Освобождение от «вещи-в-себе» и главенство принципа Я

Итак, И. Кант осуществил переворот в философии и показал, что человек — это существо деятельное, активное, способное взять свою жизнь в собственные руки. Именно он создает мир, а не приспосабливается к нему.

Естественно, что перед И. Кантом возник вопрос: почему же люди, познакомившись с его философией, не сбрасывают с себя оков и не становятся свободными? Пусть они не понимали раньше, что созданы для свободы и деятельности. Но ведь теперь они знают это. Почему же они продолжают оставаться пассивными и приспосабливаются к миру? Терпят деспотическую, несправедливую власть? Живут не по разуму, а «применительно к подлости» (М. Е. Салтыков-Щедрин)? Кант полагал, что причиной тому является отсутствие гражданского мужества. Он называл современных людей «несовершеннолетними по собственной вине». «Несовершеннолетние» — это, в данном случае, не возраст, а неспособность управлять своей жизнью. Люди знают, что они созданы для свободы. Они читали Канта. Но они не могут набраться мужества и взять на себя ответственность за свою жизнь. Они отдают право распоряжаться собой другим. Что делать в таком случае? Кант полагает, что государство должно воспитывать людей, взращивать в них самостоятельность и ответственность (примерно так же, как во времена Ю. В. Андропова советское государство пыталось формировать у каждого гражданина активную жизненную позицию). Чиновничий аппарат должен растить самостоятельных, ответственных граждан. Кант не видел никакого противоречия в такой постановке вопроса: чиновник заставляет каждого человека быть свободным.

И. Г. Фихте не был согласен с тем, что государство должно воспитывать граждан в духе свободы. Он полагал, что люди по складу характера делятся на активных и пассивных. Одни — «догматики» — приспосабливаются к миру. Другие — «критики» — живут в духе И. Канта, приспосабливая мир к себе.

Итак, люди пассивные, инертные, обладающие слабой волей, склонны полагать, что все уже предопределено и предрешено.

Мир — объективен, т. е. не в наших силах повлиять на него. Вещи существуют сами по себе, «в себе», как они есть, и наше отношение к ним ничего не меняет. Человек, который верит в существование объективного, незыблемого мира, который существует и развивается сам по себе, является рабом в своей душе. Раб, создавая догматическую философию и придерживаясь ее, таким образом оправдывает свою пассивность. Таков уж этот мир, говорит он себе и другим, тут уж ничего не поделаешь. Таковы вещи «сами-по-себе». Плетью обуха не перешибешь. Придется смириться с неизбежным, с непреодолимыми реалиями, с объективной ситуацией.

«Критик», наоборот, полагает, что никаких «вещей-самих-посебе» нет. Вещи таковы, какими мы их видим и мыслим. Натура деятельная, предприимчивая, активная всегда смотрит на окружающий мир нс как на что-то вечное и незыблемое, а как на что-то такое, что человек вполне способен преобразовать.

Французские революционеры, как известно, разрушили Бастилию. Они смогли сделать это, потому что не были «догматиками». Если бы они были безвольными и пассивными, они сказали бы себе: «Бастилия — это „вещь-в-себе“. Она — объективна, она — незыблема, ее существование не зависит от воли человека. Она — символ незыблемого феодального порядка. Она — часть этого объективного, незыблемого порядка, на который мы не можем повлиять. Этот порядок существует сам по себе и складывается из „вещейсамих-по-себе“».

Французские революционеры были «критиками». Они были активны и деятельны, обладали сильной волей и способностью мыслить независимо. Поэтому они и считали, что не мир определяет человека, а человек определяет мир. Они сказали себе: «Все в силах свободного человека. Для него не существует незыблемых и вечных „вещей-в-себе“. Он способен создавать новые предметы, а значит, может и разрушать старые».

Итак, «догматики» считают, что мир (не-Я) определяет человека (Я). «Критики», наоборот, полагают, что человек (Я) определяет мир (не-Я). И. Г. Фихте говорит: «Каков человек, такова и его философия». Но все же он допускает возможность, что с течением.

времени «догматиков» удастся превратить в «критиков», и человечество поднимется на высшую ступень своего развития. Для этого и нужно постичь «наукоучение» Фихте.

И. Г. Фихте полагал, что И. Кант не довел свою философию до логического конца. Ведь последовательный «догматик» считает, что объективные вещи, «вещи-в-себе», вещи, как они есть сами по себе, определяют все, а человек только приспосабливается к ним. Человеческое Я приспосабливается к не-Я, к миру. He-Я абсолютно первично, а Я — всегда вторично и зависимо. Последовательный «критик» должен утверждать противоположное. Я — всегда первично, а не-Я — всегда вторично. Человек может творить мир, как хочет. Он никак не определяется миром. Для него нет ничего объективного, независимого от него и незыблемого. В нашем примере с Бастилией «критик» сказал бы: «Бастилия существует не в объективной реальности, а в наших головах. И победить ее надо вначале в нашем собственном сознании. Это мы решили, что Бастилия объективна и незыблема. Но если мы ее разрушим в своем сознании, если мы дадим себе право быть свободными, то мы легко сломаем любые крепостные стены в реальном мире».

Кто же тогда И. Кант? «Догматик» или «критик»? И. Г. Фихте полагает, что он пытается занять непоследовательную, серединную позицию. И. Кант полагает, что «вещь-в-себе» существует, но мы никогда не узнаем, какова она. Мы можем знать только, какой она предстает нам в опыте. И вот из этого опыта мы строим свои предметы. На нашем примере с Бастилией мы можем пояснить позицию Канта так: «Да, Бастилия существует как объективная реальность, как часть объективного миропорядка. Но мы не знаем и никогда не узнаем, каков этот миропорядок и какова Бастилия как его часть. Да нам и нет нужды это знать. Мы видим, какой Бастилия является нам в опыте. Это — старые стены из камней, скрепленных раствором. Они уже непрочны. Поэтому мы вовсе не должны примысливать к Бастилии какой-то „объективный мир“, „незыблемый мирострой“. Мы должны видеть просто стены, которые можно разрушить. Разрушить до основания, а затем что-то построить из этих камней».

ПО Позиция И. Канта кажется И. Г. Фихте непоследовательной, потому что тот признает что-то независимым от воли и сознания человека. Значит, человек не всесилен. Значит, он может подумать, что для его возможностей есть границы — и упасть духом. Нет, философия свободы должна начинаться с принципа Я.

Я человека абсолютно первично и не ограничено ничем. Никакие внешние обстоятельства на Я свободного человека влиять не могут. А потому «наукоучение» как философия абсолютно свободного человека должно начинаться с Я.