История России XX века в контексте альтернативной истории

Методологические поиски отечественной историографии рубежа XXXXI вв., шедшие в разных направлениях, актуализировали проблему альтернативности исторического развития — одну из важнейших проблем исторической науки, что, в свою очередь, привело к легитимации в глазах российских историков опытов обращения к историческому материалу с позиций сослагательности.

" История не терпит сослагательного наклонения…" Долгие годы это утверждение было символом веры советских историков-профессионалов. Действи ельно, отечественные историки старшего и сред его поко ений могут сказать о себе: «…мы все воспитаны на этой строгой фразе» .

Хотя по-прежнему есть основания иронично утверждать, что «для серьёзных историков, „ревни е ей исторического благочестия“ и методологической чистоты, рассмотрение альтернативной истории и её эвентуальных сценариев является дурным тоном», сегодня всё же чаще говорят, что «на вопрос о том, вправе ли историк задаваться вопросом „что было бы, если бы“, следует с полной ответст енностью от етить положительно», и это ка ется едва ли не общим естом. Всего лишь за четверть века в отечественной историографии произошли разительные перемены по отношению к проб еме альтернативности истории, которая «со стороны может показаться безответственной, любительской, авантюристической» .

Опыт развития мировой историографии буквально изобиловал примерами бесконечных обра ений исследова е ей к историческому материалу с вопросом «что было бы, если бы???» задолго до этих перемен.

Заслуживающие внимания опыты альтернативного прочтения истории в разное время предпринимали такие известныезарубежные исследователи, как А. Дж. Тойнби, Дж. Сквайр, С. Хук, О. Хэндлин и др. Так, например, А. Дж. Тойнби пытался ответить на вопросы, что было бы, если бы Александр Македонский не умер в 33-летнем возрасте, а прожил ещё 36 лет, продолжая свои завоевания; что было бы, если бы уцелели Филипп и Артаксеркс.

Под редакцией Дж. Сквайра в 1931 г. в Нью-Йорке вышла в свет книга «Если бы, или переписанная история», состоявшая из серии очерков, написанных выдающимися историками, писателями и публицистами. Авторы рассуждали о том, что было бы, если бы в Испании победили мавры, Напо еон бежал в Америку, дон Хуан Австрийский сочетался браком с Марией Шотландской, лорд Байрон стал королем Греции, голландцы продолжали владеть Новым Амстердамом, генерал Ли одержал победу при Геттисбер е и т. д.

В свою очередь, американский историософ С. Хук попытался проанализировать опыты подобного рода в статье «Если бы» в истории" (1943). В результате он пришёл к выводу, что большинство из них «это ско ее полёт воображения, чем научная реконструкция исторических событий». В то жевремя О. Хэндлин в книге «Поворотные пункты американской истории» (1955) пытался доказать, что случайность (погода, внезапная с ерть выдающегося политического деятеля и т. д.) решающим образом влияла на важнейшие события истории США.

В своё время японский писатель-фантаст Саке Комацу в рассказе «Да здравствуют предки!» сформулировал мысль о том, что «настоящее не является прямым следств ем прошлого; а лишь одной из реализованных возможностей развития», на десяти етия определившую тео ети еские рассуждения историков. О постоянном инте есе зарубежной историографиик проблеме альтернативности исторического развития свидетельствуют появившиеся в начале XXI в. работы. Это недавние переводы на русский язык альтернативных ерсий военных событий мировой истории6, специальные выпуски печатного органа, А ериканского исторического сообщества «Historically Speaking», международного издания «Historical Social Research: An International Journal for the Application Formal Methods to History», посвященные контрфактическому моделированию в истории.

Лейтмотивом этих публикаций является мысль о том, что «добротная история треб ет сослагательности» .

Что касается отечественной историографии, то здесь «лёд тронулся» гораздо позже: Альтернативность как особая категория социальноисторического познания не получила сколько-нибудь развёрнутой специальной разработки в марксистском обществознании, практически отсутствовала в его категориальном аппарате.

