Отношение к государству и официально установленному праву

В силу того, что природа человека и дух народа, как первичные источники права в концепциях классического новоевропейского юснатурализма и исторической школы юристов являются частью объективного (не волеустановленного) устройства мироздания, обе школы правоведения сходятся в том, что государство, как продукт политической воли людей, не только не в состоянии монополизировать сферу действия «подлинного» права, но и не является центральным субъектом в процессе правообразования. «Действительно, — пишет В. Н. Протасов, — общим у исторической школы права с естественно-правовой теорией можно считать положение о том, что право не создается законодателем, не творится его произволом»¹. Как для юснатуралистов, так и для «истористов» «право выводилось из и коренилось в ральности, которая выходила за рамки существующих структур власти»^[1][2].

Так, основоположник исторической школы утверждал: «Каждый законодатель, каким бы свободным и могущественным он себя ни чувствовал, стоит всегда под властью того, что существует и что образовалось помимо него историческим путем. Он может произвести частичные изменения и улучшения, но, в общем, выразить только то, как он понимает существующее помимо него право; даже вновь созданное им право будет в прямой зависимости от того или другого понимания им существующего права»^[3]. Г. Ф. Пухта писал: «Право создается впервые не государством, напротив, последнее уже предполагает правовое сознание, право, в охранении которого состоит главная задача государства. От заблуждения — считать государство источником права, не свободна большая часть политиков; одни из них выводят право из верховной власти, другие — от народа в политическом смысле слова, от управляемых в противоположность управляющим. Оба взгляда не верны. Начало права лежит вне государства. Причем имеется в виду только сверхъестественное его происхождение — путем заповедей Божиих, но также и естественное — путем национальной воли. Эта воля не есть воля народа как составной части государства, но народа как естественного союза, составляющего фундамент государства»^[4].

Обе школы исключают какой-либо момент произвольного установления официальным законодателем норм в праве: настоящее право закономерно выражает разумные законы природы или органично вырастает из народного духа¹.

Целый ряд ученых указывает, что суть идеи естественного права состоит в указании на объективную, неволеустановленную природу права. Так, Н. Луман считает, что идиома естественных прав «является символом политически неконтролируемого возникновения права»^[5][6]. Не случайно естественное право нередко определяется как «дозаконотворческий и внезаконотворческий комплекс объективных закономерностей, необходимостей, правил социальной, общественно-политической жизни»^[7]. Будучи предписаны природой или запечатлены в разуме человека, эти естественные закономерности «мыслятся либо априорно в виде логической предпосылки, либо как „естественное состояние“, исторически предшествующее общественному и государственному порядку»^[8].

Г. Д. Гурвич указывал: «Савиньи и Пухта поддерживали один из существенных моментов естественного права, формулируя на современный лад: дуализм заранее фиксированного права и живого права, а в более широкой перспективе — дуализм рассудочного и спонтанного в праве. /…/ Согласно их учениям, действующее право развивалось только бессознательно, анонимно и спонтанно. Это развитие неизменно является медленным тихим процессом, аналогичным эволюции языка, исключающим возможные резкие потрясения как от государственного законодательства, так и от революций. Такая традиционалистская концепция генезиса права, „построенная исключительно через преемственность, постоянно и незаметно передаваемого последующим поколениям“, сочетается с гораздо более глубокой идеей — идеей спонтанной структуры права неорганизованного общества, гибкого и изменчивого Volksrecht (нем. — народного права), по отношению к которому государственное право бессильно и способно только признавать его наличие»^[9].

Определяя политико-правовые взгляды «истористов» О. А. Омельченко пишет: «Государственное законодательство не может быть произвольным: его содержание — это „народное право“, а закон есть лишь орган этого народного права»¹. «Законодатель лишь должен верно улавливать и фиксировать якобы уже существующую в народном сознании правовую реальность… Законодателю отводилась пассивная роль наблюдателя, в лучшем случае — сортировщика плодов таинственного самораскрытия национального правового духа, а в исключительных случаях — аккуратного помощника»^[10][11]. Поскольку в основании правогенеза, по мнению Ф. К. Савиньи, лежит закон внутренней необходимости, подчиняясь которому право естественным образом «„вырастает“ из духа народа, то, действительно, законодателю оставалось только санкционировать эти нормы, рождающиеся из потока народной жизни»^[12]. По этой причине роль законов в жизни общества мыслилась представителями исторической школы как объективно ограниченная: «стремление к лучшему может быть лишь поддержано законами, но не обусловлено и не решено окончательно при их посредстве»^[13].

