Общины (территориальные общности)

Фридрих Энгельс

Фридрих Энгельс (1820−1895) — соратник и друг Карла Маркса, вместе с ним заложил основы марксизма. В то время, когда К. Маркс формировал свою социологическую концепцию, Ф. Энгельс провел первое эмпирическое социологическое исследование, результаты которого запечатлены в его книге «Положение рабочего класса в Англии. По собственным наблюдениям и достоверным источникам» (1845). Примечательно, что это исследование Ф. Энгельс осуществил непосредственно вслед за выходом трех последних социологических томов «Курса позитивной философии» О. Конта (1839—1841), но с иных, радикально революционных позиций.

Охотно уступая Марксу пальму первенства в разработке экономической и политической теории, бывший вольнослушатель лекций Шеллинга в Берлинском университете (1841), полиглот Энгельс с удовольствием углублялся в философские и историко-этнологические исследования: вспомним его «Анти-Дюринг», «Диалектику природы», «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Ниже приведен фрагмент одного из блестящих историко-этнологических очерков Ф. Энгельса — «Марка» (нем. Mark — крестьянская община). Он был написан как приложение к немецкому изданию брошюры Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» (1882), а вскоре также напечатан в газете «Sozialdemokrat» и издан отдельной брошюрой (1883) — с целью распространения среди немецкой социалистической партии сведений относительно истории возникновения и развития земельной собственности в Германии. В этом очерке, рукопись которого была одобрена Марксом, Энгельс частично использовал материалы по истории древних германцев (от времен Цезаря и Тацита до франкского периода включительно), собранные им в 1881—1882 гг. (см.: К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч.Т. 19. С. 442−546).

Уместно вспомнить, что в начале 1881 г. известная деятельница народнического движения Вера Засулич обратилась к Марксу с вопросом о возможной судьбе русской общины, разлагавшейся после отмены крепостного права (1861). Вопрос оказался не простым: Маркс сделал четыре наброска ответа. В первом из них он писал: «Обращаясь к далекому прошлому, мы встречаем в Западной Европе повсюду общинную собственность более или менее архаического типа; вместе с прогрессом общества она повсюду исчезла» (с. 401). В третьем наброске ответа Маркс отметил разнообразие типов земледельческой общины: «Один из типов… являет собой русская община. Ее эквивалент на Западе — германская община» (там же, с. 417). В итоге Маркс направил Вере Засулич краткий, но очень емкий ответ и продолжил начатое им ранее изучение пореформенной России в «Заметках о реформе 1861 г. и пореформенном развитии России» (1881−1882). Одновременно Энгельс стал собирать упомянутые материалы по истории древних германцев, в особенности по истории германской общины. На основе этих материалов он и подготовил очерк «Марка», который демонстрирует распространенность земледельческой общины вдофеодальной, отчасти и феодальной Западной Европе. Данный очерк убедительно демонстрирует общность ранних форм социальных отношений в большинстве стран Европы, включая Россию, что составляет одно из принципиальных положений базового пособия учебного комплекса (см. главу 8 и др.).

Н.Л.

В такой стране, как Германия, где еще добрая половина населения живет земледельческим трудом, рабочие-социалисты, а через них и крестьяне, непременно должны познакомиться с тем, как возникла современная земельная собственность, и крупная, и мелкая. Нынешней нищете поденщиков и нынешней долговой кабале мелких крестьян необходимо противопоставить древнюю общую собственность всех свободных мужчин, охватывавшую все, что для них тогда действительно являлось «отечеством», т. е. унаследованным свободным общим владением. Поэтому я даю краткое историческое описание того древнейшего земельного строя германцев, который сохранился до наших дней, хотя в виде жалких остатков, и который на протяжении всего средневековья служил основой и образцом всякого общественного устройства и пронизывал всю общественную жизнь не только Германии, но и Северной Франции, Англии и Скандинавии. И все же он был столь основательно забыт, что лишь в последнее время Г. Л. Мауреру пришлось снова открывать его действительное значение.

