворные интеллектуальные традиции своей семьи и впитал духовную атмосферу, на протяжении многих лет складывавшуюся в Казанском университете. В нашем рассмотрении мы должны учесть и социокультурные реалии, оказавшие влияние на Васильева как ученого — логика и историка.

Н.А. был внуком выдающегося востоковеда, специалиста по китайской и тибетской филологии В. П. Васильева, действительного члена Петербургской Академии наук. Известно, что в 1840 г., будучи еще молодым магистром, В. П. Васильев предпринял длительную экспедицию в Китай и откуда привез большое количество материалов по истории этого региона". Прикосновение к истории Востока и через нее к мировой истории не прошло даром: нам представляется, что интерес к прошлому человечества передался внуку и был реализован им в исследовании по историографии античности. В юбилейных очерках о Казанском университете неизменно подчеркиваются «разносторонность и многообразие», характерные для научных работ В.П. Васильева12. При этом отмечается, что он входил в когорту первых профессоров Казанского университета (его так называемого «восточного разряда»), которые «были не узкими ориенталистами, а высокообразованными лингвистами с глубокими философскими, историческими, этнографическими и географическими познаниями"13. Такую же широту охвата и высокий уровень абстракции демонстрирует в своих научных работах Н. А. Васильев, ориенти.

11 См.: Шофман А. С. Казанский университет до Великой Октябрьской социалистической революции // История Казанского университета им. В.И. Ульянова-Ленина. Казань, 1954. С. 19- Он же. Из истории Казанского университета им. В.И. Ульянова-Ленина [Лекция]. Казань, 1954. С. 5.

12 Шофман А. С. Казанский университет до Великой Октябрьской социалистической революции. С. 19.

13 Парфентьев Н. Н. Очерк истории Казанского университета // Советская наука. 1940, № 1. С. 126. Ср. с оценкой заслуг казанского востоковедения, сделанной знаменитым лингвистом XIX в. Кастреем (Kas-treen). руясь, по-видимому, на принципы, выработанные предыдущими поколениями казанских исследователей.

Отец Н. А Васильева, А. В. Васильев, известен не только как математик, но и как общественный деятель. Его перу принадлежат изложения классиков западной логико-философской мысли Дж. Буля, Э. Шредера, Р. Грассмана. Большой вклад Васильев-отец внес в популяризацию неклассических идей Лобачевского: он был одним из издателей трудов выдающегося математика.

Таким образом, традиции семьи Васильевых включали в себя как гуманитарную, так и философско-логическую компоненту — все они получили воплощение в творчестве казанского ученого.

Н.А. Васильев окончил два факультета Казанского университета -: медицинский (1904) и историко-филологический (1906), и это во многом определило своеобразие васильевского подхода к наукам об обществе и мышлении составляющих его (т.е. общество) личностей. Биомедицинское образование оказалось здесь столь же существенным, сколь важной для формирования его как логика была неевклидова геометрия Лобачевского.

Чрезвычайно полезным для ученого оказалось и его историко-филологическое образование. Он был знатоком классической филологии — особенность присущая фактически всем русским мыслителям Серебряного века (к сожалению, ныне утраченная). Обучение по книгам М. М. Хвостова, М. Г. Мищенко, В. И. Модестова, И. К. Бабста, А. Н. Деревицкого, В. К. Пискорского и других светил казанского антиковедения благотворно повлияло на становление Н. А. Васильева как ученого. Немаловажным было то, что образование Васильева предполагало хорошее знание «мертвых» языков — латыни, древнегреческого. Это обстоятельство позволило ученому более детально ознакомиться с нюансами логических текстов Аристотеля и дать адекватную трактовку сочинениям Стагирита.

Приват-доцент Казанского университета с 1910 г. (в 1919 г. — профессор), он свою магистерскую диссертацию выполнил под руководством крупного русского ан-тиковеда М. М. Хвостова, специализировавшегося по истории эллинистического Египта. Руководство этого ученого, как мы увидим ниже, оказало определенное влияние не только на историческое, но и на логическое учение Васильева.

Главным научным достижением Н.А. явилось создание первой системы неклассической, т. е. неаристотелевой, логики. Правда, воображаемая логика Н. А. Васильева имела отправной точкой не математико-логические построения, которые изучал его отец, а силлогистику с ее постулатом об универсальности субъектнопредикатной структуры суждения. Но это не препятствует тому, чтобы усмотреть в по.

11 строении ученого первую систему так называемой паранепротиворечивой — то есть допускающей в определенном смысле противоречивость — теории. В нашем исследовании показано, что васильевская «праранепротиворечивость» находится в идейной связи с его философско-историческими рассмотрениями, в которых принимается во внимание антиномичность культуротворческого процесса.

Философско-историческая и культурно-историческая концепция Н. А. Васильева отражена не только в магистерской работе «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в историографической литературе и истории философии», но и в его статьях. Содержание последних имеет связь с его историческими концепциями. Здесь важно напомнить, что в последний период своей научной деятельности область своих исследований Васильев определял как «историю идеологий».

Несмотря на конкретно-исторический характер темы магистерской работы, изложение ученого представляет собой систему продуманных философско-исторических воззрений.

Как свидетельствовал Ю. А. Иванов — один из рецензентов Н. А. Васильевамагистерская работа казанского логика представляла собой разработку идей самого М. М. Хвостова. Известно, что последний в одном из своих курсов намеревался на основе анализа историографии поздней античности дать оценку «роли катастрофического элемента в падении Западной Римской империи"14. Между тем Н.А. проявил в своем исследовании большую самостоятельность: здесь сказалась многосторонность образования и научных интересов начинающего ученого. Как пишет современник — Ю. А. Иванов, защита диссертации Васильевым стала событием в научной жизни Казани. По цензурным соображениям до революции данная работа в России опубликована быть не могла — слишком много общего обнаружил исследователь между Римом эпохи его упадка и Россией, обреченной на революцию.

Диссертация была магистерской. Следует иметь в виду, что ученая степень магистра в дореволюционной России соответствовала нынешней ученой степени кандидата наук, но с одним существенным отличием, которое состояло в том, что к защите работ на степень магистра допускались уже сложившиеся ученые, проявившие способности в университетской педагогической деятельности: без такой «подготовки к профессорскому званию» о защите магистерской диссертации не могло быть и речи.

Магистерская работа Васильева увидела свет только 15 лет спустя в переработанном виде. Ученый, как мы уже говорили, сопроводил публикацию Послесловием,.

14 Иванов Ю. А. [Рецензия на сочинение Н. А. Васильева «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в историографической литературе и истории философии."]// Казанский библиофил. 1921. № 2. С. 169. где дал свои оценки событий конца XIX — начала XX века. Здесь логик признается, что научные проблемы, затронутые в диссертации и по прошествии 15 лет остаются частью его личных переживаний: «Я сомневался в своих выводах. Признание их полной истинности произвело бы настолько полный переворот в миросозерцании, бросало бы такой мрачный свет на всю историю и прогресс человечества, на всю его дальнейшую судьбу, что мне, как автору этой теории о неизбежном вырождении и истощении <.>, приходилось испытывать нестерпимый душевный гнет и почти нравственные муки и колебания <.> Эта теория отрицала великое и светлое будущее человечества, в которое так хотелось верить. Отсюда я испытывал какой-то разлад и раздвоение. Разум неудержимо влек меня к этой теории, а сердце отказывалось ей верить и требовало больших доказательств, чем какие мог дать рассудок"15.

Пятнадцатилетие, за которое произошли события, потрясшие мир, и прежде всего Россию, такие доказательства предоставило. Время, прошедшее от момента написания работы до ее публикации, по мысли логика, требовалось именно для проверки и поиска в окружающей жизни аргументов, подтверждающих «диссолюционную» теорию. Революция и последовавшие за ней события были теми самыми примерами, которые, по учению римских риторов, убедительнее всякого силлогизма16.

Послесловие, где античные события сопоставлены с современными Васильеву, есть попытка проверки теории. Послесловие на новом материале показывает, как действуют выявленные Васильевым общественные законы. Кроме того, Послесловие является еще и заявкой на дальнейшую разработку темы. Анализ данного фрагмента магистерской работы казанского мыслителя, с одной стороны, позволит определить место исторических поисков ученого в контексте его литературного и научного наследия, а с другой стороны, поможет оценить масштаб исторического учения Н. А. Васильева. В нашем исследовании предполагается рассмотреть это учение в историко-культурном контексте и, отчасти, в контексте мировом.

Изучение исторической концепции Н. А. Васильева на фоне развития наук о культуре уместно предварить следующими замечаниями.

Деформация исследовательского поля под прессом официальной идеологии в XX века в нашей стране в советский период была особенно заметна в науках об обще.

1 7 стве и о человеке (о его ментальных способностях). Имея в виду это обстоятельство,.

15 Васильев Н. А. Вопрос о падении Западной Римской империи. С. 231.

16 Быстрова С. П. Трактовка «парадоксов» в древнеримской философии// Смирновские чтения: III Международная конференция. М., 2001. С. 186−187.

1 Различные аспекты торможения науки в тоталитарном обществе рассматриваются в современной литературе. См.: Репрессированная наука / Общ. ред. Ярошевского М. Г. JL, 1991; Астафьев Я., Николаев А. Впишутся ли в будущее «люди советской науки»? // Знание — сила. 1992, № 4. С. 34 — 37- Белов Ю. От могучих корней // Советская Россия. 3.10.2002. С.4- Бирюков Б. В. О судьбах психологии и логики в Рос.

13 среди научных дисциплин, развитие которых искусственно замедлялось, автор предлагаемого исследования в качестве объекта изучения выбрал теорию культуры в ее связи с логикой. «Реабилитация» науки о культуре и логического знания, занявшая несколько десятилетий (логика была «восстановлена в правах» в 40-е годы XX века, культурологические же штудии вышли из «тени подозрения» лишь на излете Советского периода российской истории), с неизбежностью привела к активизации соответствующих исследований.

