Освоение личностного мира

Психоаналитику приходится сталкиваться с тем, что у пациента нарушено его переживание. Это общее состояние человека, у которого нарушено как его собственное переживание, так и переживание другого. Причем образовавшееся опустошение оказывается покрыто ложным сознанием, различного рода мистификациями, скрывающими разорванность тела, разума и духа, когда человека становится полубезумным существом в сумасшедшем мире. При этом люди действительно разрушают себя различными способами, в том числе и насилием, скрывающимся под маской любви. И это начинается с детства, когда взрослые превращают детей в слабоумных с высоким коэффициентом интеллекта.

С момента рождения ребенок каменного века сталкивается с матерью современного века и подвергается насилию, называемому любовью, как до него подверглись его отец и мать, а до них родители их родителей. «Это насилие в основном направлено на разрушение его потенциальных возможностей. Это предприятие в целом успешно. Ко времени, когда новому человеческому существу исполняется пятнадцать лет, оно уже похоже на нас. Полубезумное существо, более или менее приспособленное к сумасшедшему миру. В наш век это норма» .

Рассматривая воздействие семьи, школы и социальных институтов на разрушение человеческой природы, Лэинг пришел к выводу, что в результате всевозможных мистификаций человек оказывается в мире общественных галлюцинаций, называемых реальностью, а то, что принято называть душевным здоровьем, на самом деле является условным безумием. Подобное положение ведет к тому, что специалисты в области психиатрии и психоанализа называют шизофрениками тех, кто потерпел неудачу в процессе приспособления к тому, что называют реальностью. В то время как шизофрения является, по мнению Лэинга, ярлыком, наклеиваемым одними людьми на других в ситуациях, где происходит межличностное разъединение.

Шизофреник — это человек, обладающий такими переживаниями или действующий таким образом, которые с точки зрения его родственников и других людей, включая психиатров, кажутся им странными, причудливыми, непостижимыми. Поэтому любой случай шизофрении должен рассматриваться путем исследования не одного предполагаемого больного, а всего социального контекста.

Принято считать, что неприспособленность человека к обществу является признаком шизофрении. Но можно посмотреть на это иначе. Возможно, само общество стало настолько плохо функционирующим, что некоторые люди стараются защитить себя от него всеми доступными средствами, включая проекцию, интроекцию, расщепление. Ведь социальная приспособляемость к плохо функционирующему обществу может оказаться чрезвычайно опасной, в результате чего те, кого принято считать здоровыми, в действительности могут представлять значительную опасность для окружающих их людей и для мира в целом. «В совершенстве приспособленный пилот бомбардировщика может представлять собой большую угрозу человеческому роду, чем госпитализированный шизофреник с манией, что внутри у него находится бомба» .

По Лэингу, шизофрения — это не столько состояние, сколько ярлык, обусловленный социальным фактом, политическим событием. То, что диагностируется как шизофренция и лечится в психиатрических клиниках, является поведенческим выражением определенной драмы переживания. Однако эта драма воспринимается медиками в искаженном виде, а их терапевтические усилия еще больше искажают ее.

Многие психоаналитики полагают, что шизофренические переживания нереальны и не обоснованны. Они пытаются найти в них смысл только тогда, когда начинают их истолковывать. При этом они исходят из того, что без соответствующей интерпретации пациент остается в мире самообмана и заблуждений. Но такая позиция психоаналитиков, особенно психиатров, не способствует пониманию внутреннего мира шизофреника и его истинных переживаний. Более того, в отношении внутреннего мира психоаналитики и психиатры могут больше научиться у шизофреников, чем вторые у первых.

Нередко переживания человека расщепляются на два мира — внутренний и внешний. Многие люди путают эти два мира и теряют способность действенно функционировать при обычных отношениях. Погружение в социально обусловленный мир, во внешнее пространство и время расценивается как нормальное и здоровое. Погружение в личностный мир, во внутреннее пространство и время чаще всего рассматривается как патологическое, болезненное. Однако процесс вхождения в один мир из другого и возвращение из него так же естественен, как смерть, роды и рождение. Поэтому для человека важно и существенно совершать подобные путешествия. Другое дело, что незнакомая территория внутреннего пространства и времени приводит многих людей в испуг и смятение, заставляет хвататься за химеры и скрывать свое переживание посредством проекций, т. е.

введение

м внешних категорий во внутренние.

Современный человек стремится к управлению внешним миром и редко обращается к внутреннему миру, который предается забвению. С точки зрения накапливаемых знаний о внешнем мире человечество достигло значительного прогресса. Но с точки зрения внутреннего мира и единства внутреннего и внешнего вряд ли можно говорить о каком-либо прогрессе. Скорее, напротив, знания о сфере воображения, фантазий, сновидений, медитативных состояний, составляющие основу внутреннего мира, не только оставляют желать лучшего, но и оказываются более ущербными, чем интуитивные догадки наших предков.

Подчеркивая важность освоения внутреннего, личностного мира, Лэинг считал, что для того, чтобы не заблудиться на незнакомой территории, предпринимающий путешествие человек должен идти с проводником, который уже побывал в этом мире. Поэтому вместо клиник душевнобольных, напоминающих ремонтный завод, необходимо создать такое сообщество, где люди могли бы продвинуться дальше во внутреннее пространство и время, а затем вернуться назад. Вместо психиатрического обследования и диагностирования, являющихся церемонией деградации, необходима церемония инициации, через которую при общественном одобрении могли бы погрузиться во внутреннее пространство и время те, кто готов совершить подобное путешествие, с тем, чтобы вернуться назад с помощью уже побывавших там. Такое путешествие рассматривалось Лэингом не в качестве того, от чего следует излечиться, а, напротив, как естественный и верный способ лечения отвратительного состояния отчуждения, называемого нормальностью.

В конечном счете Лэинг исходил из того, что следует аннулировать клинико-медицинские категории понимания шизофрении, сумасшествия, безумия. Ведь сумасшествие — это не всегда разрыв. Оно может стать прорывом, потенциальным освобождением и обновлением. Непонимание этого ведет к тому, что психотерапевт оказывается в роли слепца, ведущего наполовину слепого. Поэтому клинический подход к психическому здоровью и безумию должен уступить место подходу, являющемуся экзистенциальным и социальным. Во всяком случае, если аналитики смогут лучше понять психические расстройства с экзистенциально-социальной точки зрения, то тем самым они окажутся способны более адекватно увидеть те общие проблемы, с которыми приходится иметь дело современному человеку.