Государственная регламентация чтения в России 1890-1917 гг

Актуальность. Интерес исследователей к истории пореформенной России, несмотря на повышенное внимание в последнее время к раскрытию «белых пятен» послереволюционной эпохи, не спадает. Много сделано историками и книговедами в деле изучения взаимоотношений культурной и политических сфер дореволюционного общества. Однако исследователи государственной политики в области печати и библиотечного дела ранее, в основном, ограничивались рассмотрением вопросов законодательства и цензуры, а государственную (правительственную) регламентацию чтения народа обстоятельно никто не изучал, хотя, как показало данное исследование, это было отдельное направление внутренней политики государства, в проведении которой принимало участие несколько (!) министерств. Чтобы пояснить о чём идёт речь, определим термин «государственная регламентация чтения». Под государственной регламентацией чтения понимается совокупность принимаемых государством правил и мер, направленных на установление норм потребления информации различными слоями населения, в целях достижения определённых целей и задач воздействия печатного слова на читателей, то есть определение правительством желательности или нежелательности конкретной литературы для чтения теми или иными социальными слоями и группами читателей. Регламентация чтения государством осуществлялась через библиотеки, институт народных чтений, оптовые книжные склады-магазины, куда в зависимости от ранга библиотеки, аудитории для народного чтения или принадлежности книжного склада допускалась или не допускалась определённая литература.

Отличие государственной регламентации чтения от цензуры в том, что цензура — это прямой запрет на чтение, хранение и распространение литературы, неугодной государству, а регламентация чтения — это своего рода косвенная «цензура», когда властью создавались административные препоны и бюрократические «рогатки» для знакомства определённых социальных слоёв и групп с литературой, которая по мнению государства была нежелательна для чтения данными социальными слоями и группами, но это не означало, что данным социальным слоям и группам нельзя было под страхом административного или уголовного наказания читать данную литературу.

Следует отметить и подчеркнуть, что государственная регламентация чтения не была присуща только царскому правительству и вместе с его падением в феврале 1917 г. навсегда исчезла как составляющая внутренней политики государства. Напротив, данный способ контроля над умами сограждан был востребован пришедшими к власти большевиками, которые, в отличие от царской власти, особо не церемонились с печатным словом. Признание Советской властью нежелательной для чтения рабоче-крестьянской средой почти всей русской дореволюционной и западной буржуазной литературы, привело к планомерным очисткам массовых библиотек, посещаемых именно этими социальными слоями, от данной литературы в 1924, 1926 и 1929;31 гг. Данная идея очистки массовых библиотек от идеологически чуждой или ненужной для постройки нового общества литературы не была придумана большевиками, её теоретические истоки в народнических общедоступных библиотеках. Уже в XIX веке эта доступность понималась в российских народнических кругах специфически: речь шла о резком, если не сказать революционном, преобразовании «народа» в «читателей». Здесь родилась социально-педагогическая концепция библиотечного дела, считавшая, что цель библиотеки только в «формовке читателя», а книга — лишь «лекарство», «орудие» для воспитания народа [45]. Практические средства для осуществления контроля за чтением народа тоже не пришлось изобретать. В памяти ещё оставались примеры недавнего прошлого. Функции Учёного комитета Министерства народного просвещения, контролировавшего состав бесплатных народных и школьных (ученических и учительских) библиотек, принял на себя Главный политико-просветительный комитет (Главполитпросвет) и Центральная междуведомственная библиотечная комиссия при нём. Таким образом, выстраивается непрерываемый, а лишь дополняемый в теоретическом и практическом плане с учётом современности, процесс контроля властью над умами граждан. И этот процесс продолжается и по сегодняшний день. Только сейчас надо говорить не о государственной регламентации чтения, так как печатное слово в наше время не главный распространитель информации как в конце XIX — начала XX вв., а о регламентации информации на всех видах СМИ (печатных, электронных) владельцами данных источников информации, различными властными и финансовыми элитами, не допускающих оппонентов и конкурентов к своему средству воздействия на социум, а также прикладывающих все силы для ликвидации действия данного средства у противоборствующей стороны. Единственное существенное отличие современной регламентации от дореволюционной в том, что регламентируется информация не для различных социальных слоев или групп, а для всего населения, находящегося в сфере действия данного СМИ. Отсюда усилия владельцев определённого масс-медиа подавить такой же источник у конкурента, чтобы самим безраздельно властвовать над умами сограждан и формировать их мысли и деятельность в нужном для себя ключе. Этот частный пример преемственности по сути одного явления показывает, что исторический процесс целостен, а не является не связанным между собой калейдоскопом событийотсюда актуальность данной работы в том, что она раскрывает один из исторических отрезков, до сих пор обстоятельно, в отличие от цензурного контроля, не изучаемого, данного процесса контроля властью над средствами массовой информации, в нашем случае, поскольку речь идёт о дореволюционной эпохе, за циркуляцией печатного слова в обществе.