Избранные культурология (теория культуры) и логика на первый взгляд представляют собой различные полюсы гуманитарного знания. С одной стороны, культура, охватывающая качественные характеристики социальных феноменов, нормы, ценности и правила, регулирующие общественное поведение, с другой — концентрированное выражение отвлеченной мысли, мысли, не имеющей на первый взгляд прямого отношения ни к политике, ни к экономике, ни к социуму. Однако это тот случай, когда противоположности сходятся. В отечественных работах по истории науки, которые начали публиковаться в 90-е годы, настойчиво проводилась мысль, что данные сферы при всем их различии — тесно связаны друг с другом. Идею объединения культурологической и логической областей культуро-философского знания в 1993 г. выдвинул Б. В. Бирюков: в статье «О судьбах логики и психологии в России периода „войн и революций“» данный автор, обращаясь к творчеству отечественных исследователей XX века, показал, насколько сильным было воздействие социальных катаклизмов на содержание логических теорий. Значительный вклад в развитие этой темы внес Б. М. Шуранов. В своей диссертационной работе18 он подошел к проблемам влияния социальных условий на развитие науки как специалист в конкретной неисторической (философско-логической) области знания. В результате этих изысканий выяснилось, что научное наследие отечественных логиков XX века представляет большой культурологический интерес, поскольку изучение их творчества отвечает глобальной задаче, стоящей перед сии периода «войн и революций» // Вестник Международного Славянского университета. Вып. IV. М., 1998. С. 7 — 12- Иванов А. Наука в Советском Союзе // The New Review — Новый журнал. New York, 1967, кн. 86. С. 219 — 237- Лесной С. Культура и «полуинтеллигенция» // Там же. С. 238 — 243- Лахтин Г. А. Организация советской науки: история и современность. М., 1990 (в данной в целом апологетической работе содержатся ценные сведения фактологического характера) — Леглер В. А. Идеология и квазинаука // Философские исследования, 1993. № 3. С. 68 — 82- Лихачев Д. С. Предисловие // Репрессированная наука. С. 5−6. О репрессивной практике Советского государства в отношении российских ученых см. Маркова Е. В. О судьбах ученых в заполярном Воркутлаге // Вестник Международного Славянского университета. Вып. II. М., 1997. С. 32- 37- Мосалов И. И. Репрессированная наука: становление феномена (1917 — 1922) // Философские исследования, 1993. № 3. С. 107 — 130. Шуранов Б. М. Русская логика переломной эпохи (1880−1930) в социо-культурологическом аспекте. [Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук]. М., 2000. современной историографией, — задаче осмысления советского периода российской истории, особенно в ее историко-культурном аспекте19.

Работы известных русских логиков могут рассматриваться под углом зрения культурологии еще и потому, что большинство из них не замыкалось в узкопрофессиональной сфере, но охватывало в своем творчестве другие области философского, гуманитарного знания. Среда таких «широкопрофильных» авторов следует особенно выделить Н. А. Васильева, оставившего после себя помимо новаторских логических исследований статьи по философии, литературоведению и истории. Именно эти его научные труды, междисциплинарный характер которых очевиден, могут быть рассмотрены и в плане историософии, и под углом зрения историографии и литературоведения, и с позиций истории логики и методологии науки. В соответствии с этим мы в нашей диссертации анализируем культуро-философскую и философско-историческую составляющие творчества Н. А. Васильева, взятые в контексте его логических идей.

Мы полагаем, что научное творчество Н. А. Васильева дает исследователю право на теоретические построения, поскольку в работах казанского ученого (не только логических) поставлены вопросы, касающиеся методологии науки. Важно отметить, что Васильев, хотя и занимался на завершающем этапе своей научной карьеры математической (т.е. символической) логикой, в целом придерживался традиционного для того времени взгляда на эту науку как своего рода гносеологическую пропедевтику, как инструмент, при помощи которого решаются проблемы из любой области знания20. Для Васильева, как и для других ученых его эпохи, логика не была автономна, а потому увязывание ее с контекстом гуманитарных наук не будет противоречить установкам самого казанского мыслителя. Неудивительно, что затронутые Васильевым методологические вопросы до сих пор вызывают живой интерес специалистов в разных областях знаний.

Как же оценивают творчество Н. А. Васильева современные исследователи?

В литературе о Васильеве, как правило, подчеркивается, что русский исследователь был одним из первых, кто высказал и попытался реализовать путем построе.

19 План всестороннего и более широкого, чем у Б. М. Шуранова, изучения наследия русских мыслителей, занимавшихся проблемами логики и методологии наук, предлагает Б. В. Бирюков. Особо значительным исследователь считает период начала XX в.(1900 —1920): именно в это двадцатилетие широко обсуждались вопросы «механизации» рассуждений, получила развитие логика отношений, в неявной форме ставилась проблема многозначной и паранепротиворечивой логики. Трудно переоценить вклад в науку таких исследователей, как С. И. Поварнин, Н. О. Лосский, А. И. Введенский, Н. Лузин, Н. А. Васильев, М. И. Каринский и др. Одни в этом ряду были «чистыми» логиками, другие, решая философские задачи, так или иначе использовали логический инструментарий.

20 О соотношении гносеологической и математической логик см.: Быданов В. Е. Современная теория познания и проблема математического вывода // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы VI Общероссийской научной конференции. СПб, 2000. С. 18 — 21.

15 ния формализованных систем идею множественности логик21. Именно поэтому данного ученого относят к числу наиболее ярких представителей логической «неклассичности» XX века. Именно как логик он и рассматривается современными исследователями. Другие аспекты творчества казанского ученого интересуют биографов, так сказать, попутно. Даже В. А. Бажанов, главный исследователь его творчества, лишь вскользь касается философско-исторических идей, изложенных в магистерской диссертации. Между тем круг интересов Н. А. Васильева не ограничивался сферой логики: в начале своей научной деятельности он проявил себя как незаурядный историк-мыслитель, а уже будучи профессором (с 1918 г.) проводил исследования по психологии. В своей магистерской работе Н. А. Васильев высказал ряд идей методологического и историко-философского характера. Ученый по существу дал оригинальный культуро-философский синтез, который можно сравнить с классическими трудами К. Н. Леонтьева «Византизм и славянство», Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» или О. Шпенглера «Закат Европы» и др.

Магистерская работа является малоизвестным произведением Н. А. Васильева. Она никогда не переиздавалась. Это не удивительно — ведь даже логические идеи ученого только в последнюю треть XX века привлекли к себе внимание и получили должное признание. Сегодня настало время оценить Н. А. Васильева и как историка, теоретика культуры. Автор полагает, что имя Н. А. Васильева стоит в одном ряду с известными исследователями, предложившими в XX веке свое видение истории человеческой цивилизации.

В литературе вопроса можно найти тезис, будто историософская диссертация казанского логика относится к числу ученических и не имеет большой научной ценности. Однако нам подобная оценка представляется совершенно не справедливой22. Правда, и сам Н. А. Васильев признавал незаконченный характер своего исследования (как раз во время написания магистерской диссертации его увлекли логические занятия, результатом которых стала статья о законе исключенного четвертого). Но несмотря на недостатки, пятнадцать лет спустя автор принял решение о публикации диссертации. Вряд ли рассматриваемая работа удостоилась бы этого, если бы сам Н. А. Васильев находил ее не заслуживающей внимания. Будь данное исследование действительно только малозначительной ученической штудией, зрелый ученый счел бы уместным не вспоминать о своем раннем неудачном опыте.

21 См.: Философы России XIXXX столетий (биографии, идеи, труды). М., 1993. С. 37- Алексеев П. В. Философы России XIXXX столетий (биографии, идеи, труды). М., 2002. С. 168.

22 Бажанов В. А. Николай Александрович Васильев: жизнь и творчество // Васильев Н. А. Воображаемая логика. [Сборник]. М., 1989. С. 213.

Мы полагаем, что гораздо ближе к истине те рецензенты, которые пишут о диссертации Васильева как о серьезном социологическом и историческом исследовании. В частности, высокая оценка магистерской работы Васильева содержится во втором издании лекций по мировой истории профессора М. Н. Петрова. Редактор этого издания — известный антиковед А. Н. Деревицкий — ученик Петрова и тоже профессор Харьковского университета — в примечании к тексту поместил резюме, в котором сообщается о диссертации Васильева. Резюме заканчивается пожеланием увидеть произведение тогда еще молодого казанского ученого изданным. Это, как мы знаем, осуществилось пятнадцать лет спустя лишь частично. Рассматривая васильевское исследование в ряду других естественнонаучных теорий гибели Римской империи, Деревицкий среди предшественников казанского ученого называет Отто Зеека и Курта Брейзинга. Первый социальные явления поздней античности истолковывал в категориях социал-дарвинизма, а второй стоял на позициях географической детерминированности общественного развития. «В недавнее время, — пишет в этой связи Деревицкий, — появились теории, опирающиеся на естественнонаучные основания. Сторонники этих теорий видят причину падения Римской империи <.> в естественном истощении римской расы, в ее вырождении». Как продолжение этих теорий Деревицкий предлагал рассматривать учение Н. А. Васильева. Харьковский антиковед отмечает, что обоснование тезиса о биологическом истощении римского этноса, звучавшего, кстати, и ранее, «поставил своею задачею молодой русский ученый Н. А. Васильев, сочинение которого «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в свете историографической литературы и истории философии""24 стало известно Деревицкому случайно.

Отдавая должное серьезности и своеобразию васильевского подхода, автор другой рецензии — Н. И. Кареев — называл изданный вариант магистерской диссертации казанского ученого книгой. Именно это название мы используем в настоящем диссертационном исследовании.