Два стихийно возникших факта господствуют в первобытной истории всех или почти всех народов: разделение народа по признаку родства и общая собственность на землю. Так было и у германцев. Деление на племена, родовые группы и роды, принесенные ими из Азии, деление, по которому еще в римскую эпоху их боевые отряды строились так, что всегда плечом к плечу стояли ближайшие родичи, — это же деление определяло у них порядок овладения новым районом к востоку от Рейна и к северу от Дуная. Каждое племя оседало на новом месте не по прихоти и не в силу случайных обстоятельств, а в соответствии с родственной близостью соплеменников, как на это ясно указывает Цезарь. Более близким по родству крупным группам доставалась определенная область, в пределах которой опять-таки отдельные роды, включавшие определенное число семей, селились вместе, образуя отдельные села. Несколько родственных сел образовывали «сотню» (на древневерхненемецком — huntari, на древнескандинавском — heradh), несколько сотен образовывали округ (Gau); совокупность этих округов составляла самый народ. Земля, на которую не притязало село, оставалась в.

' Цит. по: Энгельс Ф. Марка // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 328−337. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 10 базовою пособия учебного комплекса по общей социологии.

распоряжении сотни; то, что не попадало в надел сотни, оставалось в ведении всего округа; оказывавшаяся и после этого не поделенной земля — большей частью очень значительная площадь — находилась в непосредственном владении всего народа…

Вплоть до того времени, когда Франкское государство подчинило себе германские земли на восточном берегу Рейна, центр тяжести общины-марки, по-видимому, находился в округе, а округ, собственно говоря, и охватывал общину-марку. Ибо только этим и объясняется, что при возникновении административного деления Франкского государства так много старых крупных марок снова появляется в качестве судебных округов. Но уже вскоре после этого началось раздробление старых крупных марок. Однако еще в «Имперском праве» XIII и XIVстолетий значится, что, как правило, марка включает от 6 до 12 сел.

Во времена Цезаря по крайней мере значительная часть германцев, — а именно племя свевов, еще не перешедшее к прочной оседлости, — обрабатывала пашню сообща. Происходило это, как можно предполагать по аналогии с другими народами, следующим образом: отдельные роды, включавшие в себя по нескольку связанных узами близкого родства семей, обрабатывали сообща предоставленную им землю, которая из года в год подвергалась переделу, продукты же распределялись между семьями. Когда же и свевы к началу нашего летосчисления прочно осели на новых местах, такой порядок вскоре прекратился. Во всяком случае, Тацит (через 150 лет после Цезаря) знает только обработку земли отдельными семьями. Но и им земля для обработки предоставлялась только на один год: по истечении каждого года снова производился передел, и участки переходили в другие руки.

Мы и теперь еще можем видеть на Мозеле и в Хохвальде, в так называемых подворных общинах [Gehoferschaften], как это происходило. Вся пахотная земля, поля и луга — правда, уже не ежегодно, но все же через каждые 3, 6,9 или 12 лет — там соединяются в один общий массив и делятся на некоторое число «конов» ["Gewanne"] в зависимости от расположения и качества почвы. Каждый кон, в свою очередь, делится на столько равных частей в виде длинных узких полос, сколько правомочных членов имеется в общине; эти части распределяются между ними по жребию, так что каждый член общины получает первоначально равную долю в каждом коне, т. е. от каждого участка, отличающегося своим расположением и качеством почвы. В настоящее время наделы стали неравными в результате дробления при наследовании, вследствие продажи и т. д., но старый полный надел все еще составляет ту единицу, по которой определяются размеры половины, четверти, восьмой и прочих долей надела. Необработанная земля, леса и пастбища остаются общинным владением для совместного пользования…

В результате отказа от новых переделов пахотной земли марковый строй принимает теперь ту форму, в какой он выступает перед нами нетолько в старых «Правдах» V—VIII вв., нотакже в английских и скандинавских средневековых судебниках, в многочисленных германских Марковых уставах (так называемых Wfeistumer) от XIII до XVII столетия и в обычном праве (coutumes) Северной Франции.

Община-марка, отказавшись от права периодического передела пахотной земли и лугов между отдельными своими членами, из всех прочих своих прав на эти земли не уступила ни одного. А эти права были весьма значительны. Община передала свои земли отдельным лицам только с целью использования их в качестве пашен и лугов, но не для какой-либо другой цели. На то, что выходило за эти пределы, частный владелец не имел никакого права. Найденные в земле сокровища, залегавшие глубже, чем достает сошник, первоначально принадлежали поэтому не владельцу, а общине; то же относится к праву добывать руду и т. д. Все эти права впоследствии были узурпированы феодалами и князьями и обращены ими в свою пользу.