Целью исследования является попытка дать всестороннюю, целостную картину такого социально-политического и социокультурного явления как государственная регламентация чтения в России в период 1890 — 1917 гг.

Для достижения этой цели предполагается разрешить следующие научные задачи:

1. Определить основные этапы государственной регламентации чтения в указанный период;

2. Выявить и охарактеризовать правовую базу государственной регламентации чтения на каждый период;

3. Установить социальные слои и группы, являющиеся объектами приложения государственной регламентации чтения;

4. Выявить и охарактеризовать литературу, являющуюся объектом приложения государственной регламентации чтения;

5. Определить оппонентов государственной регламентации чтения и рассмотреть их деятельность;

6. Выявить взаимосвязь государственной регламентации чтения с другими социально-политическими процессами.

Объектом исследования является государственная регламентация чтения как социально-политическое и социокультурное явление, а предметомдеятельность государства по ограничению доступа определённой литературы в определённые социальные слои и группы российского общества в означенный период.

Методы исследования. Помимо общенаучных методов анализа и синтеза, методологической основой данной работы является принцип историзма, то есть рассмотрение явлений в их историческом развитии и в связи с социальными, политическими и общекультурными процессами. Кроме того, в соответствии с задачами исследования применялся комплекс взаимодополняющих методических подходов: историко-сравнительный, историко-правовойпри изучении влияния государственной регламентации на культурную жизнь социума рассматриваемого периода продуктивным оказалось сочетание книговедческого и культурологических подходов к анализу материала.

Хронологические рамки (1890 — 1917 гг.), исследуемые в данной работе не случайны. Именно в этот временной отрезок, с 15 мая 1890 года до 20 апреля 1917 года такое явление, как государственная регламентация чтения, достигло своего чётко выраженного, кульминационного развития. До 1890-х годов государственная регламентация чтения не была отдельным направлением внутренней политики государства в виду отсутствия проводников объектов чтения (массовых библиотек, земских книжных складов, народных школ) в народную среду. «Правила о бесплатных народных читальнях и о порядке надзора за ними», утверждённые Министерством внутренних дел 15 мая 1890 года положили начало этому периоду полного проявления государственной регламентации чтения в жизни российского общества, который продлился до 20 апреля 1917 года, когда государственная регламентация чтения была отменена постановлением Министерства народного просвещения Временного правительства.

Практическая ценность работы состоит в обогащении знаний по истории контроля государства за средствами информации. Материалы диссертации могут быть использованы при дальнейшей научной разработке исследуемой проблематики, а также в педагогической сфере.

Апробация исследования. Различные фрагменты работы раскрыты в выступлениях на Петербургских чтениях 1998 г., XI Смирдинских чтениях (1999 г.), а также на Аспирантской научной конференции Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств 8 апреля 1999 года.

