Интервью с осциллографом или поединок с самим собой

В прологе к пьесе Назима Хикмета «Чудак «перед занавесом положен камень. Каждый герой, проходя по авансцене, натыкается на него. Реагируют по-разному. Один чертыхнется, другой — вовремя успеет свернуть, третий — попытается сдвинуть камень в сторону, заботясь о тех, кто пойдет следом. Словом, каждый выявляет себя самого. Так сказать, камень преткновения.

Стремительно растет число наследников Урмаса Отта. В ежедневных телеинтервью сменяются собеседники (многие, впрочем, переходят из рубрики в рубрику). Телевизионными персонажами становятся и сами интервьюеры. Иные программы отличает приверженность к постоянному месту действия — квартира героя («Пока все дома»), сценические подмостки («Театр плюс ТВ»), атмосфера казино («Жизнь — игра»), беседы на улицах («В городе N»). В поисках экранной неповторимости одни рубрики вообще исключают присутствие журналиста («VIP»), другие требуют участия детектора лжи — полиграфа («Ничего, кроме…»). И если в «Часе пик» собеседников встречают, как дорогих гостей, то в последнем случае они ощущают себя в роли подозреваемых, что ничуть не убавляет желающих.

Электронный полиграф на экране не гуманнее своих собратьев в известных суровых учреждениях. Гости сидят на стуле, напоминающем электрический. Их ожидает заведомо неприятная процедура — к телу прикрепляют несколько датчиков, показывающих психофизическое состояние приглашенного (точность 92—95 процентов). Данные высвечиваются на экране. «Чувствую себя, как в милиции… тяжело дышать», — признаются жертвы. После чего следует публичное согласие о добровольности показаний.

Самое коварное, впрочем, не датчики, а вопросы, которые допускают ответы лишь «да» и «нет». Герои рубрики — люди, как правило, популярные, обросшие слухами и легендами. В досье на каждого собрано все — и правда, и наговоры, и небылицы в общественных пересудах. Так что приглашенный встречается не только с детектором и ведущим, но и со сплетнями о своей персоне, которые он может опровергнуть или же подтвердить. Его ловят на противоречиях, оговорках, подсознательных реакциях, фиксируемых бесстрастным детектором. Вопросы содержат подвохи, звучат неожиданно, иногда — «на грани» («Вы бы смогли подоить корову?, Давали ли когда-нибудь поводы для ревности своей жене?, Приходилось ли вам скрывать доходы от налоговой инспекции?, Мечтали ли вы увидеть поверженными своих политических обидчиков?»).

Что же заставляет гостей отважиться на эксперимент? Тщеславие и потребность в публичной славе? Боязнь, что о тебе забудут? Поиски острых ощущений? Стремление испытать себя (смогу ли я сказать что хочу, и не сказать чего не хочу)? Желание поменять свой имидж (я совсем не такой, каким меня представляет пресса)? Страх в случае отказа от приглашения потерять лицо (значит, есть что терять)? Или, наконец, интересы дела?

Демократы перед выборами шли на испытание строем. Коммунисты остерегались. Зюганов и Губенко не решились уронить свое достоинство в легкомысленной передаче. Горячеву удалось уговорить, лишь напомнив о ее знаменитом выступлении против Ельцина (если мужчины трусят, разве не долг смелой женщины обнародовать свою позицию вопреки предвзятости прессы?). Горячева пришла в «Останкино» ощетинившись. Раздраженно накинулась на милиционера, попросившего пропуск («Был бы Гайдар — мигом пропустили бы!»). Заставила заранее показать вопросы (такое не принято), пригрозив в противном случае уйти с записи. У многих зрителей вызвало уважение упорство несгибаемой коммунистки, живущей в сознании враждебного окружения («Меня расстреливали в Белом доме»), жертвы, подвергаемой травле газетами, которая готова держать круговую оборону до последнего.

Но психологическое состояние приглашенного и есть содержание передачи. Не всегда мы стремимся казаться лучше, чем есть, но кто же захочет казаться хуже?