Как и исторические синтезы Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева, Л. Н. Гумилева и других аналогичных мыслителей, комплекс культурно-исторических идей Н. А. Васильева сохраняет значение и по сей день. Более того, некоторые выводы, изложенные в работе Н. А. Васильева, могут быть использованы при анализе общественных явлений сегодняшнего дня. Так, глобализационные процессы современности заставляют по-новому оценить предложение Васильева о создании науки, изучающей законы развития человечества как биологического вида. По-новому также прочитывается мысль ученого о законе «диссолюции» — эта последняя (подробный анализ феномена см. в.

23 Деревицкий А. И., Петров М. Н. Лекции по всемирной истории. Т. I. СПб, 1907. С. 366.

24 Там же. С. 367. части I нашей диссертации), согласно его концепции, является неизбежным спутником исторического бытия человечества. Наконец, на фоне заката коммунистической и социал-демократической доктрин актуально звучит призыв к переосмыслению этих учений в религиозном ключе. Не меньшего внимания заслуживает тезис Васильева об оскудении творческого потенциала современного цивилизованного общества. Данное явление ученый рассматривает как результат отказа от универсальных, синтетических идей. Исследователь при этом соглашается с О. Контом (1798 — 1857), считавшем, что современная цивилизация нуждается в духовном синтезе, сопоставимом по своей силе со средневековым религиозным синтезом25. При всей спорности многих позиций в учении французского философа мысль о необходимости синтеза вряд ли стоит отвергать, и это понимание тоже нашло отражение в магистерском исследовании Н. А. Васильева.

Казанский логик обвиняет современную ему культуру во фрагментарности, вторичности. Еще более эти обвинения можно отнести к нынешнему состоянию культуры. Вспомним, что аналогичный упрек в культурной «мозаичности» был впоследствии брошен западной цивилизации французским исследователем А. Молем26.

Мы полагаем, что изучение философско-исторических идей Васильева поможет также пролить свет на его политическую позицию и понять эволюцию исторических и социокультурных воззрений ученого (эту эволюцию мы должны отнести на послеоктябрьский период). Рассмотрение диссертационной работы позволит осмыслить отдельные факты биографии данного логика, по-новому их оценить и интерпретировать, в частности осветить социальный фон, на котором происходило формирование одного поколения русских ученых. Ибо изучение жизненного и творческого пути людей, созидающих культурные ценности, — неотъемлемый элемент теории и истории культуры. Мы полагаем, что детальный анализ трудов выдающихся представителей отечественной науки должен помочь в определении содержания такого понятия, как.

25 Васильев Н. А. Указ. соч. С. 243. Во второй главе своего философского манифеста «Дух позитивной философии» французский мыслитель неоднократно подчеркивает, что на положительной стадии развития человечества итогом интеллектуальной работы должна стать «полная систематизация мысли, по меньшей мере равносильная той, которая окончательно установилась в теологическом фазисе благодаря великой концепции Бога» И далее: «Теология философия была в течение младенческого периода человечества единственно способной систематизировать общество только потому, что она была тогда единственным источником некоторой умственной гармонии. Если же привилегия логического согласования отныне безвозвратно перешла к положительному образу мышления <.> то нужно поэтому признать в нем также единый действительный принцип того великого интеллектуального согласия, которое становится необходимым основанием всякой истинной человеческой ассоциации» (Конт О. Дух позитивной философии. СПб., 2001. С. 35 — 37).

26 Моль А. Социодинамика культуры. Перев. с франц. / Под ред. Б. В. Бирюкова, Р. Х. Захарова и С. Н. Плотникова М., 1973. субъект культурной деятельности27. Ныне можно констатировать, что неповторимая личность, обладающая талантом и занимающаяся тем или иным видом профессиональной деятельности, только в конце XX века вошла в поле исторического и культурологического исследования. Новое направление получило название персональной или новой биографической истории28. Популярность биографических исследований сегодня связана с неослабевающим интересом к антропологической проблематике. Отметим также, что рассмотрение феноменов личного творчества в исторической ретроспективе дает возможность выявить культурологические параллели между изучаемой эпохой и последующим временем, определить значимость и масштаб культурных достижений, имевших место в определенный исторический период. В контексте изучения биографий великих ученых в аспекте истории и теории культуры мы должны рассматривать следующее замечание В. А. Бажанова. Он полагает, что открытия в логике, как правило, совершаются в тех научных центрах, где есть доступ к информации о новейших достижениях в разных областях исследованиях, но еще не сложилась школа с присущими ей традициями и нормами. Бажанов исходит из того, что Казанский университет на рубеже веков как раз и был таким центром, где происходило активное усвоение заподно-европейского интеллектуального опыта, но традиция была пластична, допускались дискуссии относительно основополагающих моментов той или иной научной дисциплины.

Нам также кажется, что некоторые выводы Н. А. Васильева относительно предреволюционного состояния российского общества, содержащиеся в его магистерской работе, не потеряли значения и актуальности до сих пор. В наши дни большая их часть может быть использована при анализе современной культурной и общественно-политической ситуации. Некоторые же его прогнозы, напротив, оказались ошибочными. Оценивая выводы Васильева, мы будем ориентироваться не только на текст магистерской диссертации, но и на составленное ученым в 1921 г. Послесловие к ней, в котором содержание исследования привязано к проблемам современной казанскому ученому политики. Поскольку политические и социальные вопросы в аналогичной плоскости интересовали помимо Н. А. Васильева практически всех представителей русского философско-религиозного Ренессанса XIX — начала XX веков, рассуждения логика не только вписываются в культуро-философский контекст Серебряного века, но и обогащают наши представления о нем. В данном случае важно изучить помимо историче.

27 о содержании данного понятия см. Сапунов Б. М. Три лика культуры и современная культурология (к вопросу о субъектах творческой деятельности) // Культурология сегодня: основы, проблемы, перспективы. М., 1993. С. 104−108.

28 Ср. Репина Л. П. Тендерная история: проблемы и методы исследования // Новая и новейшая история. 1997, № 6. С. 52. ских логико-философские взгляды ученого, причем в ключе, заданном этой культурной эпохой. В рамках такого изучения оказывается возможным применить отдельные методологические принципы, сформулированные Н. А. Васильевым, к конкретному отечественному культурологическому материалу, Так, например, применение логических принципов Н. А. Васильева оказывается перспективным и при анализе важных текстов, бытующих в рамках отечественной культуры. Именно анализ исторических культурных текстов, как нам представляется, позволит выявить культурно-философское значение логических выводов ученого. Перечисленные задачи и направления исследования, подробное разъяснение которых приведено в настоящем введении, как уже указывалось, определили структуру настоящей работы.

Предлагаемая диссертационная работа состоит из трех глав. В первой главе рассматриваются философско-исторические воззрения Н. А. Васильева. Во второй автор анализирует некоторые аспекты его логико-философского учения. В третьей главе поставлен вопрос о том, как изменяется наш взгляд на культуру Серебряного века, если подходить к ней с позиций «воображаемой логики». Каждая глава настоящей диссертации в соответствии с кругом обсуждаемых проблем делится на параграфы.

В первом параграфе главы I нашего исследования рассмотрен контекст историософской мысли Серебряного века, в рамках которого формировались культурологические и методологические взгляды Н. А. Васильева. Во втором параграфе мы обращаемся к идеям, высказанным казанским ученым относительно характера исторического знания. Здесь разбирается проект Васильева по созданию сравнительной историки — науки более высокого уровня абстракции, чем история (если история только фиксирует события, произошедшие в прошлом, то сравнительная историка на основе сопоставления событий делает общие выводы). При этом взгляды Васильева сопоставляются с наукоучением неокантианцев, которые предлагали свое решение проблемы соотношения наук о духе и наук о природе. В ходе анализа излагаемых в диссертации Н. А. Васильева концепций падения Западной Римской империи, показано, что эти концепции являются органической частью его воззрений на историю цивилизации как трагическое противостояние культуры и природы (третий параграф). Данный круг идей сопоставлен с некоторыми выводами исторической науки XX века.

В главе II рассматриваются наиболее существенные особенности «воображаемой» логики Н. А. Васильева. Логические воззрения ученого вводятся в исторический контекст эпохи (первый параграф). Далее показано, что ведущим компонентом его логического учения является замена закона исключенного третьего законом исключенного четвертого.

Принято считать (и автором это уже отмечалось), что заслуга Н. А. Васильева состоит прежде всего в том, что он заложил основы неаристотелевой паранепротиво-речивой логики. Логическое учение Васильева характеризуется совершенно особым подходом к таким категориям, как количество суждения, акцидентальный признак, суждение о единичных предметах, суждения о факте и о понятии. Учение Н. А. Васильева и его философские взгляды свидетельствуют: логико-методологический подход применим в культурологических исследованиях, в частности при анализе содержания некоторых культурных текстовон позволяет выявлять смысловые нюансы, которые затруднительно обнаружить иным путем. Сопоставление воззрений Н. А. Васильева с философскими учениями русских и европейских мыслителей приводит к выводам, позволяющим выявить специфику русского философского мышления. При этом обнаруживаются параллели между его логико-методологической схемой и некоторыми сторонами философии Серебряного века, например между субстанциальным пониманием личности у Л. П. Карсавина и тезисом Н. А. Васильева о вневременной природе субъектов единичных суждений, с одной стороны, и между троичной классификацией политического универсума у С. Л. Франка и васильевским треугольником противоположностей — с другой.

Обращаясь к религиозно-философской мысли Серебряного века, мы не могли оставить без внимания учение о «всеединстве». Как известно, этим термином исследователи объединяют оригинальные философские концепции очень разных мыслителей второй половины XIX — начала XX века. В принципиальных моментах эти концепции совпадают. Созданное Н. А. Васильевым логико-методологическое учение позволяет по-новому взглянуть на некоторые аспекты философии Серебряного века, по-новому оценить культурные феномены, представляющие собой часть национальной традиции.