Особенность изученности данной темы в том, что все исследования по контролю за печатным словом по рассматриваемому нами периоду, как дореволюционные (Опацкий В. «Опека над печатью» [131], «Русская пресса и цензура: материалы для характеристики русской прессы» (без указания автора) [186], Энгельгардт H.A. «Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати (1703 — 1903)» [256], Розенберг В. «Русская печать и цензура в прошлом и настоящем. Статьи Вл. Розенберга и В. Якушкина» [184] и «Летопись русской печати (1907 — 1914)» [183] и др. работы), так и послереволюционные (Добровольский Л.М. «Запрещённая книга в России. 1825 — 1904. Архивно-библиографические разыскания» [46], Бережной А. Ф. «Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати (1895 — 1914)» [21] и др.) относятся лишь собственно к цензуре, а именно, как мы уже указывали к прямому запрету определённой литературы, данное исследование же впервые рассматривает именно регламентацию чтения, хотя автор данных строк признаёт что регламентация чтения и цензура могут соприкасаться, как это было во время I Мировой войны, когда военной цензурой и губернаторами были запрещены для распространения определённые периодические издания в губерниях, близких к фронтовой полосе, хотя в остальной части Российской Империи они не были запрещены. Из вышеперечисленных дореволюционных работ хочется отметить информационно богатую работу Н. Энгельгардта «Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати (1703 — 1903)», представляющую из себя исторический обзор отношений прессы и цензуры за 200 лет. Из близко стоящих работ по теме регламентации чтения можно назвать монографию Б. В. Банка «Изучение читателей в России (XIX в.)» [19], где в третьей главе даётся анализ деятельности Особого отдела Учёного комитета Министерства народного просвещения в 70 — 80 годы XIX века, а из дореволюционных следует отметить публикации Я. В. Абрамова в журнале «Русская Школа» в разделе «Хроника народных библиотек» и «Хроника народного образования» [6 — 17] и отдельную работу Е. Звягинцева «Правовое положение народных библиотек за 50 лет» [69]. Я. В. Абрамов в своих публикациях подробно анализирует каталог Учёного комитета Министерства народного просвещения, регламентирующий состав бесплатных народных библиотек, используемых, в основном, малообеспеченными слоями населения, а также вскрывает злоупотребления на местах, в провинции, местных властей, которые зачастую в усердии не допустить в народ «вредной» литературы стремились превзойти и Министерство народного просвещения, и Министерство внутренних дел. Работа Е. Звягинцева «Правовое положение народных библиотек за 50 лет», как и весьма информационно содержательная статья в «Русской Школе» Т. Надеждина «Законоположения о народных библиотеках и народных чтениях» [119] дают подробный анализ законодательства о библиотеках и институте народных чтений с середины XIX в., и законы, регламентирующие литературу для народа выделены в них отдельным аспектом. Ценность статей Я. В. Абрамова в богатом фактическом материале, но и его, и публикации других авторов того времени, в частности, статьи В. И. Чарнолуского, A.B. Мезьер, H.A. Малиновского, A.A. Локтина, Е. Звягинцева рассматривают данный вопрос не как самостоятельный, а лишь в контексте библиотечной политики правительства, рассматривают регламентацию чтения как один из аспектов этой политики наравне с финансированием библиотек, кадровым составом, их местоположением.

Научная новизна данной работы обусловлена тем, что государственная регламентация чтения впервые становится объектом специального исследования. Определены социальные слои и группы, которые подпадали под данное явление. Дан развёрнутый обзор инструментов контроля за народным чтением. Выявлены категории литературы, не регламентированные государством для чтения определённым социальным слоям (рабочие, крестьяне) и группам (военнослужащие, учащие и учащиеся школ ведомства Министерства народного просвещения)1. Показана взаимосвязь государственной регламентации чтения с другими социально-политическими процессами, в частности, с революцией и реформами 1905 — 1907 гг., которые вызвали почти полное исчезновение государственной регламентации чтения из правового поля.

1 Автор данной работы исследует в основном регламентацию чтения низших социальных слоев, лишь по ходу исследования для целостности картины касаясь педагогической регламентации, в частности, когда Министерство народного просвещения оттягивало ввод в школьные программы по литературе писателей 2-ой половины XIX века, считая их противниками существующего режима, справедливо полагая что это тема отдельного исследования. страны, и с I Мировой войной, когда к регламентации чтения присоединилось, помимо министерств народного просвещения и внутренних дел, и Военное ведомство, и в отдельных, в основном, прифронтовых, областях страны оказалось запрещённым или нежелательным к чтению то, что оставалось разрешённым в других регионах страны.

Научная новизна настоящего исследования заключается также в том, что здесь, в отличие от предшествующих работ, рассматривающих данную тему в библиотековедческом аспекте, сделана попытка представить её с книговедческих позиций. Исследуется государственное регулирование чтения различных социальных слоев и групп, а библиотеки и библиотечное законодательство рассмотрены именно в книговедческом аспекте, то есть как главные на ту эпоху проводники объектов чтения (периодического и непериодического печатного слова) в народную среду.

