Бихевиоризм и необихевиоризм

В начале XX в. в США зарождается бихевиоризм (от англ, behaviour — поведение), на развитие которого большое влияние оказали труды И. П. Павлова и В. М. Бехтерева об условных секреторных и двигательных рефлексах. США стали родиной бихевиоризма не случайно. В силу своеобразного исторического развития (быстрый рост капиталистической экономики) в этой стране господствовал утилитарный подход к исследованию человека и его психических ресурсов. Это и определило стратегию, бихевиоризма: научиться предсказывать поведенческие реакций человека и руководить (или овладевать) ими. Бихевиористы не проводили демаркационной линии между психикой человека и психикой животных. Одной из основных целей этого направления была выработка универсальной схемы поведения, равно приложимой и к элементарным формам поведенческих реакций, и к высшим формам социального поведения человека. Под поведением понималась любая реакция организма (вплоть до сосудистой и секреторной) на внешний стимул, посредством которой индивид приспосабливается к среде. Причем рассматривали только внешнее проявление наблюдаемых реакций, физиологические механизмы поведения оставались вне сферы внимания бихевиористов.

Вместе с тем прогресс науки ставил перед исследователями новые проблемы. Развитие эволюционного учения внесло значительные коррективы в понятие рефлекса как единицы поведения. Представление его жестко (структурно и функционально) фиксированным делало невозможным объяснение активности и адаптивности поведения организмов как основных факторов развития приспособительных реакций. Необходимо было-, раскрыть механизмы, с помощью которых происходит приобретение организмом новых форм поведения в зависимости от меняющихся условий среды, т. е. создать теорию научения. Как же решались эти проблемы представителями бихевиористического направления?

Истоки бихевиоризма находят в идеях американского психолога Эдуарда Ли Торндайка (1874—1949), одним из первых предпринявшего попытку объективного исследования поведения животных. Новый’подход был основан на следующем: в качестве пускового, детерминирующего начала поведения рассматривали не локальный внешний стимул, а среду в целом, точнее, некую проблемную ситуацию, на которую организм должен ответить столь же целостным поведенческим актом.

В докторской диссертации «Интеллект животных.' Экспериментальное исследование ассоциативных процессов у животных» (1898) Торндайк привел результаты многолетних экспериментов по обучению животных сложным поведенческим навыкам. Для этой цели им была разработана методика лабиринтов и «проблемных ящиков» (т. е. клеток с «секретом»). Животное (кошку, собаку, обезьяну) помещали в ящик, из которого оно могло выйти, лишь выучившись приводить в действие специальное устройство, открывающее дверцу (с помощью пружин, петель и т. п.). При этом животное совершало множество беспорядочных движений до тех пор, пока одно из них случайно не приводило к успеху. На основании этих экспериментов Торндайком были сформулированы три закона научения: закон пользы, закон эффекта и закон упражнения. По его мнению, биологически полезные действия животного (например, освобождение из клетки или получение пищи) сопровождаются «приятным чувством», что приводит к закреплению их следа в памяти. Причем след становится тем прочнее, чем больше организм упражняется в данном способе действий. Результаты же биологически нецелесообразных (и даже вредных) действий, сопровождающихся «неприятными чувствами», не закрепляются впамяти. Таким образом, обучение трактовалось Торндайком с биологических позиций: как процесс приспособления организма к среде.

Однако, сопоставляя поведение животных и поведение человека, Торндайк пришел к выводу, что в поведении животного можно отметить. лишь видимость целесообразности в отличие от характерного для человека осознания цели и стратегии ее достижения на основе единственной пробы. Он интерпретировал «интеллект» животных как поведение, складывающееся вследствие отбора движений, случайно оказавшихся удачными, и рассматривал его как инструмент приспособления к среде. При выработке новых форм поведения в проблемных ситуациях действует механизм «проб и ошибок». Индивидуальный опыт животные и человек приобретают в результате слепых проб, ошибок и случайного успеха (закрепляющего, удачные пробы). Тем самым Торндайк отмечал не только согласованность поведения со средой, но и вероятностную детерминацию поведения, трактовал научение как вероятностный процесс. По мнению ученого, для процесса научения важен не столько сам путь «проб и ошибок», сколько те (биопсихические по природе) состояния организма, которые возникают в случае правильной или неправильной тактики. Вместе с тем Торндайк не склонен был выделять внутреннее состояние организма в качестве фактора целенаправленного поведения. Слабость его концепции состояла также в том, что не принималась во внимание роль сенсорных образов восприятия как ориентирующих и регулирующих факторов поведения, т. е. та важная информация, которую организм черпает из среды.