Скандалисты на передачу идут охотно: для них любая ситуация — реклама. Дорожащие репутацией — осторожнее. Юрий Афанасьев начал с отказа: как ни ответишь — окажешься в дураках. «Это если относиться серьезно к дурацким вопросам. Но вы же не такой, как тот зануда, что выступал недавно», — подначила его редактор программы. И аргумент подействовал.

Собственно, термин «детектор лжи» никем всерьез не воспринимается. Осциллографический всплеск не означает, что ты шпион и слова твои — непременно ложь. Вопрос может вызвать нервозность, воспоминания, неприятные ассоциации, лежащие за пределами «да» и «нет». Что-то вроде «холодно», «тепло», «жарко». И тогда пики на экране полиграфа дают возможность для дополнительных вопросов ведущего во втором туре передачи (по окончании испытания).

Иные отвечают как можно быстрее, дабы показать, что скрывать им нечего. А скажем, для Ивана Рыбкина мучительно было реагировать прямым отрицанием или утверждением. Ему напоминали, что он нарушает правила, прерывали запись. Но справиться он с собой не смог, напоминая героя фильма, который в церкви на вопрос: «Хочешь взять ее в жены?" — отвечал: «Скорее, да». Горячева же категорически отказалась от ответа на два вопроса: «Правда ли, что многие видные коммунисты имеют связи с западным капиталом?» и «Импонирует ли вам Геннадий Зюганов как мужчина?».

Сажи Умалатова на вопрос о любимых поэтах сразу же назвала Шекспира, Пушкина, Гете. А в доказательство прочитала строфу из Расула Гамзатова.

Еще показательнее была реакция Джуны. Народная целительница (она же — академик, художник, поэт, экстрасенс, писатель), учредившая премию самой себя трех степеней, заподозрила недостаточность пиетета в задаваемых ей вопросах («Считаете ли вы себя сверхчеловеком? Ваши генеральские чины — это серьезно? Вы — колдунья? Опасаетесь ли этой проверки на полиграфе?»). И едва дождавшись конца испытания, взорвалась: «Если бы знала, какие вопросы вы мне зададите… Я написала книгу „Элементы живого космоса“… ДНК… дошла до нейтрино… внедрилась в плазму… А вы мне… Я лауреат высшей медицинской награды… Джуна должна была уже трижды геройство получить… орден мужества… Прекратите зомбирование… Чем вы занимаетесь… Что такое колдовство?.. Это химия. Это физика… Магнитные волны не знаете… ультразвук не знаете… ультрафиолет не знаете… инфракрасное излучение… оптическое, в конце концов… Я на Кубани выросла… на завалинках… босиком утром по росе ходила… Что вы за вопросы мне задали? Великому ученому… Я под иконами сплю… такой я человек».

«По крайней мере все остались живы, — подытожил ведущий Вадим Симоненко. — Пока…».

Каждый из нас — театр одного актера. Как же опознать среди бесчисленных самопроявлений доподлинное лицо? «Если бутафорское яблоко и настоящее сняты так, что их нельзя отличить друг от друга на экране, то это не умение снимать, а неумение снимать», — считал Дзига Вертов. Часто болезненная застенчивость маскируется грубоватым цинизмом, уязвимость — иронией, неуверенность — исступлением. Не умея принять себя таким, каков есть, человек формирует завышенную самооценку, а его умственные усилия в этом случае направлены скорее на самозащиту, чем на самопознание.

Ничто не требует такого интеллектуального героизма, как готовность знать о себе всю истину, утверждают философы. И только тот, кому это удается, выходит из поединка с достоинством.

Поведение гостя на «электрическом стуле» — для зрителя самое интересное, ибо тот реагирует в соответствии со своей натурой, воспитанием и чертами личности.

Полиграф — тот же камень преткновения из хикметовского «Чудака».

«Ничего, кроме…» — передача-эксперимент. Многие ее возможности еще не раскрыты. Часто неудачны вступления и заключения ведущего. Ему не хватает времени между первым и вторым туром, чтобы осмыслить «показания» детектора. И все же аппарат, безусловно, катализирует действие. Как своего рода «рентген характера».

И ничего кроме.

«Общая газета «, 1996, № 45