Основными источниками, использованными при создании данной работы, послужили документальные материалы, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве (фонд 734 «Учёный комитет Министерства народного просвещения»), и русская журнальная периодика за указанный период. Из неопубликованных материалов использовались документы из журнала заседаний Учёного комитета Министерства народного просвещения, а также циркулярные распоряжения Министерства народного просвещения. Из журнальной периодики указанного периода использовались следующие периодические издания: «Журнал Министерства народного просвещения», «Известия по народному образованию», «Циркуляр по управлению Кавказским учебным округом», «Педагогический вестник Московского учебного округа. Средняя и низшая школа», «Книговедение», «Библиотекарь», «Русская школа», «Вестник воспитания», «Вестник народного образования», «Для народного учителя», «Народный учитель», «Русский учитель», «Внешкольное образование», «Земство и народное образование», «Народное образование», «Народная школа», «Внешкольное образование и самообразование», «Законы, циркуляры и сенатские разъяснения по народному образованию». В данных изданиях были внимательно изучены публикации Я. В. Абрамова, А. В. Мезьер, Н. П. Малиновского, А. А. Локтина, Е. Звягинцева и других по данному вопросурассмотрены циркуляры, предложения и другие документы Министерства народного просвещения, Министерства внутренних дел, Военного ведомства, Св. Синода, Главного тюремного управления и Государственной Думы, местных органов власти по данной темеа также был почерпнут богатый фактический материал об осуществлении регламентации чтения на всей территории России и связанных с этим злоупотреблений и превышений полномочий как центральной, так и местной властью. Большое количество документов Министерства народного просвещения, особенно за период 1890 — 1905 годы, относительно регламентации книжного состава народных библиотек, было почерпнуто из изданных в конце XIX — начале XX века сборников законов, циркуляров, инструкций по библиотечному и книготорговому делу. Из них, в частности, можно отметить, составленный В. И. Чарнолуским «Сборник законов и справочных сведений о печати, собраниях, съездах, лекциях, народных чтениях, курсах для взрослых, обществах, союзах, библиотеках, книжной торговле, театре, увеселениях, и т. д.» [249], сборник Г. А. Фальборка «Библиотеки (общественные и народные) и книжная торговля. Систематический свод законов, распоряжений, правил, инструкций, уставов, справочных сведений и пр.» [204], работу С. Л. Каменецкого «К вопросу о праве открытия библиотек. (Ст. 175-ая уст. о цензуре и печати)» [92]. Особо следует выделить составленный В. И. Чарнолуским сборник «Настольная книга по внешкольному образованию» [248], представляющий из себя полный систематический сборник законов, циркуляров, разъяснений сената и справочных сведений: о библиотеках, книжной торговле, обществах и союзах, собраниях и съездах, публичных лекциях и народных чтениях, школах и курсах для взрослых, театрах, кинематографах и общественных увеселениях, музеях, печати, выставках и других областях внешкольного образования.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Государственная регламентация чтения в период 1890 — 1917 гг. не была продуманной долгосрочной концепцией контролирования народного чтения, а являлась лишь реагированием власти на определённые социокультурные и социально-политические изменения в государстве;

2. Государственная регламентация чтения была отдельным самостоятельным направлением внутренней политики государства, а не частью цензурной политики;

3. Содержание и характеристика правовой базы государственной регламентации чтения;

4. Определение социальных слоев и групп, как объектов применения государственной регламентации чтения;

5. Определение тематико-типологического состава литературы, не регламентированной государством для чтения;

6. Оппоненты государственной регламентации чтения как субъекты государственной власти и социально-политических процессов в государстве.

