Проблема модернизации. 
Социология

Понятие модернизации обычно используется в двух смыслах: во-первых, оно означает процесс превращения традиционного общества в общество индустриальное, или современное, во-вторых, оно указывает на усилия слаборазвитых стран догнать ведущие, наиболее развитые страны, сосуществующие с ними в одном историческом времени. Очевидно, что подобное понимание модернизации лежит в русле теории современности эволюционистского направления, о которой было сказано выше. Ее исходными идеологическими постулатами являются, во-первых, признание капитализма в качестве естественного общественного строя, и во-вгорых, провозглашение исторической неизбежности для большинства стран мира пройти путь, уже пройденный развитыми капиталистическими странами, подтягивание одних народов к уровню других, продвинувшихся в силу тех или иных причин далее по восходящей линии развития.

Теория модернизации стала популярной в западной социологии после второй мировой войны, когда в результате освобождения колоний, встала проблема взаимодействия Запада с освободившимися странами (так называемыми странами «третьего мира»), при этом предполагалось, что ориентиром развития последних станет экономическая модель западных стран.

«Концепция модернизации исходит из того, что экономический и технологический прогресс порождают предсказуемые социальные и политические изменения. Однако опыт последних десятилетий показывает, что экономическое развитие связано с изменениями в человеческой вере и мотивации, имеющими важные последствия. Меняются роль религии, мотивация к труду, уровень рождаемости, гендерные роли и сексуальные нормы. Появляется массовый спрос на демократические институты и ответственное поведение элит, который делает появление демократии более вероятным».

Р. Инглхарт «Модернизация и демократия».

Для обозначения процессов модернизации в странах «второго эшелона», т. е. идущих вслед за более развитыми, был введен термин «запаздывающая модернизация». Однако, как отмечала российский социолог Н. Наумова, все модернизации, кроме одной — в стране, которая всех обогнала, — запаздыва;

ющие. Они идут вдогонку за кем-то, за каким-то образцом, за сформировавшимися в другой стране, в другой культуре целями, средствами, нравами, стилем жизни. В этом смысле все они искусственны, в отличие от первой — в Англии, которая была естественной, как долго вызревавший продукт развития общества.

В своем развитии теория модернизации пережила ряд методологических кризисов и тупиков. В первом своем варианте в ней вообще не учитывались внутренние культурные механизмы развития. Культура конкретного общества интерпретировалась как потенциальная историческая помеха модернизации. Более поздние версии, связанные с концепцией запаздывающей модернизации, уделяли проблеме развития ценностно-мотивационных структур больше внимания. Подчеркивалась важность такого феномена, как «непроницаемость» древних и давно сложившихся культур, устойчивость ценностного ядра любой культуры. Отмечалась оптимальность смешанных, традиционно-модернизированных культур. Однако методология, основанная на убеждении, что существует некий магистральный путь истории, оставалась действующей. Этим магистральным путем оказывается индивидуалистическая западная цивилизация с ее подчинением человека безличным силам рынка.

Вместе с тем многие утверждения этой теории противоречили очевидным историческим фактам и были теоретически неубедительны. Отмечалось, что попытки модернизировать общество чаще всего не приводят к обещанным результатам. Нищету во многих отсталых странах преодолеть не удавалось, более того ее масштабы даже увеличивались. Не только не исчезли, но и широко распространились авторитарные и диктаторские режимы, обычным явлением стали региональные войны, возникли новые формы религиозного фундаментализма, национализма, регионализма. Наблюдались негативные побочные эффекты модернизации. Уничтожение традиционных институтов и жизненных укладов нередко влекло за собой социальную дезорганизацию, хаос, аномию, рост девиантного поведения и преступности. В теоретическом плане основной критике подвергалась линейная модель развития, лежащая в основе теории модернизации.

Все эти причины побудили к серьезному критическому пересмотру базовых положений этой теории. Пересмотру, но не отказу от нее, поскольку основная исследуемая социологическая проблема, а именно проблема способа существования в меняющейся социальной среде как ключевая проблема современности и в этом смысле проблема перехода к современности оставалась актуальной.