Подлинным лидером бихевиоризма по праву считается американский психолог Джон Бродес Уотсон (1878—1958). В статье «Психология, как ее видит бихевиорист» (1913), а затем в монографиях «Поведение: Введение в сравнительную психологию» (1914) и «Психология с точки зрения бихевиориста» (1919) он сформулировал теоретическую основу нового направления. Предметом бихевиоризма, по' его мнению, должно стать объективное изучение поведения, имеющее целью служение запросам практики общественной жизни. Уотсон писал: «Бихевиоризм…— особое направление в психологии человека и животных, буквально — наука о поведении… С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения и до смерти. Явления поведения могут быть наблюдаемы точно так же, как и объекты других естественных наук. В психологии поведения могут быть использованы те же общие методы, которыми пользуются в естественных науках. И поскольку при объективном изучении че- .ловека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии… Сознание и его подразделения являются поэтому не более как терминами, дающими психологии возможность сохранить — в замаскированной, правда, форме — старое религиозное понятие „душа“. Наблюдения над поведением могут быть представлены в форме стимулов © и реакций (Р). Проста’я схема С—Р вполне пригодна в данном случае. Задача психологии поведения является разрешенной в том случае, если известны стимул и реакция. Подставим, например, в приведенной формуле вместо С прикосновение к роговой оболочке глаза, а вместо Р — мигание. Задача бихевиориста решена, если эти данные являются результатом тщательно проверенных опытов. Задача физиолога при изучении того же явления сводится к определению соответственных нервных связей, их направления и числа, продолжительности и распространения нервных импульсов и т. д. Этой области бихевиоризм не затрагивает, как не затрагивает он и проблему физико-химическую — определение физической и химической природы нервных импульсов, учет работы произведенной реакцией и т. п. Таким образом, в каждой человеческой реакции имеются бихевиористическая, нейрофизиологическая и физико-химическая проблемы. Когда явления поведения точно сформулированы в терминах стимулов и реакций, бихевиоризм получает возможность предсказать эти явления и руководить (овладеть) ими — два существенных момента, которых требует всякая наука» (15. С. 96—98).

Концепция Уотсона основывалась на исследовании процессов научения и образования навыков у животных. Навык, по Уотсону, — это индивидуально приобретенное или заученное действие, в основе которого лежат врожденные элементарные движения. Процесс научения происходит благодаря связыванию отдельных движений при той или иной форме деятельности в единый поведенческий «рисунок».

Развитие навыков и появление новых форм поведения Уотсон объяснял, исходя из павловского принципа условнорефлекторной детерминации (обусловливания), интерпретированного им с бихевиористических позиций. Схема любого поведенческого акта, по его мнению, укладывается в простое соотношение «стимул — реакция» (как бихевиористического аналога рефлекторной дуги). Несмотря на то, что под реакцией Уотсон понимал и целостные действия, для определения поведения он ие;

пользовал термины, применявшиеся для описания частных процессов в рецепторах, проводящих путях, эффекторах. Подобный «молекулярный» (или «атомистический») подход к трактовке поведения привел к представлению его неким набором разрозненных единиц — однозначных связей стимула с реакцией. Так описывались любые человеческие реакции, вплоть до самых сложных (например, социальные навыки).

Безусловно, что подобный механистический подход приводил к определенным трудностям в интерпретации сложных форм поведения. Поэтому Уотсон вынужден был выделить в самостоятельную группу «интегрированные реакции», которые не всегда укладывались в «прокрустово ложе» элементарной схемы «стимул — реакция». Для их описания было недостаточно охарактеризовать те или иные физиологические процессы, протекающие в звеньях рефлекторной дуги. (В качестве примера таких психофизиологических реакций Уотсон называет эмоции.) Кроме того, о существовании сложных форм поведения животных свидетельствовали и результаты собственных исследований. В 1907 г. Уотсон проводит серию опытов: крысу (имеющую опыт прохождения по лабиринту) ишали возможности использовать в дальнейшем зрительь^ю, слуховую, вкусовую, обонятельную и частично кожную рецепции для ориентировки в предложенном экспериментальном пространстве. Выяснилось, что крыса, несмотря на утрату, казалось бы, важнейших видов сенсорной чувствительности, помнила путь в лабиринте. На этом основании Уотсон сделал следующий вывод: крыса следует правильным путем, используя «внутриорганические ощущения, так называемые кинестетические, возможно, соединенные с органическими и статическими ощущениями» (15. С. 39). Следовательно, Уотсон предполагал, что детерминирующим фактором поведения может стать не только реальный внешний стимул, но и некий внутренний образ того поведенческого «рисунка», который в прошлом привел к успешному действию и был запечатлен в памяти. Причем в основе этих образов, по Уотсону, лежат прежде всего моторные «единицы» конкретной поведенческой реакции. Исходя из этого, даже мышление Уотсон стремился представить как поведение, основанное на скрытой двигательной активности, некий заменитель или аналог реального движения («действие в образах»). Согласно Уотсону, при мышлении скрыто работает вся телесная организация: можно сказать, что мы думаем и строим планы всем телом.