Данное исследование состоит из введения, четырёх глав и заключения. Первая глава «Регламентация чтения в период 1890 — 1905 гг.» рассматривает предысторию и начало данного явления в России, государственную идеологию, на основании которой возникла данная политика регламентации чтения, раскрывает причины её появления, показывает способы и формы регламентации чтения, осуществляемые органами государственной власти, главным образом Министерством народного просвещения, в России. Также выявлены и показаны частые превышения полномочий и злоупотребления в регламентации чтения центральной, местной и духовной властями и борьба земств, культурно-просветительских обществ, публицистов педагогических журналов за отмену государственного контроля за народным чтением. Отдельным разделом рассматривается регламентация литературы для школьных программ по литературе, показывается затягивание Министерством народного просвещения процесса ввода в изучение в школах писателей 2-ой пол. XIX века, указываются причины этого. Вторая глава «Регламентация чтения в период 1905 — 1907 гг. Реформы.» показывает процесс ослабления контроля государства за народным чтением в результате первой русской революции и вызванных ею общих демократических преобразований в стране. В то же время подчёркивается противоречие в процессе реформирования контроля за чтением различных социальных групп (учителей, учащихся), когда власть, выпуская зачастую противоречащие друг другу распоряжения, пыталась таким образом и контроль сохранить, и необходимые реформы провести. Третья глава «Регламентация чтения в период 1908 — 1914 гг. Реакция» рассматривает усиление регламентирующего контроля в послереволюционную эпоху, показывает наступившую в политике Министерства народного просвещения реакцию, сведение на нет, «откат» от многих достижений в области ослабления контроля за народным чтением в 1905 — 1907 годах. В то же время отмечается подъём общественного движения в стране за перемену библиотечной политики правительства в целом, и отмену какой бы то ни было регламентации чтения, в частностипоказывается критическое отношение к проводимой государством регламентации чтения, как правых, так и левых политических движений. Четвёртая глава «Регламентация чтения перед Февральской революцией (1915 -1917 гг.)» показывает смену курса в сторону демократических преобразований в политике Министерства народного просвещения в результате замены руководства, начало новых реформ в политике регламентации чтения. В то же время подчёркивается половинчатость, недостаточность преобразований, их лакировочный характер, лишь отменяющий одиозные постановления предыдущей эпохи 1908 — 1914 годов. Особо показывается роль Военного ведомства в деле регламентации чтения в результате военных действий. В заключении главы кратко показано как кардинально после Февральской революции новая власть покончила с государственной регламентацией чтения в стране. В «Заключении» излагаются общие выводы, полученные в результате проведённого исследования. Выделены основные этапы развития государственной регламентации чтения. Выявлены и определены главные задача и цель, которую государство хотело решить с помощью регламентирования чтения народа, а также основная причина возникновения данного явления. Показана связь государственной регламентации чтения с внутренней политикой государства. Дано сравнение царской политики регламентации чтения и политики советской власти по контролю за чтением народа.

