Взгляд на произошедшее событие

Версия Соколова: В распоряжении следователя Соколова оказался богатый материал, свидетельствующий о попытках большевиков захоронить трупы расстрелянных. Целый ряд местных крестьян оказались случайными свидетелями странной деятельности в районе заброшенной шахты близ деревни Коптяки. От них Соколову стало известно, что 17 июля в районе шахты выставлялось оцепление, и слышались взрывы гранат; кроме того, из Екатеринбурга к Коптякам проезжал грузовой автомобиль, поблизости от шахты были обнаружены его следы. 19 июля автомобиль уехал.

28 июля, когда большевики уже оставили Екатеринбург, семеро любопытствующих крестьян самовольно явились к шахте, и обнаружили там ряд ценностей.

Соколову удалось обнаружить около рудника огромное количество материальных свидетельств: следы грузового автомобиля (по всей видимости, приехавшего из Екатеринбургской ЧК), следы от костров (несколько маленьких костров для отпугивания комаров и оводов, и два больших костра), также следы пребывания там Юровского, за несколько дней до расстрела искавшего удобное место для захоронения трупов.

На месте двух больших кострищ обнаружено в общей сложности 66 предметов. Ранее входившие в царскую свиту Жильяр, Гиббс, Занотти, Теглева, Эрсберг, Волков, Тутельберг, и прочие свидетели Иванов, Битнер, бывший охранник Дома Ипатьева Якимов показали, что ряд этих вещей принадлежали царской семье: принадлежавший великой княжне Ольге образ Николая Чудотворца, воинский значок царицы, пряжка от офицерского пояса царя, пряжка от пояса наследника, отдельные фрагменты шести обгоревших женских корсетов, куски обгорелого сукна из шинели наследника, осколки изумрудов и сапфиров, две золотые цепочки и т. д. Многие предметы обгорели, некоторые были разрушены.

В том числе в кострищах была обнаружена искусственная челюсть (по всей видимости — доктора Боткина), 24 кусочка свинца, две пули нагана и одна оболочка такой же пули, человеческий палец, сброшенный в шахту «труп собаки самки» с пробитым черепом (скорее всего — собачка Джемми великой княжны Анастасии), «куски сальных масс, смешанных с землёй», и «осколки костей млекопитающего», обожжённые и разрубленные. Соколову не удалось достоверно установить, являются ли кости млекопитающего именно человеческими. Осталось также неизвестным, чей именно палец был обнаружен. Скорее всего, палец принадлежал женщине средних лет.

Соколову также удалось найти два распоряжения, выписанные 17 июля Войковым П. Л. в аптекарский магазин «Русское общество» с требованием выдать служащему комиссариата снабжения Зимину серную кислоту: в первом требовании пять пудов, и во втором ещё три кувшина. В общей сложности Зимину было выдано 11 пудов 4 фунта серной кислоты, за которые уплачено 196 рублей 50 копеек. Кислота была доставлена на рудник 18 июля, Соколову удалось найти остатки деревянных ящиков, в которых она перевозилась.

В самой шахте обнаружены следы взрывов, из чего был сделан вывод, что большевики безуспешно пытались обрушить шахту. Однако никаких трупов в самой шахте не было (за исключением трупа собачки Джемми). Следствие безуспешно пыталось обнаружить трупы, перекопав всю прилегающую местность, однако обнаружить тела так и не удалось.

Исходя из имеющихся у него материалов, Соколов сделал следующие выводы: трупы были привезены на рудник в ночь («ранним утром») с 16 на 17 июля. Одежда была грубо разрезана (обнаружены повреждения на пуговицах, крючках и петлях). Затем сами трупы были разрублены и целиком уничтожены с помощью огня и серной кислоты. При этом из тел расстрелянных вытопились сало и свинец из пуль. Появление на руднике многочисленных драгоценностей Соколов объяснил тем, что, согласно показаниям свидетельницы Теглевой, великие княжны тайно зашили их в свою одежду. Во время захоронения часть драгоценностей остались незамеченными.

Версия Юровского: По воспоминаниям Юровского, он отправился к руднику уже в три часа ночи 17 июля на грузовом автомобиле, поручив при этом проведение захоронения Ермакову П. З. Однако дело пошло не так гладко, как бы хотелось: Ермаков привёл в качестве похоронной команды слишком много людей («Зачем их было столько, я и до сих пор не знаю, я услышал только отдельные выкрики: „Мы думали, что нам их сюда живыми дадут, а тут, оказывается, мертвые“»), и вокруг оказалось много случайных свидетелей из местных крестьян. Кроме того, вскоре обнаружились зашитые в одежде великих княжон драгоценности, которые похоронная команда попыталась присвоить. Мало того, и сам грузовик застрял.

Юровский, по его словам, решает избавиться от присутствия чрезмерно большой похоронной команды, отправив часть из них на оцепление, а других отослав в город «за ненадобностью». Одновременно большевики начали разводить костры для уничтожения трупов.

На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и других ценных камней, представлявших из себя не только вместилища для ценностей, но и вместе с тем и защитные панцири. Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих их предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих, никто не повинен. Ценностей этих оказалось всего около полупуда. Жадность была так велика, что на Александре Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок круглой золотой проволоки, загнутой в виде браслета, весом около фунта… Те части ценностей, которые были обнаружили при раскопках, относились, несомненно, к зашитым отдельно вещам и при сжигании остались в золе костров.

