Эксперты как участники взаимодействия

Подход к вопросу анализа взаимодействия с участием посредников в лице экспертов был разработан видным немецким ученым Ю. Хабермасом, который предложил три модели анализа:

• • модель, связанная с решением;
• • технократическая модель;
• • прагматическая модель.

Первая модель основана на веберовском различии между ученым и политиком. Политик обращается к ученому для освящения своего решения. Знание, произведенное экспертом, подчинено власти решения политика. Это означает, что политик может учитывать, а может и не учитывать результаты экспертизы, произведенной по его же собственному обращению.

Взаимодействие экспертизы и публичного решения представляет собой своеобразный идеальным тип, который обладает следующими характеристиками:

" Обладатель мандата, который также является лицом, принимающим решения, наделен собственными компетенцией и ответственностью в области действия; миссия эксперта берет начало в другом, как бы отделенном пространстве — пространстве знания, предназначение которого заключается в технической диагностике по факту; ситуация экспертизы определяется как процесс решения, предполагающий арбитраж, для осуществления которого техническая миссия рассматривается как предварительная, и она рассматривается как информативная" .

Автономия политики по отношению к экспертизе достаточно велика. Природа экспертизы является технической. И она призвана производить некую совокупность данных, нацеленных на уменьшение неопределенности в осмыслении фактов политической реальности для принятия решения. Эксперт привносит в политику элементы знания технической природы, которые вооружают информацией политических акторов. Эти последние, как известно, определяют политические цели. Экспертиза, значит, способствует определению рамки политического действия, которые лица, принимающие решения, могут преодолевать.

Вторая модель — технократическая модель — является противоположной первой. Она характеризуется первенством экспертов перед политическими акторами. В соответствии с этой моделью решения политических акторов принимаются на основе мнения экспертов, основанного на их технической компетенции и научных знаниях. В то время как в модели решения, о чем речь шла выше, экспертиза находится в подчинении политики, в технократической модели, наоборот, политика находится в подчинении экспертизы. Именно экспертиза наделена в данной модели «институирующим» началом: она выстраивает проблему в соответствие с объектами действия, определяет нормы вмешательства и осуществляет выбор ценностей. «Институирующий эксперт», значит, существенно отличается от «эксперта, наделенного мандатом», который соответствует первой модели взаимодействия, по Хабермасу.

Технократическая модель взаимодействия отвечает конфигурациям публичного действия или группе экспертов (реже — одному эксперту), которые монополизируют знания и технические компетенции в области публичной политики. Именно это позволяет экспертам играть первостепенную роль на уровне решения. Такая конфигурация встречается, в частности, в том случае, когда экспертиза становится централизованным ресурсом государства. Технократическая модель в наши дни получает распространение при реализации международных проектов.

Существование так называемого «Вашингтонского консенсуса» среди экономических экспертов, работающих в международных экономических институтах, вписывается в значительной мере в указанную модель.

Данная метафора была введена в оборот американским экономистом Джоном Уильямсоном в 1989 г. Она представляет собой некий свод правил экономической политики для стран Латинской Америки в условиях финансового кризиса. Эта метафора связана с деятельностью Бреттон-Вудских институтов (Всемирный банк и Международный валютный фонд), находящихся в Вашингтоне, которые руководствуются идеями неолиберализма. Эти идеи, как известно, нацелены на уменьшение публичных расходов, на усиление влияния рынка и частного сектора в экономике, либерализацию обменов и движение капиталов, а также использование валютного регулирования.

Выражение «Вашингтонский консенсус», конечно же, акцентирует внимание на прочность и широту консенсуса. Дело в том, что сам по себе консенсус неразрывно связан с воздействием тех социальных последствий, которые вытекают из реального осуществления навязываемых либеральных мер. Не удивительно, что в последние годы, например Всемирный банк, стал обращать пристальное внимание на вопросы социальной зашиты, что в прежние годы просто не учитывалось.

