Универсалии в романном творчестве В.О. Пелевина

Творчество В. О. Пелевина — одно из самых ярких, неоднозначных и неизученных явлений современной русской литературы. Романы Пелевина представляют собой синтез модернизма и постмодернизма, массовости и элитарности, прозы и поэзии. «Выделенность» Пелевина на фоне современной российской прозы JI. Филиппов объясняет его «абсолютной доступностью и непроницаемостью одновременно"1.

Место В. О. Пелевина в парадигме российского и западноевропейского постмодернизма определяется критиками и исследователями по-разному. Многие исследователи видят в Пелевине наиболее яркую, знаковую фигуру отечественного постмодернизма, мэтра российской прозы. А. Минкевич называет писателя «флагманом русского классического постмодернизма», а С. Корнев пишет: «Если нечто русское и классическое вообще можно назвать постмодернизмом, то оно само собой примет форму творчества Виктора Пелевина"3.

Исследователи и критики, рассматривающие произведения российских постмодернистов, чаще всего ограничиваются нахождением в их творчестве отдельных, наиболее важных — с точки зрения западной теории — признаков и черт постмодернистского текста, зачастую игнорируя противоречия и несовпадения явлений российской литературы с западноевропейской теорией постмодернизма. Так, Вяч. Курицын замечает в творчестве Пелевина одновременный выход в виртуальность и масскульт, деконструкцию советского мифа о Чапаеве в романе «Чапаев и Пустота», «момент «двойного присутствия» и не-единства личности"4, специфичность миров-симулякров, создаваемых Пелевиным, и на этом основании характеризует его творчество как не-модернистское.

1 Филиппов Л. Полеты с Затворником // Звезда. 1999. № 5. С. 205.

2 Минкевич А. Поколение Пелевина // http://www.peIevin.nov.rU/stati/o-mink/l.html.

3 Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 254.

4 Курицын Вяч. Русский литературный постмодернизм. М., 2001. С. 175. 3.

О.В. Богданова относит Пелевина к постмодернизму с оговорками («Сходится Пелевин с постмодернизмом, может быть, только во внешней форме и в том тотальном неприятии социума и всего человеческого жизнеустройства в его современных формах, которое декларируют «новые» писатели"5) и называет Пелевина носителем «идеалистической-буддистской-постмодернистской"6 философии. Исследователь отмечает в творчестве Пелевина некоторые «основные» признаки постмодернистского текста: пародийность и иронию, видение «мира как текст и текста как мир"7, деконструкции советских мифов, стирание грани истинного и иллюзорного, подлинного и поддельного, но раннюю его прозу не считает вполне соответствующей «постмодернистскому канону».

С другой стороны, многие исследователи и критики предпочитают не отыскивать подтверждения постмодернистичности Пелевина, а напротив, на основании одного-двух несоответствий выводят Пелевина из ряда писателей-постмодернистов. Так, JI. Филиппов подчеркивает дидактичность писателя: «Несмотря на появление у «зрелого» Пелевина попыток «пояснять», большинство его текстов несомненно содержат элементы герметичности: пояснения сии годны далеко не каждому! И это полностью опровергает подозрение в родственности с постмодерном"8. Герметичность как модернистская характеристика является одновременно нехарактерной для европейского постмодернизма и одной из основополагающих черт постмодернизма российского. С. Корнев, относя Пелевина к «образцам» «русского классического постмодернизма», подчеркивает, что его творчество не является постмодернистским в западноевропейском понимании термина.

5 Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60−90-е годы XX века — начало XXI века). СПб., 2004. С. 301.

6 Там же. С. 342.

7 Там же. С. 319.

8 Филиппов JI. Что-то вроде любви // http://www.pelevin.nov.ru/stati/o-filip/10.html 4 постмодернизм: Пелевин, по мнению С. Корнева, использует постмодернистские формы «для откровенной проповеди"9.

