Притчи Эзопа. 
История древнерусской литературы

В XVII в. произошло знакомство русского читателя с книгой " Притчи, или Баснословие, Езона Фриги" , первый перевод которой был выполнен в 1607 г. в Москве толмачом Посольского приказа Федором Гозвинским. Оригиналом послужило одно из поздних изданий сборника древнегреческих басен, опубликованного в Милане в 1479—1480 гг. итальянским гуманистом Боном Аккурсием. Книгу открывало «Житие» Эзопа, а завершало теоретическое рассуждение о басне как особом жанре светской литературы, отличном от религиозной притчи. Несмотря на враждебное отношение к басням Эзопа со стороны служителей культа, перевод Гозвинского привлек к себе внимание читателей и только на протяжении XVII в. претерпел несколько редакционных правок с целью приблизить текст к художественным вкусам русской аудитории.

Басни Эзопа в переводе Гозвинского напоминают «конспекты» сюжетов: повествование в них предельно лаконично, избавлено от детализации и описаний, живых интонаций прямой речи и риторических фигур. Обычно басня состоит из аллегорического рассказа и его толкования. Двухчастную структуру имеет, например, басня «О лв? и о жаб?» :

" Левъ н? когда услыша жабу, з? ло вопиющу, возвратися ко гласу, разум? я: великое н? кое животно быти. Пождав же мало, яко вид? ю, исходящу от езера, пришел левъ, наступивъ, удави ю.

Толкование: притча являетъ, яко не подобаетъ прежде вид? ния слухомъ сам? мъ смущатися" .

Древнерусский читатель оказался подготовлен к восприятию басенного иносказания в силу его знакомства с евангельскими притчами, речами-загадками героев сказок и житий (повести о Варлааме и Иоасафе, Петре и Февронии Муромских), «меткими речениями» в сборниках типа «Пчелы», символическими толкованиями образов животного мира в «Физиологе». Для средневекового мышления вообще было свойственно во всем искать внутренний, сокровенный смысл. Переводная басня быстро завоевала русского читателя, однако долго именовалась «притчей» — это подчеркивало литературную преемственность и указывало на «серьезность» жанра, проблемно-тематические границы которого были резко расширены. Помимо традиционных «душеполезных» назиданий: не предаваться скорби («О рыболовах и о камени»), нс стяжать земных богатств («О гус? хъ и о жеравл? хъ») и т. п., басня учила выбирать в начальники сильных и премудрых («О пав? и о галк?»), помнить о том, что победивший великих, может быть низложен малыми («О комар? и о льв?»). Басня поднимала проблемы эстетики, рассказывая, как «ластовица с вороною о красот? пряхуся», и доказывала, что «кр?пость плоти лутчи есть благол? пия», ибо красота ласточки лишь «въ весненое время процв? таетъ», а вороны «и зиму удобь претерп? ваетъ» .

Федор Гозвинский в " Стихах, или Виршах, на Езопа" , предваряющих басни, сформулировал основные признаки жанра: «неукрашенность» и одновременно изящество стиля, изображение «зв?рских нравов», под маской которых скрываются «челов?ческие справы», «смеховая» природа басни и сс нравоучительная направленность. Для переводчика басня — «полезный» жанр литературы, воспитывающий ум и сердце читателя. Не случайно расцвет русского басенного искусства приходится на эпоху русского Просвещения, и представлен именами В. К. Тредиаковского, А. П. Сумарокова, И. И. Хемницера, И. И. Дмитриева, И. А. Крылова.

* * *

Таким образом, русская литература усваивала чужое не бездумно: она вела строгий отбор произведений, соотнося их содержание и форму с национальными традициями. Переводные тексты подвергались русификации и становились неотъемлемой частью книжного репертуара. Процесс развития литературы определяло не только мощное влияние западноевропейской культуры, но и активное освоение русскими писателями XVII в. наследия отечественного фольклора.