Но и пользование полем и лугом было подчинено контролю и регулированию со стороны общины, что осуществлялось следующим образом. Там, где господствовало трехполье, — а это было почти везде, — вся пахотная земля села делилась на три одинаковых по размеру поля; каждое из них попеременно предназначалось один год для озимых посевов, второй год для яровых, третий год шло под пар. Таким образом, село каждый год имело свое озимое, яровое и паровое поле. При распределении земли заботились о том, чтобы каждый член общины получал одинаковую долю во всех трех полях и мог бы, таким образом, без ущерба подчиняться принудительному севообороту общины; в соответствии с этим озимые он должен был сеять только на своем участке озимого поля и т. д.

Что же касается парового поля, то, пока оно находилось под паром, оно всякий раз снова переходило в общее владение и использовалось всей общиной в качестве пастбища. А как только кончалась уборка урожая на двух других полях, они также снова возвращались в общее владение до нового посева и использовались в качестве общинного выгона. То же самое относится к лугам после осеннего сенокоса. На всех полях, где должен был пастись скот, владелец обязан был удалить изгороди. Этот так называемый принудительный выпас естественно требовал, чтобы время посева, как и жатвы, не зависело от воли отдельного лица, а было для всех общим и устанавливалось общиной или обычаем.

Вся остальная земля, т. е. все, что не входило в усадьбу и в пахотный надел: лес, пастбища, пустоши, болота, реки, пруды, озера, дороги, места охоты и рыбной ловли, — оставалась, как и в старину, общинной собственностью, предназначенной для совместного пользования. Подобно тому как доля каждого члена общины в поделенной пахотной земле марки была первоначально для всех одинаковой, так же одинакова была и доля его в пользовании «общими угодьями марки». Способ этого пользования определялся всеми членами общины; таким же образом устанавливался способ наделения, когда уже возделанной земли больше не хватало и от общих угодий марки отрезывался участок для возделывания. Общие угодья марки использовались главным образом для выпаса скота и откармливания свиней желудями; кроме того, леса доставляли строительный материал и дрова, листья для подстилки, ягоды и грибы, а болота, если они имелись, — торф. Постановления о пастбищах, об использовании леса и т. д. составляют главное содержание многочисленных сохранившихся от различнейших периодов Марковых уставов. Они были записаны в те времена, когда старое неписаное обычное право начинало оспариваться. Сохранившиеся еще общинные леса являются жалким остатком этих древних не поделенных общих угодий марки. Другим пережитком, по крайней мере в Западной и Южной Германии, является глубоко коренящееся в народном сознании представление, что лес есть общее достояние и каждый может собирать в лесу цветы, ягоды, грибы, буковые орешки и т. д. и вообще имеет право делать все, что ему угодно, пока и поскольку он не причиняет вреда…

В древние времена строй марки был почти единственным общественным устройством тех германских племен, у которых не было королей. Старая родовая знать, которая пришла в упадок во время переселения народов или вскоре после него, легко приспособилась к этому строю, как и все стихийно возникшее вместе с ним, точно так же, как кельтская клановая знать еще в XVII в. уживалась с ирландской земельной общиной. И марка пустила столь глубокие корни во всей жизни германцев, что мы обнаруживаем ее следы на каждом шагу в истории развития нашего народа…

Марковый строй приспособлялся к самым изменчивым отношениям владения возделанной землей, пока еще существовали общие угодья марки, а также к разнообразнейшим правам собственности на них, когда марка перестала быть свободной. Марка погибла вследствие разграбления почти всей крестьянской земли, как поделенной, так и неподеленной, — разграбления, произведенного дворянством и духовенством при благосклонном содействии территориальной власти. Но экономически она устарела, потеряв жизнеспособность в качестве формы земледельческого производства, фактически лишь с тех пор, как гигантский прогресс сельского хозяйства за последние сто лет превратил земледелие в науку и привел к появлению совершенно новых форм производства.