Несмотря на формальное соответствие текстов Пелевина западноевропейской теории постмодернизма, его творчество характеризуется прежде всего торжеством Логоса, неприемлемым для постмодернистов Запада. Отличие российского постмодернизма от западноевропейского аналога побуждает некоторых исследователей признать существование особенной — российской — разновидности постмодернизма. Так, например, Е. Тихомирова отмечает: «И российские, и эмигрантские тексты не вполне соответствуют западным описаниям постмодернистских феноменов. В России несколько неожиданными для постмодернизма качествами оказываются неистребимая «аутентичность» образа и «смыслоискательство» (они могут быть обнаружены и у младших прозаиков, например, у Пелевина). <.> «Каноны» постмодернизма ещё никто не устанавливалвидимо, и в самом деле имеет смысл говорить о некоей русской разновидности постмодернизма"10.

Место раннего Пелевина в литературном процессе не было однозначно определено критиками и исследователями. Например, А. Архангельский относил его к «интеллектуальной попсе», А. Наринская — к киберпанковскому стилю, Н. Иванова ставила Пелевина образца 90-х годов особняком и говорила о ситуации «бесконтактности» и «заявленного как позиция одиночества писателя"11. Однако поздний Пелевин однозначно воспринимается как один из наиболее ярких образцов российского постмодернизма. А. Минкевич предлагает преподавать постмодернизм в школе и вузе по Пелевину: «Постмодернизм — это то, как пишет Пелевин.

9 Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? // Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 248.

10 Тихомирова Е. В. Проза русского зарубежья и России в ситуации постмодерна: В 2 ч. Ч. 2. М., 2000. С. 172−173.

11 Иванова Н. Накопитель: Избирательные впечатления // Дружба народов. 1997. № 7. С. 89.

Более кратко и точно сказать трудно. <.> Хороший текст в академическом планебез труда ложится в прокрустово ложе академических представлений о том, каким постмодернистский текст должен быть"12.

Поздний Пелевин сознательно создает формально постмодернистский текст, в котором любой критик без труда находит те или иные приметы постмодернизма, однако гораздо сложнее определить, является ли текст Пелевина постмодернистским по сути. Сам Пелевин это отрицает. В интервью Д. Тойшину Пелевин на вопрос, относит ли он себя к постмодернистам, ответил: «Издеваетесь? В свое время люди собрались, заглумились, сказали что-то типа «Roll over, Beethoven» (название песни Чака Берри, переводится «Катись отсюда, Бетховен». — Д. Т.), подкрепили это сотней-другой критических и художественных текстов. Как можно относиться к этому серьезно, я не понимаю. Это не моя клетка, у меня нет ни малейшего намерения (ха-ха!) в нее забираться.<.> Я пишу в стиле Виктора Пелевина"13.

Для Пелевина важна тема соотношения постмодернистского сознания с сознанием постмодерным, являющимся новой стадией общественного и личностного самосознания, соответствующего постиндустриальному обществу как первой ступени нового тысячелетнего цивилизационного цикла. В связи с этим особенно отчетливо проявляется взгляд Пелевина на взаимоотношения Запада как носителя постмодерного самосознания и России. С. Корнев пишет, что «было бы слишком просто заявить, что он [Пелевин. — Д. 3.] использует средства постмодернизма для чуждой ему цели. Да это, скорее всего, и невозможно. Мы имеем дело со странным гибридом: дело в том, что в одном пункте Пелевин с постмодернизмом все-таки сходится. Он сходится с ним в тотальном отрицании социума и всего.

12 Иванова Н. Накопитель: Избирательные впечатления // Дружба народов. 1997. № 7. С. 89.

13 Тойшин Д. Интервью со звездой // http://www.pelevin.nov.ru/interview/o-toish/Lhtml 6 человеческого жизнеустройства в его современных формах, особенно — всех так называемых «идеалов благополучно прожитой жизни"14.

