Политическое участие молодежи в условиях модернизации российского общества

Актуальность предпринятого исследования обусловлена качественными изменениями, происходящими в сфере социально-политической жизни граждан и молодежи, в том числе, в последние десятилетия. С середины 80-х годов стал наблюдаться быстрый рост численности и общественного активизма различных неформальных молодежных объединений, среди которых видное место занимали политизированные структуры.1.

В определенной мере эта молодежная активность внесла свой вклад в развал социализма. Но к середине 90-х годов бурная волна проявления самостоятельности и инициативы заметно убавляется и приобретает иные качественные очертания: значительно снижается уровень и массовость активности, происходит конкретизация и прагматизация целей различных групп и движений, усиливается институализация полустихийных и плохо организованных молодежных групп, другие же исчезают. Словом, политическое участие молодежи обретает существенно иные характеристики, которые необходимо исследовать.

Еще одним фактором актуализации темы является важность исследования новых процессов в молодежной среде на основе совокупности концепций и методов политической философии и политологии. В связи с этим представляется значимой проблема уточнения и согласования понятийного.

1 См.: ЛевичеваВ.Ф. Молодежный Вавилон. М., 1989; Неформальная Россия. М., 1990. аппарата современной политической науки в России и предыдущих исследований в области политической активности молодежи. В обществоведении советского периода политическая сторона жизнедеятельности молодежи также анализировалась, сформировался категориальный аппарат, и отбрасывать все наработанное наукой в это время, на наш взгляд, было бы ошибочным.

Острая потребность исследования проблем политического участия молодежи вызвана, как нам представляется, и неясными перспективами развития российского общества, сложностью переходных процессов, происходящих в настоящее время, и необходимостью уяснения вопроса о возможностях и уровне влияния политического участия молодежи на вероятные развития событий.

Состояние научной разработанности проблемы. В марксистской литературе общественно-политическая активность молодежи просматривалась как важная разновидность ее социальной активности. Исследователи того периода исходили из общепринятой идеи о том, что возрастание активного участия советских людей в общественно-политической жизни является важной закономерностью коммунистического строительства. В этой тенденции ученые обнаруживали конкретное проявление общесоциологического закона возрастания роли народных масс в общественном развитии сформулированного в ранних работах К. Маркса. В исследованиях советского времени обращалось внимание на то, что высокая общественно-политическая активность молодежи способствует ее всестороннему и гармоничному развитию и тем самым совершенствованию общественных отношений. Однако эти общегуманистические положения соседствовали с узкоклассовым подходом и порождали ограниченность и односторонность.

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-изд. Т.2. С. 90. многих выводов и рекомендаций, касающихся состояния и перспектив повышения политической активности молодежи.

Проблема политического участия, участия в управлении имеет длительную исследовательскую историю. Многие мыслители Древнего мира, Средневековья и Нового времени внесли весомый вклад в ее разработку. Среди них следует отметить Конфуция, Платона, Аристотеля, Цицерона, Фому Аквинского, Макиавелли, Гоббса, Локка, Монтескье, Руссо, Джеф-ферсона, Канта, Гегеля, Маркса и Энгельса. В работах названных философов активно использовались и разрабатывались понятия «участие в политике», «участие в управлении», глубоко рассматривались проблемы субъектов политического участия, была поставлена и основательно обсуждалась такая сторона политико-властных отношений как политическое отчуждение.3.

В политической мысли конца XIX и XX веке значительный вклад в разработку общефилософских, социологических и психологических аспектов политического участия внесли такие исследователи как: Адорно Т., Ал-монд Г., Арендт X., Вебер М., Вятр Е., Истон Д., Лебон Г., Ленин В. И., Сорокин П., Тард Г., Верба С., Фрейд З. ДПумпетер И., Инг К., Ясперс К. и др. В работах этой группы исследователей ставились и рассматривались вопросы экономической и социально-классовой обусловленности политического участия, анализировались психологические аспекты политического участия, рассматривались типы и роль политического участия в развитии демократических процессов.

В современной российской литературе большое общеметодологическое значение для исследуемой проблемы имеют работы Ашина Г., К., Белова К. С., Боровика B.C., Журавлева В. В., Ентелиса Г. С., Ильина В. В., Ильинского И. М., Панарина А. С., Шендрика А. И., Шестопал Е. Б., и др.

В работах этой группы авторов рассматриваются общетеоретические проблемы политики и власти, культуры, психологии, их особенности и проявления в современной российской действительности. Вне контекста этих вопросов проблематика политического участия, на наш взгляд, не может быть исследована достаточно глубоко. Политическое участие выступает как элемент и проявление политической культуры соответствующего общества, как детерминанта ценностных ориентации, как фактор определенного взаимодействия интересов в обществе, как явление, обусловленное уровнем экономического развития и состоянием (стабильность, переходность, кризис) общества, типом политического режима и др. Исследования указанных авторов способствуют осмыслению политического участия в сложной, взаимообусловленной ткани социальных отношений и процессов.

Особую значимость для нашего исследования имеют работы, в которых рассматриваются проблемы политического участия, формулируются различные концепции участия, анализируются особенности политического участия молодежи, исследуется специфика политического участия молодежи в современном российском обществе. В ряду этой литературы следует отметить, во-первых, учебную литературу, в которой с начала 90-х годов самым активным образом стала включаться проблематика политического участия.4 И, во-вторых, научные исследования, посвященные анализу сущности и содержания понятий «политическое участие», «участие в полити.

3 Более подробный анализ вклада ряда мыслителей прошлого в разработку проблемы участия смотри: Смирнов В. В. Политическое участие // Политология. Курс лекций: Учеб. Пособие /Под ред. М. Н. Марченко. -М, 1993, С. 109 — 127.С.

4 См.: Введение в политологию: словарь — справочник / Под ред. В. П. Пугачева. -М., 1996; Гозман Л. Я., Шестопал Е. Б. Политическая психология. М., 1996; Демидов А. И., Федосеев А. А. Основы политологии. М., 1995; Голосов Г. В. Сравнительная поли-толгия. Новосибирск., 1995; Гончаров Д. В., Гоптарева И. Б.

Введение

в политическую науку. М., 1996; Краснов Ю. К., Кривогуз И. М., Неминущий В. П. Основы науки о политике. М., 1993., и др. ке", «политическое поведение», «политическая деятельность».5 Существенным является вычленение в научных работах типов и моделей политического участия, выяснение амбивалентного характера функций политического участия, исследование уровней и форм политического участия, в том числе протестное участие, аполитичность и др. Представляет интерес и актуальность постановка и рассмотрение вопроса о том, возможна ли, в какой мере, в результате чего трансформация сложившегося типа политического участия.

Анализ литературы показывает, что в совокупности источников, посвященных исследованию политического участия есть два существенных пробела: во-первых, совершенно недостаточно исследованы особенности политического участия в современной России, и, во-вторых, остается почти нетронутой проблема политического участия российской молодежи. Все это и определило выбор темы, объекта и предмета диссертационного исследования.