В нашей работе мы исходим из необходимости интеграции логических идей Васильева в предметную область культурологии. При этом мы опираемся на концептуальные положения самого казанского ученого, который предусматривал возможность переноса собственных логических методов в экстралогическую область гуманитарного знания. Достаточно сказать, что на завершающем этапе своей научной деятельности Васильевым была задумана работа «Мир как предмет искусства"29, где он, скорее всего, намеревался с позиции «воображаемой логики» осветить вопросы природы, общества и культуры.

Именно поэтому во второй главе автор счел целесообразным показать, какой отклик у современников ученого получили воззрения казанского исследователя на ло.

29 Васильев Н. А. Вопрос о падении Западной Римской империи. С. 247.

21 гику мышления и «возможные миры», от которых неотделима васильевская концепция «допустимости противоречия». Здесь продемонстрирована связь паранепротиворечи-вости, открытой казанским логиком, с развернутым П. А. Флоренским учением об антиномиях, а кроме того, концепция логической неклассичности показана в контексте философских исследований середины XX века — эпохи, пришедшей на смену Серебряному веку. Второй параграф главы II посвящен оценке возможности применения логического учения Н. А. Васильева для анализа религиозно-философских текстов. В третьем параграфе рассматриваются корни логической трехзначности, для чего привлекаются теории западных авторов, отвечающие идеям казанского мыслителя. В четвертом параграфе концепция «возможных миров» сопоставляется с реалиями советской эпохи и исследуется культурологическое значение логической паранепротиворе-чивости в свете постреволюционных культурно-исторических реалий.

В главе III предметом анализа является преломление, которое философско-религиозные концепции Серебряного века получают в воображаемой логике. В трех параграфах этой главы мы рассматриваем некоторые общественно-политические оценки Н. А. Васильева. Здесь обсуждаются выводы ученого относительно современной ему социально-политической ситуации в Европе и в нашей стране. В первом параграфе эти выводы сопоставляются с видением данной ситуации, изложенным в работах наиболее известных представителей русского религиозно-философского Ренессанса, а также в работах и статьях общественных деятелей XX века. Во втором параграфе рассмотрен прогноз Н. А. Васильева относительно дальнейшего развития европейской цивилизации и выяснено, в какой мере подтверждается взгляд ученого на мировой исторический и культурно-творческий процесс. Это дает возможность сопоставить политические и футурологические воззрения казанского логика с концепциями известных отечественных мыслителей, в том числе с принципиальными схемами Н. А. Бердяева, Вяч. Иванова, Л. П. Карсавина, Д. С. Мережковского, П. А. Флоренского, Г. П. Федотова, СЛ. Франка, Н. О. Лосского, С. И. Поварнина и др. В третьем параграфе сопоставляется трактовка Васильевым иррелигиозности как доминирующей мировоззренческой характеристики современного общества с мыслями на эту тему верующих философов Серебряного века.

Содержательную часть работы предваряет ряд пояснений, которые с нашей точки зрения, делают более убедительной предложенную в настоящем исследовании постановку задач.

Во-первых, обращение к культурному контексту было определено предметной областью выбранного направления исследования — культуроисторического. Как мы.

22 уже говорили, научное наследие Н. А. Васильева в настоящей работе предлагается рассмотреть в контексте социокультурной динамики первой половины XX века. Мы полагаем, что изучение научных трудов казанского логика особенно актуально в настоящее время — в эпоху создания глобальной информационной цивилизации. Как раз сегодня, когда основы данной цивилизации только появляются (если не создаются искусственно)30, имеет смысл задуматься об объеме и уровне отечественного культурного наследия. И здесь воззрения и научные достижения Н. А. Васильева особенно значимы, ибо именно этот исследователь находился на пересечении различных областей культуры (если под последней понимать совокупность всех видов деятельности человека как существа социального). Поэтому изучение работ Васильева может послужить конкретизации общетеоретических представлений о динамических связях, существующих между разными структурно-функциональными и смысловыми компонентами культуры31. Рассмотрение творчества Васильева как сферы, где происходит интеграция различных культурных компонентов, позволяет нам привлечь инструментарий разных гуманитарных и общественных дисциплин: герменевтики, литературоведения, теории и истории культуры, структурной лингвистики, теории аргументации, эмпирической логики (о ней подробнее см. ниже), герменевтической логики, социальной психологии, общей риторики — и использовать в интересующем нас плане не только логико-философские, но и литературные тексты.

Важным нам представляется еще одно теоретическое соображение. Исследователи научного наследия Н. А. Васильева имеют обыкновение рассматривать изучаемый материал как закрытый. В данном случае мы используем противопоставление открытого и закрытого текста, выдвинутое в 60-е гг. XX в. голландским лингвистом X. Спанг-Хансеном32. В нашем исследовании предлагается отнестись к васильевскому тексту именно как к открытому, т. е. как к части текста бесконечной протяженности, фрагменту множества текстов, принадлежащих авторам Серебряного века. Выбранный угол рассмотрения раздвигает границы источников нашей работы, поскольку не менее важным становится изучение литературно-художественного и философского контекста.

30 Ср.: Петруня О. Э. О перспективах чтения в условиях культурной глобализации. Организационно-психологический анализ в контексте русского философского наследия // Психология, педагогика и социология чтения. Материалы V Международной научно-практической конференции 26−28 марта 2001 г. М., 2001. С. 10.

31 Ср.: Аванесова Г. А. Художественно-творческая деятельность как компонент социокультурной динамики. [Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. д-ра. фипос. наук]. М., 1992. В данной диссертации отдельные аспекты научного творчества сопоставляются с элементами творчества в других специализированных областях культуры. В книге «Анатомия научного знания» (Рахитов А.И. М., 1969) творчество в науке рассмотрено сквозь призму логики и науковедения. Выводы, содержащиеся в названных работах, мы используем в качестве теоретической базы для изучения «феномена Васильева».

32 См.: Spang-Hanssen Н. Probability and structural classification in language description. Copenhagen, 1959.

Отметим, что под таким углом рассмотрения сами тексты Н.А. превращаются в бесконечный объект, в отношении которого не действует закон исключенного третьего.

Исходя из всего изложенного, осуществлению основной задачи исследованиявыявлению общегуманитарных и исторических взглядов Н. А. Васильева — должно быть предпослано рассмотрение ряда вопросов как общетеоретического, так и практического характера. При этом все теоретические выводы в нашей работе будут направлены на конкретное решение сформулированных задач.

Второе теоретическое замечание, предваряющее нашу работу состоит в том, что рассмотрение культурологических взглядов Н. А. Васильева мы осуществляем на фоне развития общественных наук в начале XX века, и прежде всего, на фоне достижений истории и философии истории того времени. Поэтому мы начинаем наш анализ с ситуации, сложившейся в исторической науке в период написания Васильевым его магистерской диссертации. В качестве исходного материала используются работы отечественных авторов, а также обзорные историографические исследования, посвященные предреволюционному периоду. В этих работах основное внимание уделяется методологической проблематике, находившейся на острие споров, имевших место в начале века в сообществе ученых-историков. Среди используемых нами материалов в первую очередь следует упомянуть раздел первого тома «Историографии истории СССР», вышедшего в 1971 г. под редакцией В. Е. Иллерицкого и И. А. Кудрявцева, затрагивающий конец XIX — начало XX века33. Несмотря на то что концепции ведущих ученых начала XX века в данном томе освещаются тенденциозно, здесь мы можем обнаружить достаточно подробное изложение и всесторонний анализ их теорий. С идеологических позиций, близких авторам «Историографии истории СССР», рассматривается положение в исторической науке накануне революции в работе А. Л. Шапиро «Русская историография в период империализма"34. Современный взгляд содержат опубликованные в 90-е годы XX века монографии и статьи о развитии исторического знания в России в начале прошлого века, принадлежащие перу С. С. Неретиной, А.А. Левандовско-го, Ю.Н. Афанасьева35, П.С. Шкуринова36 и др. Историография Российской истории начала XX века отражена в работах Д. М. Володихина, Н. П. Ильина, В. И. Шувалова и Г. А. Герасименко. Специальным проблемам гуманитарных наук, а именно обсуждению наиболее важных течений общественно-политической мысли, посвящены работы П. С. Шкуринова и И. П. Смирнова. Наконец, в нашем исследовании будут приняты во вни.

11 Додонов И. К., Иллерщкий В. Е., Кудрявцев И. А. и др. Историография истории СССР. [4.1]. М.: Высшая школа, 1971. С. 429−436.

34 Шапиро A.JI. Русская историография в период империализма. JI., 1962.

35 Афанасьев Ю. Н., Медушевская М. П., Мохнанева М. П. Советская историография / Общ. ред. Афанасьева Ю. Н. М., 1996. мание историографические труды ученых не марксистского направления, историков эмиграции, в частности, Г. П. Вернадского, М. И. Ростовцева, Л. П. Карсавина и др.

В первом параграфе главы I, являющемся вводным для нашего исследования, центральное место займут социокультурные схемы, предлагавшиеся отечественными историками, и прежде всего теми, кого Васильев называет в числе своих предшественников, — М. М. Хвостовым, Н. А. Рожковым, А. Н. Деревицким, из западных — Отто Зее-ком и Фюстель де Куланжем. При этом нами будут затронуты те аспекты творчества названных ученых, которые необходимы для выявления новаторского характера исследовательской деятельности Н. А. Васильева в этой области. Исторические труды других авторов конца XIX — начала XX века использованы в качестве иллюстративного материала, который позволяет судить о положении в исторической науке накануне 1917 г.

Вторая и главная сторона ученых разработок Н. А. Васильева — логическая.

