Диалектика развития характера

Центральные герои произведений Толстого особенно полно воплощают в себе положения его теории характера. Они внутренне контрастны и динамичны, испытывают ряд существенных преображений на протяжении событий сюжета. Таковы, например, в «Войне и мире» Пьер Безухов, Андрей Болконский, Наташа Ростова.

Однако те же самые принципы характерологии дают себя знать на ограниченных, сжатых пространствах повествования, притом в персонажах, не занимающих сколько-нибудь значительного места ни в фабуле, ни в сюжете. Штабс-капитан Тушин как действующее лицо появляется единственный раз в сценах Шенграбенского сражения. Однако он воплощает в себе проблему, которая особенно волновала Толстого, — человек на войне.

Ради краткости изложения выделим ее в небольшую схему с извлечениями из текста.

Тушин на батарее.

(том первый, часть I, главы: XV, XVI—XVII, XX—XXI).

Контрастность характера

Проявляется в подчеркнуто будничном, «сниженном» изображении персонажа, между тем как им совершается в полном смысле слова героический поступок.

В преддверии боя.

…обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), и в одних чулках, встал перед вошедшими…

Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами…

Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что-то особенное, совершенно нс военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное…

В бою.

Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, споткнувшись на хобот, выбежал вперед… выглядывая из-под маленькой ручки… закричал тоненьким голоском, которому он старался придать молодцеватость… пропищал он…

Робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а гак, как благословляют священники…

Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями…

…находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека…

…со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза…

После боя.

На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из-за спин генералов… сконфуженный, как и всегда, при виде начальства…

Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялись.

Итак, ясна отчетливо выраженная инвариантность, неизменность повторения одной и той же доминирующей черты при изображении героя в разных эпизодах действия.

Умберто Эко в лекциях, прочитанных в 1994 г. в Гарвардском университете («Шесть прогулок в литературных лесах»), остроумно на ряде примеров демонстрирует искусство замедления сюжета у Мандзони и Пруста: первый в описании нескольких опасных шагов своего героя набрасывает едва ли не картину сотворения мира, причем географические параметры заимствует у реальных мест; второй процесс засыпания и перевертывания с боку на бок растягивает на 30 страниц текста.

Толстой делает прямо противоположное. Изображение событий, которые позволяют русской армии в самый последний момент вырваться из смертельной западни, подготовленной для нее Наполеоном, занимает у него несколько кратких эпизодов, притом с центральным героем в них подчеркнуто «негероического» плана. Эта доминирующая черта действующего лица остается неизменной и статичной, но меняется его состояние, проходя полный круг диалектического становления (рис. 3).