В конце диссертационного исследования помещён «Список используемой литературы». Пояснения и дополнения к основному тексту даны в виде подстрочных ссылок в конце страниц.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Как показало исследование, в истории государственной регламентации чтения в России за рассмотренный нами временной период 1890 — 1917 гг. следует выделить четыре основных этапа. Первый этап (1890 — 1905 гг.) характеризуется становлением государственной регламентации чтения, формированием методов, с помощью которых правительство пыталось предотвратить проникновение в народную среду нежелательной литературы оградить низшие социальные слои (рабочие, крестьяне) от знакомства с ней. Нежелательная литература делилась у правительства на три основных категории: 1) малопонятную, с точки зрения власти, литературу для народа, 2) литературу, стоящую на критических позициях по отношению к самодержавию и проводимой им политике, 3) литературу, стоящую на материалистических, нерелигиозных позициях. Правила 1890 года, разрешительные каталоги для бесплатных библиотек, многочисленные циркуляры Министерства народного просвещения — всё это служило надёжной оградой, плотиной, пропускавшей в народ из моря издававшейся тогда литературы лишь строго дозированные, профильтрованные ручейки «благонадёжных» книг. Но в тоже время конкретные примеры, изложенные в исследовании, демонстрируют, что Учёный комитет Министерства народного просвещения, в основном занимавшийся возведением данной плотины, не был собранием ретроградов и реакционеров, а являлся рутинным, бюрократическим учреждением, временами демократичнее самого руководства министерства. Второй этап (1905 — 1907 гг.) можно охарактеризовать как разрушение этой плотины в результате революционных событий 1905 — 1906 гг. и начавшихся по их причине демократических преобразований. От плотины остались лишь незначительные преграды для ученических библиотек, хотя власти на местах и пытались остановить поток хлынувший в народ литературы, проводя самовольные незаконные обыски и изъятия из библиотек и земских книжных складов, противозаконно составляя списки запрещённых к выписке сельскими жителями периодических изданий. Третий этап (1908 -1914 гг.) — время правления реакционных министров народного просвещения А. Н. Шварца и Л. А. Кассо, и временного директора М. А. Таубе, когда была осуществлена попытка восстановить регламентирующую плотину, и хотя полного возврата к прошлому не произошло, допуск литературы в наиболее распространённые в России народные библиотеки при школах был существенно ограничен. Также создавались реакционные препоны для проведения народных чтений для крестьян по сельскохозяйственной тематике, из учебных заведений, особенно начальной школы, стали изыматься естественнонаучные учебники, пропагандирующие материализм, дарвинизм, и учебники по истории и литературе объективно, а не через уваровскую призму «православиесамодержавие — народность», рассматривающие российскую историю. В провинции местные власти усилили надзор за выпиской библиотеками и жителями периодических изданий, составляя для них списки разрешённых к получению периодических изданий, особенно стало контролироваться чтение преподавателей. «Подозрительными», «неблагонадёжными» для властей были периодические издания буржуазно-либеральных партий (октябристы, кадеты), периодика более левых по политическому спектру движений (социалисты, марксисты, анархисты) была просто «недопустима», и власть на местах (на уровне губернаторов) делала всё, чтобы не пропустить издания данных политических движений ни в народные библиотеки, ни тем более в школьные (учительские и ученические), ни подписчикам в провинции. Министерство внутренних дел сделало попытку провести через Государственную Думу закон, ставящий под контроль книжный состав остававшихся независимыми народных библиотек вне учебных заведений. Начало I Мировой войны привело к прямому запрету на распространение в целых областях страны отдельных периодических изданий, а также запрещению издания литературы по национальному, языковому признаку, в частности, на украинском и идиш. Четвёртый этап (1915 — 1916 гг.) можно охарактеризовать как попытку нового руководства Министерства народного просвещения «создать из центрального органа ведомства не только управление, но и учреждение, имеющее своей целью содействовать правильной постановке народного образования в стране» [108, с. 37]. Были отменены наиболее одиозные, реакционные постановления двух прежних министров, изменены правила о народных библиотеках при низших учебных заведениях в сторону ослабления регламентирующего контроля за поступлением в них печатного слова, хотя следует отметить, что полного восстановления свободы допуска литературы в эту наиболее распространённую.

часть народных библиотек не произошло. В связи с войной особо выделяется роль Военного ведомства в деле регламентации чтения, оно строго контролировало чтение больных и раненых низших чинов, находящихся в лазаретах и лечебных заведениях, не допуская туда никаких периодических изданий, кроме как ура-патриотической и монархическо-православной направленности.

Итак, на основании вышеизложенного можно сказать, что самодержавие с 1905 года проводило двойственную политику в области регламентации чтения: с одной стороны, особенно в период 1905 — 1907 годов, декларировало демократические принципы, а с другой, особенно в эпоху руководства народным просвещением А. Н. Шварца и JLA. Кассо — всячески цеплялось за старые, отжившие формы управления и контроля. Ясной, продуманной, долгосрочной стратегии действий у правительства по отношению к регламентации чтения в период 1905 — 1916 гг. не было. Отсюда проистекает и частая смена правил о народных библиотеках, регламентирующих допуск литературы (с 1906 по 1915 годы вышло трое различных правил: в 1906 г. -либеральные по отношению к допуску литературы, в 1912 г. — реакционные, в 1915 г. — примиряющие, по мысли Министерства народного просвещения, обе крайности), и выход взаимоисключающих, взаимоотменяющих друг друга циркуляров в 1905 — 1906 годах. Но стоит отметить, что отсутствие долгосрочной концепции, программы действий было характерно не только в отношении регламентации народного чтения, частного аспекта народного просвещения1, не только в отношении самого народного просвещения, но и для всей внутренней политики царского правительства с начала XX века. С 1898 года до свержения самодержавия в феврале 1917 года на посту министра народного просвещения побывало 13 человек (считая временно исполняющих), часть из которых была реформаторами (Г.Э. Зенгер, Н. П. Боголепов, П С. Ванновский, В. Г. Глазов, П. М. Кауфман, П.Н. Игнатьев), частьконсерваторами (Н.А. Шварц, Л. А. Кассо, М. А. Таубе, Н.К. Кульчицкий). Ясно, что ни о какой долгосрочной, последовательной программе развития народного.

