Психотехника в развитии. 
Генезис мнемотехнических схематизмов

Теперь поставим перед собой задачу описать мнемотехники не в историко-культурном контексте, а в генетическом, прослеживая таким образом некоторую гипотетическую логику развития мнемотехники. Часто случается так, что мы что-то забываем, не можем быстро припомнить. Это одна из проблемных ситуаций нашего повседневного существования. И человеческого существования вообще, в особенности архаического человека, у которого рациональные формы сознания только начинают складываться.

Итак, чтобы припомнить какой-то предмет, мы сначала можем думать о другой вещи, которая, как нам кажется, связана с ним, затем можем начать просматривать другие, полученные в это же время впечатления, потом припомнить близкие к искомому (пространственно, временно, по смыслу, эмоционально) впечатления, пока искомое не всплывает в нашем сознании. У каждого человека в силу индивидуальных особенностей его сознания естественно складываются свои стратегии припоминания, свои цепочки технических приемов. Наконец, приведем еще одну, особенно эффективную технику припоминания: для того чтобы нечто припомнить, необходимо вообразить себя в обстоятельствах получения данного впечатления, затем сосредоточиться и остановиться в этом состоянии. В этих условиях обычно (или даже закономерно) пробуждаются чувства, мысли, которые выводят в поле нашего сознания нужные представления.

Таким образом, некоторое другое, вспомогательное впечатление или представление в процессе припоминания используется как рычаг, схватившись за который можно оживить нужное нам содержание. Или как вспомогательное средство для припоминания, поскольку мы попадаем в такую ситуацию, что прямо вспомнить что-то не можем. В этом смысле техника рычага, вероятно, долгое время отрабатывалась в форме психологической техники, как техники воспроизводства состояний сознания и припоминания, и только потом становится возможным физическое открытие правила рычага. Долгое время люди должны были работать со своей психикой, учиться управлять своими состояниями и таким образом рационализировать психику, укреплять свое Я, прежде чем могла возникнуть собственно техника. Длительное время эти технические процедуры управления собственным сознанием разрабатывались в магии, в ритуальных практиках. И только после того как схемы психотехнического оперирования сознанием достаточно окрепли, рационализировались, стала возможна их проекция и рефлексия как закономерностей внешнего мира. Тогда и могло появиться правило рычага как правило управления физическим миром.

Итак, психотехника возникла раньше, чем собственно техника, и является ее условием. Можно даже сказать, что характер психотехнической организации сознания определяет также и характер, и возможности внешней (физической) техники, которая может развиваться этим сознанием.

Чтобы использовать правило рычага как организующий принцип работы сознания, необходима внутренняя точка опоры. Но вначале этого нет. Вначале точка психологической опоры находится вовне и психотехника строится как внешняя деятельность (например, древнейшие формы магии). Затем постепенно появляется и внутренняя психологическая опора (Л. С. Выготский). И только на третьем этапе эта опора может быть спроецирована вовне и может определить направление развития техники уже в физическом смысле. Аналогичное развитие проходит и сознание ребенка.

Другими словами, первично всегда психотехническое действие. В нашем случае — действие припоминания. А само это действие, сама потребность в нем возникает в ситуации, когда спонтанное, естественное припоминание затруднено. Именно реакцией на это затруднение и является психотехническое действие припоминания, т. е. действие, опирающееся на окольные пути, на побочные средства, это действие, спонтанно улавливающее, а затем удерживающее механику мнемонического процесса, его закономерность и обусловленность. И только потом эта деятельность может осознаваться, рефлектироваться, и на этой основе могут продуцироваться новые, искусственные средства и, наконец, правила построения таких средств. Эти средства, рефлексивные процедуры затем снова интроецируются (интериоризируются) в процессе их использования и могут довольно слабо сознаваться. Но сознание за счет этих средств и процедур рационализируется. Более того, анализируя эти средства, мы можем различить их по уровню рефлектированности. Генетически первичны эмоциональные ассоциации (сближение вещей по эмоциональному их действию на нас), наиболее рациональны, объективированы ассоциации по сходству, различию, противоположности, меньше — по контрасту и т. д. Это легко можно проследить на развитии у ребенка способности припоминания.