А. Н. Стоянов справедливо утверждал, что представление о закономерном развитии права, не поддающемся произволу публичной политической власти, сформировалось в исторической школе благодаря исследованию истории римского права. «Ученые эти давно уже знали, благодаря Альциату, Куяцию, Готофредам и другим, как шло римское право от закона XII таблиц до Юстиниана. Им известно было, что не один указ ^constitutio), а также и преторы вместе с учеными юристами имели влияние на построение положительного права»^[14].

Основоположник исторической школы опровергал широко распространенные в сообществе практикующих юристов позитивистские воззрения о возникновении права из законов посредством апелляции к позитивной истории, раскрывая действительный путь формирования права у народов^[15]. Ф. К. Савиньи писал, что в самом начале достоверной истории народов «мы уже находим у них гражданское право с определенным, свойственным народу характером, каковым бывают равным образом запечатлены их языки, нравы, устройство»^[16]. Тем самым Ф. К. Савиньи утверждает, что гражданское право возникает самопроизвольно, поскольку внутренне связано с общим убеждением народа — «право живет подобно языку в сознании народа», а «правила частного права принадлежат к предметам народного верования»¹. Как для Ф. К. Савиньи, так и для Г. Ф. Пухты «и право, и государство суть произведения народного духа, так что одно не могло породить другое»^[17][18].

Многие представители естественно-правовой школы могли бы подписаться под словами Ф. К. Савиньи, о том, что первая и неотъемлемая задача государства — «сделать идею права господствующей в видимом мире»^[19], что говорит о первичности права по отношению к государству. Как естественно-правовая, так и историческая школы исходили из представления о том, что подлинное право объективно содержится в устройстве человека и общества, его нельзя «создать» человеческим волеизъявлением и произвольно установить, полагаясь исключительно на суверенитет публичной власти. Поэтому обе исследуемые школы принадлежали к культуре выражения, а не к культуре правил (И. Д. Невважай^[20]).

А. В. Мицкевич указывает, что как для естественно-правовой, так и для исторической концепций права характерно признание социального процесса, «предшествующего и обусловливающего официальное позитивное право. /…/ Общим для всех этих правовых теорий являются поиски социального субстрата, причин, порождающих нормы позитивного права, признаваемого или устанавливаемого государством»^[21].

Думается, что как представители школы естественного права XVIII столетия, так и основоположники исторической школы согласились бы с позицией Конституционного суда Германии, который в одном из постановлений указал: «Право не тождественно совокупности писаных законов. В противовес положительным установлениям государственной власти и помимо них могут существовать права, способные корректировать писаные законы; его источником служит весь конституционный порядок как смысловое целое; задача правосудия отыскать это право и фиксировать в законах»¹. Юснатуралисты сделали бы акцент на объективной необходимости коррекции позитивного права с позиции естественных прав личности, а «истористы» указали бы, что источником законодательства выступает не воля публичной власти, а подлинный, стихийно сложившийся и исторически необходимый правопорядок.

Юснатуралисты XVII—XVIII столетий отнюдь не воспринимали себя или политических лидеров творцами естественного права. Напротив, содержание естественного права, согласно их представлениям, предопределено универсальной, общечеловеческой, неизменной и рационально познаваемой природой человека. Политическая реформа — лишь средство для закрепления принципов и норм естественного права в законодательстве государства, которое в идеале должно представлять собой логически безупречное развитие естественно-правовых начал: подлинное естественное право — объективно, неконвенционально, его не создают, а только открывают. Причем данное представление было характерно не только для античного юснатурализма (софисты, стоики, римские юристы), но и для средневековых университетских юристов, а также и для юснатуралистов Нового времени, отождествлявших нормы естественного права с объективно действующими законами физического мира.