В то же время известное высказывание классиков, о том, что история есть «не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека» в среде советских историков было довольно расхожим. Актом гражданского мужества в" те годы был сам факт обращенияк альтернативной истории. Одной из «первых ласточек» в этом смысле стал проведённый в 1979 г. журналом «Знание-сила» «круглый стол» на тему: «История: неизбежное и случайное». Его участники пришли к единодушному выводу, что «альтернативный подход к истории имеет право на существование» .

Сегодня он может восприниматься как, нечто само собой разумеющееся и даже как банальность. Но тогда это выглядело вполне революционно.

Трудно назвать другую историко-теоретическую проблему, которая" вызывала такой же напряжённый научный интерес отечественных исследователей в условиях радикальных перемен в жизни позднесоветского общества, как «история неслучившегося». Конец 1980;х гг. отмечен в советской историографии появлением ряда серьёзных методологических работ внимание обращалось на вероятностный характер исторического процесса.

Редакцией журнала «Рабочий класс и современный мир» в конце 1988 г. был проведён «круглый стол» на тему: «XX век: Альтернативы развития». В выступлениях В. С. Библера, Г. Г. Водовозова, М. Я. Рефтера, Г. Г. Дилигенского, Б. Г. Капустина, И. М. Клямкина, Ю. А. Левады, Ю. П. Лисовского, И. К. Пантина, В. Л. Шейниса и других участников дискуссии был поднят широкий круг вопросов, углубляющих понимание и нашего недавнего прошлого, и проблемы исторической альтернативности в целом.

Столь пристальный интерес к проблеме альтернативности исторического развития, характерный для эпохи «перестройки», современные историографы объясняют, прежде всего, реалиями самой эпохи. Так, Д. И. Олейников пишет, что «идея альтернативности исторического процесса получила широкое распространение… как часть идеологического обоснования перестройки советского общества». Он подчёркивает, что упомянутая книга П. В. Волобуева «Выбор путей общественного развития: теория, история, современность» давала «первые капитальные основания для рассмотрения проблемы альтернативности тем историкам, для которых приоритет „настоящего ленинизма“ оставался непоколебимым» .

А.В. Свешников, в свою очередь, настаивает на том, что «для того времени это была единственная концептуальная идея, которую могла предложить историческая наука для объяснения деформации социализма в СССР и борьбы различных вариантов („сталинского“ и „ленинского“) построения социализма» .

Признавая что «решающим фактором особого внимания к проблеме альтернативности истории стало то, что общество тогда находилось на перепутье, а история на переломе, и проблема альтернативности развития стала самой актуальной», перспективы в рефлексиях по поводу исторических ретроспекций, характерных для этого периода. По его мнению, — «основной причиной было не столько то, что людям разрешили думать и говорить, что в прошлом всё могло быть иначе, сколько то, что люди почувствовали, что в будущем всё может быть иначе» .

Начав обсуждать проблему альтернативности в истории с робких заявлений о том, что в принципе она имеет право на существование, отечественные историки на рубеже столетий заговорили о ней в полный голос.

Важнейшую пружину культурно-исторической динамики увидел в исторической альтернативности в своих последних работах Ю. М. Лотман, настаивавший на том, что «непройденные дороги для историка — такая же реальность, как и пройденные». Размышляя об альтернативности исторического процесса, М. С. Тартаковский в своей книге «Историософия.

Мировая история — как эксперимент и загадка показал упущенн е на заре Нового времени возможности Китая во всемирно-исторической эстафете.

Альтернативные сценарии прошлого, в том числе на материале истории Нового времени, разрабатывали В. А. Дьяков и В. В. Поликарпове Первая в отечественной историографии докторская диссертация, посвященная проблемам аль ернативности исторического развития, была защищена в середине 1990;х гг. С. А. Экштутом. Она представляла собой опыт осмысления движения декабристов етодами аль ернативной истории и продолжала линию Н. Я. Эйдельмана, создавшего в своё время «первую в со етской историографии контрфактическую модель вероятного развития событий при успешном исходе восстаний дворянских революционеров» .