На примере этой части научного наследия Н. А. Васильева отчетливо видно, как в логическом исследовании может реализоваться культурное своеобразие: в логике, как и в других науках о «ментальных процессах"37, мы обнаруживаем отражение идей и понятий, относящихся к числу «вечных» для того или иного народа. Мышление в культуре укоренено. И если тезис Рассела, согласно которому логика является сущностью, фундаментом философии38, кажется нам преувеличением, то установка, исходящая из положения, что в исследованиях по логике находит выражение специфика философских школ (в том числе и национальных), представляется достаточно убедительной.

В связи с анализом историософской диссертации Васильева мы считаем необходимым обратить внимание на третью главу нашей работы, где выясняется, насколько исторические взгляды казанского ученого соответствуют выводам ведущих представителей русского религиозно-философского Ренессанса. Чтобы это соответствие обнаружить, нам пришлось выявить наличие общих тем, в равной мере интересовавших как Васильева, так и отечественных философов начала XX в. Содержание магистерского исследования Васильева позволяет говорить о том, что такие темы наличествуют. Речь идет о близости и даже совпадении в оценке целого ряда факторов общественного развития, к числу которых относятся историческая преемственность, историческая память, социальная справедливость, статика и динамика культурного творчества, специфичность форм религиозной жизни, универсализм культуры. Как и ведущие мыслители.

36 Шкуринов П. С. Позитивизм в России XIX века. М., 1980.

37 См. Бирюков Б. В. О судьбах психологии и логики в России периода «войн и революций». С. 7.

Серебряного века, Н. А. Васильев умел находить связи, существующие между отвлеченными началами знания и проблемами общественного развития. В первой части своей диссертации казанский ученый дважды ссылается на труды Н. А. Бердяева, упоминает сочинения В. В. Розанова, С. Н. Булгакова и С. А. Мережковскоговыводы этих авторов он использует для обоснования тезиса об иррелигиозности как признаке грядущего духовного вырождения общества, а также для определения специфики культуры как особой сферы человеческой деятельности. Васильев обращается к результатам исследований отечественных философов и текстам литераторов (отечественных и зарубежных, ученым упоминаются И. В. Гете, Дж. Лондон, Теннисон и др.) в том случае, когда рассматривает отдельные проблемы, связанные с культурной историей человечества.

Важно отметить, что ссылки на работы видных представителей русского религиозно-философского Ренессанса в магистерской работе Васильева немногочисленны. Однако именно эти, как нам кажется, коррелирующие с «духом эпохи» замечания позволяют говорить о связи, существующей между умозрениями Серебряного века и логико-историческим учением казанского философа. Выявлению данной связи посвящена наша диссертация. Нам представляется, что интеллектуальное взаимодействие историософской концепции Н. А. Васильева с базовыми компонентами культурно-исторического мировоззрения, которое было выработано ведущими представителями русского религиозно-философского Ренессанса, сообщило выводам казанского логика проблемную остроту. Если в той части нашей диссертации, где мы рассматриваем логико-философские взгляды казанского мыслителя, фиксируется сходство между традицией Серебряного века и компонентами логико-методологического учения Васильева, то в той части, которая касается его философско-исторического вклада, между историософскими концепциями религиозных мыслителей начала XX века и воззрениями Н.А. мы обнаруживаем больше различий. Здесь, за вычетом отдельных моментов, можно говорить об отторжении, отталкивании им определенной части философского наследия Серебряного века. Поэтому в ходе анализа отдельных моментов историософского учения Васильева мы рассмотрим и то, в чем данное учение расходится с пониманием исторического процесса, характерным для мыслителей начала XX века. Если значимость структурных элементов нашей диссертации определяется близостью к заявленной теме, то в силу сказанного выше третья часть исследования, посвященная анализу историософских взглядов казанского ученого, носит вспомогательный харак.

38 Ср.: История философии. Запад — Россия — Восток. Книга третья: Философия XIX—XX вв. М., 1999. С. 229. тер. Логически и тематически она подчинена второй части нашей диссертации — логико-философской.

Несмотря на периферийный характер исторических штудий казанского логика, проблематика, которой он посвятил свое магистерское исследование, не выпадала из поля зрения ученого и тогда, когда его интересы сосредоточились на логике. Так, к теме «культура и вырождение» Н. А. Васильев вернулся в рецензии на работу психолога К. И. Сотонина «Темпераменты». Казанский ученый указывает на важную с его точки зрения тему: об опасности вырождения человечества в результате его доместикации, т. е. «одомашнивания», заключающегося в изъятии данного вида из природной среды и помещении в среду искусственную, самим человеком созданную39. Обращение Васильева к работе, касающейся психологического измерения культуры, еще раз показывает, что проблема влияния социальных и культурных факторов на психику и физическое состояние человека продолжала интересовать казанского логика и после публикации его магистерской работы.

Источники и литература предмета. Естественно, что для нашего исследования значимы в первую очередь работы самого казанского ученого — как его диссертация и логические статьи, так и литературная критика, труды по истории философии. В нашем диссертационном исследовании кроме упомянутой магистерской работы мы используем статьи Н. А. Васильева «О законе исключенного четвертого», «Воображаемая (неаристотелева) логика», «Логика и металогика» из логического наследия ученого, литературно-критический очерк «Эмиль Верхарн» и несколько рецензий по философии и психологии, которые занимают особое место в ряду других произведений мыслителя. Имея в виду тот факт, что проблема не достаточно изучена, и материалов по творчеству Н. А. Васильева как историка и теоретика культуры немного, в настоящей диссертации помимо работ, касающихся логического и философско-исторического учения данного исследователя, привлекаются работы других мыслителей, где рассматриваются аналогичные проблемы. В означенную группу источников входят прежде всего труды отечественных философов начала XX века. В нашем диссертационном исследовании этот период представлен такими именами, как Л. П. Карсавин, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, Н. О. Лосский, С. И. Поварнин, С. А. Аскольдов, В. Ф. Эрн и П. А. Флоренский Работы перечисленных авторов используются в качестве материала, необходимого для сопоставления исторических и философских взглядов казанского логика с основными концептуальными положениями учений русских религиозных философов начала XX в.

39 Васильев Н. А. Сборник Ассоциации Общественных наук. [Рецензия] // Казанский библиофил. 1922, № 3. С. 57.

Среди работ, посвященных казанскому ученому, преобладают исследования, в которых воздается должное Васильеву как логику. Незаслуженно мало внимания современные авторы уделяют другим сторонам его творчества. В биографических статьях, помещенных в энциклопедических словарях по философии, изданных в последние годы, мы не найдем оценки данного исследователя как историка, литератора, философа и политического публициста. Ниже будет предложен краткий обзор работ (монографий, статей, тезисов, докладов, литературных этюдов и пр.), в которых творчество Н. А. Васильева изучается в ракурсе проблем теории и истории культуры, и его логические исследования рассматриваются в связи с другими, нелогическими, произведениями. Следует отметить, что в работах затронуты лишь отдельные стороны литературного и историософского наследия Н. А. Васильева.

Литература

посвященная творчеству Н. А. Васильева, обширна. Наиболее значительные работы русского логика и отзывы о них содержатся в сборнике «Воображаемая логика"40. Его научный вклад осмыслен в трудах В.А. Бажанова41. В тезисах В.И. Бажанова42, учение русского логика рассмотрено в ракурсе психологии научного творчества. Автор предлагает выяснить, каким образом идеи «отца семиотики» натолкнули Н. А. Васильева на поиск нетрадиционных логических систем. В. И. Бажанов считает, что русский ученый при знакомстве с логическими взглядами Ч. Пирса не мог не обратить внимание на тот факт, что американский исследователь был одним из первых, кто противопоставил аристотелевской логике, исходящей из субъектно-предикатной структуры суждения, логику отношений, в рамках которой дается более широкое истолкование связей, существующих мевду предметами. В. А. Бажанов при этом ссылается на конспекты работ Ч. Пирса, выполненные Васильевым в 17-летнем возрасте. Именно это первое знакомство с трудами американского ученого было, по убеждению В. А. Бажанова, эвристической подсказкой. Намек, содержащийся в работах американского ученого, мог стать небольшой частью фундамента, на котором впоследствии выросло здание воображаемой логики.

В качестве базы настоящего исследования — в его логической части — привлекаются работы на темы, отвечающие научным интересам казанского ученого и представляющие результаты современных формально-логических и общелингвистических исследований. Сообразуясь с форматом диссертации, мы в большинстве случаев ограничиваемся ссылками на существующую лингвистическую и философскую литерату.

40 Васильев Н. А. Воображаемая логика. Избранные труды. М., 1989.

41 см. его статью «Становление и развитие логических идей Н.А. Васильева» в журнале «Филос. науки», 1986, № 3- и его же книгу «Николай Александрович Васильев. 1880 — 1940», М., Наука, 1988 ру. В частности, опорой нам служат доклады и сообщения, представленные на международных конференциях по логике в Москве и Санкт-Петербурге. При этом автор не претендует на полноту, хотя и старается учесть все материалы, в которых логика Васильева рассматривается в ракурсе проблем культуры и общества.

Приведем несколько примеров. Тезисы М. Я. Мацевич представляют собой литературно-философское мини-эссе, в котором раскрыты гносеологические истоки воображаемой логики43. Автор экстраполирует на материальный мир как таковой вывод Н. А. Васильева о том, что формальная логика есть лишь одна из ряда возможных. Подчеркивая иллюзорность мира норм и правил, исследовательница ставит вопрос о логике парадокса и безумия.

В тезисах Т. П. Костюк и В. И. Маркина предложен вариант аксиоматизации логического учения Н.А. Васильева44. Взяв за основу теоретико-методологическую схему ученого, авторы делят атрибутивные суждения на три класса по качеству (отрицательные, утвердительные и индифферентные) и на четыре — по количеству. Помимо общих и единичных суждений (соответственно, А и J) данная типология включает класс определенно-частных (в учении Н. А. Васильева им соответствуют акцидентальные суждения) и неопределенно-частных суждений (в традиционной логике последние называются частными). Исходя из данной классификации, авторы предлагают формулы, фиксирующие отношения между суждениями в воображаемой логике. Особенностью предложенной аксиоматики является то, что в ее рамках могут быть доказаны за исключением стандартных определений отрицательных высказываний OSP = 1ASP и ESP = llSP45 все законы аристотелевской логики (интерпретация законов Аристотеля дается в известной работе Я. Лукасевича).