Еще предтеча исторической школы юристов Г. Гуго в «Философии положительного права» отмечал, что нельзя видеть основание действительности обычая лишь в молчаливой санкции законодателя, и указывал, что хотя «правитель может издавать законы и в этом смысле являться представителем народа; но нет необходимости, чтобы все делалось через него; многое может создаваться самим народом»^[22][23]. Известный ученый-юрист Е. Н. Трубецкой следующим образом описывает воззрения истористов на роль законодателя в юридической сфере: «Законодатель не должен изобретать каких-либо новых, не существовавших раньше норм; его главная и единственная задача заключается в том, чтобы собирать, приводить в систему и давать более точную формулировку тем нормам права, которые уже до него сложились в сознании народа и выразились в форме обычаев. Законодатель должен устранять противоречия, неизбежно встречающиеся в обычном праве, и давать точное, ясное выражение народно-правовым воззрениям»^[24]. «Если право вырастает из народа, то законодатель должен собирать плоды народного творчества, не подгоняя его и не навязывая ему ничего постороннего»¹.

В. С. Нерсесянц в труде «Философия права» начинает характеристику немецкой исторической школы с утверждения, что «существо развитых Г. Гуго, К. Савиньи, Г. Пухтой идей… состоит, ближайшим образом, в обосновании первичности по отношению к государственному законодательству исторически трактуемого права /…/ Право живет своей автономной и независимой от деятельности законодателя жизнью. Так, помимо этой деятельности складывается обычное право, отражающее фактически сложившийся порядок вещей»^[25][26].

Так, предтеча исторической школы Г. Гуго во второй части «Философии положительного права» указывает, что «рядом с законом, развитие права идет и помимо законодательной власти, что во всех государствах, в особенности в Риме и Англии, мы находим следы права, развивающегося независимо от законодательной власти, таково обычное право, право преторское»^[27]. Для Г. Ф. Пухты законодательство государства представляет собой не более чем способ закрепления обычного права, несущего в себе «правовое убеждение» народа, существующее объективно, независимо ни от деятельности отдельных людей, ни от законодательного творчества^[28].

Тем самым для представителей исторической школы, как, собственно, и для их предшественников в лице Г. Гуго и Ф. Шеллинга, «роль законодателя сводится лишь к оформлению объективно предопределенных норм, что исключает активное вмешательство государства в правотворчество. Отсюда филиппики против кодификации в тогдашней Германии, протесты против либеральных новшеств, которые противоречат обычному праву, исторической традиции. Законодатель, по Савиньи, придает законом обычному праву большую ясность и четкую определенность, разрешающую коллизии старых обычаев. /…/.

Прогрессивные сдвиги могут быть лишь поддержаны законами, но не проведены ими. Законодатель не может создавать новых отношений там, где их нет в действительности, где отсутствует стремление к новеллам у широких народных масс. Законодатель, желающий истинного прогресса, подмечает начала, выросшие из течения народной жизни, а затем придает им соответствующие правовые формы"¹; иными словами, «государство — это такой же подручный инструмент у „национального духа“, как и юристы-профессионалы»^[29][30].

Таким образом, принципиальное различие между «истористами» и позитивистами состоит в том, что если последние неразрывно связывают формирование права с процессом официального правотворчества государством, то первые видят правогенез гораздо шире, утверждая, что государственно оформленное право является чертой только зрелых правовых систем^[31], эволюционно в своем постепенном историческом развитии достигших состояния (стадии) «плодоношения», национально аутентичной кодификации.

В этой связи уместно указать, что К. Цвайгерт иХ. Кетц в числе причин, приведших к духовной неспособности немецких юристов противостоять национал-социализму в 30-е гг. XX столетия, указывают на серьезные сокращения в объеме изучения истории права, сведение профессионального образования юристов к овладению догмой и техникой позитивного права^[32]. И хотя немецкие «истористы» — в противовес классическому юснатурализму — действительно позитивировали юридическую действительность, отбросили веру в политику права как движущую силу целенаправленного развития правовой системы, в то же время они актуализировали в профессиональном правосознании идею укорененности подлинного права в национальной истории, необходимости исторического изучения юридических форм, что является важной основой для складывания профессиональных традиций корпорации юристов, необходимых, но не всегда достаточных гарантий против трансформации национальной правовой системы в политически детерминированную идеократию.