Объектом исследования выступает молодежь современной России как субъект политического участия.

5 Боровик B.C. Политическая активность молодежи. Состояние и проблемы. М., 1990; Варламова Н. В. Некоторые аспекты политического участия при социализме //Советское государство и право. 1990. №. 2- Гончаров Д. В. Теория политического участия. М., 1997; Даль Р.

Введение

в теорию демократии. М., 1992; Дембитская О. Ю. Электоральная активность молодежи //Социологические исследования. 1996. №. 12- Капицын В. М., Красова В. Ю. Приручить Левиофана: о молодежи в меняющемся мире политики. Воронеж., 1991; Комаров Е. Г. Политическая культура молодежи. М., 1986; Кейзеров М. Н. О соотношении гражданской и политической культуры // Социально-политический журнал. 1991. № 7- Левичева В. Ф. Неформальные молодежные самодеятельные объединения. М., 1989; Левчик Д. А. Политический хэппенинг // Социологические исследования. 1996. № 8- Мельвиль А. Ю. Ростки новой гражданской культуры // Полис. 1991. № 2- Меркулов П. А. Политический статус молодежи в современной России /теоретический аспект/. Автореф. На соиск. уч. ст. канд. филос. наук. М., 1995; Оболонский А. В. Соци-ально-асихологический аспект участия граждан в политике и управлении // Советское государство и право. 1989. № 9- Сергеева ЕЛ. Российский электорат: проблема выбора и участия. М., 1996; Тепляков А. В. Политическое участие: проблемы анализа. Ростов-на-Дону. 1993; Человек, политика, культура: взгляд через призму политического участия. М., 1994.

Предметом анализа являются тенденции, происходящие в сфере политического участия молодежи в современных российских условиях. Анализ этих тенденций как главного предмета нашего внимания связан с положением о том, что в современном российском обществе происходит противоречивое становления такого феномена как политическое участие. В условиях советской действительности такое явление фактически отсутствовало. При этом политическое участие молодежи обладает некоторыми специфическими особенностями. Таким образом, становление политического участия молодежи как явления общественной жизни и особенности политического участия российской молодежи есть предмет данного исследования.

Целью диссертации является философско-политологический анализ сущности и особенностей политического участия молодежи как особого явления современной российской действительности, как предмета научного осмысления.

Определение предмета и основной цели диссертационного исследования обусловили необходимость решения следующего ряда задач: изучение и критический анализ философской, политологической и социологической литературы по проблемам политики, власти, культуры, политического участия с целью выработки теоретико-методологических подходов к анализу предмета данного исследования сбор теоретического и эмпирического материала о состоянии, различных формах и уровнях политического участия российской молодежи => обработка и обобщение материала с целью обоснования тенденций и особенностей становления политического участия молодежи разработка рекомендаций по воздействию на процесс политического участия молодежи, с целью формирования оптимальной модели применительно к условиям и потребностям демократического развития России.

В качестве теоретико-методологической основы диссертации выступают современные социально-философские и философско-политологические концепции, в которых рассматриваются социальные и субъектно-объектные аспекты политико-властных отношений. Автор широко использовал в работе положения современных теорий демократии, акцентирующих внимание на необходимости массового и активного участия как фактора демократизации, как необходимого условия, препятствующего использованию власти активным и хорошо организованным меньшинством (политической элитой).

В то же время автор использовал и критические оценки теоретиков элит относительно массового и активного политического участия, их предостережения об угрозах для политической системы демократии, заключенных в массовом давлении или использовании массового давления на механизмы принятия политических решений.

Эмпирической базой диссертации послужили данные различных социологических исследований, опубликованные в российской периодической печати (в том числе результаты социологических исследований НИЦ Института молодежи о политическом участии). На основе обобщения и анализа этих данных автор попытался углубить понимание особенностей, форм, уровней, мотивов политического участия молодежи России.

Новизна проведенного исследования, на наш взгляд, состоит в следующем:

S в отечественной философско-политологической литературе впервые в качестве предмета исследования поставлена проблема политического участия молодежи и предпринята попытка ее теоретического анализа.

S Раскрыто состояние политического участия молодежи как нового формирующегося феномена политической жизни современной России.

S Политическое участие (в определенных его характеристиках) рассматривается как важный показатель и необходимое условие существования и функционирования гражданского общества;

S дана теоретическая модель (тип, уровень, формы, мотивы) политического участия молодежи на современном этапе российских реформ, раскрыты особенности политического участия молодежи, обусловленные спецификой российской политической культуры, переходностью ее современного состояния.

Практическая значимость исследования состоит в том, что: материалы диссертации могут быть использованы в чтении лекций и разработке спецкурсов по соответствующей проблематике учебных дисциплин «Политология», «Политическая философия» и др.- основные теоретические положения работы, ее выводы и рекомендации могут быть использованы в воспитательной работе с активным привлечением лидеров молодежных организаций и союзовматериалы и результаты исследования представят необходимую базу для дальнейшего теоретического исследования политического участия молодежитеоретическая модель состояния и перспектив политического участия российской молодежи может быть положена в основу социологических исследований по данной проблеме;

Апробация диссертации: диссертант выступал с изложением концепции работы и ее основных результатов на проблемной группе и заседании кафедры социальной и политической философии Московской гуманитарно-социальной академии, выводы и рекомендации работы апробировались автором в аналитических записках и справках автора в государственные органы и общественные организации, по теме диссертации опубликованы следующие статьи:

Результаты исследования ученых МГУ дают представления о политических пристрастиях 17-летних.103 Детальное сопоставление политических симпатии и антипатий 17-летних и 24-летних респондентов показало, что семилетняя разница между этими возрастными группами, существенное своеобразие условий, в которых они формировались, не оказали заметного влияния на их пристрастия. На этом основании можно говорить о некоторых прогнозах о политическом участии молодежи в следующих президентских выборах и их позициях по отношению к будущим кандидатам в президенты.

Конечно, политическая ситуация в России может развиваться совершенно непредсказуемо, но в этом случае бессмысленно говорить о прогнозе результатов президентских выборов, а может быть, и об электоральном поведении вообще.

См.: Туманов С. В., Бурыкин И. Г. Политические пристрастия молодого пополнения электората России/Молодежь 97: надежды и разочарования. .С. 76−82.

Кластерный анализ результатов исследования с точки зрения политических симпатий 17-летних показывает, что структура будущего электората в основных своих элементах совпадает со структурой электората настоящего. Здесь есть свое «болото», есть группа «контра» и собственно электорат.104.

Болото" объединяет людей, которые совершенно не интересуются политикой и в данном конкретном случае не знали фамилий или не смогли (не захотели) сформулировать своего отношения к пяти наиболее заметным политическим фигурам страны (Б. Ельцин, Г. Зюганов, Ю. Лужков, А. Лебедь, В. Черномырдин).54 На разных стадиях приближения к тем или иным выборам численность политического «болота» в структуре электората страны в последние годы колебалась в диапазоне от 25 до 5%. Своего минимального значения оно достигало в 1996 году, в период предвыборного ажиотажа накануне первого тура голосования.