Стремясь выработать единую схему ответной деятельности любого живого организма на воздействие среды, Уотсон не мог не затронуть вопрос об индивидуальной и видовой специфике поведения, а в целом о соотношении приобретенного и унаследованного в выработке приспособительных поведенческих реакций. Он поставил перед собой задачу собрать точные сведения об особенностях приспособлений и вызывающих их стимулах. По его мнению, на основании этих знаний появится реальная возможность не только предсказывать поведенческие реакции любого уровня сложности (вплоть до социального), но и выработать универсальную схему произвольной регуляции поведения. С этой целью Уотсон изучал как ответные реакции групп, так и индивидуальные реакции каждого животного; устанавливал порядок появления и степеньсложности наследственно детерминированных приспособительных актов, начало приобретения навыков; выявлял соотношение генетических компонентов и стимулов естественной среды в общей детерминации поведения. Однако рассмотрение поведения животных и поведения человека в одной «плоскости», на основе одних законов механистической обусловленности привело к тому, что результаты опытов на белых крысах были экстраполированы Уотсоном на человеческое поведение. Человек, по его мнению, «представляет собой животное, отличающееся словесным поведением» (33. С. 305). Согласно Уотсону, поведение животных и человека подчинено одним и тем же законам; человек — это самоорганизующаяся «стимул-реактивная» машина, действиями которой можно управлять. Уотсон писал: «…бихевиоризм полагает стать лабораторией общества. Обстоятельство, затрудняющее работу бихевиориста, заключается в том, что стимулы, первоначально не вызывающие какой-либо реакции, могут впоследствии вызвать ее. Мы называем это процессом обусловливания (раньше это называли образованием привычек). Эта трудность заставила бихевиориста прибегнуть к генетическому методу. У новорожденного ребенка он наблюдает так называемую физиологическую систему рефлексов, или, лучше, врожденных реакций. Беря за основу весь инвентарь безусловных, незаученных реакций, он пытается превратить их в условные. При этом обнаруживается, что число сложных незаученных реакций, появляющихся после рождения или вскоре после него, относительно невелико. Это приводит к необходимости совершенно отвергнуть теорию инстинкта. Большинство сложных реакций, которые старые психологи называли инстинктами (ползание, лазание, опрятность, драка и др.), в настоящее время считаются надстроенными, или условными. Другими словами, бихевиорист не находит больше данных, которые подтверждали бы существование наследственных форм поведения, а также существование наследственных специальных способностей (музыкальных, худо жественных и т. д.). Он считает, что при наличии сравнительно немногочисленных врожденных реакций, которые приблизительно одинаковы у всех детей, и при условии овладения внешней и внутренней средой возможно направить формирование любого ребенка по строго определенному пути» (15. С. 99). Таким образом, манипулируя внешними раздражителями, можно «изготовить» человека любого склада, направив формирование молодого организма 'по строго определенному пути с заданными" обществом константами поведения, под которыми понимался: тот или иной набор двигательных реакций.

Постепенно в рамках бихевиоризма стали ' складыватьсяпредставления, которые во многом предопределили последующие изменения его основной теоретической концепции. Так,_ важное значение имели исследования, проведенные сподвижником Уотсона У. Хантером (1886—1954) и Карлом Спенсерож Лешли (1890—1958).