Итак, мы наблюдаем иерархию ассоциативных связей — от связей эмоционального характера, когда веши или мысли связываются на базе эмоционального к ним отношения, до рациональных связей на основе сходства или различия вещей или еще сильнее — их логического тождества и логического различия. Последний тип связывания впечатлений принципиально отличается и от непосредственного эмоционального (приятно — неприятно) реагирования, и от чувственного типа реагирования (например, по контрасту: черное — белое, высокое — низкое). Установление объективных различий или тождеств предполагает вхождение в объективные отношения вещей и наличие соответствующего объективированного внутреннего мира. Следовательно, предполагается внутренняя, психическая жизнь по законам этого объективного мира. Тогда начинают развиваться «наука» об объективном и независимом от сознания мире и техника как средство его преобразования. Но можно проследить и связи между этими уровнями, и переходы в их развитии. Ведь ассоциативный процесс, организованный как свободное ассоциирование, проходит по всем обозначенным уровням.

Но, как мы уже обращали внимание, ассоциация означает соединение, связь и в более широком смысле — в смысле какого-то фундаментального устройства нашего сознания. И действительно, мы всегда хотим найти общее в вещах, а встречая другого человека, интуитивно ищем в нем что-то родственное нам, что соединит нас, например общий интерес. И это не обязательно происходит на уровне сознания, но чаще, напротив, эти внешние связи устанавливаются на уровне подсознания.

И на уровне восприятия мира эта связь проецируется и проявляется как связность мира и как определенный тип этой связности. Генезис этой связи, или связности, идет от внешних связей к их интроекции внутрь психики и затем к проекции этих связей вовне как связность мира. Эта связность, или цельность мира и себя, в своей исходной основе задается человеку изначально.

Переход от техники припоминания к технике запоминания есть в сущности сдвиг в рефлексии процесса от его конца к началу. Вместо того чтобы искать способ и строить затем процедуру припоминания того, что мы в данный момент припомнить не можем, запоминание сразу организуется так, чтобы его можно было в нужный момент развернуть. Например, для того чтобы запомнить десяток слов, мы можем связать их через рассказ, состоящий из этих слов, или предложение, или любую другую осмысленную для нас структуру, которая нам известна или легко удержится в памяти. Осмысленный рассказ мы вряд ли забудем.

Опираясь на подобную практику запоминания, точнее, практику искусственной организации запоминания, исследуя ее технические результаты, можно выводить некоторые общие правила наиболее эффективного запоминания, или, как еще говорят, законы. Но термин «закон» здесь используется, скорее, в нормативном значении слова, нежели в научном, хотя оттенок смысла закономерности тоже есть, поскольку мы полагаем, что это правило опирается на некоторые «естественные» закономерности.

Важное правило для эффективного построения ассоциаций для искусственной организации точного и надежного запоминания можно сформулировать следующим образом. Поскольку, как мы знаем из опыта припоминания, порядок появления мыслей определяется ассоциативной связью, для эффективного запоминания необходимо ассоциировать впечатления (мысли), которые мы хотим запомнить, с другими впечатлениями, припоминание которых не составляет труда. И чем таких впечатлений больше, чем больше ассоциативных связей, тем легче припоминание. Причем важно, чтобы ассоциации прежде всего выполняли мнемотехническую функцию, т. е. важно не столько, какой тип ассоциации мы выбираем (для каждого человека эффективность каждого типа может быть различной) — по сходству, по смежности или по контрасту и пр., а способность ассоциации выполнить мнемотехническую функцию. Важно выбрать такое впечатление — средство, которое, во-первых, мы можем затем легко вспомнить, и во-вторых, с которым хорошо связывается впечатление, данное для запоминания, которое при своей актуализации легко вызывает и последнее впечатление.