В среде 17-летних «болото» составляет приблизительно 7% данной группы. Это значит, что наши расхожие представления об аполитичности молодежи нуждаются в определенном уточнении. Молодежь информирована о политических событиях не хуже остальных возрастных групп. У нее есть свое отношение к политическим силам и лидерам, но она не хочет иметь дело с политикой. По данным социологического опроса, лишь 10% молодежи в возрасте 17 лет обсуждают с друзьями политические события и еще 4% как-то участвуют в них.

Аллергия к политике как таковой, в общем характерная для молодежи, со всей очевидностью проявляется в позиции группы «контра». Представители этой группы не доверяют ни одному из перечисленных выше лидеров. Это недоверие может выражаться в однозначной категоричной (10% респондентов) или в более мягкой форме («скорее всего не доверяю» — 12%"). Но всех их объединяет общая позиция — еще каждый пятый потенциальный.

104 См.: Туманов С. В., Бурыкин И. Г. Электорат России в 1993 г.//Социологические исследования. 1995, № 9. избиратель по собственной воле наверняка не пойдет на избирательный участок.

Конечно, нет никакой гарантии, что остальные 70% молодежи в возрасте 17 лет через год примут участие в голосовании. Их избирательная активность будет зависеть от многих конкретных обстоятельств и вряд ли окажется выше, чем в остальных возрастных группах. Но у этих молодых людей есть политические пристрастия. Для большинства представителей группы «собственно электората» характерна своеобразная матрица политических симпатий и антипатий. Одни, например, в той или иной мере доверяют одновременно Ельцину, Черномырдину и Лужкову и отказывают в доверии Зюганову и Лебедю. Эти сторонники «партии власти» (10% от числа респондентов в возрасте 17 лет) при голосовании будут делать выбор не между правящими силами и силами оппозиции, а между кандидатами, близкими по своему политическому имиджу. В данном случае — между Лужковым и Черномырдиным.

Обнаружена группа завтрашних избирателей, готовых принять любого лидера, но только не лидера — коммуниста. Эти 15% электорального пополнения будут дробиться между правыми и центристски ориентированными участниками предвыборной гонки.

Среди 17-летних есть группа ребят (10% от их числа), подпадающая под определение протестного по отношению к нынешней власти электората. Их симпатии распространяются на всех, кто хотя бы демонстрирует оппозиционность к центральной исполнительной власти: Лебедь, Зюганов, Лужков. Они проголосуют за того из них, кто сможет выиграть у Черномырдина или у преемника Ельцина.

В структуре «собственно электората» обнаруживаются статистически значимые группы молодежи, чьи симпатии безраздельно принадлежат только одному политическому лидеру. Такое электоральное ядро, которое не распадается и в промежутки между выборами, с началом предвыборной кампании исполняет роль ядра кристаллизации потенциального электората. Оно как бы объединяет вокруг кандидата его менее устойчивых, менее постоянных сторонников, притягивает новых адептов и конформистов. Такие небольшие по численности, но предельно устойчивые группы сторонников есть у Ю. Лужкова (11% численности молодежи в возрасте 17 лет), А. Лебедя (7%) и Г. Зюганова (5%). У Ельцина и Черномырдина своих «политических фанатов» нет.

Полученные данные свидетельствуют о том, что средние показатели рейтингов явно недостаточны для серьезного анализа таких сложных процессов, как электоральные. Например, Г. Зюганов по своему рейтингу очень сильно отставал от Б. Ельцина или В. Черномырдина, но у него есть перед ними невидимое при первоначальном рассмотрении и очень важное преимущество — электоральное ядро, и зародыш потенциального электората, которое очень трудно, почти невозможно создать искусственно, Вся совокупность факторов, определяющих принадлежность молодого человека к той или иной из рассматриваемых групп, требует специального анализа.

Рассмотрим данные, показывающие влияние типа поселения на структуру электората. Очевидно, что каждый из его элементов статистически значим и представлен и в крупном городе, и в сельских населенных пунктах, и было бы большим упрощением заявлять, что сторонники «партии власти» обитают только в крупных городах. Результаты опроса показывают, что их удельный вес в структуре сельских сверстников на 20% выше, чем в среднем по массиву. И это естественно: для менталитета значительной части крестьянства всегда было характерно традиционное почитание власть предержащих.

Та часть сельской молодежи, которая не готова примириться с нынешней властью, но и к радикализму, по примеру предков, не питает особой симпатии, связывает перемены к лучшему с именем Ю. Лужкова, последнее время активно дистанцирующегося и от «старого», и от «нового» правительственного курса. Как это ни кажется странным на первый взгляд, но число сторонников московского мэра в российской сельской глубинке на 30% больше, чем по всему массиву респондентов. Исследование московских ученых показывает, что сознание региональной молодежи уже не воспринимает существующий в стране миф о Москве, который всегда влиял на политические позиции в избирательных кампаниях в отношении «московских» претендентов на власть. Характерно, что исследование проводилось еще до образования общественного объединения «Отечество» во главе с Лужковым Ю. М., которое развернуло широкомасштабную кампанию в пользу кандидата в президенты России.

Здесь же в полтора раза выше удельный вес молодых людей, которые готовы симпатизировать кому угодно, но только не представителям существующих властей. На селе заметно лучше (приблизительно на 30%), чем по массиву, представлено и электоральное ядро Г. Зюганова. Эта часть молодежи видит в коммунистах защитников традиционного образа жизни, традиционной морали, основанной на уравнительном равенстве, на принципе социальной справедливости.

Все это дает социологам основание утверждать, что «было бы правильнее говорить о сельских жителях не как о заповеднике «реакционных сил», а как о социуме, внутри которого по своим внутренним причинам идет достаточно активный процесс политического размежевания105.

Молодежь малых городов в этом отношении сегодня более однородна. Уже предвыборные исследования прошлого года показывали, что в этих городах резко ухудшается социальное самочувствие населения, благополучие которого нередко зависело от работы нескольких (а иногда и одного) предприятий, большинство из которых сейчас не функционируют. Именно в этих населенных пунктах «разбухает политическое болото» и одновременно идет накопление протестного электората. Группа «контра» в малых городах приблизительно на 30% превышает средние показатели. В той же пропорции выше удельный вес электорального ядра А. Лебедя. Здесь же в полтора раза меньше сторонников «партии власти», на 30% «худее» электоральное ядро Ю. Лужкова.

Судя по этим данным, молодежный политический радикализм будет прирастать не столичными университетскими центрами, а малыми городами с их стремительно нищающим и нередко маргинальным по своему происхождению населением.

Как и можно было ожидать, удельный вес антикоммунистов в крупных городах превышает средний показатель, но и последовательные сторонники Зюганова в таких городах измеряются отнюдь не единицами. Они представлены здесь не хуже, чем по массиву в целом.