1 Народным просвещением, в той его части, что касается регламентации чтения, как показала данная работа, занималось не только министерство народного просвещения (хотя оно, безусловно, играло ведущую роль), но и святейший синод, министерство внутренних дел, а также в значительно меньшей степени, конечно, военное ведомство, министерство путей образования говорить не приходилось. В целом, начиная со смерти Александра 1П, самодержавие проводило сиюминутную политику ублажения интересов различных элитарных групп (общая министерская чехарда 1915 — 1916 гг. и не только), не прогнозировало, упреждало события, а принимало решения по уже свершившимся фактам. Предшествующий период 1890 — 1905 годов, который был рассмотрен в нашей работе, также не отличался последовательностью и продуманностью внутренней политики царской власти, в частности в деле контроля за народным чтением. Хотя до смерти Александра III (1894 г.) была единая державно-консервативная концепция внутренней и внешней политики (внешняя политика — есть продолжение внутренней), и правила 1890 года, регламентирующие состав народных библиотек, прекрасно вписываются в данную концепцию политики Александра III, начало которой, как известно, положил, составленный при участии М. Н. Каткова, манифест от 29 апреля 1881 года, призвавший всех верных сынов отечества всеми силами содействовать «к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую."[183, с.217]. В области цензуры и регламентации народного чтения, эта политика вылилась сначала в ужесточение контроля за собственно печатным словом (временные правила о печати 1882 года, урезавшие многие свободы, данные прессе предыдущими правилами от 1865 г.) — с ростом числа библиотек появился общий Запретительный каталог (1884 г.), не допускавший в них некоторые, разрешённые цензурой, а также вышедшие в относительно либеральный период 1865 — 1881 гг., печатные издания. С появлением заметного количества бесплатных библиотек, доступных любому грамотному человеку, возникла третья (1890 г.), если считать от цензуры, ступень фильтрации печатного слова, глобальная задача которой было сохранение народного сознания от проникновения, по мнению правительства, чужеродных идеологических и экономических формаций: либерализма, атеизма, материализма, социалистических экономических концепций.

Поэтому те кто вводили регламентирующие правила от 15 мая 1890 г. (Победоносцев и Ко) не просчитывали наперёд ни рост в геометрической прогрессии книгоиздания, ни рост в арифметической прогрессии народных библиотек, так как они не собирались отступаться от выбранного ими вектора сообщения и тюремное управление. Всё это говорит о том, регламентация чтения была отдельным направлением внутренней политики государства. развития России, продлевая как можно дольше консервацию народного сознания. Данные правила были основаны на опыте прошедшего десятилетия2, а не были результатом моделирования наперёд всех возможных социально-экономических, социокультурных и политических изменений в жизни российского общества хотя бы на десятилетие. Таким образом, ввод пресловутых правил 1890 года и последующая, через 15 лет, их отмена говорит о том, что ни Министерство внутренних дел, ни Министерство народного просвещения, ни Святейший синод не занимались, или, более верно, не хотели заниматься прогнозами и просчётами наперёд последствий от предпринимаемых действий, не учитывали в своей деятельности всевозможных изменений в жизни общества, а занимались лишь повседневной «текучкой» и реагированием на уже происшедшие события, а также удовлетворением сиюминутных потребностей и прихотей вышестоящего начальства, нисколько не волнуясь ни о их нужности, ни о возможной ответной реакции на них. Но критикуя разработчиков данной системы контроля за народной мыслью за приверженность к отжившим идеологическим парадигмам и неспособность предвидения событий, надо чётко помнить, что оппоненты данной системы в большинстве своём также не имели конструктивной, целостной концепции жизнеустройства российского общества, альтернативной самодержавной. Борясь с регламентирующей системой контроля за народным чтением, они боролись с «проклятым» самодержавием, а свалив его и взяв власть в октябре 1917 года, они стали действовать его же методами, только на порядок жёстче, регламентируя чтение не отдельных социальных слоёв, групп, а просто установив абсолютный цензурный контроль за всем печатным словом в государстве. Советская власть не нуждалась в какой-либо политике регламентации народного чтения3, построенной по образцу Победоносцева и.