Связь, скажем, между двумя словами не обязательно может быть прямой, сначала два слова могут связываться длинным рядом ассоциаций (других слов), но затем, когда такая связь установилась и начала воспроизводиться, промежуточные звенья начинают свертываться и каждое из этих двух слов станет вызывать другое; поставленные рядом, они будут непосредственно актуализировать появление друг друга. Для установления таких связей важно уметь находить сходство между самыми различными предметами. Так навык и функция мышления включаются в запоминание. Причем сходство можно находить непосредственно рассудочно (что между этими вещами общего) или посредством ряда ассоциаций, т. е. достроить недостающие звенья, чтобы образовать легко развертывающийся ассоциативный ряд или симультанное единство. Это может быть единство, основанное на ассоциировании по смежности (с существующим рядом, позади и т. д. каким-то привычным впечатлением), т. е. может быть пространственным единством или образом. Может быть и последовательность, временная связь, связь прошлого с настоящим и будущим, но построенная в форме устойчивой временной структуры, удерживаемой как целое. Например, чтобы запомнить десяток предметов, можно представить себе последовательность (в некоторой степени осмысленную) действий с ними, т. е. составить рассказ о порядке действий, и т. д.

Подытоживая, можно сказать о правилах запоминания следующее. Во-первых, есть что-то, что мы твердо знаем, и задача состоит в том, чтобы свести то новое, которое мы хотим запомнить, к хорошо знакомому старому. Затем это твердо знаемое и понимаемое превращается в систему с необходимым набором мест для новых элементов, которые нужно запомнить, и способов их структурации в рамках системы. Здесь особенно важно заметить, что искусство запоминания обычно сводится к навыку сведения нового к старому, по сути дела навыку мышления. Во-вторых, должен быть код для переформулирования запоминаемого материала, его кодирования в системе. Собственно, это и есть техника сведения одного к другому.

Таким же образом строятся и техники механизированного мышления, тогда только эта система памяти превращается в автоматический механизм квалификации материала и его обработки. Очень уж это напоминает работу технических аппаратов. Не являются ли они объективацией этих мнемотехнических и мыслетехнических схем? Вероятно, для того чтобы появилась техника, память и мышление должны быть достаточно рефлектированы и механизированы. Именно на этом пути возникает машинное мышление.

Итак, мы видели, что мнемотехника часто строится на принципе сведения чего-то нового к уже знаемому, знакомому, случайного — к структурированному, по крайней мере отчасти, к сведению неясного для нашего ума к ясному, т. е. мнемотехника является и уяснением, и объяснением многообразного, разбросанного или разорванного для нашего ума содержания, сведением многого к немногому. Сведение же одного содержания к другому — это уже задействованность процессов мышления.

Аналитическое запоминание, опирающееся на смысловой анализ материала, подлежащего запоминанию, развивалось там, где требовалось накопление знания и его систематическое использование в деятельности и переработка в мышлении. Здесь важны существенные сходства, различия, противоположности или закономерности для мышления и деятельности, «объективное сознание», сказал бы Г. Гегель. Теперь если мы встречаем много вещей, то стараемся выделить основные принципы их сходства, определить свойства, по которым они различаются, принципы их конструирования, группируем их, строим соответствия и пр. Причем такое, опирающееся на мышление, запоминание всегда связано с некоторым интересом к материалу запоминания или с задачей систематического знания. Мы можем в ходе анализа делать акцент на сходстве, даже на аналогии, все глубже продвигаться в поиске общности предметов, но можем проводить анализ прежде всего в дифференциальном ракурсе, обращая внимание на различие между предметами, противоположность, контраст. Но обычно обе аналитические тенденции чередуются, дальше же все зависит от техник мышления: могут быть структурный, функциональный, целевой и прочие типы анализа.