Знаковый характер для отечественной историографии конца XX в. имели два научных события. Во-первых, специальный выпуск журнала «THESIS» в 1994 г., посвященный риску, неопределённости, случайности, в котором был опубликован ряд переводных материалов зарубежных авторов (Р. Козеллека, Д. Мило, С. Хука) по проблеме сослага ельности в истории. Во-вторых, это проведённый редакцией ежегодника «Одиссей» в апреле 1999 г. «круглый стол» на тему: «История в сослагательном наклонении?» В его работе приняли участие историки Л. М. Баткин, Л. И. Бородкин, А. В. Быстров, А. Я. Гуревич, И. Н. Данилевский, В. Д. Назаров, А. В: Оболонский, М. Ю. Парамонова, О. А. Ржешевский, П. Ю. Уваров, Д. Э: Харитонович, К. В. Хвостова, М. А. Чешков, С. А. Экштут, А. Л. Юрганов, М. А. Юсим.

На наш взгляд, это один из самых интересных «круглых столов» о ечест енных историков, состоявшихся в рамках рассматриваемого периода. Теоретико-методологическая «оснастка» опытов «прогнозирования» прошлого стала предметом рассмотрения в новой серии исследований Б. Г. Могильницкого, Я. Г. Шемякина, И.М. Бестужева-Лады, М. Ю. Парамоновой, И. М. Савельевой и А. В. Полетаева, С. А. Экштута, А. В. Бочарова, А. П. Назаретяна. Отечественными историками и социальными философами в нача е XXI в. защищен ряд диссертационных исследований по различным аспектам проблемы, альтернативности истории.

Для обозначения направления исследований прошлого, в основу которого положен вероятностный подход, отечественн е исс едова ели используют самые разнообразные термины: «история неслучившегося», «ретроальтернативистика», «несостоявшаяся история», «виртуальная история», «ретропрогнозирование», «альтернативная (вероятностная) история», «несвершившаяся история», «контрфактическое (историческое) моделирование», «контрфактические истори еск е сценарии (исследования)» .

Как остроумно заметил в своё время по этому поводу П. Ю. Уваров, «таковы «особенности национального историософствования: мы не немцы, чтобы заранее договариваться о понятиях» .

Представляет интерес вопрос о причинах обращения российских историков к идее альтернативной истории. Мотивация стремления инкорпорировать сослагательное наклонен е в ткань, исторического повествования выглядит весьма разнопланово. «Мы, историки, изучаем реальный ход событий, то, что случилось, а не то, что могло случиться. Однако при этом нельзя забывать, что выбор, сделанный, историей, был не единственно возможным и линии, шедш е вразрез с той, привычной, да еко не всегда вели в тупик» , — пишет, например, С. В. Думин, размышляя о роли Великого княжества Литовского и Русского в судьбах русской государственности.

В.С. Поликарпов, в свою очередь, обращает внимание на то обстоятельство, что анализ неосуществлённых сценариев развития человеческого общества, моделирование «несбывшегося» «в. Истории мировой, цивилизации даёт возможность раскрыть темные её места, выявить многовариантный и нелинейный характер истории, выработать подходы к управлению её «ходом» .

Кро е того, считает учёный, данная проблема приобретает ныне особую актуальность и потому, что будущее мировой цивилизации непредсказуемо, резко возросли сомнения в неотвратимости исторического прогресса, а перед всем человечеством раскрывается веер исторических альтернатив.

А.В. Оболонский, размышляя о разных путях, ведущих к идее альтернативной истории, признаётся что в его случае, это диктовалось неприятием как экономического монизма, так и фатальнопессимистического, одномерно негативного взгляда на динамику российской истории.