В 1913 г. Хантер разработал схему экспериментов по изучению отсроченных реакций: животному (обезьяне) показывали два ящика, в один из которых экспериментатор демонстративна опускал банан. Затем между животным и ящиками ставили ширму. Через несколько секунд ширму убирали и животное должно было определить, в каком ящике лежит банан, вспомнив действия экспериментатора. В результате этих опытов было; доказано, что животные способны не только к непосредственной реакции на стимул, но и к отсроченной реакции, когда в качестве стимула выступает памятный след предшествующих событий и ситуаций. Таким образом, была поставлена новая проблема: поведение основано на определенной переработке стимулав организме с учетом прошлого опыта взаимодействия организма со средой. Но здесь вставал и другой вопрос: почему тот или иной стимул оказывается важным для организма и его значение для животного сохраняется даже после того, как непосредственное воздействие стимула на организм закончилось?" Так, на передний план выдвигается проблема некой установки' (мотивации), предшествующей видимому поведению и отражающей готовность организма к восприятию определенных объектов (качеств) среды.

В центре научных интересов американского психолога и физиолога К. Лешли оказались функции мозга в связи с организацией поведенческих реакций. Много внимания Лешли уделял¹ исследованиям способности животных различать зрительные изображения, а также выяснению закономерностей пространственной ориентации крыс в условиях лабиринта. Он усомнился в правильности основного тезиса Уотсона, согласно которому поведение построено из разрозненных единиц — однозначных связей стимула с реакцией. По этим представлениям, мозг превращался в набор анатомически и функционально закрепленных рефлекторных дуг. Лешли экспериментально доказал несостоятельность жестких привязок наиболее сложных функций' мозга к специфическим анатомическим субстратам. Он предложил следующую схему опытов: у животных (обезьян) вырабатывали какой-либо навык, а затем удаляли различные части мозга, чтобы выявить структуры, ответственные за сохранениеи проявление этого навыка. В 1929 г. Лешли пришел к выводу, что мозг функционирует как целостное образование, его различные части эквипотенциальны (т. е. равноценны) и, следовательно, взаимозамещаемы. Таким образом, было выдвинуто положение о пластичности высших отделов головного мозга и функциональной многозначности его структур. Поведение стало пониматься как результат интегративной работы головного.мозга.

Все это демонстрировало несостоятельность традиционных лоложений бихевиоризма, невозможность описания поведения только посредством анализа наблюдаемых стимулов и реакций на них без рассмотрения центральных регулирующих механизмов. На преобразование первоначальной бихевиористской. доктрины существенно повлияли идеи гештальтпсихологии (см. 7.3), главные представители которой (Вертхеймер, Келлер, Левин и др.), спасаясь от нацизма, вынуждены были в 30—40-е годы покинуть фашистскую Германию и переехать в США.

Развернувшиеся научные дискуссии коснулись прежде всего основной проблемы бихевиоризма — научения. Представители классического направления склонялись к тому, что в основе научения лежит простая механика: для животного решающим. стимулом становится тот, который чаще других совпадает с успешным решением задачи, и эта связь упрочивается как вследствие повторения сочетания этого стимула с правильным ответом, так и в результате ослабления «неправильных связей». Другая группа исследователей («теоретики поля») составила ядро сформировавшегося в 30—40-е годы оппозиционного необихезиористского направления.

Сторонники необихевиоризма видели причину научения в том, что «положительное подкрепление» (натурально-эмоциональное по природе), получаемое в случае правильного решения задачи, инициирует ведущую потребность и таким образом способствует закреплению этой связи, в то время как «отрицательный опыт» приводит к блокированию соответствующих пробных связей.

Наиболее выдающимся представителем необихевиоризма был Эдуард Чейс Толмен (1886—1959). По Толмену, поведение (как связь с окружающей средой в целях приспособления) всегда осуществляется целым организмом. Толмен постулировал необходимость функционального подхода к поведению. Он утверждал, что поведение всегда целесообразно, так как направлено на достижение определенной цели, на будущее событие, •"предвосхищение", «ожидание» этого события. Как и представители гештальпсихологии, Толмен взял за основу целостность и целенаправленность поведения. Таким образом, в противовес «молекулярному» принципу поведения Уотсона (представителя классического бихевиоризма) Толмен выдвинул «молярный» «(целевой) принцип. В монографии «Целевое поведение животных и человека» (1932) он постулировал, что поведение, как молярный феномен, представляет собой целостный акт, харак;

теризующийся определенными свойствами. В качестве последних он выдвигает направленность на цель, понятливость, пластичность и селективность. Таким образом, единица поведенияэто целенаправленный поведенческий акт, в основе которого лежит двигательная активность (мускульные движения), организующаяся вокруг цели и направляемая познавательными и побудительными мотивами. «Поведение, рассматриваемое как молярное, — писал Толмен, — является целевым и когнитивным. Цели и познавательные моменты составляют его непосредственную основу и ткань. Несомненно, поведение зависит от лежащих в его основе многообразных физических и химических процессов, но в качестве основной его черты как поведения выступает его целевой и познавательный характер. Эти цели и познавательные моменты выступают с такой же очевидностью как:

… в поведении крысы, так и в поведении человека" (15^. С. 115). Признавая познавательные и побудительные мотивы; центральным (детерминирующим) звеном всей структуры поведения, Толмен, по сути, внес изменение в «святая святых» бихевиоризма— схему «стимул — реакция» (которую считал весьма упрощенной). Он поместил между составляющими этой пары чрезвычайно важную, по его мнению, переменную — мотив поведения (потребность, влечение, намерение, цель, значение ю т. д.), которое представляет собой психофизиологическое состояние организма, зависящее от наследственных факторов, индивидуальных физиологических особенностей, прошлого опытаи природы действующих стимулов. Толмен выдвинул положение о Том, что система внутренних (психофизиологических)^[1] процессов, развертывающихся под влиянием стимула, в значительной мере определяет направленность дальнейшего поведения. Присутствие этого компонента рефлекторной реакции приводит и к избирательности восприятия организмом среды: из общего фона вычленяются лишь те объекты, которые (по прошлому⁷ опыту) могут выступать в качестве средств для достижения цели. Надо сказать, что Толмен вынужден был прибегнуть к чисто психологическим (антропоморфическим в принципе) терминам при описании внутренних детерминант поведения животных. Это в полной мере отражало общую установку бихевиористов и необихевиористов, стирающих качественную грань между психикой человека и животных и не обращающих внимание на природу мозговых процесов, вызываемых стимулом.

Введенный Толменом когнитивный подход к пониманию поведения животных имел важное значение. На основании результатов собственных экспериментов по латентному научению, викарным пробам и ошибкам,^[1] опытов на поиск стимула, с гипотезами и с ориентацией в пространстве, в которых применялись самые разнообразные модификации лабиринтов, Толмену удалось показать, что животные способны получать информацию об организации пространства (лабиринта, экспериментальной камеры), даже не прибегая к видимому исследовательскому поведению. В 1948 г. им была сформулирована так называемая теория когнитивного научения: в процессе научения в мозге животного образуется что-то вроде карты, на которой пространственное расположение компонентов окружающей обстановки тесно связано с их «смысловыми» значениями для организма. Именно когнитивная карта определяет направленность поведения животного при решении актуальной задачи. Однако, несмотря на то, что Толмен считал поведение животных целенаправленным, он отрицал роль психического образа цели как движущей силы и регулятора поведения. В процессе освоения организмом среды «объем» исходной когнитивной карты постепенно расширяется, вбирая в себя весь спектр изменений окружающей обстановки. В связи с этим Толмен достаточно подробно исследовал феномен «латентного» (скрытого) научения.

Концепция когнитивных карт получила широкое распространение в дальнейших исследованиях механизмов поведения в сложных пространственных условиях. Для изучения закономерностей когнитивного картирования стали применять многолучевой (например, 12-лучевой) радиальный лабиринт. Оказалось, что животные способны (даже в таких сложных, «вероятностных» условиях среды) запомнить, в каком из лучей лабиринта находится пища и найти путь к нему независимо от стартовой позиции. При этом были выявлены определенные закономерности пространственной ориентации животных, получившие «название стратегий поведения, или гипотез. Выделены три основные стратегии решения животными задач пространственной ориентации, каждая из них опирается на свой ведущий формообразующий фактор. Так, две стратегии были названы стратегиями места (аллоцентрическими), основанными на пространственной топологии среды (использование когнитивных карт местности и поиск опорных внешних ориентиров). Третья — стратегия ответа (эгоцентрическая) основана на отношении между элементами пространства и положением (или перемещением) животного в этом пространстве, что ведет к выработке лоследовательности собственных двигательных реакций. Однако в целостном поведении животного проявляется теснейшая взаимосвязь трех стратегий, постоянно сменяющих друг друга ъ контексте решения поведенческой задачи.

К лагерю необихевиористов принадлежал и американский психолог Кларк Леонард Халл (1884—1952), внесший значительный вклад в развитие науки о поведении. Как и Толмен, Халл не согласен с основной схемой бихевиоризма «стимул —.