Каждая новая книга Пелевина мгновенно становится объектом дискуссий, вызывает волну рецензий и критических разборов, однако фундаментальных исследований творчества Пелевина практически нет. Исключение могут составить диссертации, посвященные чаще всего анализу отдельных произведений писателя (наибольший интерес вызывает роман «Generation П»)15, или диссертационные работы, целью которых является исследование современного литературного процесса, субъектом которого является в числе прочих и Виктор Пелевин16.

Некоторые аспекты раннего творчества Пелевина рассматривает в своей книге «Русский литературный постмодернизм» В. Курицын17.

Пелевину посвящены разделы в монографиях О. В. Богдановой, Е.В. Тихомировой19, Е.М. Тюленевой20. Краткий анализ творчества Пелевина л i.

90-х годов XX века дан в учебном пособии И. Скоропановой .

14 Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? С. 248.

15 См.: Гавенко А. С. Вторичный текст как компонент художественного текста: На материале романа В. Пелевина «Generation «П» «. Барнаул, 2002; Жаринова О. В. Поэтико-философский аспект произведений Виктора Пелевина «Омон Ра» и «Generation ТГ» Тамбов, 2004; Шульга К. В. Поэтико-философские аспекты воплощения «виртуальной реальности» в романе «Generation 'П'» Виктора Пелевина. Тамбов, 2005.

6 См.: АзееваИ. Игровой дискурс русской культуры конца XX века: Саша Соколов, Виктор Пелевин. Ярославль, 1999; Маркова Т. Н. Формотворческие тенденции в прозе конца XX века: В. Маканин, JI. Петрушевская, В. Пелевин. Екатеринбург, 2003; Воробьева Е. П. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе: А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин. Барнаул, 2004 и др.

17 Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2001.

18 Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60−90-е годы XX века — начало XXI века). СПб., 2004.

19 Тихомирова Е. В. Проза русского зарубежья и России в ситуации постмодерна. Ч. 1. М., 2000. ["" Пустота" и литература (В. Пелевин)". С. 54−77].

20 ТюленеваЕ.М. «Пустой знак» в постмодернизме: теория и русская литературная практика. Иваново: ОАО «Иваново», 2006. ["В. Пелевин «Чапаев и Пустота»: пустота и виртуальность". С. 239−259].

21 Скоропанова И. Русская постмодернистская литература. М., 2000. [Глава «Сфера сознания и бессознательного в произведениях Виктора Пелевина"]. 7.

И. Скоропанова видит в Пелевине социолога и идеолога, произведения которого несут в себе позитивный смысл утверждения самотождественного человека, противостоящего «суррогатам, обесценивающим жизнь, порабощающим нацию"22. В книге анализируются романы «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота» и «Generation П» с точки зрения сферы сознания и коллективного бессознательного.

В книге В. Курицына мы встречаем индуктивный подход к современной российской литературе, осложненный использованием постмодернизма как приема исследования. Курицын переходит от общего к частному, от литературной ситуации в целом к творчеству отдельных авторов. Курицын атрибутирует Пелевину выход в масскульт и в виртуальную реальность23, подчеркивает важность для героев Пелевина момента «двойного присутствия» и не-единства личности. Исследователь отмечает, что Пелевин обильно пользуется «открытиями» предшественников-концептуалистов и представителей соц-арта24. Среди объектов внимания исследователя ранние рассказы Пелевина, романы «Омон Ра», «Жизнь насекомых» и «Чапаев и Пустота».

О.В. Богданова в разделе, посвященном творчеству Пелевина, подробно анализирует ранние рассказы писателя, предпринимает интертекстуальный анализ рассказа Пелевина «Ника» и рассказа И. Бунина «Легкое дыхание». Исследуя женский тип в пелевинском рассказе, Богданова возводит его генеалогию к женским образам не только Бунина, но и JI. Толстого, А. Блока, В. Набокова, Г. Газданова, на примере «Ники» характеризует важный для творчества Пелевина прием «мульти-кодирования"25. Анализируя романы писателя, Богданова приходит к выводу о следовании Пелевиным идеям махаянистского буддизма в интерпретации.