Наконец, в тезисах С. Л. Катречко предлагается возможное решение некоторых парадоксов Б. Рассела и при этом привлекается инструментарий паранепротиворечи-вых логик, допускающих наличие у субъекта противоречащих свойств. Первой в ряду таких логик упомянута воображаемая логика Н. А. Васильева. Если расселовский бра.

42 Бажанов В. А. О влиянии идей Ч. Пирса на творчество Н. А. Васильева // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы V Общероссийской научной конференции. СПб, 1998. С. 10−13.

43 Мацевич М. Я. От «логики безумия» к «безумию логики» (памяти Н.А. Васильева) // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы VI Общероссийской научной конференции. СПб, 2000. С. 506 — 509.

44 Костюк Т. П., Маркин В. И. Формальная реконструкция воображаемой логики Н. А. Васильева // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы V Общероссийской научной конференции. С. 154- 159.

45 Согласно учению Н. А. Васильева утвердительные, отрицательные и индифферентные суждения образуют углы треугольника противоположностей. Если одно из этих суждений истинно, то два других обязательно ложны. Вследствие этого формулы аристотелевской логики OSP = 1asp и ESP = llSP в рамках предложенной Т. П. Костюк и В. И. Маркиным аксиоматики являются ложными, поскольку в логике Васильева будет OSP и 1ESP и ESP => IaSP. добрей бреется у себя в цирюльне и дома, то он, по мысли автора тезисов, превращается в изменчивый объект. Катречко сравнивает этот случай «с законом исключенного четвертого в воображаемой логике Н. А. Васильева (курсив наш — И.П., Б.Б.), когда. стол (не конкретный стол, а стол вообще) может быть красным и не красным"46. Апелляция современного исследователя к выводам казанского логика по-своему показательна.

Другие аспекты изучаемой темы были затронуты в статье «В каком смысле «воображаемую логику» Н. А. Васильева можно считать многозначной"47 Б. В. Бирюкова и Б. М. Шуранова (о ней подробно в главе II нашего исследования). В диссертационном исследовании Б. М. Шуранова логическое учение Н. А. Васильева анализируется, в ряду прочих, под углом зрения общественно-политических изменений начала XX ве-ка48. В диссертации В. В. Базова логическое учение Н. А. Васильева используется для исследования феноменов культуры. Множественность логик, открытая Васильевым, в данной работе осмыслена как аналог множественности путей художественного познания мира. Диссертант проводит параллель между миром культуры и воображаемым миром. Особое внимание при этом уделяется работе «Логика и металогика», где Н. А. Васильев рассматривает возможность противоречия в объектах в том случае, когда они выступают в качестве предмета нашего умозрения. Нам также представляется плодотворным предпринятое в диссертации Базова обсуждение металогического учения Васильева параллельно с изложением учения о «персонализированном» Едином. Последняя тема, как известно, находилась в центре внимания мыслителей античности, Средних веков и Нового времени49.

Определяя масштаб заслуг Н. А. Васильева как историка и историософа, мы должны также выявить логико-методологический субстрат в дискурсе ученых-историков начала XX века. Именно с этой целью нами привлекаются работы М. М. Хвостова, М. Н. Ростовцева, Н. А. Рожкова и др. исследователей, которые путем индуктивного обобщения единичных фактов обогащали историческую науку новыми понятиями и концептуальными схемами. Обращение к работам отечественных антиковедов начала XX века позволяет понять новаторский характер магистерской диссертации Н. А. Васильева, выявить связь исследования казанского логика с научным поиском его.

46 Катречко С. Л. Расселовский парадокс брадобрея и диалектика Платона-Аристотеля // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы VII Общероссийской научной конференции. С. 240.

47 Бирюков Б. В., Шуранов Б. М. В каком смысле «воображаемую логику» Васильева можно считать многозначной // Вестник МГУ. Сер.7. Философия. 1998. № 5. С. 74−84.

48 Шуранов Б. М. Русская логика переломной эпохи (1880−1930) в социо-культурологическом аспекте. [Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук].

49 Базов В. В. Культурные традиции и самоидентификация личности [Автореф. диссерт. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук]. М., 1994. предшественников. В этой связи необходимо подчеркнуть, что наше исследование является не только биографическим, но в большей степени представляет собой проблемный анализ исторической концепции Н. А. Васильева в сопоставлении с им же созданным логическим учением. Ф.

Выводы Н. А. Васильева в чем-то напоминают историософские синтезы О. Шпенглера и Н. Я. Данилевского, а в отдельных своих чертах — обобщения немецкого антрополога М. Шелера. Сходство с последним состоит в критике состояния европейского общества в XX веке, которое немецкий и русский философы сравнивают с периодом эллинизма, когда так же, как и в современную эпоху, наблюдался мировоззрен.

399 Введенский А. И. Судьба веры в Бога в борьбе с атеизмом // Мысль [журнал Петербургского философского общества]. СПб. 1922. Кн. 2.

400 Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909.

401 Смена вех. Сб. статей. Прага, 1921.

402 Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. София, 1921.

196 ческий кризис, и наряду со специализированной, но безыдейной наукой, распространение получили оккультизм и тоталитарные секты, «фальшивые формы гностической неоромантики» и изощренные «политтехнологии», низводящие человеческую личность до объекта нейрофизиологического манипулирования.

Подобно немецкому исследователю, различавшему в интеллектуальной истории пять идей — пять типов самопонимания человека, в число которых входят как научно-позитивистский, так и религиозно-логосный типы, Васильев указывал на необходимость сочетания науки и веры, на необходимость примирения их во имя грядущего культурного созидания. И Шелер, и Васильев подвергали критике схему О. Конта, страдающую, по их мнению, недооценкой религиозно-мифологической формы познания.

Еще в большей мере выводы Васильева совпадают с характеристиками, данными современному обществу религиозными философами Серебряного века. Их наблюдения относительно иррелигиозности (см. главу Ш) соответствуют оценкам казанского логика.

Во-вторых, мы обнаружили совпадения между важными моментами логического учения Н. А. Васильева и классификационными схемами, предлагаемыми рядом отечественных мыслителей конца XIX — начала XX века. Для оценки явлений окружающего мира русские философы идеалистического направления предлагали подвижные триа-дичные схемы, в большей мере, чем бинарные оппозиции, отвечающие идее всеединства. Бинарному делению, используемому в западной философии, мыслители-всеединцы предпочитали трехчастные деления и предлагали выбор не из двух, а из трех альтернатив. Такая триадичная структура, по мысли отечественных исследователей, более адекватно отражает сложность мира, неоднозначность имеющихся в нем системных связей. Выявленное движение триад (именно так мы можем определить философский метод русских мыслителей) соответствует философско-логической концепции Васильева, изложенной в основных статьях ученого.

Н.А. Васильев подобно многим философам начала XX века, указывает на недостаточность интеллектуальных процедур для обработки впечатлений, получаемых в ходе непосредственного изучения объекта. Казанский ученый считает обязательным присутствие в процессе обобщения эмпирического материала субъективного психологического элемента. В одних случаях казанский логик ссылается на последние работы А. Пуанкаре, где декларируется сходный с васильевским «психологицистский» подход. В других случаях логик опирается на протоинтуиционистские воззрения А. С. Хомякова. Апелляцию к возникающему на интуитивном уровне пониманию предмета, к знанию, полученному благодаря непосредственному постижению субстанционального начала,.

197 содержат работы не только Хомякова, но и многих философов Серебряного века, последователей основоположника славянофильства. И Н. О. Лосский, и B.C. Соловьев, и Э. Л. Радлов (историк философии), и С. Л. Франк писали об «интуитивной эстетической ясности"403, к которой приходят не через наблюдение, а путем воображенияоб откровении, развивающемся внутри человека. Нам кажется, что в этом ряду следует рассматривать логическое учение Н. А. Васильева, которое сам автор не случайно называл «воображаемой логикой».

В заюпочитительной части магистерской работы казанского логика говорится о необходимости религиозного синтеза, без которого невозможно преодоление духовного кризиса европейской цивилизации404. Нам представляется, что вывод Васильева совпадает с требованием целостного знания, выдвигаемым в статьях основоположника славянофильства. Ведь именно Хомяков указывал, что познание мира не может строиться на одних только законах формальной логики. Настоящее знание мы получаем еще и благодаря внутренней, не обусловленной рассудком способности отличать фантастическое представление о предмете от его действительного восприятия, т. е. благодаря воле. Кроме воли, важной, если не основной, составляющей познавательного процесса в системе Хомякова является вера. Ее мыслитель определяет как непосредственное или внутреннее созерцание объекта во всей полноте, как присущую субъекту способность нравственной стой искренней любви405 переноситься внутрь изучаемого предмета. Только при совершении такого подвига любви, считает основоположник славянофильства, можем мы надеяться на полнейшее развитие разума406. Наше знание о мире целиком зависит от человеческих параметров, от психологических характеристик познающего субъекта — именно эта идея Хомякова, совпадающая с выводами западных философов-антропологов, получила развитие в теории Н. А. Васильева.

Вера в Бога, по Васильеву, является механизмом, благодаря которому происходит концентрация волевого начала. Не наблюдая религиозности в образованном классе современной ему России, замечая ее общий упадок в обществе, Васильев среди признаков вырождения и культурного понижения выделял атеизм, и в этом пункте васильевская оценка ментальности современной ему российской интеллигенции совпадает с оценками религиозных философов Серебряного века. И русские мыслители, и казанский логик считали, что иррелигиозность лишает человека смысла существования, де.