Исследование выявило три существенных момента в характеристике политических пристрастий молодого пополнения электората России. Во-первых, исследование не обнаружило в его структуре статистически значимой группы «конформистов», то есть таких избирателей, которые на словах демонстрируют «пламенную любовь» ко всем кандидатам, а на практике «держат нос по ветру» .

Именно эта группа является основным объектом политического манипулирования, особенно в СМИ, именно ее поведение заметно затрудняет электоральные прогнозы. Вероятно, сегодняшняя молодежь со временем тоже обогатится жизненным опытом, толкающим на путь политического конформизма. Но сейчас она заражена им в наименьшей мере, и для демократической перспективы страны было бы очень важно помочь ей свести этот опыт к минимуму.

Во-вторых, анализ структуры молодого электорального пополнения с точки зрения его политических пристрастий показывает, что реальные шан.

105 См.: Молодежь 97: надежды и разочарования.С. 80. сы получить поддержку весомой части будущих избирателей имеют, прежде всего, Ю. Лужков, а также А. Лебедь и Г. Зюганов. Политическая много-полюсность нашего общества воспроизводится и на уровне молодежного сознания. Меняются количественные пропорции, но сами полюса сохраняются.

При этом Ю. Лужков оказался одновременно сразу на трех полях: его считали своим и сторонники нынешнего курса страны, и центристы, и люди с умеренно оппозиционными взглядами. Но на выборах президента усидеть на трех стульях будет невозможно. Поэтому высокий личный рейтинг Лужкова еще не гарантирует ему такого же уровня поддержки на выборах.

Прогнозы ученых во многом оправдались. Выход на политическую арену новой политической фигуры в лице Путина В. В., официально провозглашенного Ельциным своим приемником на президентском посту, резко изменило предвыборную ситуацию в стране. Отвлекаясь от анализа мощной пропагандистской кампании, проведенной президентской командой по дискредитации соперников Путина в президентской гонке, можно вполне определенно сказать, что победа Путина уже в первом туре во многом была одержана за счет поддержки его молодежным электоратом. Согласно социологическим опросам 31% молодых респондентов считали, что Путин в наибольшей мере выражает интересы молодежи (его конкурент Зюганов получил всего 4%).106 Исследователи отмечают очень четкое попадание имиджа Путина как президента в ожидания молодого поколения. «Социализация современных подростков происходит на фоне неопределенности, когда старшее поколение растеряно, оно не задает ценностно-смысловых норм и ориентиров. В результате формируется очень странная, абсолютно нелогичная ценностная структура, смесь тоталитарных установок с демократическими, какая-то каша, в которой прозападные ориентации перемешаны с националистическими. Фигура Путина работает как раз на эти противоречивые ожидания — он одновременно воплощает и «сильную руку», и при этом никогда не говорит, что он против либеральных.

107 реформ". Однако, вспомним, что Ельцин, мобилизовав на свою сторону на выборах решающую часть молодежного электората, уже через год имел у него всего 11,1% поддержки, которая после августа 1998 года упала практически до нуля. Поэтому Путину еще пред стоить доказать реальной политикой, что он действительно выражает интересы молодежи.

2.3 Политическая культура и политическое участие.

По всей видимости, в настоящее время уже можно с уверенностью сказать, что реальные результаты политики, проводившейся в России после падения коммунистического режима, оказались весьма далекими от ожидаемых и развеяли многие надежды, которые возлагало наше общество после избавление от тоталитарной системы. Перейти к реальной и эффективной демократии оказалось гораздо сложнее, чем это могло показаться в начале перестройки. Становление новых форм жизни столкнулось с многочисленными проблемами, осложняющими внутриполитическую ситуацию все более обостряющимся экономическим кризисом, конфликтом ветвей власти, хаосом в сфере конституционного законодательства, неопреде.

106 См.: Россия и президентские выборы 2000 г. М., С. 11.

107 См.: Коммерсант-Власть. 4. 04. 2000 г. С. 9. ленностью в отношениях между Центром и регионами, а также широким распространением коррупции и тяжких видов преступности, по уровню которой мы все более приближаемся к временам гражданской войны. И во многом это обусловлено не случайными обстоятельствами, а изначальными ошибками государственной политики, которая не учла ряд весьма существенных особенностей России и ее народа, историческую, национально-культурную, социально-экономическую и даже психологическую самобытность страны.

Очевидно, что на политическое поведение граждан оказывают непосредственное воздействие не только их личные взгляды и убеждения, политические симпатии и антипатии, но и зачастую подсознательные стереотипы и привычки, вырабатываемые под влиянием окружающей социальной среды и передаваемые из поколения в поколение (подчас вопреки воле отдельных людей). Поэтому, анализируя современное состояние политических процессов в России и, тем более, пытаясь прогнозировать их дальнейшее развитие, мы постоянно сталкиваемся с проблемой политической культуры, т. е. совокупности принятых в стране (как официально, так и неофициально) политических норм, правил, принципов и обычаев, которые накладывают довольно жесткие (хотя и подчас внешне незаметные) ограничения на поведение и рядового гражданина, и политического деятеля, на диапазон возможностей, как при выработке каких-либо политических программ, так и при вполне конкретных политических действиях. Политическая культура, хотим мы того или нет, выступает в качестве фундамента, на котором строится здание реальной политики и политического участия, в том числе и молодежи. Поэтому понимание особенностей политической культуры России и изучение ее эволюции в период демонтажа тоталитаризма исключительно важно не только с научной, но и с практической точки зрения, поскольку оно может способствовать преодолению и предотвращению раз 108 личных кризисных ситуации.

Несмотря на очевидную значимость политической культуры для понимания мира политического, в нашей обществоведческой литературе она еще не получила должного освещения. Среди зарубежных и российских обществоведов еще нет единого подхода в трактовке как самой категории «политическая культура», так и ее структурных компонентов, содержания, функций и т. д. Здесь существует самый широкий спектр мнений, определений и формулировок.

Первая попытка сформулировать концепцию политической культуры была предпринята в статье американского политолога Габриэла Алмонда, опубликованной в 1956 под названием «Сравнительные политические системы». В дальнейшем разработка этой концепции осуществлялась при активном участии членов возглавляемого Г. Алмондом Комитета по сравнительной политике при Исследовательском совете по социальным наукам Л. Пая, С. Вербы и Дж. Пауэлла.

В 1963 году Габриэль Альмонд и Сидней Верба в своей книге «Гражданская Культура» (The Civic Culture) определяли «политическую культуру как систему ценностей, глубоко укоренившихся в сознании мотиваций или ори-ентаций и установок, регулирующих поведение людей в ситуациях, имеющих отношение к политике». Политическая культура есть то, каким образом «политическая система интернализировалась в когнитивных представлениях, чувствах и оценках населения». 109.

Такое понимание отличалось от подхода, принятого в те годы в политической науке и вызвало многочисленные критические отклики. До появления этой работы, как точно подметили авторы, ученые на Западе основное внимание уделяли структуре и функциям политических систем, институтов и.

1П8.