Приведем одну из самых простых техник такого анатитического запоминания. Суть ее — в использовании системы вопросов к предмету, который нужно запомнить (что есть он, где он находится, когда он был или начал существовать, как он существует и пр.). Осмысленное задавание таких вопросов по отношению к предмету дает дифференцированное его восприятие. С мнемотехнической точки зрения в ходе такого анализа возникает множество новых ассоциаций, так что для припоминания появляется значительно больше зацепок, рычагов, мнемотехнических опор или орудий. Казалось бы, все довольно просто. Конечно, можно продумать и более тонкую систему вопросов, и более тонкие аналитические техники.

Но самое интересное — через некоторое время эти вопросы и техники интериоризируются, автоматизируются, переходят в подсознание и начинают работать спонтанно при рассмотрении всякого предмета, просто по привычке освобождая наше сознание для новой работы. Таким образом, стратегия состоит в экстериоризации аналитической техники или в описании ее как средства для ориентировки в новом материале запоминания или мышления, а затем в процессе повторения применения этого средства (схемы) происходит автоматизация навыка его использования. Рациональная схема действия превращается в привычку, навык, аналитическая деятельность интериоризируется и свертывается.

В эпоху Просвещения были модными системы мышления и мнемотехники, построенные по принципу систематизации и накопления знаний, когда вначале строилась общая классификация явлений, а затем ее последовательная дифференциация, или вначале общая структура знания, а затем ее последовательное уточнение и пр. Аналогичные техники и сегодня могут эффективно использоваться в образовании, для организации систематического исследования и т. д.

Есть и еще один ракурс или ипостась этой психической механики. Это уже касается организации поведения. Вот пример. Допустим, что я систематически, выходя из дома, забываю какую-то нужную вещь, например записную книжку. Это неприятно. Что я могу сделать? Вот один из возможных способов действия: прежде всего я припоминаю, что я обычно делаю перед выходом из дома. Обычно всегда можно найти какое-то стереотипное действие, которое я совершаю механически. Допустим, перед выходом я всегда закрываю окно. Теперь я визуализирую записную книжку и помещаю ее на окно в то место, которое наверняка попадает в поле моего зрения при закрывании окна. Запечатлев это наложение образов в своей памяти, я всякий раз буду вспоминать о своей книжке во время закрывания окна. Более того, поскольку это действие каждый раз повторяется, эта ассоциативная связь будет все более усиливаться, пока не станет совсем жесткой. Суть такого приема — во включении нового элемента в старую структуру, организующую поведение, в организации в этой структуре (внутри нее) новой ассоциативной связи, которая закрепляется в силу того, что систематически воспроизводится старая структура, в силу ее ригидности и привычности.

Аналогичные операции можно проделывать и в других «модальностях», включая неприятное внутрь приятного, одни эмоции сочетать с другими и пр. Иными словами, можно конструировать такие ассоциативные цепи и структуры, которые будут оживлять и взаимно усиливать друг друга. Причем такая система взаимной актуализации может экстенсивно расширяться по типу встраивания и достраивания звеньев в цепи механизма, работающего с минимальной затратой энергии.

Итак, мнемотехника может организовывать не только память, но и поведение, которое, конечно же, опирается на память. Мнемотехника не только вбирает информацию извне внутрь, но и может экстериоризировать ассоциативные связи вовне, организуя на их основе новое поведение. И здесь ассоциативные связи проявляют себя уже не в виде просто внутренних процессов, они начинают выходить вовне, в предметный мир. Здесь речь уже идет скорее не о произвольной, не об обычной сознательной памяти, а о памяти, на основе которой строится поведение. Иными словами, говорится о том, что менее осознается, о привычках, склонностях, которые укоренены в теле. Появляется проблема тела. В Новое время она встает в новом ракурсе — психотехнические проблемы проецируются на тело. Человек долгое время формировал свое тело посредством включения его в определенные социальные нормы поведения, и культура социального мышления и поведения интегрировалась в тело. Теперь человек настолько включен в социальное мышление, что и тело начинает рассматривать в соответствующих терминах.