403 Ср. Философско-энциклопедический словарь / ред. Е. Ф. Голубинский и др. М., 2002. С. 185.

404 Васильев Н. А. Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры. С. 243.

405 Хомяков А. С. По поводу отрывков, найденных в бумагах Киреевского //Хомяков А. С. Поли. собр. соч. М., 1861. Т.1. С. 272.

406 Там же. С. 283. лает его уязвимым в борьбе за жизнь. Сам Васильев указывает на связь своих воззрений с выводами Н. А. Бердяева, В. В. Розанова, Вяч. Иванова, Д. С. Мережковского.

В-третьих, в ходе сопоставления концепции Л. П. Карсавина о личности с васильевским разграничением суждений о понятиях и суждений о фактах обнаружены исторические истоки этого важного фрагмента учения казанского логика. Мы полагаем, что на формирование логических взглядов Васильева оказали влияние философские идеи Виндельбанда и Риккерта. В настоящей диссертации указано на сходство представлений неокантианцев об объеме и содержании исторических понятий с интерпретацией единичных суждений, нашедшей отражении в статье Васильева о частных суждениях. В диссертации, в частности, обращено внимание на то, что схема, по которой у Васильева стррится переход от суждений о факте к суждениям о понятиях, может быть сопоставлена с идеей Габриеля Тарда, рассматривавшего социальные категории как результат специфической деятельности ума. Именно социологическую, культурно-философскую составляющую мы находим в логических произведениях Н. А. Васильева .

В-четвертых, мы определили черты сходства между историософскими и историко-методологическими взглядами Н. А. Васильева и М. М. Хвостова. Хвостов тяготел к позитивизму и придерживался традиционного для исторических мыслителей его круга взгляда на общественный прогресс. Васильев же исходил из представлений о циклическом движении человеческой истории, видел черты упадка в наблюдаемом им состоянии европейской цивилизации, которое он связывал прежде всего с биологическим истощением. В настоящей работе будет показано, что концепция Васильева имеет пересечения с конкретно-историческими идеями Эд. Мейера и отвлеченно-методологическими идеями Ал. Ксенополя.

В-пятых, рассмотрен тезис Васильева о связи религиозного и научного — в данном случае философского, спекулятивного мышления. Вопрос, поставленный О. Контом и заставивший спорить мыслителей разных направлений (условно говоря, сциентистско-рационалистического и религиозно-интуиционистского направлений) в исторической системе Васильева получил оригинальный ответ. Не религия является некоторой пропедевтикой науки и философии, но, наоборот, философия представляется Васильеву незавершенной и не вполне сложившейся религией. При этом декларируемый Васильевым отказ от традиционных форм религиозности имел отклик в учениях о. П. А. Флоренского, С. Л. Франка и других философов Серебряного века.

407 Полежаев Д. В. К вопросу о логике социального развития // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке. Материалы VI Общероссийской научной конференции. СПб, 2000. С. 98 -103.

В-шестых, была обнаружена связь между учением Васильева о металогике и средневековыми восточно-христианскими представлениями о дихотомии человеческого мышления. Двойственность этого мышления, согласно представлениям ортодоксальных авторов, обусловлена несовершенством человека как тварного существа. Васильевское учение о высшей «божественной» логике, не знающей закона противоречия, и есть, согласно нашей гипотезе, научное оформление изложенной богословской позиции. Мысль Н. А. Васильева об исключении отрицания в металогике можно считать еще и логической экспликацией рассуждений отечественных философов Серебряного века о всеединстве. Наиболее рельефно данная доктрина отражена в работах Л. П. Карсавина. Исходя из онтологической общности всех предметов, сущих в мире, и понимая эти предметы как индивидуации Всеединого начала, Карсавин утверждал, что злое в мире есть только недостаток, неполнота добра, возникающая в силу неокончательного усвоения Божественной сущности. Зла, таким образом, нет: есть различные уровни приобщения к добру. Логически это и предполагает отсутствие необходимости что-либо отрицать в мире, созданном Богом: ведь это значило бы, по мысли Карсавина, отрицать и Творца мира. Данный вывод, бьггь может, в большей степени отвечающий божественному замыслу о человеке и мире, а не реальному положению вещей, будет справедлив для мира нематериальных идей, мира Божества. Но именно для мышления Бога предназначалась металогика Н. А. Васильева. Между тем представление о всеединстве не является изобретением Н. А. Васильева и религиозных философов Серебряного века, но коренится в основе отечественной умозрительной традиции и определяет специфику восточно-христианского философского и культурно-религиозного дискурса. Оно находит отражение в Евангелии.

В-седьмых, в настоящей диссертации рассмотрено учение Васильева о соотношении субъективного и объективного в общественных науках. Диссертантом показано, что концепция Васильева вписывается в комплекс рассмотрений философов русского Серебряного века. В частности, прочитывается связь между методологической схемой Васильева и представлением Г. Флоренского об обусловленности объективного знания личной позицией, заинтересованностью познающего мир субъекта.

Наконец, нами были рассмотрены наукологические воззрения казанского ученого. Область методологии истории для Васильева оказалась в известном смысле интеграционной областью — областью, где воображаемая логика сближается с выводами русских философов.

Мы полагаем, что магистерское исследование Васильева является знаковым не только для творческой биографии казанского логика. В контексте истории отечественной науки оно приобретает особое значение. Эта работа благодаря высокой концентра.

200 ции разнообразных тенденций и направлений — от позитивизма и эмпириомонизма до религиозной философии всеединства — достигает уровня историко-философского манифеста эпохи. Не высоко оценивая Васильева как историка, т. е. собирателя фактов прошлого, его рецензенты Кареев и Ю. А. Иванов, отдавая должное его синтезу, во всей полноте проявившемуся в данном магистерском исследовании. Именно в абстракциях высокого уровня находил себя Васильев как ученый-теоретик. Ю. А. Иванов отмечает, что в рассматриваемой работе казанский логик «смело комбинирует разрозненные элементы, из которых складывается даваемая им обширная мозаичная картина"408. Здесь.

409 же рецензент указывает, что «метод Васильева — это метод социолога», которому история служит базисом для создания теорий относительно будущего человечества. Книга, посвященная социо-футурологическим воззрениям мыслителя, должна была, по свидетельству Иванова, превысить те 9 печатных листов, которые составили опубликованный вариант его магистерской диссертации. Но болезнь ученого помешала в осуществлении этого научного проекта. Несмотря на это, уже материалы, нашедшие отражение в статьях и книге Васильева, позволяют говорить о высокой научной прозорливости этого автора.

Магистерское исследование казанский логик завершает страстным призывом учиться у истории. Будучи уверен в правильности своих выводов (их теоретическая и практическая корректность, по словам ученого, подтверждается самим ходом российской истории), Васильев говорит о том, какую неоценимую помощь может оказать изучение прошлого в осмыслении современных событий: «Если история служит учительницей жизни и если прошлое дает уроки настоящему, то <.> античность с ее фатальным концом является нам грозным memento mori. Об этом memento mori мы никогда не должны забывать"410.

Сама возможность изучения наблюдаемой сегодня исторической реальности в свете историософских идей Н. А. Васильева может быть продемонстрирована на современных фактах, в целом сходных с теми, которые были зафиксированы логиком накануне Октябрьского переворота. В начале XXI века еще резче, чем в начале ХХ-го, в европейских социумах проявились шесть признаков культурного истощения, обнаруженные Васильевым в истории Римской империи. Россия сегодня, как и в 10 — 20-е годы прошлого столетия, переживает радикальный слом политических и культурных парадигм. Более того, сейчас в ней яснее по сравнению с 1917 г. обозначились признаки старения цивилизации, описанные казанским логиком. Главный санитарный врач, ака.

408 Иванов Ю. А. Указ. соч. С. 172.

409 Там же. С. 173.

410 Васильев Н. А. Вопрос о падении Западной Римсеой империи. С. 229.

201 демик РАМН Г. Онищенко говорит уже не о приостановке роста населения (в рубрикации казанского логика это первый признак), а о депопуляции, гиперсмертности, происходящих на наших глазах. Данная депопуляция характерна именно для регионов Центральной России, для ареала расселения автохтонных этносов Восточно-Европейской равнины. Достаточно здесь привести данные демографических прогнозов: в России число людей в возрасте от 14 до 30 лет к 2010 году составит менее 32 млн. (сейчасоколо 33 млн.)"411. Другой прогноз — заместителя председателя Государственного комитета Российской Федерации по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных препаратов (Госнарконаркоконтроля РФ) Александра Михайлова, согласно которому количество наркоманов того же возраста в 2014 году достигнет 35−37 млн. человек, заставляет нас сделать пессимистический вывод об отсутствии здоровой молодежи у русских уже в ближайшем будущем. Если говорить о численности россиян вообще, то, по данным авторитетного западного исследовательского центра — Американского бюро народонаселения, к середине нынешнего века она уменьшится на 20 миллионов. В этом контексте крайне важна оценка причин такого понижения, прогнозируемого практически для всех европейских стран. Американские исследователи полагают, что «крайне противоположные явления — преуспевание и бедность — станут препятствием к росту населения. Изнеженные жители западных стран не пожелают идти на жертвы, которые неизбежны для подъема на ноги больших семей. Даже материальное обеспечение и обучение одного ребенка обходится все дороже и дороже. Жители Восточной Европы откажутся от заведения больших семей по причине бедности». Если вспомнить, что примерно то же говорил и Н. А. Васильев, оценивая демографические перспективы современной ему Франции, сравнивая эту страну с обезлюдившими в позднеантичную эпоху областями Аттики и Пелопонеса, то сразу понятным делается прогностическое, прикладное значение исторического исследования казанского ученого.

