Необходимость активной денежно-кредитной политики

Денежно-кредитная политика остается весьма адаптивной во многих странах с развитой экономикой, несмотря на окончание второго раунда количественного смягчения (КС-2) в США и повышение ставок в ряде стран с развитой экономикой, в том числе в зоне евро. Финансовые потрясения уже повлияли на разработку и проведение денежно-кредитной политики. Центральные банки Японии и Швейцарии предприняли шаги по дальнейшему смягчению денежно-кредитных условий на фоне усиливающегося дефляционного давления ввиду повышения обменных курсов. Руководство Федеральной резервной системы сообщило, что по прогнозу Б. Бернанке сохранение исключительно низких ставок интервенции будет оправданным в свете экономических условий как минимум до середины 2013 г. Европейский центральный банк (ЕЦБ) расширил операции поддержки ликвидности и активизировал свою Программу интервенций экстренной помощи ряду стран (например, в отношении Болгарии, Испании, Литвы и Эстонии), которые пережили значительное сокращение производства и сталкиваются с макроэкономическими трудностями, связанными с необходимостью более широкой внешнеэкономической корректировки валютных курсов.

В целом, как только чистые инвестиционные обязательства стран превышают 40% ВВП и состоят в основном из долговых обязательств, риск кризиса ускоренно возрастает с дальнейшим увеличением чистых обязательств. Есть также свидетельства того, что в последние годы эта пороговая величина, возможно, увеличилась до 50—60%, что объясняется, по крайней мере, отчасти большей открытостью торговли. Эффект чистой внешней задолженности для вероятности кризиса является значительным даже после учета других детерминант, таких как повышение реального обменного курса, сальдо счета текущих операций и уровень развития. Данные также свидетельствуют о том, что более высокие резервы уменьшают риск кризиса сверх их воздействия на чистую сумму долга.

Возобновление ожидаемого стресса может дестабилизировать финансовые рынки и в странах с развитой экономикой, которые остаются необычно уязвимыми. Цены на биржевые товары, уровни мировой торговли и потоков капитала в этом случае резко снизились бы, что привело бы к замедлению роста в странах с формирующимся рынком и развивающихся странах. Риски, вызванные внутренними факторами, в странах с формирующимся рынком и развивающихся странах представляются менее острыми. Признаки перегрева все еще требуют пристального внимания, особенно со стороны органов денежно-кредитного и пруденциального регулирования. Риски, связанные с ценами на биржевые товары и социальными и политическими волнениями в регионах мира (Большого Ближнего Востока), остаются весьма серьезными.

Последствия смены парадигмы

Видные экономисты разных стран все чаще говорят о том, что смена парадигмы в экономической политике начиная с 1980;х гг., когда восторжествовала неолиберальномонетарная идеология, нанесла сокрушительный удар по устойчивости мировой экономической системы капитализма.

В послевоенные десятилетия во всех индустриальных странах Запада стала усиленно развиваться государственная функция регулирования хозяйства. Все новые и новые сферы хозяйственной и социальной деятельности подпадали под государственное регулирование. Как снежный ком, рос государственный экономический аппарат с его бесчисленными ведомствами, комитетами, советами, комиссиями. До определенного момента, бесспорно, воздействие механизмов государственного регулирования на экономику имело свои положительные стороны: поддержание занятости, развертывание делового цикла, стабилизация инвестиционной, политики и т. д. Но когда госаппарат разбух до гигантских масштабов, он стал оказывать сильное тормозящее воздействие на хозяйствующие субъекты — фирмы. Волей или неволей, в силу уже самого своего существования, этот аппарат стал подавлять инициативу предпринимателей, ограничивать их самостоятельность, оперативность. Конкретная государственная экономическая практика стала противоречить принципу неприкосновенности частной собственности. Эффективность экономики начала падать.

Предприниматели пошли в атаку на государственную бюрократию, причем общественное мнение поддержало их в этих устремлениях. И когда буржуазные правительства — сторонники усиления государственного вмешательства в экономику — не справились с мировым экономическим кризисом 1973—1975 гг., начался демонтаж созданного в предыдущие десятилетия механизма государственного регулирования экономики. Огосударствленные отрасли и национализированные предприятия вновь стали превращаться в капиталистическую, смешанную, акционерную собственность. Был взят курс на реприватизацию, отвечающий интересам всех групп капиталистов: хотя он и усиливал безработицу, ложась своей тяжестью на массы трудящихся, но одновременно укреплял внутренние стимулы к саморазвитию капиталистического производства, устранял бюрократические заслоны, повышал эффективность тех предприятий, которые брали на вооружение передовые методы организации и управления, достижения науки и техники, ориентировали свое производство на изменяющиеся потребности рынка. Думается, именно так следует понимать изменение стратегии капитализма в конце 1970 — начале 1980;х гг.

Идеи Джона Мейнарда Кейнса, обосновавшего полезность и необходимость государственного вмешательства в экономику, стали отвергаться не только в «центрах капитализма», но и на его периферии: в Мексике, Бразилии, Центральной Америке, Индии и других странах «среднеразвитого» капитализма, вплоть до классических стран «третьего мира». «Ветер денационализации, веющий над Африкой уже несколько лет, не обошел стороной никого — от марксистской Анголы до либерального Кот-д'Ивуара, от Мадагаскара до Ганы, от Танзании до Сенегала» , — писал журнал «Жен Африк экономи». Специалисты Лондонской школы экономики установили, что не менее ста стран мира в разной степени сократили государственное вмешательство в экономику и стали на путь поощрения частной инициативы, свободной игры рыночных сил. Сегодня о том, что Англия и США всегда были лидерами «неоконсервативной волны», действующей против «большого государства», уже мало кто вспоминает. В мае 1978 г. даже руководство английских лейбористов одобрило отказ от идеи прямого государственного участия в экономике в пользу более «гибких» форм общественного контроля.

Все эти общемировые тенденции нельзя, однако, объяснить только фактом чрезмерного вмешательства государства в экономику. За этим явлением, т. е. попытками вернуть мировую экономику к универсальному либеральному режиму эпохи XIX в., стояли интересы крупного международного капитала, и прежде всего ТНК и ТНБ, которые тяготились контролем со стороны государства. После того как в США был принят Закон о дерегулировании финансовых рынков, именно ТНК и ТНБ фактически стремились распространить его положения на другие страны мира. Для этого был использован весь арсенал рекомендаций доктрины либерально-монетарного направления экономической мысли, основным идеологом которого являлся основатель Чикагской школы профессор Милтон Фридмен. На этой базе появилась целая универсальная политика под названием «Вашингтонский консенсус» .