Вашингтонский консенсус

Данное понятие включает в себя набор из 10 рекомендаций:

• 1. Поддержание фискальной дисциплины (минимальный дефицит бюджета).
• 2. Приоритетность здравоохранения, образования и инфраструктуры среди государственных расходов.
• 3. Снижение предельных ставок налогов.
• 4. Либерализация финансовых рынков для поддержания реальной 1 ставки по кредитам на невысоком, но все же положительном уровне.
• 5. Свободный обменных курс национальной валюты.
• 6. Либерализация внешней торговли (в основном за счет снижения ставок импортных пошлин).
• 7. Снижение ограничений для прямых инвестиций.
• 8. Приватизация.
• 9. Дерегулирование экономики.
• 10. Защита прав собственности.

В более широком смысле термин «Вашингтонский консенсус» используется для характеристики ряда мер (не обязательно из вышеуказанного списка), направленных на усиление роли рыночных сил и снижение роли государственного сектора.

В ряде публикаций утверждается, что Россия в 1990;е гг. следовала рекомендациям «Вашингтонского консенсуса», однако в действительности это не так, поскольку указанные рекомендации не выполнялись в части фискальной дисциплины, снижения налогов, дерегулирования и защиты прав собственности. Экономическая политика стран Восточной Европы и Балтии, была ближе к Вашингтонскому консенсусу, чем действия российских властей.

Нужно сказать, что в последнее время институты Бреттон-Вудса подвергаются серьезной критике за то, что они оказываются неспособными учитывать новый мировой экономический контекст. Как оказалось, решения международных институтов оказываются малоэффективными. С их помощью мало что удается в разрешении сложных вопросов бедности, преодоления разрыва между богатыми и бедными странами, что вызывает серьезную критику альтермондиалистов, например.

Данная констатация повышает актуальность так называемой третьей модели Хабермаса — прагматической модели.

Эта модель связана с трактовкой посреднической модели поведения экспертов. В рамках этой модели экспертиза активно используется в публичных дебатах. Именно экспертиза вводит в оборот третью категорию акторов — граждан, которые, благодаря экспертизе, участвуют в формулировании ставок и в осуждении всего комплекса вопросов публичного действия и публичной политики. Политическое решение в таком случае воспринимается как результат коллективного обсуждения, в том числе граждан, а эксперты выполняют роль активного посредника между гражданами и политическими акторами.

В таком подходе публичная политика получает отчетливо выраженный плюралистический характер, в то время как технократическая модель характеризуется конфигурацией двойной монополии (экспертизы и решения). Роль экспертов определяется оглашением публичной политики в соответствии с тремя основными моделями:

• • демонстрация новых ставок публичного действия;
• • организация обсуждения этих ставок;
• • широкое распространение результатов экспертизы.

Первая особенность связана с растущей неопределенностью некоторых областей публичной политики, в частности тех из них, что получили наименование «новые риски»: новые санитарные риски (СПИД, болезни nosocomiales и др.), новые продовольственные и климатические риски, новые риски, исходящие от окружения (автомобильные выбросы, мобильные телефоны…) и т. д. Применительно к рискам, о которых идее речь, посредники из числа экспертов участвуют в построении и формулировании проблем и их включении в политическую повестку.

Вторая особенность связана с формированием новых форумов публичной политик, такими, например, как комиссии, комитеты, советы и т. д. Эти форумы вписываются в новый тип экспертизы — экспертизы консенсуса. Данную экспертизу отличают от экспертизы обслуживания (модель решения) и технократической (монополистическая или институциональная) экспертизы два элемента.

Прежде всего,.

" специалисты в ней являются лишь элементом более широкой экспертизы, которая включает других акторов, а через них получает сведения, выходящие за пределы технической компетенции: избранники, руководители администраций, промышленности и даже представители пользователей, потребителей и т. д." .

Прагматический аспект экспертизы консенсуса являет собой открытую экспертизу, основанную на диверсификации компетенций и используемых знаний для принятия политического решения. Форумы могут определяться как явления гибридные в силу разнородности знаний, компетенций, ресурсов и интересов, которые эти форумы охватывают. Можно даже говорить, что экспертиза становится коллективной и коллегиальной в силу участия в ней разных акторов.

И здесь уместно сказать и о втором элементе, отличающем такую экспертизу. Речь идет о.

" процедурной организации, построенной одновременно на конфронтации и согласии между акторами, обладающими различной компетенцией. Комиссия является инстанцией обсуждения и переговоров между этими акторами, нацеленными на достижение консенсуса в их позиции" .