2 По данным Я. В. Абрамова [10, с.43] в конце 80-х годов XIX в. во всей России было всего 15 (!) народных библиотек. И те, кто вводил правила 1890 г. и «испросил» Высочайшего повеления от 1888 г., которое требовало от Учёного комитета просмотра каталога каждой (!) народной библиотеки, явно полагали, что так будет если не всегда, то на их век хватит.

3 После 3-х волн очистки массовых библиотек в 1924, 1926 и 1929;31 годах сначала от изданной до революции, а потом и от «нэпмановской» «бульварно-мещанской» литературы и уже переизданной при советской власти русской дореволюционной и европейской «классики» [См. об этом: 35], причём вся изданная после революции литература была, соответственно, разрешена советской цензурой и, следовательно, к продаже населению, регламентация чтения в её запретительном аспекте практически полностью сменилась абсолютным цензурным контролем за всем печатным словом. Разрешительный аспект регламентации чтения, т. е. желательность правительства видеть какое-либо издание широко распространённым в народе,.

Ко, а именно в вышеуказанной трёхступенчатой фильтрации печатного слова, это было бы и несовместимо с декларируемым большевиками принципом о всеобщем равенстве. Оно придерживалось чёткой политики: всё что было разрешено цензурой — было разрешено для всего населения страны, запрещённые цензурой произведения оседали в спецархивах и спецхранах и были доступны настолько узкому, незначительному слою населения, что говорить о каком-то ступенчатом допуске литературы, как во времена царизма, не приходится. Завуалированная политика регламентации народного чтения в Советском Союзе просматривается лишь в следующем, а именно, в издании некоторых литературных произведений, укладывающихся в прокрустово ложе цензурных требований, но всё же несоответствующих коммунистическому мировоззрению, настолько мизерными тиражами, что они становились достоянием лишь имеющих отношение к книжной торговле или творческим и литературным элитам. Таким образом, с помощью тиражной политики советская власть сдерживала от массового проникновения в народную среду сочинения авторов с нежелательным для неё мировоззрением.

Возвращаясь к политике царского правительства в отношении регламентации народного чтения, мы видим, что главная причина сдерживания творчества многих авторов от допуска в народную среду — это их оппозиционность по отношению к государственной политике, критическое к ней отношение или несовместимость их идей, мировоззренческих концепций с постулатами государственной идеологии.

Но следует помнить, что чёткой, концептуально определившейся, государственной политике нечего бояться оппозиционных настроений, оппозиция для неё лишь элемент обратной связи, барометр общественного состояния. Поэтому сама постановка и стиль ведения государством данного регламентирующего контроля, частного аспекта внутренней политики, и работа, связанного с ним, государственного аппарата Российской Империи конца XIXначала XX вв. отчётливо вырисовывают общий кризис управления государством4, что привело к поражению в русско-японской войне, первой трансформировался, разросся при советской власти до отдельного направлениягосударственной рекомендательной библиографии. Россия до 1917 года страна на 80 — 85% крестьянская. Ещё не было ни радио, ни телевидениякомпания по ликвидации всеобщей безграмотности начнётся только после 1917 г. Газеты и журналы, несмотря на все вышеприведённые в исследовании факты поступления русской революции, а затем и к полному перехвату управления государством в 1917 году, когда только приход новой власти в феврале 1917 года кардинально покончил со всеми этими «реформами» и «контрреформами» в сфере контроля за циркуляцией литературы в социуме, полностью убрав преграду на пути проникновения в народ печатного слова, но, к сожалению, ненадолго. печатного слова в народ, проникают в народную среду в крайне незначительном количествешкол, доступных народу, мало, церковь же (ведомство Святейшего синода) — в каждом селе, а в каждом городе — не одна. Это была полная монополия на вещание народу всего, что признано общественно и государственно полезным. При эффективном управлении хотя бы через данную структуру события февраля и октября 1917 г. вряд ли бы произошли. Церковь была монополистом в деле воспитания новых поколений и увещания живущих. А в итогепятилетняя гражданская война на самоистребление. Несостоятельность правящей элиты в деле государственного управления, таким образом, была доказана.