См: Политическая культура: теория и национальные модели. М., 1994. С. 314. агентств, их влиянию на политику. Вопреки этой традиции Алмонд и Верба утверждали, что для того, чтобы сравнивать различные политические системы, необходимо изучать не только институциональные и конституциональные черты этих систем, но также политические ориентации индивидов.

Таким образом, важнейшим вкладом пионерской работы американцев в методологию изучения политической культуры, в политическую социологию и политическую науку явилось перенесение центра тяжести эмпирических исследований с рассмотрения преимущественно институтов и структур на социально-психологические составляющие политической культуры. Предложенный концепт явился своеобразным мостом, связавшим макрои микроуровни социально-политических исследований.

Алмонд и Верба рассматривали политические культуры наций не как нечто, детерминирующее политические структуры, а, напротив, как сущности взаимосвязанные и динамически взаимодействующие. «Политическая культура исследовалась и как независимая, и как зависимая переменная, и как причина, и как следствие» 110, поскольку авторы считали, что убеждения, чувства и ценности являются как продуктом политической системы, так и причиной того или иного её облика.

Предложенный Алмондом и Верба подход открывал новые перспективы для исследователей-компаративистов, т.к. в данном случае сравнительный анализ не ограничивался описанием различий в структурно-функциональных характеристиках политических систем, но и включал собственно культурные характеристики общества. Позднее Таккер подчеркивал значение мысли Габриэля Алмонда об «известной автономии политической культуры внутри культуры общества, взятой как более общее целое». Он писал: «Политическая система данного общества глубоко проникает в его.

109 Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Brown, 1965. P. 13.

110 Almond G. A. The Intellectual History on the Civic Culture Concept. In Almond G. A., Ve-bra S. (eds.), The Civic Culture Revisited. Boston, 1980, P. 1−36. политическую культуру, включая модель (паттерн) ориентации в отношении политического действия, которая является частью культуры (в широком смысле), существующей отдельно от других и обладающей известной независимостью" .111.

Итак, в понимании Алмонда и Верба, политическая культура — суть множество политических ориентации индивидов, т. е. «установок относительно политической системы и ее различных частей, установок относительно роли личности в системе» .112.

Определение политической культуры, использованное Алмондом и Верба в сравнительном исследовании пяти стран, не включало конкретных видов политического поведения, но фактически конкретные виды политического поведения исключались из рассмотрения.

По мнению многочисленных критиков такого понимания политической культуры и большей части современных ученых, культура вообще, и политическая культура в частности, есть нечто большее, чем только ориентации человека. Культура — это сложнейшее целое, включающее знания, умения, верования, искусство, мораль, право, обычаи, и многое другое, необходимое человеку для жизни в обществе в качестве его члена, Культура — это продукт сотворчества индивидов, то, чему люди научились, живя вместе, и то, что организует их совместную жизнь.

Поведение есть часть культуры. На это обстоятельство обращали внимание, в частности, Крёбер и Клукхолм. В критическом обзоре концептов культуры авторы подчеркивали важность включения поведения в дефиницию культуры, поскольку, по их мнению, «культура состоит из моделей (паттернов) [.] поведения, которые регулируют поведение». Итак, «поluTucker R.C. Political Cultur and Leadership in Soviet Russia. From Lenin to Gorbachev.

Sussex., 1987, P.3.

112 Almond G" Verba. P. 12.

1 I о.

Croeber A.L., Kluckholm C. Culture. A critical review of concepts and definitions. New York., 1963. P. 357.

Ill литическое поведение" есть часть «политической культуры», а политическое участие — один из показателей ее качественного развития.

Ценности в социологических и политологических исследованиях принято рассматривать как глубоко укоренившиеся в сознании индивидов мотивации или ориентации, определяющие определенные установки, нормы и мнения, которые в свою очередь регулируют и направляют человеческое поведение. Признавая наличие такой причинной цепи, можно объяснить, по крайней мере, отчасти, конкретное политическое поведение индивида, исходя из его политических ценностей или ориентации. Однако, следует добавить, что ни ценности, ни ориентации, ни конкретные акты поведения, которые являются производными от них, не существуют в вакууме. Они всегда помещены в определенный социальный контекст, и поэтому обстоятельства места и времени действия, перемены в окружении и среде жизнедеятельности индивида как таковые являются важными атрибутами, без учета которых невозможно правильное понимание политического участия.

В работе «Гражданская Культура» Алмонд и Верба разработали типологию политических культур, в основание которой положены «психологические ориентации людей на политические объекты»: 1) политическая система в целом- 2) «входные» (input) каналы системы- 3) «выходные» (output) каналы системы- 4) самоориентации индивидов как акторов внутри системы (установка на самих себя как действующих лиц внутри системы). Ориентации различаются в зависимости от того, с каким объектом они связаны — «входом», «выходом» и т. д. Под «входом» подразумевается механизм, преобразующий требования индивидов и общества в целом в политические решения (это по сути дела совокупность акторов и каналов политической коммуникации). Под «выходом» — действия властей, политические решения, являющиеся итогом процессов, протекающих внутри системы и скрытых от глаз внешнего наблюдателя.

Очевидно, что на Алмонда и Вербу оказала влияние популярная в те годы теория социальных систем Т. Парсонса и модная в то время наука — кибернетика.

Американские исследователи различали политические культуры в зависимости от воздействия, которое оказывает культура на регулирование конфликтов и снижение политической напряженности, или, точнее, напряжения, фокусирующегося вокруг вопроса о делегировании власти или об участии во властинапряжения, возникающего в связи с поляризацией мнений тогда, когда требуется единство нации. Полагая, что каждому из «идеальных» типов политических культур соответствует особая, свойственная только ему, комбинация ориентации, Алмонд и Верба описали различия между следующими тремя типами политической культуры: приходской" (parochial culture — это словосочетание переводится также иногда как «провинциальная», «общинная», «ограниченная», «местная» или «парохиальная» культура) — подчинения" (subject culture — культура «покорности» или «поддани-ческая культура) — участия» (participant culture — «партисипантная» культура). «Первый тип — «провинциальная» или «приходская» культура, по мнению американских ученых, доминирует в обществах, где нет самостоятельной, т. е. отделенной от других общественных институтов и структур, политической системы. Она часто интерпретируется как «аполитичная культура». Представитель такой культуры не обладает необходимым набором знаний о политической системе своего общества, не разбирается в политике, не интересуется ею и не связывает перемены в своей жизни с политической системой. Разделение властей отсутствует, вождь или иное лицо, наделенное властью и олицетворяющее собою власть, рассматривает и решает все вопросы политико-экономической, социальной и духовной жизни единолично.

Второй тип — «культура подчинения» характерен для обществ, в политической системе которых нет четко дифференцированных «входных» каналов, и где индивиды не расценивают самих себя как акторов системы. Люди в таких культурах политически пассивны, ориентированы на традиционные ценности и смиренно ждут милости от начальства, государства. Они достаточно хорошо понимают устройство своей политической системы, склонны к подчинению установленным правилам политической игры и считают себя не способными оказать влияние на существующую в обществе власть.