Скоропанова И. Русская постмодернистская литература. С. 382.

23 Курицын В. Русский литературный постмодернизм. С. 174.

24 Там же. С. 263.

25 Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60−90-е годы XX века — начало XXI века). С. 334. дзен. В романах «Чапаев и Пустота» и «Омон Ра» (который Богданова называет повестью) она видит деконструкцию советской мифологии. Рассмотрев мифологический аспект романов «Generation П» и «Числа», исследователь вслед за А. Гавриловым, А. Степановым и А. Немзером делает вывод о вторичности этих произведений по отношению к «Поколению П».

Анализ романного творчества писателя мы производим, используя не только литературоведческий, но также культурологический и социологический аппарат, поскольку считаем необходимым учитывать и социологизированность творчества Пелевина, отмечаемую многими критиками26. Именно синтетический подход к романному творчеству писателя адекватен его художественному методу, соединяющему в себе художественность, философичность и социологичность. Такой подход позволяет исследовать во взаимодействии три основных смысловых пласта творчества Пелевина — пласт самосознания отдельной личности, социума в целом и мифологический пласт. Анализ реализации универсалий на всех трех уровнях текста значительно расширяет возможности исследования поэтики писателя.

До сих пор остаются малоисследованными изданные в XXI веке романы писателя «Числа» и «Священная книга оборотня». Вокруг вышедшего в ноябре 2006 года романа «Ампир В» активно продолжаются споры в прессе и Интернете, но новый роман еще не стал объектом глубокого научного анализа. Фундаментальное исследование творчества Пелевина осложняется тем, что писатель продолжает активно работать над новыми произведениями. С подобной проблемой столкнулись и мы при написании данной работы, однако новый роман Пелевина «Ампир В» стал.

26 «» Социально-метафизическая" проза — это пелевинский конек" (Басинский П. Ампир на крови: рецензия // http://literra.ru/2006/l 1/22/74/), «Пелевин — еще и прекрасный социолог» (Есин С. Отпускной дневник // Завтра. 2002. № 3 (67). С. 61), «Одна из заслуг Пелевина в том, что он в легко и массово читающейся книге анализирует явление, на описание которого психологам и социологам потребовалось бы (и уже написано) много трудно читаемых книг» (Павлов М. Generation П или П forever? // Знамя. 1999. № 12. С. 206). 9 подтверждением выводов, сделанных на основании анализа предыдущих романов писателя, а также изучение текста нового романа позволило глубже исследовать такие важные для творчества Пелевина парные образы, как карнавальность и переодевание, бабочка и комар, лето и зима и некоторые другие.

Романное творчество В. О. Пелевина разнообразно и многопланово. На сегодняшний день издано семь романов: «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота», «Generation П», «Числа», «Священная книга оборотня» и «Ампир В». Романы насыщены взаимными перекличками и отсылками к ранним произведениям, что позволяет говорить о художественном мире Пелевина, построенном на базе двух глобальных универсальных пластовпространств культуры и цивилизации.

В текстах романов Пелевина нашел отражение обострившийся на стыке цивилизационных волн конфликт культурного и цивилизационного в человеке и обществе. В романном творчестве Пелевина художественно осмысливается путь самореализации отдельной творчески одаренной личности в избранном ею пространстве, а также взаимоотношения личности и общества, взаимосвязь человека и государства, шире — локальной цивилизации, к которой он принадлежит, в универсальном культурно-цивилизационном аспекте. Кодовые поля пространств культуры и цивилизации накладывают отпечаток на универсальные образы. Закономерно, что в произведениях Пелевина важным элементом внутреннего строения текста являются парные универсальные образы, символы и сюжеты. Один из универсальных образов в паре относится к пространству цивилизации, другой представляет пространство культуры.

Рассмотрение творчества Пелевина сквозь призму культурных и цивилизационных универсалий позволяет глубже проникнуть в его поэтику, открыть внутренние законы художественного мира писателя, а также уловить принципиально новые тенденции современной литературы. Если классическая русская литература рассматривалась только с точки зрения культуры, то при анализе текстов современных авторов следует учитывать влияние кодовых полей цивилизации.