реакция" и поддерживает вариант «стимул — организм — реакция». При этом среднее звено (т. е. организм) отражает «промежуточные переменные» — реальные психофизиологические процессы. Основной внутренней детерминантой активного поведения Халл считал потребность. Чем сильнее потребность, тем более выражена ответная реакция организма. Поведение зависит поэтому от характера потребности, его вызвавшей. В результате положительного подкрепления совершаемых действий происходят ослабление («редукция») потребности и упрочение новых связей. Это и является, по мнению Халла, основным принципом регуляции поведения.

Используя математический подход к описанию поведения, Халл пытался разработать дедуктивно-математическую теорию научения, согласно которой сложные формы поведения выводятся йз элементарного навыка, как некой исходной величины.

Наряду с целым рядом новых и интересных проблем, поставленных необихевиоризмом, продолжает развиваться и старое, собственно бихевиористическое направление. Идеи бихевиоризма нашли отражение в работах американского психолога Берреса Фредерикса Скиннера. Основываясь на экспериментальных исследованиях в анализе поведения животных, Скиннер пришел к выводу о существовании трех видов (типов) поведения, отражающих его реактивный и активный характер. Так, он выделял респондентное, или ответное поведение (безусловнорефлекторное и условнорефлекторное), особенностью которого является пассивно-отражательный характер реакций организма, и оперантное поведение, строящееся на основе активных проб (слепых, хаотических, закрепляющихся только в случае случайного подкрепления), инициируемых самим организмом. Из совокупности всех этих видов складывается целостный репертуар поведения организма.

Опираясь на учение об условных рефлексах, Скиннер в 30-х годах выдвинул концепцию оперантного обусловливания. Согласно его представлениям, организм приобретает новый опыт взаимодействия со средой благодаря тому, что сам подкрепляет свои реакции. Поэтому поведение живых организмов полностью определяется последствиями, к которым оно приводит. Несмотря на то, что концепция оперантного обусловливания сложилась под влиянием учения И. П. Павлова, Скиннер трактовал условный рефлекс не как реальный акт жизнедеятельности и механизм поведения, а лишь как реакцию, производную от условий и процедуры эксперимента, т. е. зависящую от деятельности экспериментатора.

Сначала Скиннер изучал оперантное поведение на животных. Он предложил ряд оригинальных методик и приборов, позволяющих обнаружить и зарегистрировать особенности поведенческих реакций, подчас скрытые от взгляда исследователя.

Так, им был изобретен экспериментальный ящик (так называемый скиннеровский ящик), в котором подопытное животное получало подкрепление (положительное или отрицательное) после того, как совершало какую-либо операцию (например, нажимало на рычаг). Сила и частота движений (операций) животного регистрировались с помощью самописца, и при анализе каждое движение рассматривалось как единица операитной реакции. Скиннер разработал различные модификации этого устройства, что значительно расширило возможности эксперимента.

Важно подчеркнуть следующую существенную деталь предложенной Скиннером концепции олерантного обусловливания. Если в традиционной павловской теории условных рефлексов предполагалось, что именно стимул (условный или безусловный раздражитель) вызывает прямую ответную реакцию, организма и, следовательно, представляется единственным детерминирующим фактором поведения, то Скиннер обращает внимание на вторую составляющую бихевиористской схемы — двигательную реакцию. По его мнению, ответная реакция организма, сопровождающаяся подкреплением или неподкреплением совершенного действия, может коренным образом влиять на все последующее поведение, определяя отбор и модификацию мышечных движений. Таким образом, возникает еще одна важная проблема: роль обратной связи в построении форм реакций.

Скиннер — последователь Уотсона — отстаивал. тезис об идентичности механизмов поведения животных и человека. Как и многие другие бихевиористы, он был приверженцем идеи управления поведением. В 50—60-х годах Скиннер стал инициатором широкого внедрения системы программированного обучения, в основе которой лежали разработанные им методы оперантного научения с использованием принципа обратной связи.

• [1] Термин «викарные пробы и ошибки» был предложен в 1939 г. американским ученым Мюнцингером для обозначения нерешительного поведения1с попеременными возвращениями то в одни участки лабиринта, то в другие, при котором у крыс наблюдается «увлечение» выбором, прежде чем’они реально будут следовать по тому или иному пути.
• [2] Термин «викарные пробы и ошибки» был предложен в 1939 г. американским ученым Мюнцингером для обозначения нерешительного поведения1с попеременными возвращениями то в одни участки лабиринта, то в другие, при котором у крыс наблюдается «увлечение» выбором, прежде чем’они реально будут следовать по тому или иному пути.