Языковая игра — наука

Лиотар предпочитает рассматривать науку как «языковую игру» в витгенштейновском смысле^[1]. Согласно концепции языковых игр, никакая теория не в состоянии понять язык в его целостности, разве что она сама является одной из языковых игр. Так же, считает Лиотар, надо подходить и к метанарративам: каждый из них — языковая игра, являющаяся одной из множества языковых игр. Таким образом, спекулятивные метаповествования релятивизируются. Сами они претендуют на объективное описание явлений. Лиотар же требует рассматривать каждое из них как языковую игру, правила которой могут быть вычленены путем анализа способов соединения предложений друг с другом ^[2].

Пример: языковая игра «наука». Каковы ее правила?

• • В качестве научных допускаются только дескриптивные суждения.
• • Научные суждения по существу отличаются от нормативных суждений, которые только и используются для легитимации всякого рода гнета и насилия.
• • Компетентность требуется только от того, кто формулирует научные суждения, а не от того, кто их принимает и использует.
• • Научное суждение существует как таковое лишь в системе суждений, которая подкреплена аргументативно и эмпирически.
• • Из предыдущего следует, что языковая игра «наука» требует от участника знакомства с современным состоянием научного знания.

Сказанное свидетельствует, что научная игра не требует теперь метанарратива для цели собственной легитимации. Правила ее имманентны, т. е. содержатся в ней самой. Для того чтобы вести ее успешно, конкретному ученому вовсе не нужно добиваться освобождения от кого-то или чего-то, а также не нужно демонстрировать «прогресс» знания. Достаточно того, чтобы его деятельность была признана соответствующей правилам игры, т. е. признана в качестве научной деятельности другими представителями ученого сообщества. Наука, таким образом, оказывается самоподдерживающимся предприятием, не нуждающимся в каком-то внешнем по отношению к ней самой оправдании или обосновании.

Но наличие такой игры ничего не говорит о важности науки и месте, которое она занимает в современном обществе. Поэтому Лиотар идет дальше. Как явствует из приведенных правил, научные суждения требуют эмпирического подтверждения. В сложных случаях само получение подтверждения требует комплексной технологии. Технология организуется согласно принципу эффективности, т. е. для получения наибольшего результата при наименьших затратах. Но комплексная технология требует денег. Тот, кто располагает финансами, оказывается в состоянии получить искомое доказательство своих теоретических суждений. Таким образом, говорит Лиотар, технология оказывается не следствием «применения» научных суждений в промышленной и социальной практике, а средством получения самих этих научных суждений.

Так «составляется уравнение из богатства, эффективности и истины», — констатирует Лиотар^[3]. Поскольку по причине ограниченности ресурсов подход с точки зрения эффективности преобладает, истина оказывается на стороне лучше финансируемых исследований. Ибо именно те, кто имеет достаточно финансирования, оказываются в состоянии обеспечить технологию, нужную для получения эмпирического подтверждения. Более того, на их стороне оказывается и справедливость: получение эмпирического подтверждения свидетельствует о том, что распределение средств было справедливым. А если те, кто имеют финансы, имеют и власть (а это, по Лиотару, неизбежно, ибо они получают доход, используя результаты исследования), то оказывается, что наращивание технологий есть одновременно наращивание власти, богатства, истины и справедливости. И все это находится на одном полюсе общества, т. е. локализовано в одних и тех же социальных группах. Знание, воплощенное в современной высокоразвитой науке, оказывается, если следовать Лиотару, не только сила, оно же — и власть, и богатство, и истина, и справедливость.

Но все это справедливо лишь при условии, что эффективность как критерий применения технологий не ставится под вопрос. Если же возникает сомнение в применимости этого критерия в науке, т. е. как только он выходит из пределов научной игры, возникает необходимость метанарратива для ее обоснования. Такой метанарратив предоставляет современная системная теория общества (Парсонс, Луман).

• [1] 2 Л. Витгенштейн ввел понятие языковой игры, чтобы показать, что значение словвозникает из контекста их применения. Изменение контекстов меняет значения слов. Значение конкретного слова возникает как бы в ходе игры из сочетания и соотнесениянескольких контекстуальных значений. В более широком смысле под языковой игройВитгенштейн понимал «жизненную форму», т. е. сочетание некоторых правил установления значений с социально-исторической практикой, элементом которой они, этиправила, являются. См.: Витгенштейн Л. Философские работы. 4.1. М.: Гнозис, 1994.
• [2] Аналогичный подход практикуется в когнитивной микросоциологии (см. далее вэтой главе), где возникновение социального целого трактуется как продукт «языковыхигр» участников взаимодействий.
• [3] Liotard J.-F. The Postmodern Condition. P. 45.