Для текстов Пелевина характерна культурно-цивилизационная амбивалентность образов, внутренняя нестабильность, характеризующаяся периодами ослабления и доминирования культуры либо цивилизации. Создается ощущение дискретного культурно-цивилизационного фона, когда на протяжении одного текстового фрагмента может усиливаться культурный или цивилизационный универсальный пласт текста. Так, например, в рецензии на роман «Generation П» на сайте «Русский Переплет» высказывается следующая точка зрения: «Благодаря обильно рассыпанной по тексту символике у читателя от прочтения произведения появляется ощущение глубины. <.> У Пелевина архетипические символы расставлены по тексту слишком рационально, расчетливо. Острые углы символов выпирают наружу"27. На наш взгляд, данное утверждение верно лишь отчасти, поскольку в романы Пелевина архетипы и культурные универсалии как устойчивые образы бессознательного привносятся не только волей Пелевина, но и помимо этой воли. Точнее — те архетипы и культурные универсалии, которые привносятся в текст согласно воле его создателя, претерпевают изменения своей внутренней сущности и перестают быть единицами творения текста, становясь единицами его производствауниверсалиями цивилизации.

Объектом данного исследования являются структурно значимые для романного творчества Пелевина парные и подвергнутые двойному культурно-цивилизационному кодированию универсальные образы, символы и сюжеты, формы и причины их трансформации в романах разных периодов. Большинство универсалий культуры в творчестве Пелевина реализуется вместе со своей цивилизационной парой, и анализ конфликта культурного и.

Русский Переплёт. Generation «П» (Глубинный анализ) // http://pelevin.nov.ru/stati/o-anal/l.html цивилизационного начал в произведениях Пелевина открывает новые возможности исследования поэтики писателя. Среди анализируемых парных образов такие, как молчание и слово, карнавал и переодевание, ложное и истинное имя, свобода и тюрьма, страдание и комфорт и т. д. Двойное кодирование универсалий в пространствах культуры и цивилизации исследуется на примере образов культурно и цивилизационно маркированного слова, а также образа «культурно одаренного» героя, обладающего способностью переключаться из пространства цивилизации в пространство культуры и обратно, при этом приобретая те или иные характеристики этих пространств.

Теоретическую и методологическую базу диссертации составляют труды ведущих ученых, посвященные методологии литературоведения, истории и теории литературы (труды М. М. Бахтина, А. Ф. Лосева, Е. М. Мелетинского, Е. Фарино, М. Эпштейна). Мы опирались также на исследования философов, социологов, культурологов: К. Г. Юнга, О. Шпенглера, В. Д. Исаева и др. В основу методики анализа положен системно-целостный подход к литературному тексту как форме выражения авторского сознания. Использование комплекса литературоведческих принципов, разработанных отечественной наукой, позволило осуществить системный анализ художественных произведений, предполагающий прочтение текста на разных уровнях, с помощью историко-литературного, сравнительно-типологического, герменевтического и культурологического методов.

Предметом исследования являются романы В. О. Пелевина «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота», «Generation П», роман «Числа», входящий в состав книги «ДПП (ММ) (Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда)», романы «Священная книга оборотня» и «Ампир В». Также привлекаются тексты отдельных рассказов. Хронологическая организация анализируемого материала позволяет исследовать трансформации универсальных образов и сюжетов в текстах разных лет, а также авторской позиции в вопросе взаимоотношений культуры и цивилизации в пространстве современной России, самоидентификации России и российского общества в круговороте мировых локальных цивилизаций.

Целью работы является исследование образной системы В. О. Пелевина с точки зрения соотношения универсальных пластов культурного и цивилизационного в романном творчестве писателя. Для этого необходимо решить следующие задачи:^{проанализировать} некоторые текстообразующие парные универсальные образы: а) выявить особенности их функционирования в текстах Пелевинаб) определить причины, виды и способы трансформации универсальных образов в текстах разных летв) дать краткую характеристику исследуемых парных универсальных образов в романном творчестве Пелевина- .

