Вексельная метка. 
Вексельное право. 
Морское право

Современное русское законодательство требует, чтобы вексель содержал наименование акта в тексте его словом «вексель», а если он писан не на русском языке, — соответственным выражением того языка, на котором написан^[1][2]. Таким образом, документ должен сразу по употребленным в нем выражениям указать, что он содержит вексельное обязательство. Без такого указания обязательство теряет вексельную силу.

Такой формализм, придающий столь важное значение наименованию в ущерб содержания, встречает оправдание с двух точек зрения. С субъективной стороны требование вексельной метки заставляет человека, подписывающего вексель, сознавать, что он принимает на себя все строгие последствия, связываемые с вексельным обязательством. Употребляя выражение «вексель», должник устраняет мысль о том, что он не знал, какого рода долговое обязательство хотел он возложить на себя. С объективной стороны векселя метка дает возможность с первого же взгляда (ictu oculi) определить, с какого рода документом имеешь дело. Это особенно важно в торговом обороте, где приходится часто перебрать одновременно большое число ценных бумаг и где сомнение в том, вексель или нет данная бумага, способно не только отнять время, но и совершенно устранить бумагу из оборота.

Взгляды законодательств на этот вопрос, как уже было указано, разошлись. Одни, и во главе их Германия, требуют вексельной метки', другие, с Францией и Англией, не выставляют такого реквизита^[3][4][5].

Требуемое законом наименование акта определенно указанным словом «вексель», а для переводного векселя еще словом «тратта», исключает возможность пользования для целей вексельной метки другими выражениями, хотя бы они были равнозначны по смыслу, например вексельное обязательство. Вопрос этот представляется спорным в литературе и практике тех стран, которых законодательства выставляют реквизит вексельной метки. Одни полагают, что реквизит налицо, если употреблено выражение созвучное, например вексельное письмо, вексельное обязательство, вексельный долг, вексельный документ и т. п., и его нет, когда пользуются выражением однозначным, но не однозвучным, например прима и т. д.¹ Другие думают, что те цели, которые преследуются реквизитом, не допускают разнообразия выражений, иначе реквизит не имеет никакого смысла^[6]. К этому последнему взгляду присоединяемся и мы. Слово «вексель» действительно имеет сакраментальный характер, соответствующий строго формальному реквизиту вексельной метки.

Закон наш не оставляет сомнений относительно места, где должна быть помещена метка, — это в самом тексте векселя. В приложенных к закону примерных образцах и в торговой практике принято употреблять дважды это слово: в самом тексте обязательства и в верхнем углу. Но надпись наверху не может заменить отсутствия наименования в тексте. И это имеет свое разумное основание: такая метка может быть сделана позднее, чужой рукой. Простому долговому обязательству, каким понимал его должник, помимо его воли может быть придана вексельная сила. Правда, соображение это несколько ослабляется у нас тем, что обязательство начертано на вексельной гербовой бумаге, чем устраняется предположение, что должник не желал принимать на себя вексельного обязательства. Но с этой точки зрения можно было бы отвергнуть полностью все значение вексельной метки.

Если вексель писан не на русском языке, то вексельная метка должна быть сделана соответственным выражением того языка, на котором вексель написан: «gegen diesen Wechsel», «par cette lettre de change» или «par ce billet a ordre», «per questa mia cambiale» или «per questo biglietto a l’ordine», «by this bill of exchange» или «by this promissory note». При этом совершенно безразлично, требуется ли вексельная метка законодательством той страны, на языке которой пишется в России вексель, или нет^[7].

При действии старого вексельного устава наша судебная практика была очень склонна придавать вексельной метке значение безусловного реквизита и признавала силу векселя за обязательствами, не наименованными этим словом в тексте^[8]. Но в настоящее время при категорическом предписании нового устава не почитать векселем акта, не удовлетворяющего хотя бы одному из требований реквизитных^[9], наша практика вынуждена будет изменить свой прежний взгляд.

• [1] Англ. веке, устав, § 3, п. 1; § 83, п. I.
• [2] Устав о векселях, ст. 3, п. 2.
• [3] Герм. веке, устав, § 4; Итал. торг, код., § 251, п. 2; Швейц. обязат. закон, § 722, п. 1;Сканд. веке, устав, § 1; Русск. торг, код, § 270.
• [4] Франция, Англия, Бельгия, Голландия, Испания, Португалия.
• [5] 'GrOnhut, Wechselrecht, т. I, стр. 337.
• [6] V i v a n t с, Trattato di diritto commerciale, т. Ill, стр. 225.
• [7] ‘Катков, Общее учение о векселе, стр. 308 указывает на несообразность, какая можетполучиться, если написать по-французски простой вексель с устранением передаваемо-сти оговоркою на основании ст. 22 Устава о векселях Получится: «je payerai par се billetb ordre b monsieur NN et non b I’ordre». Но, хотя французское законодательство и не обязывает к метке, в практике французской метка общепринята, и, однако, это соединениеслов никого нс смущает. В Италии же, где для обозначения простого векселя то же неудачное выражение biglietto b I’ordine, вексельная метка обязательна по закону и устранение псрсдавасмости неизбежно приведет к указываемому г. Катковым сочетаниюслов.
• [8] Реш. Гражд Кас Деп. 1870,№ 1199; 1879, X®368; 1890, № 67.
• [9] 1 Устав о векселях, ст. 14.