Исследователь считает, что в эмоциональном плане е еживание нереализованных исторических возможностей является: необходимым элементом исторического сознания, а в плане ин ел ектуальном, анализ причин этой нереализованности в значительной мере и ел ет историю наукой, в отличие от истории как хроники событий и процессов, якобы не имеющих сослагательного наклонения.

Кроме того, по мнению А. В. Оболонского, обращение к альтернативной истории — это шаг от гегельянства к кантианству, что не просто бол е эвристически продуктивно, но более полноценно с моральной точки зрения. О морально-нравст енном ас екте рассматриваемой проблемы пишут сегодня многие исс едова ели, и ея в виду то обстоятельство, что любая гуманитарная наука, хотим мы этого или не хотим, несет определённый нравственный заряд.

Так, по мнению И. Н. Данилевского, без сослагательного наклонения историческая наука станет «просто аморальной» .

Д.Э. Харитонович считает, что если мы призн ем возможность существования «истории в сослагательном наклонении», то мы признаем и то, что развитие исторического процесса зависит от нас, причём, не только от всех нас, не только от некоторых из нас, но и от каждого из нас" .

В свою очередь, А. Я. Гуревич справедливо отмечает, что в условиях сегодняшнего дня, когда «эпоха, в которую мы живём, играет на нравственн е понижение», когда «нас трудно уже ем-нибудь ужаснуть», перед историками не может не возникнуть проблемы альтернативности. Сама её постановка является напоминанием о том, что «…мы несём ответственность за наши поступки. Даже е будучи столь уж значительными, они могут повлечь за собой последствия; которых мы не п едви ели. История может дать нам в этом смысле определённые уроки… «.

Пытаясь ответить на вопрос о том, каким образом появляется этот необычный взгляд на историю, в основе которого лежит стремление исследователя осмыслить её с точки зрения сослагательного наклонения, С. А. Экштут в качестве гипотезы предлагает собственное объяснение, отталкиваясь от принципа «остранения», разработанного, как уже было отмечено, В. Б. Шкловским. Продолжая мысль В. Б. Шкловского и перенося её в плоскость научно-исторического творчества, С. А. Экштут пишет: «Историк, сознательно стремящийся сочетать научную доказательность текста с его эстетической выразительностью, постоянно вплетает художественные образы в ткань своего повествования.

Так возникает эффект остранения: на всем известные вещи, события, структуры, институты, на героев и антигероев смотрят иными глазами… История предстаёт как альтернативный, и незавершенный процесс… Исторический процесс всегда абсолютен, а его результаты — относительны.

Таков исходный пункт абстрактного рассмотрения проблемы альтернативности в истории. В течение почти двух столетий историки, апеллируя либо к Провидению; либо к неумолимым законам истории, абсолютизировали эти относительные результаты: подводили к ним, отсекая всё второстепенное, всё случайное. В наши дни возникла потребность писать иначе… Манипулируя с прошлым, историк пытает былое, стремясь узнать не то, как это было на самом деле, но интересуясь преимущественно тем, «как это не произошло в действительности» .

А.Л. Юрганов пытается подойти к вопросу о причинах появления сослагательного наклонения в истории с точки зрения историографии. По его мнению, проблема альтернативной истории возникает в определённом времени, когда в историографии; происходит переход от одного способа описания и понимания истории, к другому, от безальтернативной истории, где господствуют закономерности, к той истории, в которой представлен человек со своими хаотическими мыслями, и случайными поступками. Этот переход, по А. Л. Юрганову, «чреват неким качественно новым пониманием исторического процесса. Теперь мы находимся как бы между двумя берегами, признавая, что закономерность каким-то образом осуществляется в истории, мы вместе с тем понимаем, что случайности также воздействуют на исторический процесс и как-то его выстраивают» .