2) проанализировать созданный в романах Пелевина образ России: а) исследовать взаимоотношения России и стран «первого мира» в романах разных летб) дать характеристику образов мировой и западной цивилизации в произведениях Пелевинав) выявить специфику взаимоотношений России с другими локальными цивилизациями на символическом уровне, исследовать взаимопроникновение и взаимовлияние универсальных социальных моделей и архетипических пластов общественного самосознания России, Запада и Востока в понимании Пелевина;

3) исследовать образ культурно одаренного героя и культурно-цивилизационное пространство отдельной личности в романах Пелевина: а) проанализировать специфику образа нестандартной культурно одаренной личности, находящейся в состоянии выбора между культурой и цивилизациейб) провести анализ путей развития героя с учетом выбранного направления, результатов и последствий выбора для героя, а также в масштабе всего общества и государствав) исследовать внутренние связи культурного героя Пелевина с Россией, ее судьбой, исторической и культурной перспективой.

Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 213 наименований, и приложений.

Заключение

.

В данной работе мы использовали комплексный подход к романному творчеству В. О. Пелевина. Теоретико-методологической базой исследования являются теория карнавальности М. М. Бахтина, теория культурно-исторических типов О. Шпенглера, некоторые положения трудов К. Г. Юнга, М. Е. Мелетинского, а также исследование В. Д. Исаева «Человек в пространстве культуры и цивилизации». Применение такого подхода обосновано спецификой творческого метода писателя, соединяющего в себе художественность, философичность и социологизм.

Пелевин художественно исследует в своих произведениях влияние социальных законов на психологию отдельной личности и общества в целом, открывает глубинные, скрытые в области бессознательного, архетипической памяти причины, способствующие эффективности этих общественных законов, ускоряющих процесс энтропии.

В нашей работе художественный мир Пелевина рассмотрен как противостояние пространств культуры и цивилизации, смыкающихся в человеке. Локальная цивилизация, согласно теории О. Шпенглера, проходящая те же возрастные стадии, что и человек, также оказывается частью пространств культуры и цивилизации, представляющих собой кодовые поля. Для каждого «пространства» характерен собственный набор универсальных образов.

Характеристиками пространства культуры в романах Пелевина являются такие универсалии, как творчество, духовность, религия, вечность, добро, Бог, свобода, молчание, национальное, уникальное и органичное в человекеосновной ценностью является чувство, заряженное творческой энергией, особенно — любовь. Единственным способом обретения истины и свободы является страдание и сострадание.

Пространство культуры в произведениях Пелевина — это мифологическое пространство, пространство чуда. Мы видим в произведениях Пелевина те же черты мифологизации текста, что отмечает Е. М. Мелетинский в произведениях Т. Манна и Дж. Джойса: «образ рядового человека как носителя универсальной человеческой души на глубоком и подсознательном уровне"155, использование музыкальной техники «облегчает употребление символического языка мифа"156. В текстах Пелевина встречаются многочисленные мифологические и литературные параллели (восхождение Татарского по лестнице рекламно бизнеса сопоставляется с ритуалом восхождения на зиккурат в древнем Вавилоне, Гиреев на сирруфе отождествляется с едущим на ослике Христом, Роман Шторкин — с индуистским Рамой, спасшим людей и богов от царя ракшасов Раваны, у которого новые головы вырастали взамен отрубленных, а Гера, новая Иштар, сопоставляется с Раваной и т. п.). Мифологические образы становятся объектом постмодернистской игры и иронически переосмысляются с той же целью, с которой, по мнению Е. М. Мелетинского, использует мифологические образы Джойс — для того, чтобы «выразить абсурдную циркуляцию людей и вещей в рамках социальной истории"157. Пародирование образа Марии и непорочного зачатия в сюжете Просто Марии и Шварценеггера позволяет Пелевину показать губительность вторжения цивилизации (источником которой в творчестве Пелевина часто является Запад) в культурное пространство России и личности. Ироническое осмысление образа пса «П» одновременно через образы скандинавского Гарма и булгаковского Шарикова дает возможность увидеть подмену высоких идеалов, стремления к чуду служением вещам и обыденной суете вокруг вещей.