По сути, сведение роли государственной власти к официальному закреплению социо-правовых реалий вполне соответствует общественному сознанию традиционных обществ: как античные, так и средневековые правовые системы основывались не на конструировании, а на санкционировании уже сложившихся правил поведения государственной властью. Известный историк Л. Я. Гуревич в труде «Категории средневековой культуры» указывает: «Никто, ни император, ни другой государь, ни какое-либо собрание чинов или представителей земли, не вырабатывает новых законоположений /…/ не выработка новых законов, но отбор в старом праве наиболее мудрых и справедливых предписаний — так понимается задача законодателя»¹.

Таким образом, как представители школы естественного права, так и юристы исторической школы соглашаются в том, что действие подлинного права детерминировано внутренними законами и не зависит от его внешней фиксации в законодательстве; признак официальной принудительности не рассматривается в качестве эссенциального для права обеими школами, хотя и по различным мировоззренческим основаниям: классический юснатурализм существо естественного права видит в неотъемлемых правах свободной личности и борется против принудительного вмешательства в осуществление этих прав государственной властью (Д. Локк, индепенденты, просветители); историческая школа единственно подлинным правом считает традиционное, добровольно соблюдаемое право народа, выражающее его уникальный, самобытный дух^[33][34]. Поэтому справедливо замечание М. С. Строговича о том, что положения естественно-правовой доктрины и исторической школы права в равной мере могут вооружить поход против законности^[35].

Хотя и в естественно-правовой, и в исторической школах первоисточник права представляется некой объективной, надындивидуальной силой (природа человека, дух народа), но вместе с тем человек непосредственно причастен к этому источнику, который связывается с естеством и духом человека не сугубо внешне, принудительно, а через глубинные внутренние пласты: как природа человека, так и его национальная культура являются неотъемлемыми атрибутами человеческого — ведь человек не мыслим ни вне природного, ни за пределами духовного. Иными словами, и классический юснатурализм, и историческая юриспруденция правильно отреагировали на резонный вопрос среднестатистического представителя современной западной цивилизации: «Если право — это нечто чужое („не мое“), трансцендентное относительно опыта человека (жизненного мира), то с какой стати я буду руководствоваться правом?»^[36]. Приближая право к индивидуальному или коллективному субъекту, естественно-правовая и историческая школы утверждают приоритет подлинного (естественного или обычного) права над государством¹. С позиции обеих теорий позитивное право, исходящее от государства, не является настоящим, «первичным» правом, оно по определению «производив», поскольку должно соответствовать подлинному — либо естественному, либо обычному праву^[37][38]. Справедливо утверждение Ю. А. Тихомирова: «Доктрины естественного права и историзма в праве откровенно признают и поддерживают неформальные институты как прямое проявление жизнедеятельности гражданского общества. Им свойственно сдержанное и даже критическое отношение к монополизму государственной власти»^[39].

Адептам классического юснатурализма было свойственно жестко противопоставлять естественное неволеустановленное и неизменное подлинное право искусственному, волеустановленному, конвенциональному позитивному праву: в «естественности», неволеустановленности и кроется безусловный приоритет естественного права над позитивным; объективное в своей естественности природное право изначально предшествует и стоит выше любого позитивного законодательства.

Схожим образом основоположники исторической школы (Ф. К. Савиньи, Г. Ф. Пухта) «проводили различие между властно установленным правом и живым народным правом — непосредственным содержанием коллективного правосознания народа. Обычай, которому они приписывали такое огромное значение, был для них не только традиционным обыкновением, но и непосредственной правовой интуицией национального сообщества. Тем самым Савиньи и Пухта поддерживали один из существенных моментов правопонимания „классического юснатурализма“: дуализм заранее фиксированного права и живого права, а в более широкой перспективе — дуализм рассудочного и спонтанного в праве»^[40].

Таким образом, как естественно-правовая, так и историческая школы, несмотря на различие в базовых постулатах и методологическом инструментарии, признавали и противопоставляли элементы жестко фиксированного, строго организованного и спонтанно-стихийного, свободного в праве, что выразилось в противопоставлении формально определенному закону государства юснатуралистами — естественного права, а «истористами» — народного права.