Третий тип — «культура участия» — для обществ, в которых политическая система является разветвленной, и где наличествуют позитивные ориентации граждан на все четыре объекта, означенные выше. Это культура обществ, где различные сферы общественной жизнедеятельности обладают явно выраженной относительной автономией. В таких обществах гражданин политически грамотен и активен. Он рационален и прагматичен, и поэтому участвует в политическом процессе, полагая, что и рядовой член общества в состоянии повлиять на принятие решений вне зависимости от того, нравится ли ему то, как работает политическая система и ее представители на местах или нет.

В своем исследовании Алмонд и Верба сфокусировали внимание на тех ориентациях, которые, по их мнению, в конечном счете, способствуют стабильному развитию общества в условиях демократии. Они целенаправленно искали такое сочетание некоторых «активных» ориентации (характерных для культуры типа «участия») с пассивными типами, которое было бы идеальной комбинацией ориентаций, обеспечивающей стабильное развитие демократии. Такая комбинация была найдена и обозначена как «сбалансированная политическая культура, в которой политическая активность или вовлеченность в политику и рациональность уравновешены пассивностью, традиционностью и обязательствами по отношению к локальным parochial) ценностям» .114 Эта комбинация и есть четвертый идеальный тип, получивший название «гражданской культуры». «Гражданская культура» — это симбиоз политических ориентации, общих для культуры «подчинения» и культуры «участия». В такой культуре одни члены общества могут быть политически активными, а другие пассивными, как в приходской культуре, поскольку они по-разному понимают и оценивают свое место в политической системе и возможность повлиять на политику.

Все описанные типы — это теоретические абстракции или «идеальные типы». В реальности внутри каждой национальной культуры одновременно сосуществуют несколько политических культур или субкультур, удовлетворяющих дефиниции того или иного «идеального типа». Это естественно, поскольку в каждом городе и селе живут люди, думающие и чувствующие по-разному, вовлеченные в политику и безразличные к ней, верящие в то, что, участвуя в политической жизни, простые граждане могут что-то изменить в этой стране, и разуверившиеся в своих силах и возможностях. Поэтому, используя наименование какого-либо одного из типов при обобщенной характеристике политической культуры конкретной страны, исследователи просто указывают на тип политической культуры, наиболее распространенный среди населения, не называя конкретных пропорций, раскрывающих соотношение всех сосуществующих субкультур.

Рассмотренная выше типологическая схема была разработана на базе эмпирических данных, собранных в конце 1950;х — начале 1960;х гг. в пяти странах мира: США, Великобритании, Германии, Мексике и Италии. Авторы обнаружили, что типические черты культуры «участия» и «гражданской культуры» являлись характерными для стабильных зрелых демократий Соединенных Штатов и Британии того времени, а черты «приходской» и «под-данической» культур были более ярко выражены в менее развитой Мексике, постфашистской Италии и постнацистской Западной Германии. Различия в.

114 Almond G., Verba. The Civic Culture.P. 30. типах политической культуры, доминировавших в вышеназванных странах, свидетельствовали о различных стадиях политического развития сопоставляемых обществ.

Американские исследователи полагали, что на основе эмпирических данных об ориентациях людей, живущих в различных социально-экономических и политических условиях, и предложенной ими типологии, можно сравнивать политические культуры наций, развивавшиеся в различных исторических обстоятельствах, выявлять их сходства и отличия и предсказывать перспективы дальнейшей эволюции. Следуя канонам теории модернизации, они считали, что в процессе прогрессивного развития политическая культура конкретного общества последовательно проходит через все выделенные ими стадии: как бы от низшей к высшей — от локально-замкнутой, когда доминирующим типом является «приходская, «затем появляется культура «подчинения, «из которой вырастает культура «участия» .

Алмонд сделал попытку описать примерные пропорции, в которой сосуществуют субкультуры в обществах, находящихся в разных фазах политического и технологического развития. В «демократическом доиндустри-альном обществе» примерно 55% населения по своим ориентациям принадлежит к «приходской» культуре, 40% - «подчинения», оставшиеся 5% -" участия". Примером может служить Доминиканская республика 1940;х годов. В «демократических индустриальных обществах» — развитых западных стран пропорции меняются на противоположные: соответственно — 10, 30 и 60. Промежуточный вариант — «авторитарная переходная система», подобная той, что существовала в Португалии в 1940;е годы, характеризуется формулой: 30, 60 и 10, 115.

115 См.: Политическая наука. Теоретико-методологические и историко-культурные исследования. М., 1996. С. 6−46.

Политическая культура российского общества переходного периода в целом, судя по представленным выше эмпирическим фактам, не может быть охарактеризована ни как культура «граждан», ни как «культура участия», ибо ориентации, являющиеся характерными отличительными признаками этих типов культур, не распространены сколько-нибудь широко в российском обществе. Коль скоро это так, то нам остается предположить, что в России более широко распространены аполитичные культуры («приходская» и «подчинения»). Если это действительно так, то в целом политическая культура посткоммунистической России, восстанавливающейся после поражения СССР в холодной войне, по своей структуре сходна скорее с культурами послевоенных Италии и Западной Германии, восстанавливавших свой экономический потенциал и активно строивших свои демократии после поражения во второй мировой войне, или с политическими культурами стран Южной Европы, переходивших от авторитаризма к демократии в 1970;х гг., и с политической культурой модернизирующейся Мексики, нежели с политическими культурами британской, американской и других западных демократий, вступивших в эпоху постмодерна.

Без сомнения, определяющая характеристика политического облика постсоветской культуры — это устойчивое отчуждение большинства населения от власти, явственным образом отличающее Россию от западных демократических государств. Однако данные опросов указывают на относительно высокий уровень интереса к политике, что не характерно для аполитичных культур.

В конце 80-х — начале 90 гг. стало очевидным, что типологическая схема Алмонда-Верба, возможно, адекватна ситуации, имевшей место в середине столетия, в 40 — 60-х годах, является слишком узкой и нуждается в модификации с учетом новых процессов, изменивших композицию субкультур стран западного мира к концу двадцатого века. Голландские исследователи Хьюнкс и Хикспурс в середине 90-х годов усовершенствовали типологию политических культур Алмонда и Верба, дополнив ее новыми типами. Эти типы были названы голландскими учеными так: «гражданская партисипант-ная культура (civic participant culture)», «клиентистская культура (client culture)», «протестная культура (protest culture)», «автономная (autonomous) культура» и «культура наблюдателей (spectator culture)116» Эти типы также следует рассматривать как «идеальные». При их разработке авторы использовали доступные им массивы эмпирических данных, характеризующих политические ориентации населения стран западного мира в 60−90 гг. Согласно Хьюнксу и Хикспурсу, субъективный политический интерес (или интерес индивидов к политике) надлежит рассматривать в качестве эмпирического индикатора установки в отношении политической системы в целомполитическое доверие, точнее, лишь один из его показателей — доверие к государственным институтам и чиновникам (гражданским служащим и службам), — как эмпирический индикатор установки (ориентации) в отношении «выхода» системыоценку возможностей личного участия в политической жизни и воздействия на политику как индикатор установки в отношении индивидуальной политической активности, т. е. самоориентации.