155 Мелетинский Е. М. От мифа к литературе: Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика». М., 2000. С. 131.

156 Там же. С. 132.

157 Там же. С. 133.

Цивилизация отмечена «числом зверя». Цивилизация демонична и механистична. Среди ее универсалий — эгоизм, цинизм, мода, стремление к комфорту, к всеобщему равенству, доходящее до утраты личностных особенностей, уничтожение уникальности через тиражирование. Способом достижения цели являются деньги. Карнавальная стихия доминирует во всех сферах жизни, теряет черты ритуала и становится основным законом функционирования общества.

Многие цивилизационные и культурные универсальные образы образуют пары. При анализе творчества Пелевина нами были выявлены некоторые из этих пар: слово/молчание, смерть/бессмертие, цинизм/вера, деньги/кровь, зима/лето, бабочка/комар и др.

Зачастую с парными универсальными образами соотносится двойное кодирование единичного цивилизационно нейтрального (культурно и цивилизационно немаркированного) непарного образа культурным и цивилизационным кодом, что позволяет Пелевину создать культурный и цивилизационный слои текста. То есть слой, ориентированный на читателя со средним уровнем интеллекта, массового читателя, и подтекст, доступный для понимания читателя, имеющего соответствующую высокую интеллектуальную подготовку.

Основополагающим для творчества Пелевина двуединым образом является образ пустоты, под действием кодовых полей культуры и цивилизации получающий двоякую трактовку. Пустота может пониматься как пустота «внешняя», независимость от материального, презрение к вещам. Такая пустота связывается в творчестве Пелевина с образом творящего хаоса, в то время как пустота «внутренняя» противоположна творчеству. Это стирание индивидуальности, «меблированность» пустоты и самоидентификация личности через набор вещей. Карнавал как способ противостоять напору «пустоты внутренней» в пространстве цивилизации приобретает вид «переодевания» как служения этой пустоте, служения identity. Карнавальная «маска», защищающая внутренний мир личности от агрессии пространства цивилизации, наступления внутренней пустоты, оборачивается «платьем» — образом себя, построенным из вещей и слов, а имя заменяется ложным именем. Слово в пространстве цивилизации становится агрессивно настроенным по отношению к человеку, оно заслоняет от него пути к истине, заманивает в лабиринт языка, и единственным способом обрести свободу является молчание.

Важнейшей темой творчества Пелевина является тема выбора между культурой и цивилизацией — как на уровне отдельной личности, так и на уровне локальной цивилизации.

Один из важнейших образов творчества Пелевина — образ России. Пелевин художественно исследует культурно-цивилизационное пространство внутри и вокруг России в период кризиса государственной самоидентификации. Он увидел и отразил в своих романах глубинное символическое значение перемен, потрясших Россию в эпоху цивилизационного кризиса, универсальный смысл произошедших социальных изменений.