Отсюда вытекают два следствия: с одной стороны, происходит гибридизаций ролей тех экспертов, которые не являются специалистами, но которые являются такими посредниками, которые призваны производить разделяемый всеми смысл и обеспечивать достижение компромисса между расходящимися интересами, а с другой стороны, проявляется растущая процедурализация экспертизы, которая строится на трех принципах:

• • противоречивость (конфронтация между знаниями и интересами);
• • транспарентность (публичность экспертизы);
• • взаимозависимость экспертов.

При такой постановке вопроса эксперты обретают центральную роль в достижении компромисса между различными знаниями, акторами и процедурами. И этот компромисс призван устанавливать приемлемые для всех публичные нормы.

Нужно сказать, что такая посредническая роль экспертов вписывается в общую тенденцию развития публичной политики. Речь в данном случае идет о делегировании ответственности политических акторов другим акторам публичной политики. Это сопровождается динамикой экстернализации экспертизы. Эта динамика получает выражение:

• • в растущем использовании так называемых внешних акторов по отношению к администрации (например, частные консультанты);
• • в финансировании и осуществлении проектов публичного действия инстанциями, являющимися внешними для государства.

Использование возможностей экстернализации может вести, как отмечают некоторые специалисты, к деполитизации проблем. А это позволяет предвосхищать политические конфликты. При этом «политический конфликт, перемещаясь, позволяет каждому из действующих лиц сохранить лицо». В силу этого, на фоне ослабления роли политических акторов усиливается роль экспертов в современном публичном действии.

Нужно сказать, что политические акторы во все в большей степени в наши дни нуждаются в проведении экспертиз. Это особенно характерно для так называемых неэтатических акторов, и в частности, групп интересов. Получают развитие и так называемые контрэкспертизы, в частности по вопросам ставок по социальным проблемам или по проблемам окружающей среды.

Приведем пример Франции. В 1976 г. здесь была создана научная группа по вопросам информации в области ядерной энергетики. Эта группа включала в себя ученых, представителей профсоюзов и экологов. В ответ на это была организована контрэкспертиза в лице университетских лабораторий, независимых исследовательских центров по энергетическим вопросам.

Позднее, в конце 1990;х гг., стала осуществляться экономическая контр-экспертиза вокруг ассоциаций АТТАК и фонд Коперника, которая сочетается с протестной социальной мобилизацией в отношении неолиберальной экономической и социальной политики. Понятно, что развитие форм контрэкспертизы ведет к плюрализации экспертизы и усилению дискуссий по вопросам публичного действия.

Третья особенность растущего публичного характера экспертизы заключается в том, что результаты экспертизы получают широкое освещение в обществе, в частности, в СМИ и сетях Интернета. Происходит в итоге рост социализации знания, что сближает научное пространство с другими социальными полями. Поле науки все более сближается с политико-административными полями. Об этом свидетельствует пример «новых географов» во Франции.

Поясним. В 1970;е гг. во Франции стал использоваться новый подход географии на основе идеи о территориях, пространство которых структурируется под влиянием экономики и демографии. Эту новую парадигму стали называть «социотерриториальной», которая опирается на количественные методы и конкретизируется картографией, которая преобразует статистические данные в пространственных схемах. Сторонники такого подхода («новая география») опирались на три типа позиций:

• • научные позиции (посты в университетах и исследовательских центрах, публикации в журналах и т. д.);
• • административные и политические позиции (научные комитеты и комиссии, административные посты в министерствах и т. д.);
• • позиции консультантов (создание советов по обустройству территорий, вооружающих картографированными статистическими данными).

Эти позиции получили совокупное воплощение в фигуре Роже Брюне, который являлся директором исследований в Национальном центре научных исследований Франции, основателем журнала «Географическое пространство», членом кабинета министерства Научных исследований с 1981 по 1984 гг., директором исследовательской сети, созданной в 1984 г., которая объединяла университетские лаборатории, территориальные коллективы и министерства. Все это создавало самые благоприятные условия для установления неформальных связей между учеными и административными акторами, что открывало большие возможности для решения задач обустройства территорий, начиная с 1980;х гг.

Эксперты, как показывает политическая практика демократических стран, являются связующим звеном между академическим пространством и политико-административной средой, а также между различными уровнями публичного действия.