Каждый из типов (субкультур) описывается своим особым сочетанием различных уровней значений каждого из вышеназванных индикаторов. Вся совокупность типов делится на две группы — пассивные и активные культуры — в соответствии со значениями уровня ориентации индивидов на самих себя как акторов, измеряемого в эмпирических исследованиях посредством вопроса о готовности принять участие в различных формах протеста и о реальном участии в таких акциях. Люди в первой группе культур не чувствуют, что они могут оказать влияние на политику и не имеют желания участвовать в политических акциях. Во второй группе культур, напротив, люди убеждены в своей возможности реально влиять на политику и хотят участ.

116 Heeunks F., Hikspoors F. Political cuiture 1960;1990 // R. de Moor. Values in Western Societies. Tilburg., 1995. вовать в акциях политического свойства. Уровень интереса к политике и уровень политического доверия были использованы Хьюнксом и Хикспур-сом для выявления разнообразия типов внутри этих двух групп.

Фактически, различие между группами — это различие между динамично развивающимися и стагнирующими, застывшими обществами. «Активизм (activism)» как доктрина или жизненная ориентация на прямое действие, позволяющее достичь определенных позитивных политических результатов, является — по мнению голландских социологов — важнейшей чертой, отличающей культуры второй группы. Для первой группы характерна политическая апатия. Она типична, во-первых, для описанной еще Ал-мондом и Верба культуры «подчинения», в личных качествах носителей которой сочетаются доверие к чиновникам, минимальные знания о системе и правительственной политике. И, во-вторых* для культуры «приходской», в которой сочетаются отсутствие доверия к государственным служащим и отсутствие интереса к политике национального масштаба, когда людей интересует лишь то, что происходит рядом с ними и вокруг них, в их общине, районе, местечке. Предложенная голландцами подгруппа типов, названная культурой «наблюдателей» (сторонних зрителей), также принадлежит к первой группе, хотя и отличается от «приходской» и «подчинения» уровнем субъективного политического интереса, относительно более высоким по сравнению с последними и невысоким по сравнению с активными культурами.

Исследование ориентаций позволило сделать вывод, что в современных западных обществах наиболее распространены субкультуры, принадлежащие к группе «активных культур» .

Обобщая итоги анализа изменений в моделях (патернах) политических ориентации, произошедших на Западе в период с конца 50-х — начала 60-х годов до начала 90-х годов, Хьюнкс и Хикспурс указали на особенности со-циодинамики в странах Запада. Они отмечают, что, во-первых, «гражданекая культура», для которой характерно доверие населения к представителям власти и сравнительно высокий уровень интереса рядовых граждан к политике, осталась основным типом политической субкультуры в англосаксонских странах и к началу последнего десятилетия этого века. Во-вторых, к 90-м годам в англо-саксонских странах менее распространенной, чем прежде, стала «гражданская партиципатная» субкультура, когда ее представители не доверяют власти, но интересуются политикой. В то же время сохраняется «автономная культура», для которой характерно отсутствие доверия к власти при незначительном интересе к политике. В-третьих, в романских странах, пассивные культуры («приходская» и «подчинения») постепенно исчезают, и этот процесс наиболее характерен для Италии.

Кроме того, ими было показано, что масштабы распространенности определенных типов политических субкультур среди различных социальных групп населения различны и зависят от социо-экономического статуса, образования, возраста и пола индивидов, входящих в группу. Используя опросные данные, они сопоставили пропорции распространенности субкультур (частоты встречаемости людей с различными моделями ориентации) в разных социальных категориях и пришли к следующему выводу: «гражданская культура (отличающаяся высоким доверием к государственным служащим) чрезвычайно широко представлена только в высших социальных классах, [.], культуры „участия“ и „автономная“ широко представлены в высших социальных классах, среди лиц с высшим образованием и мужчин, [.], культуры „клиентистская“, „приходская“ и „подчинения“ (отличающиеся низким интересом к политике) в наибольшей степени представлены в низших социальных классах» ш.

Исследование политических субкультур в России, проведенное В. О. Рукавишниковым, по аналогичной голландским ученым методике, позво.

Heeunks F., Hikspoors F. Political cuiture 1960;1990 // R. de Moor. Values in Western Societies. Tilburg, 1995, P. 77−78. лило ему получить исключительно интересные данные. Первое, что бросается в глаза — это уникальность российской политической культуры. Оказывается, что значительное большинство наших граждан являются носителями «культуры наблюдателей». К ним относятся 56% из опрошенных. Напомним, что носители этой культуры проявляют в той или иной степени интерес к политике, могут проявлять высокое или низкое доверие к власти (сочетание этих показателей образует внутреннюю типологию 'наблюдателей', состоящую из четырех типов), но всех их объединяет одно качествонизкая степень участия в политике, поскольку граждане не верят в себя, в свои силы и возможности что-то сделать в этой области. Для сравнения: доля «наблюдателей «в политической культуре США — 3%, Великобритании — 2%, даже у самых близких к нам стран по другим типам политической культуры Италии и Мексики этот процент составляет соответственно 1 иЗ.

Носители культур из активной группы — это россияне, рассматривающие себя в качестве личностей, способных оказать влияние на власть и интересующихся политикой. Однако большинство из них не верит нынешней власти и олицетворяющим её чиновникам. Именно поэтому из всех возможных видов активных субкультур в России достаточно широко представлена только «автономная культура» (её носителем является каждый пятый взрослых граждан страны или 22% опрошенных).

Субкультуры, характерные для политических культур западных стран, в которых значительную роль играет гражданское общество, представлены в России в более чем скромных размерах: «гражданская» — 2%, «гражданская партисипантная» — 1%, «участия» — 5%, «протестная» и «клиентистская» культуры отсутствуют полностью.

Почти каждый десятый россиянин — носитель «приходской» культуры, а каждый двадцатый — культуры «подчинения» .118.

К сожалению, мы не располагаем данными отдельно по молодежи, но, судя по социологическим исследованиям, приведенным во второй главе, она вписывается в общую схему представленной типологии.

Итак, из приведенных выше фактов следует, что в постмодерных демократических обществах Запада удельный вес представителей динамичных политических субкультур выше, чем в России и других модернизирующихся обществах, и что в постсоветском российском обществе доминируют «пассивные культуры» .

Российские граждане обладают достаточной грамотностью, традиционно привыкли смотреть информационно-политические программы по телевидению, читать газеты и обсуждать политические события. Политическая культура российского общества в целом может быть названа культурой «наблюдателей» и отнесена к категории так называемых «фрагментиро-ванных» культур, для которых характерно отсутствие прочного общественного согласия о путях дальнейшего развития общества, отчужденность массы населения от власти и заметные различия в политических ориентациях возрастных когорт или поколении. Такие культуры отличаются от культур постмодерных обществ по степени развитости гражданского общества и по структурам политической идентификации и национально-государственной идентичности.