В соответствии с традицией русской классической литературы Россия в романах Пелевина рассматривается в сопоставлении с Европой, Западом. Самобытность России, перспективы ее исторического пути волнуют Пелевина так же, как волновали Достоевского, Тургенева, Герцена и т. д. Но в творчестве Пелевина отразились современные образы России и Запада. Запад как цивилизация, имеющая в данный период своего развития два центра — в Европе и Америке, в творчестве Пелевина предстает, соответственно, в европейской (например, Мюс, героиня романа «Числа») и американской ипостаси (Киссинджер из романа «Омон Ра», Сэм Саккер из «Жизни насекомых», Арнольд Шварценеггер, герой романа «Чапаев и Пустота» и т. д.). Однако в данном случае западная цивилизация выступает синонимом мировой цивилизации в том значении, в котором цивилизация противостоит культуре. К миру цивилизации, основными характеристиками которой, по О. Шпенглеру, является бездуховность, массовость, техницизм, отсутствие «героического» начала, так называемому «первому миру», относится также и Япония (персонифицированная в образе Кавабаты, героя романа «Чапаев и Пустота»), в творчестве Пелевина соединяющая в себе черты Восточной локальной и мировой цивилизации, окончательно отвернувшейся от культуры и сделавшей своими ценностями деньги и комфорт (в противоположность вере и духовности, являющимся универсалиями культуры). И Запад, и Восток, избравшие путь прогресса, оказываются враждебны России. Основой жизни «первого мира» стало характерное для цивилизации производство, вытеснившее творчество, определяющее общество культуры.

Согласно Пелевину начала 90-х гг., Россия еще не является частью мировой цивилизации и по-прежнему сохраняет связь с культурой. Ранние романы Пелевина отражают его надежды на то, что Россия станет оплотом культуры и духовности в современном мире, но более позднее творчество (начиная со второй половины 90-х годов) говорит о крушении этих надежд и переориентации на поиск пути в культуру для отдельного человека -«культурно одаренного» героя.

Образ героя, наделенного «культурным даром», наиболее четко и полно оформляется в середине 90-х годов XX века. Герои ранних романов Пелевина (Омон Кривомазов в «Омоне Ра», мотылек Митя в «Жизни насекомых») имеют явные культурные черты и стремление выйти за пределы иллюзии к свободе, но не имеют главной характеристики «культурно одаренного» пелевинского героя — дара перехода между пространствами культуры и цивилизации, которым обладают Петр Пустота («Чапаев и Пустота»), Вавилен Татарский («Generation П»), Степан Михайлов («Числа»), Рама («Ампир В»). Писатель ставит своего героя в «кризисную точку» (М.М. Бахтин) — в точку равновесия между силами культуры и цивилизации.

Культурно сориентированный герой наделяется чертами трикстера, что позволяет ему стать обладателем сакрального знания об истинной природе мира — пустоте. Герой обладает мифологическим сознанием, повышенной чувствительностью к чудесному. Это качество делает возможным преодоление цивилизации и выход в пространство культуры.

Успешным путь из цивилизации в культуру оказывается для Петра Пустоты («Чапаев и Пустота») и лисы-оборотня Адель («Священная книга оборотня»). Оба героя через любовь и страдание обретают путь в культуру, Петр Пустота вслед за Чапаевым бросается в Урал, а Адель входит в Радужный поток. Вавилену Татарскому («Generation П») и Степану Михайлову («Числа») так и не удается реализовать свой «культурный дар» и разорвать оковы иллюзии, а волк-оборотень Александр («Священная книга оборотня») отдает свой развившийся до степени разрушительной силы апокалипсического пса «П» «культурный дар» на службу своей стране, которая уже перешла на цивилизационные рельсы. Александр готов защищать Россию от всех врагов, и если цивилизационной России враждебен Бог как часть пространства культуры, то и от Бога.

Особняком стоит образ Романа Шторкина, в мире вампиров получившего имя Рама Второй. Рама избирает цивилизацию, но отдает себя ей настолько безоглядно, с такой любовью в сердце, что совершает прорыв сквозь цивилизацию в новое культурное пространство. Финал романа «Ампир В» может быть трактован, как надежда на то, что Россия, подобно главному герою Раме, совершит качественный скачок и, пронизав цивилизационное пространство, превратит количество прогресса в качествов новый творческий, культурный импульс.

Исследование универсального пласта творчества Виктора Пелевина в аспекте взаимодействия кодовых полей культуры и цивилизации позволяет вскрыть глубинные связи творческой личности и общества в художественном мире Пелевина, проанализировать этический идеал писателя и формы его поэтической реализации.