После изъятия ценностей и сжигания одежды на кострах большевики побросали трупы в шахту, однако «…новая морока. Вода-то чуть покрыла тела, что тут делать?». Похоронная команда безуспешно попыталась обрушить шахту гранатами («бомбами»), после чего Юровский, по его словам, окончательно пришёл к выводу, что захоронение трупов провалено, так как осталось много свидетелей, и, конечно, трупы будут обнаружены в шахте, куда их сбросили.

Уже после этого большевики решают сжечь трупы, также получив через комиссара снабжения Урала Войкова серную кислоту, бензин и лопаты. С огромным трудом («достать и вытащить трупы из шахты оказалось не так просто, и с этим немало помучились»), трупы были вытащены из шахты. Однако дальше Юровский опять пишет о целом ряде «накладок»: вызванный им «спец по сжиганию» Полушин так и не прибыл, так как упал с лошади и повредил ногу, кроме того, другая лошадь отдавила ногу и самому Юровскому, так что он час не мог двигаться. Кроме того, в заброшенном месте, куда приехала похоронная команда, оказался случайный свидетель.

После этого, по словам Юровского, большевики бросили и эту яму, и повезли трупы уже в третье место. Вызванный ими грузовик по дороге опять застрял. Наконец энергия Юровского окончательно иссякла, и трупы были похоронены в первом попавшемся месте в болоте у дороги. Никаких случайных свидетелей при этом уже не было, так как всё происходило в глухом месте, причём глубокой ночью.

…все так дьявольски устали, что уж не хотели копать новой могилы, но как всегда в таких случаях бывает, двое-трое взялись за дело, потом приступили другие, тут же развели костер, и пока готовилась могила, мы сожгли два трупа: Алексея и по ошибке вместо Александры Федоровны сожгли, очевидно, Демидову. На месте сжигания вырыли яму, сложили кости, заровняли, снова зажгли большой костер и золой скрыли всякие следы. Прежде чем сложить в яму остальные трупы, мы облили их серной кислотой, яму завалили, шпалами закрыли, грузовик пустой проехал, несколько утрамбовали шпалы и поставили точку.

Свои воспоминания о захоронении трупов оставили также Родзинский И. и Медведев (Кудрин) М. А. (Медведев, по собственному признанию, в захоронении лично не участвовал, и пересказал события со слов Юровского и Родзинского). По воспоминаниям самого Родзинского:

Мы сейчас же эту трясину расковыряли. Она глубокая бог знает куда. Ну, тут часть разложили этих самых голубчиков и начали заливать серной кислотой, обезобразили все, а потом все это в трясину. Неподалеку была железная дорога. Мы привезли гнилых шпал, проложили маятник, через самую трясину. Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину, а остальных на некотором расстоянии стали сжигать.

Но вот, помню, Николай сожжен был, был этот самый Боткин, я сейчас не могу вам точно сказать, вот уже память. Сколько мы сожгли, то ли четырёх, то ли пять, то ли шесть человек сожгли. Кого, это уже точно я не помню. Вот Николая точно помню. Боткина и, по-моему, Алексея. Ну, вообще, должен вам сказать, человечина, ой, когда горит, запахи вообще страшные. Боткин жирный был.

Версия Вильтона: Работа члена следственной команды Р. Вильтона «Последние дни Романовых» целиком основана на материалах следствия Соколова (на тот момент ещё неопубликованных), и сообщает тот же фактический материал с теми же выводами. Из 66 упомянутых Соколовым предметов, найденных в районе Ганиной ямы, Вильтон упоминает 12 «важнейших». В целом Вильтон пришёл к выводу, что:

По-видимому, убийцы предполагали сперва, уничтожив одежду с помощью бензина, бросить изуродованные, обезглавленные трупы в шахту через большой колодец и, взорвав срубы гранатами, засыпать следы — так поступили в Алапаевске. Но сруб оказался слишком крепок. Тогда было срочно отправлено в город требование доставки серной кислоты… Вот почему работа заняла так много времени, с утра 4(17) по 6(19) июля.

Вместе с тем Вильтон настаивал на том, что трупы были предположительно целиком уничтожены в районе заброшенной шахты, а сообщения о последующем перезахоранивании является дезинформацией, пущенной самими большевиками («Легко становится уяснить себе рассказы о том, что „хоронили и перехоранивали“. Но это обстоятельство искусственно раздувалось большевицкими агентами и теми непрошеными охотниками, которые всегда впутываются во всякое крупное следствие»).

При этом в распоряжении следствия было по крайней мере одно свидетельство, утверждавшее, что перезахоронение всё-таки имело место. Случайный свидетель, завхоз Верх-Исетского партийного клуба, Прокопий Кутенков, подслушал разговор нескольких членов похоронной команды. Один из большевиков, Александр Костоусов, заметил, что «Второй день приходится возиться. Вчера хоронили, а сегодня перехоранивали». Другой большевик, Василий Леватных, сказал: «Когда мы пришли, они ещё теплые были, я сам щупал царицу, она была теплая».

Данное свидетельство было получено ещё до начала следствия Соколова, и в декабре 1918 года было направлено министру юстиции правительства адмирала Колчака Старынкевичу С. С.