Расизм: традиционный и современный

.

В параграфе 5.1 мы рассмотрели биологические аспекты расовой дифференциации человечества. Сейчас следует обратиться к огромной и остающейся по-прежнему острой проблеме расизма, как явления социального.

Историю расизма исторически часто возводят к эпохе великих географических открытий. Открыв в конце XV в. Америку, европейцы столкнулись с людьми, которые отличались от них не только верованиями и повседневными практиками, а вообще выглядели по-другому. Геноцид, сопровождавший колонизацию Южной Америки с XV по XVIII в., плохо сочетался с тем, что творившие его люди считали себя христианами. Расизм выступил как идеология колонизации, как «теория», легитимирующая господство. Он расчленил человечество на группы, одни из которых, в силу своего превосходства, предопределены к господству, другие, в силу своей ущербности, — к подчинению¹. И на протяжении длительного времени расистские теории оставались в ходу в странах, где на них был политический и общественный спрос^[1][2].

Суть расизма заключается в том, что биологические различия представляются непосредственной причиной различий социальных, культурных и психологических. Дискриминация — ограничения в сферах профессиональной деятельности, в доступности к культурным благам и пр. — обосновывается неспособностью и (или) незаинтересованностью дискриминируемых групп воспринять эти блага или справиться с этой деятельностью (скажем, получить соответствующее образование).

Дискриминация — негативное отношение, предвзятость, несправедливость и ограничение прав людей по причине их принадлежности к определенной социальной/культурной/политической/демографической группе.

Закрепление расовой дискриминации, естественно, углубило экономические и социальные различия между группами, и со временем эти социальные и экономические различия приобрели характер культурных различий. У тех, кто на протяжении столетий принадлежал к «низшим», выработались коды социальной коммуникации, принципиально отличные от кодов, которыми пользовались «высшие»: свой диалект, свои кумиры, свои ценности, свои поведенческие стандарты. «Различия, обусловленные прежде всего социальными факторами (раздельным образованием, в частности), предстали в качестве „естественных“ — различий в „ментальности“, психологическом складе и т. п. Различия, являющиеся результатом дискриминации, стали выглядеть как ее источник» [Малахов В. С., 2000].

Однако, прямолинейная идеология «классического» расизма, постулировавшая первенство «белого» над «небелым» во всех областях—ментальной, эстетической, культурной — после 1945 г. была подвергнута всеобщему остракизму. Современный расизм может не настаивать на отношении соподчинения между расами, и вообще не употреблять слово «раса». Что же тогда остается от расизма?

Остается неизменной суть — интерпретация различий (социальных, культурных, психологических, политико-экономических) в качестве естественных, а также закрепление связи между Различием и Господством.

Оценка различий как «естественных» логически приводит к выводу об их неснимаемости, непреодолимости. Главный постулат расизма — неснимаемость различий между большими человеческими группами — в современных интерпретациях выглядит как призывы со стороны большинства к сохранению культур меньшинств. «Не надо никому ничего навязывать, — говорят его приверженцы. — У всех должно оставаться право на инакость. Пусть все живут там, где родились. Никаких смешений. Никаких размываний границ. Причем размывать границы непозволительно не потому, что от этого пострадает чистота крови, а потому, что пострадает инакость. Культурное своеобразие — то, что делает „нас“ и „их“ непохожими — понесет ущерб»¹.

«Они» не объявляются неполноценными, но объявляются «другими», причем радикально другими, принципиально несовместимыми с «нами»^[3][4]. Таким образом, движущей силой распространения современного расизма остается то же, что питало «классический» расизм — страх смешения^[5].

Итак, расизм представляет собой идеологию, непосредственно вытекающую из факта эссенциализации этноса и культуры — восприятия их как факта, некой застывшей сущности.

Интермедия.

Остаться итальянцем в Канаде

Каким образом происходит трансформация культуры в современном обществе демонстрирует пример анализа итальянской миграции в послевоенный период (1951—1967 гг.) в Торонто.