• [1] Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теории права и теории государства. М., 2010. С. 603.
• [2] Розин В. М. Развитие права в России… С. 223.
• [3] Цит. по: Гамбаров Ю. С. Гражданское право. Общая часть. М., 2003. С. 150. Ср.:"Историчность права на Западе… была связана с концепцией его превосходства надсоздававшей его политической властью. Правитель мог создать закон, но не мог создавать его произвольно, и пока он его не переделал — законно — он был этим закономсвязан". Берман Г. Дж. Указ. соч. С. 359. «Право нельзя рассматривать только в качествекаприза законодателя: оно всегда порождается молчаливо действующими внутреннимисилами». Исаев И. A. Politica Hermetica: скрытые аспекты власти. М., 2003. С. 455.
• [4] Пухта Г. Ф. Энциклопедия права // История философии права. СПб., 1998. С. 339.
• [5] «Дух народный, действующий одинаково во всех отдельных членах, порождает положительное право, и оно является таким образом для самосознания каждогоотдельного не случайным, но необходимым и всегда одним и тем же правом» — писалФ. К. фон Савиньи. Цит. по: Штаммлер Р. Сущность и задачи права и правоведения. М., 1908. С. 13.
• [6] Цит. по: Посконин В. В., Посконина О. В. Т. Парсонс и Н. Луман: два подхода в право-понимании. Ижевск, 1998. С. 254.
• [7] См.: Нерсесянц В. С. Право и закон. М., 1983. С. 361; Честное И. Л. 1) Актуальныепроблемы теории государства и права. Эпистемология государства и права. СПб., 2004.С. 13; 2) История политических и правовых учений: теретико-методологическое введение. СПб., 2009. С. 95.
• [8] Честное И. Л. История политических и правовых учений. С. 95.
• [9] Гурвич Г. Д. Философия и социология права. Избранные сочинения. СПб., 2004.С. 305, 627.
• [10] Омельченко О. А. История политических и правовых учений (История ученийо государстве и праве): учебник для вузов. М., 2006. С. 442.
• [11] Карапетов А. Г. Политика и догматика гражданского права: исторический очерк //Вестник ВАС РФ. 2010. № 4. С. 17.
• [12] Исаев И. А. Идея порядка в консервативной ретроспективе. М., 2011. С. 268.
• [13] Там же.
• [14] Стоянов А. Указ. соч. С. 269.
• [15] Ср.: «Отказ представителей исторической юриспруденции признавать какую-либороль государства в образовании норм реального права был направлен против догматической точки зрения на право как на образование, создаваемое только по воле законодателя». Муравский В. А. Указ. соч. С. 115.
• [16] Цит. по: Кареев Н. И. Два взгляда на процесс правообразования. С. 320.
• [17] Кареев Н. И. Два взгляда на процесс правообразования. С. 320.
• [18] Цит. по: Там же. С. 326.
• [19] Савиньи Ф. К. О призвании нашего времени к законодательству и правоведению.§ 9. Цит. по: Омельченко О. А. Указ. соч. С. 442.
• [20] И. Д. Невважай на основе семиотического подхода, предложенного представителями Тартуской школы семиотики Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским, выделяет два типаправовой культуры — культуры выражения, направленные на выражение объективноданного содержания, и культуры правил, которые определяются отношением к знакукак к чему-то условному и произвольному по отношению к референту, существующемув действительности, нацеленные не на выражение готового содержания, а на определение еще не данного содержания. См.: Невважай И. Д. Типы правовой культуры и формыправосознания // Правоведение. 2000. № 2. С. 23—31. Ср. с позицией «истористов»: «Изменение состояния народа, его воззрений и стремлений должно сопровождатьсяреформированием права, которое по форме есть новое выявление правил для правовыхинститутов». Омельченко О. А. Указ. соч. С. 443.
• [21] Мицкевич А. В. Позитивное право и социальный процесс его формирования // Проблемы общей теории права и государства. Под ред. В. С. Нерсесянца. М., 1999. С. 241,242.
• [22] Цит. по: Сапелъников А. Б., Честное И. Л. Теория государства и права. СПб., 2006.С. 136.
• [23] Hugo G. Lehrbuch eines civilistischen Cursus. Zweite Band, welcher das Naturrecht, alseine Philosophie des positiven Rechts enthalt. S. 128—130. Цит. по: Новгородцев П. И. Историческая школа юристов. СПб., 1999. С. 38.
