Типология социальных форм времени. А. С. Панарин

В публикациях, посвященных философии политики, отмечается, что в современных условиях исследования закономерностей социально-политического времени находятся приблизительно в той же ситуации, которая сложилась в естествознании в процессе критического переосмысления механистического представления об устройстве Вселенной и формирования квантовой картины мира. И если специальная теория относительности А. Эйнштейна утвердила в физике принцип относительности пространства и времени, то современное обществознание приходит к заключению, что единого пространства — времени не существует и для различных групп модернизированного общества^[1].

С позиций современной философии политики «разновременность», присущая обществам, находящимся в стадии трансформации, обусловлена следующими факторами. Прежде всего, это наличие в модернизирующемся обществе авангардных групп, создающих «избыточную», или «прибавочную», информацию, которую используют и те, кто уступает авангарду в скорости реализации перемен. И хотя именно авангардные группы движутся в направлении модернизации быстрее остальных, это не значит, что социально-политическое развитие представляет собой лишь монолог тех, кто вырвался вперед. И в отдельно взятом обществе, и на международной арене складываются сложные взаимодействия, обусловленные ритмами модернизации. Речь идет о том, что «историческая судьба социальных групп определяется особенностями их пространственно-временного континуума; чем более медленную временную ритмику избрала группа, тем выше вероятность того, что и ее традиционное пространство будет сужаться в результате вторжения более динамичных групп. В этой закономерности проявляется одна из самых драматических сторон современного социального бытия»^[2]. В свою очередь, авангардным группам не обязательно занимать большое пространство, их высокая активность может не соответствовать весьма скромному ареалу территориального местоположения.

Важно!

В концепциях хронополитики и геополитики на первый план выносится вопрос об устойчивости социально-политического и экономического развития в его пространственно-временных аспектах. Применительно к хронополитике данный вопрос связан с различением инверсионного и линейно-кумулятивного времени. Первый тип времени представлен на Востоке, второй — на Западе.

Инверсионное время в чем-то сродни циклическому (последнее определяется как процесс постоянного кругового движения в развитии природы и общества), поскольку оно также вращается по кругу^[3]. Этот тип времени присущ государствам с перераспределительной экономикой. Изменения здесь заключаются в том, чтобы отнятое у побежденных отдать в руки победителей. Стимулы для введения инноваций исчезают, а экономическое развитие начинает зависеть от расширения территории и от эксплуатации ее ресурсов в процессе «тиражируемого», репродуктивного труда.

Преимущества линейного типа времени в том, что оно включает в себя долговременные процессы, свидетельствующие об устойчивой (несмотря на многие потрясения) тенденции, связанной с позитивными изменениями во многих сферах жизни общества. Этот тип социального времени также можно назвать линейно-кумулятивным, потому что его протекание связано с постепенным накоплением качеств, ведущих к общественному прогрессу (лат. cumulatio — скопление). И хотя внутри линейного времени могут наблюдаться попятные движения, повторные, циклические процессы, тем не менее западной цивилизации удалось создать такие институты, которые стали «линзой», фокусирующей добываемую в обществе информацию таким образом, что она становится источником преобразующих технологий, промышленных и социальных^[4]. Прорыв в линейное, продуктивное время в концепциях отечественной хронополитики объясняется, во-первых, развитием рационального логического мышления, во-вторых, монотеизмом, в-третьих, формированием автономной творческой личности, способной к созиданию нового. Именно наличие творческих ресурсов оказывается тем фактором, который не позволяет обществу «соскользнуть» с траектории линейного времени.

Вместе с тем надо принять во внимание еще один неоднозначный фактор, характеризующий западную цивилизацию: это разграничение ценностного и инструментального отношения к миру^[5]. Преобладание последнего, на наш взгляд, имеет двойственные последствия: с одной стороны, оно служит двигателем технического прогресса, с другой — превращает природу, общество и человека в объекты безудержного потребления.

Не случайно в работе «Философия истории» А. С. Панарин, подтверждая, что Западу удалось вырваться в линейное время, небезосновательно замечает: «Но это означает, что другие, незападные, народы стоят перед жесткой дилеммой, они либо обречены на тотальный застой, который в условиях изоляции или существования рядом с себе подобными может казаться приемлемым и не осознаваться как недостаток, но который становится невыносимым в условиях присутствия динамичного и процветающего „другого“, либо на то, чтобы следовать путями чужой истории, проторенной западным авангардом»^[6].

А. С. Панарин утверждает, что обязанность следования чужим образцам ведет к негативным историческим последствиям: «догоняющее развитие» затратно, а элиты, внедряющие этот тип развития, вынуждены принимать жесткие, волюнтаристские решения. Исследователь приводит слова известного российского геополитика Н. С. Трубецкого: «Как человек, пытающийся идти нога в ногу с более быстроходным спутником и прибегающий с этой целью к приему периодических прыжков, в конце концов неизбежно выбьется из сил и упадет в изнеможении, так точно и европеизированный народ, вступивший на такой путь эволюции, неизбежно погибнет, бесцельно растратив свои национальные силы. И все это — без веры в себя, даже без подкрепляющего чувства национального единства, давно разрушенного самим фактом европеизации»^[7].

Серьезной хронополитической проблемой, по мнению авторов «Философии политики», становится, во-первых, разбалансированность социальнополитических процессов, особенно в условиях модернизации, а во-вторых, дисбаланс в темпах развития отдельных социальных групп. Быстрее всего происходят изменения в идеологической и политической сфере, менее динамичны они в экономике, и гораздо медленнее осуществляются социокультурные изменения.