Большинство итальянцев, живущих в Торонто, в настоящее время принадлежит ко второму и третьему поколениям. До 1990;х гг. институционально в сообществе еще доминировали представители первого поколения, которые контролировали италоязычные СМИ, бизнес, профессиональный сектор и пропагандировали мужественный образ трудолюбивых, бескорыстных иммигрантов. Сообщество, доминировавшее эстетически, также состояло из представителей первого поколения, группировавшихся вокруг социальных, культурных и общественных институций, предоставлявших более прямые и конкретные связи с родными городами переселенцев в Италии, контролировавших доступ к культурным благам, СМИ и организовывавших мероприятия в клубах и ресторанах, празднования дней святых, и т. п. Итальянское правительство и туристические агентства, работавшие внутри сообщества, рассматривали канадских итальянцев просто как итальянцев, «живущих за океаном», и не очень интересовались тем, как и на основании чего формируется идентичность итальянцев в городском ландшафте Северной Америки. Броские журналы, усилия по туристическому маркетингу дипломатических служб и частных корпораций — все обладали своим особым италоцентричным образом итальянца и надеялись использовать общины итальянских переселенцев, чтобы «торговать Италией» за границей. К этому подключался и канадский вариант мультикультурализма, способствовавший сохранению культуры через финансирование языковых программ, деятельности, связанной с искусством, и пикников. Эти институциональные агенты действовали в водовороте порожденных СМИ и Голливудом образов итальянцев, прежде всего итало-американцев с их предполагаемыми криминальными связями, а также более местечковых, шаблонных образов итальянских строительных рабочих, по выходным поглощающих пасту (макароны с томатным соусом) с вином, снисходительных итальянских матерей, бабушек, задавленных итальянским католицизмом, одетых в черное из-за вечного траура по умершему родственнику, и якобы эмоциональных подростков, озабоченных самоэкспонированием.

В пространстве этих соревнующихся интересов и образов заявила о себе группа итальянцев-иммигрантов второго поколения, инициировавшая журнал Eyetalian, а также устраивавшая городские мероприятия, цель которых заключалась в том, чтобы бросить вызов тому образу итальянца, который был сформирован первым поколением, СМИ и правительственными учреждениями, и стать необходимым источником знаний для итало-канадцев и общества в целом о том, в чем заключается итальянская идентичность. Печатавшийся по-английски журнал выстраивал образ итальянца, гордившегося переселенческой традицией и при этом захваченного стоящими перед современным горожанином проблемами идентичности, такими как жизненный стиль хиппи, эстетика, сексуальность и гендер. Он попытался создать культурное пространство для «второго поколения».

Eyetalian создал пространство для организации бизнеса, для завязывания контактов и установления социальных связей. Он стал форумом, на котором молодые писатели, дизайнеры и художники могли практиковать, оттачивать и развивать свои навыки и наработки. Он стал местом, благодаря которому предприниматели первого и второго поколений, занимавшиеся дизайном, организацией путешествий, работавшие в пищевой и винной отраслях, а также художники, писатели и музыканты могли пообщаться друг с другом, завязать контакты и развить деловые начинания. В качестве членов эстетического сообщества, основанного на итальянской культуре, но возникшего в Торонто, дети иммигрантов, получившие образование по-английски, говорили на одном наречии, отражавшем сложную транснациональную и многокультурную реальность и подрывавшем эссенциалистские представления об итальянской идентичности, по мере того как эти люди перестраивали эстетический фундамент единства [Харни Н., 2004. С. 90—91].

Таким образом, итальянцы в Торонто настаивают на том, чтобы принимающее сообщество перестало видеть в них лишь пляшущих тарантеллу поедателей пасты. При этом они продолжают считать себя итальянцами. Этот пример, на наш взгляд, прекрасно иллюстрирует процесс конструирования культуры и этничности внутри сообщества. Культура — не вещь, а процесс! И развивается этот процесс не в вакууме, он вплетен в экономические и политические процессы.

• [1] Долгое время в умах европейцев вообще жило сомнение, а люди ли индейцы, и потребовался специальный указ Папы Римского, удостоверяющий, что все-таки люди.
• [2] В 1860-е гг. из Лондонского Этнографического общества выделилась группаученых, образовавших Антропологическое общество. Основатель этой организацииДж. Хант написал книгу под названием «Место негра в природе», где утверждался биологически низший статус африканца по отношению к европейцу. Книга была восторженно встречена плантаторами из южных штатов Северной Америки, противившимисяотмене рабства.
• [3] См.: Малахов В. С. Скромное обаяние расизма // Знамя. 2000. № 6. С. 178—185. URL: http://www.intellectuals.ru/malakhov/izbran/9brasizm.htm (дата обращения13.02.2016).
• [4] Французский социолог Пьер Тагуев обозначил современный расизм как дифферен-циалистский.
• [5] Чтобы исключить возможное непонимание, подчеркнем, что мы отнюдь неимеем в виду, что биологических различий между людьми не существует (см. гл. 6).Проблема расизма заключается в интерпретации этих различий. В частности, О