• [24] Трубецкой Е. Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С. 109. Ср.: Берман Г. Дж. Вераи закон. С. 306.
• [25] Муромцев С. А. Указ. соч. кн. II. гл. VII. § 33.
• [26] Нерсесянц В. С. Философия права: учебник для вузов. М., 2001. С. 507. Ср.: «По мнению Савиньи, законодательство, дарованное государством, не тот путь, по которомуследует идти при формировании общегерманского права, так как этот путь противоестествен, антинаучен, противоречит традиции и по существу является актом насилия. В противоположность этому, с его точки зрения, необходимо было тщательно изучитьи отработать уже имеющийся исторически выкристаллизовавшийся правовой материал. И только такой метод исследования он признавал в качестве „естественного, ведущего к прогрессу правовой науки“ и „способного объединить всю нацию“». Цвайгерт К., КётцХ. Указ. соч. С. 215.
• [27] Цит. по: Коркунов Н. М. История философии права: пособие к лекциям. СПб., 1915.С. 350. Ср.: «Основная идея школы, высказанная уже Гуго, заключается в том, что сущность права не зависит от субъективной деятельности людей, следовательно — дажеот государственной власти. Она коренится в природе народного духа и в этом отношении подобна языку. Дело же законодателя — понять народный дух и адекватно выразить его в нормах права». Savingny F. К. Vom Beruf unserer Zeit fur Gesetzgebug undRechtwissenschaft. Heidelberg. 1814. S. 8. Цит. по: Баскин Ю. Я. Павел Иванович Новгородцев // Новгородцев П. И. Историческая школа юристов. СПб., 1999. С. 7.
• [28] Puchta G. F. Gewohnheitsrecht. I, 1837. S. 141—143.
• [29] Азаркин Н. М. Всеобщая история юриспруденции: курс лекций. М., 2003. С. 429.
• [30] Царьков И. И. Указ. соч. С. 261.
• [31] Синха С. П. Указ. соч. С. 156.
• [32] См.: Цвайгерт К., КётцХ. Указ. соч. С. 38—39. Ср.: Рабелъ Э. Задачи и необходимость сравнительного правоведения. Екатеринбург, 2000. С. 35.
• [33] Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 149, 151.
• [34] По отношению к спонтанному процессу правообразования, гибкому и изменчивому народному праву «государственное право бессильно и способно только признаватьего наличие». Гурвич Г. Д. Социология права // Гурвич Г. Д. Философия и социологияправа. Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 627.
• [35] Строгович М. С. Буржуазные теории законности и прав личности // Строго-вич М. С. Избранные труды. В трех томах. Том 1. Проблемы общей теории права. М., 1990. С. 295.
• [36] Честное И. Л. Социально-антропологический подход к онтологии права // Социальная антропология права современного общества. Под ред. И. Л. Честнова. СПб., 2006. С. 100.
• [37] Шелистов Ю. И. Становление правового государства в Российской Федерации. М., 2004. С. 18.
• [38] В более поздних трудах Г. Ф. Пухты имеется уже иное отношение к статусу законодательного органа. Так, в «Энциклопедии права» ученый пишет: «Коль скоро закониздан, то сила его не зависит уже от изыскания, согласуется ли он действительно с волеюнарода; такое изыскание предполагало бы высшую власть, которая была бы также законодательной и при которой снова возникал бы этот вопрос. Поэтому все, установленноезаконом, изданным конституционным порядком, имеет уже силу права, общей воли, не ради содержания его, а по форме выражения». Пухта Г. Ф. Энциклопедия права //История философии права. СПб., 1998. С. 341. Здесь можно видеть тесную связь с «классическим» юридическим позитивизмом, абсолютизирующим процедурно-легальный (формальный) тип легитимации права. Ср.: Кленнер Г. Указ. соч. С. 225.
• [39] Тихомиров Ю. А. 1) Право официальное и неофициальное // Журнал российскогоправа. № 5. 2005; 2) Управление на основе права. М., 2007. С. 442—443.
• [40] Гурвич Г. Д. Юридический опыт и плюралистическая философия права // Гурвич Г. Д. Философия и социология права. Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 318. Ср. с описанием воззрений исторической школы Н. М. Азаркина: «Право вовсе не сводитсяк законодательству, возникает спонтанно, так же как язык не устанавливается договорами, не вводится по чьей-либо воле, ибо имеет свой объективный смысл». Азар-кин Н. М. Всеобщая история юриспруденции: курс лекций. М., 2003. С. 425.