Временной дисбаланс проявляется и на уровне той или иной социальной группы. Так, он заметен в ходе продвижения по ступеням общественной иерархии. Группы, ощущающие себя обделенными, начинают активно отстаивать свои интересы и способны догнать авангард (хотя бы в некоторых направлениях). Это касается, например, женских, молодежных или этнических движений.

В поле зрения философии политики оказываются различные типы времени в их отношении к линейному времени. Так, речь идет о срединном времени, которое достаточно близко к линейному. В нем пребывают наиболее престижные группы. Они не заинтересованы в резких темпоральных перепадах, в частности, связанных с революционными потрясениями. Отставшие или стремящиеся взять реванш за свое отступление группы выбирают ускоренный, мобилизующий тип времени, надеясь наверстать упущенное. Те группы, которые ощущали себя изгоями, не только ждут, но и ускоряют приход эсхатологического времени со всеми его разрушительными последствиями. Эта ситуация оказалась характерной для России XX в. «Попытка эсхатологического прорыва в светлое будущее через разрушение старого мира предстала неслыханной потерей времени, невиданным социальным расточительством. Это урок для правящих элит и привилегированных групп. Отказываясь от своевременных уступок низам социальной лестницы, элиты рискуют ускорить приход эсхатологического времени, способного похищать линейное время медленного и неуклонного развития»^[8]. С точки зрения А. С. Панарина, группы, более сраставшиеся с лучшим типом времени — линейным, должны делать все, чтобы его сохранить; а это возможно только посредством перехода ко все более гибким и открытым, мягко эволюционирующим общественным формам, никого не лишающим своего шанса^[9].

Принципиально значимым является рассмотрение в русле философии политики проблемы труда и свободного времени. Так, А. С. Панарин обращается к закону экономии времени, который был сформулирован К. Марксом^[10] (см. главу 7, параграф 7.1). По мнению А. С. Панарина, реализация этого закона наталкивается на множество трудностей (и в социалистической, и в капиталистической формации). Одной из причин этого является расхождение между продуктивным (творческим) и репродуктивным (тиражируемым) трудом. При всем развитии современных технологий невозможно обеспечить всех теми профессиями, которые способствуют реализации творческого потенциала каждого. Опыт советской истории продемонстрировал следующее: «чем сильнее был разрыв между в целом довольно высоким уровнем образования рабочей силы и возможностью реализации полученных знаний в повседневной профессиональной деятельности, тем более внутренне расколотой, „промежуточной“ личностью становился „типичный советский человек“. Со стороны духовного производства он получил импульсы, не находящие удовлетворения в повседневности: он превращался в Гамлета советской действительности, „преждевременно сформировавшегося“, теоретически знающего гораздо больше того, что мог практически делать»^[11]. Отсутствие эффективной хропополитики стало одной из причин надлома системы.

Не менее противоречива и проблема свободного времени. В условиях капиталистической формации возник тип личности, сумевшей приспособиться к конвейерному поточному труду. Таким образом, появился «неангажированный субъект», который может отключить сознание в ходе выполнения одних и тех же операций. Реализовать свой внутренний потенциал он может только вне процесса труда. Возникает феномен контрдетерминации досуга — иначе говоря, свободное время максимально отдаляется от времени трудовой занятости согласно принципу «индивидуалистического присвоения досуга личностью, рассматривающей его исключительно как средство социально неконтролируемой самореализации. Свобода творчества, ушедшая из массовых профессий, была компенсирована досугом как временем социокультурного творчества — раскованных личностных импровизаций»^[12].

Пренебрежение власти к сфере свободного времени приводит к «денационализации досуга» и заполнению образовавшегося вакуума импортированными образцами, что подрывает основы национальной культуры и снижает ее влияние на международном уровне.

В контексте хрононолитики возникает и проблема «третьего времени» — по определению А. С. Панарина, «самодеятельного времени», посвященного саморазвитию, заботе о семье, общественно-полезной деятельности. Только развитие — количественное и качественное — самодеятельного времени позволит повысить адаптивную способность цивилизации, ее устойчивость к кризисам и способность к саморегуляции^[4]. «Третье время» органично вписывается в эволюционные сценарии социальнополитического развития и помогает преодолеть противостояние homo faber (человека производящего) и homo ludens (человека играющего).

• [1] Там же. С. 45.
• [2] Там же. С. 81.
• [3] Ильин Б. ВПанарин А. С. Философия политики. С. 82.
• [4] Там же.
• [5] Там же. С. 83.
• [6] Панарин А. Философия истории. URL: http://www.gumcr.info/bogoslov_Buks/Philos/Panarin/02.php (дата обращения: 23.03.2016).
• [7] Цит. по: Там же.
• [8] Ильин В. В., Панарин А. С. Философия политики. С. 87.
• [9] Панарин А. С. Философия политики: учеб, пособие. М.: Новая школа, 1996. URL: http://www.tvvirpx.com/files/phylosofy/political/ (дата обращения: 23.03.2016).
• [10] Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения.2-е изд.: в 50 т. М.: Господитиздат, 1955—1981. Т. 46. Ч. 1. С. 117.
• [11] Панарин А. С. Указ. соч.
• [12] Панарин Л. С. Философия политики: учеб, пособие. М.: Новая школа, 1996. URL: http://www.tvvirpx.com/files/phylosofy/political/ (дата обращения: 23.03.2016).
• [13] Там же.