Можно согласиться с мнением Р. Инглехарта о том, что, «культура народа не может быть изменена в одночасье. Можно поменять правителей и законы, но на изменение базисных установок, определяющих своеобразие культуры нации, уйдут долгие годы. Даже при революционных преобразованиях всего вероятнее то, что их отдаленные во времени последствия будут.

Рукавишников В. О. Халман Л. Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998, С. 193−194. значительно отличаться от того, что хотелось бы видеть революционерам, и.

190 что существенные элементы прежней модели общества сохранятся". За многие века самодержавия и авторитаризма власти приучили миллионы граждан нашей страны, что политика — удел правящей элиты, а не рядовых обывателей. Смогут ли пока ещё немногочисленные россияне, вовлеченные в политику, верящие, что, участвуя в политической жизни, простые граждане могут заставить элиту считаться с народом, изменить баланс субкультур в свою пользу? Ответ на этот вопрос даст будущее, которое во многом будет зависеть от формирования политической культуры молодежи, культуры политического участия.

Уяснение специфики России в контексте типологии культур дает возможность вполне определенно утверждать, что, хотя в России и наиболее развитых демократиях Запада сегодня доминируют субкультуры, принадлежащие к различным подгруппам, между политическими культурами российской и атлантической цивилизаций отныне нет прежних глубоких качественных различий. И значит, есть надежда, что в составе ее населения будет постепенно возрастать удельный вес носителей субкультур активной группы. Прежде всего, это надежда на нашу российскую молодежь.

Основная задача и суть современной политической социализации молодежи — это овладение культурой политического участия. Современная политическая наука выделяет основные черты, характерные для этого типа культуры, которые могут служить определенным ориентиром институтам социализации и самой личности, стремящейся к самореализации в качестве политического субъекта. Г. Алмонд и С. Верба в своем известном исследовании о гражданской культуре указали на то, как можно охарактеризовать «синдром демократического участия». По их мнению, в него входят:

119 Пивоваров Ю. С. Указ. Соч. С. 6−46.

120 Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Prinston., 1990. P. 19.

1. высокие показатели субъективной уверенности в эффективности своего участия;

2. высокие показатели чувства гражданской ответственности, т. е. понимание важности активного гражданского участия каждого индивида для поддержания жизнедеятельности общественного организма;

3. высокие показатели доверия, которое граждане испытывают по отношению друг к друту, а также институтам государственного и местного управления;

4. высокие показатели членства граждан в разного рода организациях, связанных с функциями артикуляции и аккумуляции общественных интересов.

Это показатели того, чего так не хватает нашей молодежи, чтобы быть на высоте задач, стоящих перед российским обществом.

Прежде всего это задача эффективной политической социализации молодежи. Здесь есть свои особые проблемы, и поэтому она требует специального исследования.

Заключение

.

Политическое участие — центральное понятие для демократического общества. Поэтому изучение этого явления позволяет понять многие проблемы и трудности перехода от авторитаризма к демократии и оценить реальную ситуацию в деле модернизации политической системы России. В проведенном исследовании было выявлено, что политическое участие молодежи в нашей стране далеко отстает от требований современности и не играет активной роли в политических преобразованиях общества. Молодежь в большинстве своем остается политическими наблюдателями общественных процессов, не использованным обществом резервом устойчивого и демократического общества. Ее участие в политической жизни России в большей степени связано с процессами мобилизации в периоды избирательных компаний. Это делает молодежь объектом политических манипулиций, снижает ее реальный политический статус, ее субъектность.

Сложившаяся на данный момент ситуация имеет множество причин. Политические ориентации и установки молодых россиян несут на себе отпечаток противоречивой политической жизни страны, отражают борьбу политических сил, противоречия федерального центра и регионов. Эти ориентации и установки нестабильны, легко подвергаются манипулированию, имеют ситуативный характер, но тем не менее в основной массе молодых людей связываются с путем реформ и общественного обновления. Молодежь является политическим резервом прежде всего для сил, заинтересованных в проведении реформаторского курса. Эта общая установка может выступать в своей противоположности по конкретным вопросам экономики, политики, образования, культуры, в отношении тех или иных партий, лидеров, органов государственной власти и их должностных лиц.

Оценки молодыми россиянами происходящих в стране политических процессов становятся более взвешенными и спокойными, позиция более зрелой и рациональной. Это проявляется через осознание своих прав и свобод как реальных средств влияния на развитие событий в стране. Около трети молодых людей высоко оценивают имеющуюся у них возможность участия в выборах, намерены воздействовать на ситуацию путем исполнения своих гражданских обязанностей и законов, и в гораздо меньшей степени — путем участия в акциях протеста, обращений в средства массовой информации и органы власти различного уровня. В то же время в молодежной среде укрепляется убеждение относительно невозможности для рядового российского гражданина влиять на развитие событий в стране. По-прежнему лишь ничтожно малая часть молодых людей испытывает чувство гордости за демократические преобразования, развитие прав и свобод граждан в России.

Отчужденность молодежи от внутренней политики государства свидетельствует не столько об отсутствии у нее желания участвовать в делах общества, сколько о разочаровании в существующих формах такого участия. У нее еще нет практического опыта политической борьбы, осознания своей политической силы.

В целях более широкого вовлечения молодых людей в политическую деятельность целесообразно:

— расширить информирование молодежи по политическим вопросам, прежде всего, в тесной увязке с политическим процессом в России и регионах. В этой связи следует сформировать системы политического просвещения молодежи, привлекая к этой деятельности ресурсы государства и общества, средств массовой информации, особенно, телевидения, образовательных учреждений, общественных объединений, в том числе молодежных;

— поддерживать различные формы самоорганизации молодежи, содействовать созданию советов молодежи, «молодежных парламентов», «правительств» с целью представительства ее интересов перед государством и местным самоуправлением. Почти половина молодых россиян считает, что создание в их городе, поселке выборного совета, в который могут войти учащиеся, студенты, рабочие, члены молодежных организаций, групп и т. п., помогло бы в решении молодежных проблем, а треть опрошенных согласны лично принимать участие в их работе. На фоне низкого уровня доверия молодежи к большинству институтов власти эти показатели исключительно высоки. Это может стать действенной школой политической социализации молодежи. Таким образом, потенциал участия молодежи в решении местных проблем, создании жизнеспособных органов самоуправления значителен и может быть успешно реализован через создание демократических механизмов учета мнения молодых людей, их реального партнерства с органами власти и местного самоуправления в осуществлении местных программ;

— стимулировать процессы организации в молодежном движении. Степень организованности молодежи остается крайне низкой. Вне действующих в рамках закона организаций любого характера оказались почти две трети молодых людей. Вне организаций молодежи ей трудно артикулировать и агрегировать свои собственные интересы и тем более их отстаивать в политической борьбе. Развитие организованных форм молодежного движения, прежде всего в сферах, интересующих молодежь, представляется актуальной задачей.