В результате появилась концепция неомодернизации, в которой были пересмотрены ряд положений прежней теории. Так:

• • вместо единой универсальной модели современности, которую в качестве образца должны брать на вооружение «отсталые» общества, была введена идея «движущих эпицентров современности», а также понятие «образцовые общества», без привязывания к конкретным социальным системам;
• • на смену представления об унифицированном процессе модернизации разрабатывается взгляд о том, что модернизация — это разнообразный многоликий процесс, се темпы, ритмы, последствия в различных областях социальной жизни различны;
• • если прежде эффективность модернизации выводилась почти исключительно из экономического роста, то теперь указывается на важную роль ценностей, отношений, символических смыслов и культурных кодов. Понятие «современная личность» не рассматривается как символ желаемого эффекта процесса модернизации, а признается, скорее, условием экономического старта;
• • признается, что местные традиции могут таить в себе важный модернизационный потенциал, который необходимо выявлять и брать на вооружение для дальнейших преобразований;
• • главными агентами модернизации рассматриваются не политическая элита, а массовое стремление граждан изменить условия своего существования.

Таким образом, теория неомодернизации в значительно меньшей степени, чем прежние представления о модернизации, содержит идеологический подтекст.

Пересмотренная теория модернизации становится методологической базой исследования переходных процессов (или, как иногда говорят, трансформирующихся обществ).

Все страны, даже самые развитые, так или иначе, находятся в процессе перманентных социальных изменений. Одни переходят от доиндустриального типа к индустриальному, другие от постиндустриального и посткапиталистического к информативному, постмодернистскому.

Вместе с тем многие проблемы трансформации остаются не вполне проясненнными. Одной из них является проблема целей трансформирующихся обществ на глобальном уровне, другая связана с отношением между целями и средствами, с помощью которых осуществляется данная трансформация. Важнейшим вопросом является рассмотрение процесса адаптации личности в условиях неэффективности привычных способов ориентации в окружающей среде, распада социальных общностей, являвшихся основой для самоидентификации. Все эти вопросы требуют серьезного теоретического осмысления.

Анализируя особенности модернизации в России и в целом тип Российской цивилизации, Н. Наумова ввела понятие рецидивирующей модернизации. По ее мнению, рецидивирующая, то есть периодически возвращающаяся модернизация «вдогонку» с ее тяжелыми социальными последствиями и высокой человеческой ценой — один из ключевых элементов истории России. В результате формировалась система рациональных, то есть социально и личностно эффективных ответов человека на вызовы исторической судьбы.

Рассматривая причины постоянной незавершенности российской модернизации, она, в частности, обращает внимание на несколько фундаментальных «ошибок» запаздывающей модернизации.

• 1) Недооценка роли переходного периода. Вместе с тем именно в этот период формируются новые установки и стереотипы поведения, которые кажутся временными и легко корректируемыми, но оказываются стратегически ориентированными и непробиваемыми. Управление переходным обществом предъявляет к элите особые требования, которые практически никогда не выполнялись. С этим связана распространенная точка зрения, что в странах мировой периферии демократические правительства не способны руководить экономическими реформами. В результате уже на первой стадии модернизации возникает ощущение се неуправляемости и несостоятельности власти.
• 2) Непонимание того, что наиболее сложная проблема — не экономическая стабилизация и рост, а их социальная цена. Мировой опыт свидетельствует, что использование модели большого скачка и шоковых методов приводит к тому, что модернизация осуществляется за счет большинства (процветание меньшинства на фоне маргинализированного большинства), которое сначала сопротивляется этому, а затем может отторгнуть саму идею реформ.
• 3) Неиспользование исходного стартового культурного потенциала общества. Только в тех странах, где сумели правильно использовать культурное наследство, модернизация оказалась наиболее эффективной. Прежде всего это относится к Японии, в которой удалось решить проблему синтеза коллективизма и индивидуализма, соединения традиционной корпоративности с достижитсльно-личностными стереотипами поведения.

Большое значение для развития общества имеет отсутствие глубокого разрыва между образованным слоем и остальным населением.

Феодальная Япония оказалась не зараженной «болезнью Средневековья» — отвращением и презрением образованного слоя к народу, крестьянству, безмолвствующему большинству, болезнью которой страдает и современная цивилизация.

Как показывает опыт России, существование разрыва между интеллигенцией и народом формирует идеологию культурной нетерпимости, разрушения сложившейся культуры как заведомого препятствия реформам и развитию. Подобный радикализм нс помогает, а мешает формированию новой культуры. Новые ценности и нормы оказываются в пустоте, в подвешенном состоянии, в то время как привлечение существующей культурной системы облегчило бы восприятие их массовым сознанием. Но для этого должна быть разветвленная система связей между национальной интеллектуальной элитой и остальным народом. Если этого нет, и реформирование культуры проходит в режиме блокирования, разрушения, навязывания, то человек в модернизуемом обществе начинает ощущать со стороны власти и элиты еще одну враждебность — психологическую и идеологическую.