Исследователь задаётся вопросом о том, какова роль этой проблемы в логике развития самой науки, к чему придёт наука завтра? Переход от одного этапа в историографии к другому представляется ему как переход «от веера разных точек зрения на какое-то историческое явление — к разным направлениям изучения прошлого» .

Безусловно, в данном случае речь идёт, прежде всего, о постмодернистском дискурсе, изменившем отношение к «ремеслу историка» .

Немаловажный на наш взгляд, момент, побуждающий историков обращаться к, проблемам ретроальтернативистики, актуализированность понятия «альтернативная, история» на уровне обыденного сознания. В его рамках проблема альтернативности истории ассоциируется с распространённым термином — «эффект бабочки» .

Он известен в естественных науках и обозначает свойство некоторых хаотичных систем, когда незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые эффекты где-нибудь в другом месте и в другое время.

В.свою очередь, термин «эффект бабочки» вызывает параллели с рассказом Р. Брэдбери «И грянул гром» (1952 г.), где гибель бабочкив далёком прошлом изменяет мир будущего. Наконец, продолжая ассоциативный ряд, актуализирующий проблему альтернативности истории в массовом сознании, вспомним фразу из знаменитого блокбастера «Терминатор-2″ о том, что „будущее не предопределено“. Всё это значительно» облегчает для любой" литературы, имеющей гриф «альтернативная история», но часто не имеющей ничего общего с наукой, путь к сердцам «любителей старины». И этот путь, как известно, пролегает через «территорию историка», которуюнастоящий профессионал обязан защищать.

Использование методов альтернативной истории в познавательной деятельности историка выводит его на исследован е дихотомии детерминизма и индетерминизма, закономерности и случайности — одной изглавных ем философии истории, в которой историография Просвещения утвердила примат исторической закономерности. Ещё Ш. Л. Монтескье в своих «Размышлениях о причинах величия и падения римлян» утверждал, что «если случайно проигранная битва, т. е. частная причина, погубила государство, то это значит, что была общая причина, приведшая к тому, что данное государство должно было погибнуть вследствие одной проигранной битвы. Одним словом, все частные причины зависят от некоторого всеобщего начала» .

Вообще представление о каузальности «является ключевым э ементом западного рационализма». Общеизвестны строки блоковской «Апологии истории» о том, то «историк и ет цепи каузальных волн…». Представителями детерминистского подхода в, историографии в разное времяявлялись А. де Токвиль, К. Маркс, М. Ве ер, школа структурной истории. «Историческая школа XIX в. не оставила и следа от случайности… Это «произошло не столько в результате последовательногораспространения принципа каузальности, сколько благодаря теологи еским, философским и эстетическим импликациям современного понятия истории» , — пи ет Р. Козеллек в статье «Случайность как последн е при ежище историографии» .

Но несмотряна то, что господствующие историографические направления концентрировали усилия на поиске исторических закономернос ей, случайность никогда не покидала пре елы историографии. В современной историографии проблематика случайности очевид ее всего присутствует в сочинениях такназываемых историков-традиционалистов, противников системных исследований, эволюционных схем, абстракций и обоб ений. Утверждая уникальность любого исторического события, они трактуют историю как игру случайного и непредсказ емого, нагромождение прозрений и ошибок. Один из их аргументов состоит в том, что де ерминизм ведёт к отрицанию свободы чело ека, главного действующего лица истории.

Другой, относительно бол е новый довод гласит, что детерминизм, по определению, означает еоретизирование в истории, а теория ставит историю в зависимость от других общественных наук. В результате история становится скорее полигоном, на котором апробируются тео ети еские достижения социологии, социальной антропологии, экономики, чем самостоятельной сферой знания о прошлом. В сочинениях историковтрадиционалистов история предст ет как нескончаемый поток альтернатив, из которых в силу стечения обстоятельств и столкно ения еловеческих интересов реализуются лишь некоторые. В то же время, «по-настоящему пос едовательный отказ от каузальных объяснений и подходок к истории стал результатом становления постмодернистской историографии» .