Если вернуться к нашему времени, то следует напомнить, что, по оценкам специалистов, ежегодно в России умирает на 1 млн. человек больше, чем рождается. Оппозиционные публицисты в этой отрицательной динамике видят действие политических факторов412, но если вдуматься в сравнительно-исторические выкладки Н. А. Васильева, то можно прийти к выводу, что дело тут не только в политике. Необходимо учесть тот факт, что во времена, когда правили политические кумиры названных публицистов (В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий), не скрывавшие своей русофобии, происходило, несмотря на геноцид, не уменьшение, а увеличение рождаемости.

411 Качановский Ю. Конструктивная позиция: защитить человека // Сов. Рос. 22.04.2004.

412 Ср. Сов. Рос. 26.06.2003.

Упадок военного дела (четвертый признак по Васильеву) для современной России так же очевиден. Примечательным фактом является то, что Восточный Рим накануне своего цивилизационного упадка пережил своеобразную «конверсию» — в последнюю четверть XII века перестали строить крупные военные суда — ударную мощь империи, -объясняя данное решение экономией средств, и это — когда усилилось военное давление Венеции, турок, генуэзцев! Результат такой «экономии» не заставил себя ждать. К началу осады Константинополя крестоносцами (1204) византийцы успели только «поправить 20 сгнивших судов, подточенных червями"413. Противостоять захватчикам было «нечем». Но и после изгнания захватчиков (1261) правители Восточной империи не извлекли уроков из военных поражений. Обстановка осложнилась при Андронике II (1282 — 1328), по словам историков, «ни политике, ни полководце"414. Армия Византии, состоящая к тому времени из наемников, была плохо управляема и уже не представляла значительной военной силы.

О «вредном направлении литературы и философии» (шестой признак) сегодня говорится особенно много. Причем признается, что в постмодернизме отвлеченная мысль достигла аналогичного античному состояния абсолютного скепсиса, которого еще не было в философских системах конца XIX — начала XX века. Можно считать, что постмодернизм — это пирронизм сегодня: ведь методологически абсолютный скепсис Пиррона соответствует внедренным в современную философию релятивизму и пробабилизму. В этом 6-м пункте выводам Васильева соответствует понимание динамики научного творчества, свойственное немецкому историку конца XIX — начала XX века Э. Мейеру. Известно, что этот ученый, исходя из идеи цикличности исторического и культурного процессов, отстаивал тезис о тождестве методов античной науки и науки Нового времени. Мейер опровергает «мнение, будто древние ученые работали иначе, чем современные"415. И касаясь культуры античности, прежде всего литературы, опирающейся на фундамент философии, Мейер почти дословно повторяет слова казанского ученого. Немецкий историк, в частности, полагает, что уже во времена Диоклетиана, а затем и при Константине Великом «духовная культура иссякает, потому что ей более не ставится никаких задач, потому что все великие вопросы, глубоко волнующие умы, кажутся или разрешенными или, безусловно, неразрешимымичем больше распространяется общее образование, тем скуднее становится его содержание». И далее: «Литература сводится к самым плоским произведениям, какие когда-либо были созданы, к чисто формальным, лишенным всякого разумного содержания разумным компиляциям,.

4.3 См. Курбатов ГЛ. История Византии: от античности к феодализму. М., 1984. С. 162.

4.4 Указ. соч. С. 179. так называемой второй софистики и к компендиям и сборникам, где в удобной для пользования форме сопоставлено все наиболее достойное изучения, и которые тщательно избегают и делают невозможным всякое самостоятельное мышление. Объем знаний, конечно, уменьшается от поколения к поколению, равно как и интерес к классическим произведениям"416. Не подобное ли состояние «вторичности», «бессодержательности» и отказа от обсуждения вечных проблем бытия мира и человека переживает современная нам культура: литература, искусство, философия? Из тезиса немецкого историка о соответствии методов античной науки методам науки современной следует вывод: если формы науки древности и науки Нового времени одинаковы, то и развитие их в направлении скептицизма объяснимо. Скептицизм неизбежно становится фактом сознания на определенных стадиях развития интеллектуальной культуры.

Рассуждая о признаках культурного старения и биологического вырождения, Васильев приводит статистику убийств и самоубийств, число которых, по мнению ученого, тем выше, чем цивилизованней общество. Точнее было бы говорить не о степени цивилизованности, а о том, насколько далеко зашли деградационные процессы в данном обществе. Для современной России уровень насильственных смертей является одним из самых высоких в мире. По свидетельству оппозиционной прессы, «на 100.000 населения. случаев насильственной смерти (убийств, самоубийств, несчастных случаев)» в 2004 г. составило: в США — 51, в Великобритании — 26, в России — 194 417.

В перспективе исследования творческого наследия А. Н. Васильева автору представляется плодотворным сопоставить историософские выводы данного ученого уже не с историческими идеями Серебряного века, но с концепциями современных социологов, культурологов и демографов.

Напомним, что задачу исследования автор видел в том, чтобы высветить новые стороны исследовательской деятельности выдающегося ученого, мыслителя-новатора, осуществившего переворот в одной из наиболее древних областей знания — в логике. Автор дает оценку значимости для современного социологического знания исторических выводов казанского логика. В исследовании были проанализированны культурологические, культурофилософские аспекты исторической книги этого великого ученого. Как и выводы ряда других исследователей, работавших в Казани в начале XX века, исторические концепции Н. А. Васильева были незаслуженно забыты в Россииабсолютно ничего не было о них известно на Западе. В 80−90-е годы прошлого века в работах по истории науки очень много внимания уделялось феномену репрессированной.

4.5 Мейер Э. Экономическое развитие Древнего мира // Мейер Э. Труды по теории и методологии исторической науки. М, 2003. С. 70.

4.6 Мейер Э. Указ. соч. С. 75−76. науки. Автор полагает, что изучение профессиональных биографий таких ученых, как М. М. Хвостов, М. Н. Ростовцев, П. Б. Струве, Л. П. Карсавин (все они упоминались в нашем исследовании), и, разумеется, жизни и судьбы Н. А. Васильева, должно обогатить наше знание об этом наиболее трагическом периоде развития русской науки. Между тем осталось несколько вопросов, решение которых требует дальнейшей разработки настоящей темы. Автор полагает, что исследователям творчества Васильева предстоит выявить связь между психическими и логико-философскими воззрениями ученого. Предстоит также оценить значимость литературного поэтического творчества Н. А. Васильева. Все это, а также применение идей Васильева к современной социокультурной ситуации должно будет стать центральной темой будущих работ о казанском ученом.

417 По данным, опубликованным в Сов. Рос. (22.04.2004).

Заключение

.

Наблюдаемая сегодня смена парадигм в области философской антропологии настоятельно требует внедрения в данную сферу знания методов, высокая эпистемологическая плодотворность которых проверена в других гуманитарных дисциплинах. В свете методологических новаций обращение к наследию отечественных мыслителей Серебряного века может помочь в решении задач, стоящих перед современным российским обществом. Глобализация, понимаемая в том числе и как усвоение мировой культурой отдельных фрагментов национального интеллектуального наследия, делает такое обращение особенно своевременным.

Оформившаяся в качестве области профессионального знания довольно поздно, русская философия оказалась особенно восприимчива к антропологической проблематике. Это не удивительно: ведь во второй половине XIX века в европейском умозрении именно философия человеческой личности выдвинулась на первый план. Влияние западноевропейских идей в России было подкреплено тенденциями, присущими отечественному любомудрию изначально. Стать философом для русского мыслителя значило не просто приобрести навык в оперировании отвлеченными понятиями: отечественные философы были убеждены, что умозрительные теории имеют значение не сами по себе, а обретают его, когда становятся фундаментом для жизнестроительных учений. Данная особенность религиозной мысли Серебряного века отмечается, в частности, Э. Л. Радловым в его «Очерке русской философии». Даже мыслители, проявившие себя в наиболее отвлеченной области знания — в логике, одновременно высказывались и по вопросам социологии и антропологии. Достаточно здесь вспомнить А. И. Введенского, в одной из своих работ доказывавшего, что существование человека как морального существа является наиболее весомым подтверждением наличия духовного Абсолю.

399 та.

Одним из широкопрофильных мыслителей, одинаково откликавшихся на логико-философские и антропологические проблемы и был Н. А. Васильев.

Предпринятое нами сопоставление или, точнее, параллельное прочтение важных историософских произведений этого автора и его современников — русских философов идеалистического лагеря — позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, в ходе параллельного прочтения нам удалось прояснить историософскую и социально-политическую позицию казанского ученого. Будучи левым национально-ориентированным интеллигентом, Васильев, судя по всему, не мог и не стремился согласовать свою историческую доктрину с ортодоксальной марксистской. Не вписывалась в идеологические модели строящегося тоталитарного общества и логико-философская концепция Васильева. В его диссертационной работе нами были выявлены идеи, отвечающие выводам известных русских философов конца XIX — начала XX века. Васильев, например, фиксирует связь безрелигиозности с общественным упадком и биологическим вырождением. Не рассматривая этот вопрос в биологической плоскости, мыслители конца XIX — начала XX века так же, как и казанский логик, считали живую веру фактором, укрепляющим общество и, по меньшей мере, продлевающим его историческое бытие. Известно также критически негативное отношение русских философов к атеизму — этой специфической особенности мышления русских левых интеллигентов. Данное отношение нашло отклик в философско-публицистических произведениях, написанных отечественными мыслителями в роковые для России годы (см. сборники «Вехи» (1909)400, «Из глубины», «Проблемы идеализма», «Интеллигенция в России», «Проблемы мировой войны», «Смена вех"401, «На путях. Утверждение евразийцев», «Исход к Востоку» (1921)402 и др.), а также в специальных статьях ученых. Фрагменты некоторых из этих работ были рассмотрены во второй части нашей диссертации.