Неустойчивость переходных социальных систем и неэффективное управление ими, как правило, формирует у большинства людей ощущение неуправляемости общества и несостоятельности власти. Неумение и нежелание последней снизить социальную цену реформ и справедливо распределить ее в обществе воспринимается как злая воля элиты, как экономическая враждебность реформаторов. Разрыв между духовной элитой, интеллигенцией и остальным населением углубляется и добавляет еще один канал враждебности. Возникают и глубоко укореняются несовместимость, принципиальные различия в социальном мироощущении элиты и народа, в переживании ими истории и социального существования человека. Постоянное действие этих и других каналов враждебности между верхами и низами делает неизбежной отношение последних к запаздывающей модернизации как к контролируемому элитой в своих интересах процессу с драматическими для народа последствиями, а к власти, к реформаторам как к организованной враждебной силе. В результате складывается долговременная и повторяющаяся ситуация коллективного стресса, когда возникающие социальные проблемы определяются и морально оцениваются людьми как трагедия, несправедливость, угроза, результат надменного, самонадеянного вмешательства, как дефект цивилизации.

Российская цивилизация в свете сказанного может быть рассмотрена как системный результат ответов человека на продолжительные стрессовые ситуации, связанные прежде всего с запаздывающими модернизациями. Повторяемость, узнаваемость таких модернизаций позволяет накапливать, передавать из поколения в поколение опыт жизни в кризисных условиях, осмысливать его. В культуре возникает некоторая особая система вполне осознаваемых установок, образцов поведения, ситуационных реакций и долговременных жизненных стратегий.

Для понимания особенностей происходящих в России (и других постсоциалистических странах) изменений, следует учесть и то, что получило в социологии название «посттоталитарного синдрома». Авторы этой идеи исходят из того, что российское общество длительное время развивалось как.

Традиционное общество характеризуется естественным разделением и специализацией труда преимущественно по половозрастному признаку Фото: А. Хренов Символы постиндустриального общества — научные лаборатории, серверы крупнейших интернет-кампаний, центры хранения информации (библиотеки)".

Символы промышленного общества — индустриальные гиганты*".

" htt p//www.nanozaryad r u/04%20 $yr/Profit / 14/ Laboratory%2014_files/7.jpg htt p//nibler.ru/uploads/users/5204/2012;10−19/ oborudovameinternet-zhivet-eto-lnteresno-poznavatelnokort inki_81 765 310 017 jpg.

htt p7/me9a-b< tva.ru/wp-conterw/uploads/ arcNtecture/1712.jpg.

••http7/user.vse42.ru/ftles/uiS2fd980fd287e3.9 483 373.

jpeg.

тоталитарное, т. е. унифицированное общество, где любые нежелательные для властвующих субъектов социальные отклонения безжалостно пресекались, а люди, групповые взаимодействия и общественные процессы находились под постоянным контролем. Это определило то, что и в дальнейшем люди ведут себя несвободно, а элита продолжает распоряжаться, контролировать и жестко регулировать развитие общества по-старому.

Известный конфликтолог Р. Дарендорф показал, что тоталитарные общественные состояния характеризуются не только сохранением социальной инерции. «После» — это не только «по-прежнему», но и «анти», вопреки, против. Посттоталитарный синдром, по мнению таких исследователей, как К. Фридрих и 3. Бжезинский, анализирующих постсоветское развитие, проявляется в следующих характерных процессах:

• 1) преувеличение роли особых интересов и игнорировании общего интереса (своеобразная гипрекомпенсация, поскольку прежде было наоборот);
• 2) идеологическое безверие, сменяющее коммунистическую религиозность;
• 3) протест масс против любого насилия, игнорирование нажима сверху как следствие многолетнего массового террора;
• 4) демилитаризация общества в противовес глубочайшей милитаризации экономики, политики и патриотического сознания советской эпохи;
• 5) информационный плюрализм в сфере информационного обмена, разрушение монополии средств массовой информации в обществе.

Успешная модернизация требует создания широкой социальной опоры, мобилизации социального потенциала, что напрямую связано с умением объяснить населению выгодность модернизации. Мобилизационный эффект может достигаться: (1) апелляцией к рациональной способности граждан оценить возможную пользу от такого социального приобретения; (2) авторитетным призывом харизматического лидера; (3) использованием особых национальных традиций.

Таким образом, концепция (ттост)модернизации проясняет процессы, происходящие в современном мире в целом и особенности российской социальной системы, в частности.