Мотив «духовного странничества» в прозе русской эмиграции

В последние два десятилетия проза писателей-классиков XX века И. С. Шмелева и Б. К. Зайцева неоднократно становилась объектом исследования. Как правило, в центре внимания находятся проблемы мировосприятия. Большинство произведений этих писателей пронизано христианским мировидением, которое сам И. Шмелев называл «купелью русской литературы», не раз подчеркивая, что «истинное искусство глубинно религиозно"1. В произведениях Зайцева и Шмелева немало христианских образов и мотивов, а мысли и поступки персонажей контролируются глубоким религиозным чувством: «Без Господа не проживешь"2.

Духовно-религиозная проблематика многих произведений Шмелева и Зайцева позволила современным ученым отнести их творчество к литературному течению, получившему название «духовного реализма"3. Этим обосновывается и наш выбор исследования творчества писателей-эмигрантов.

В данном аспекте наиболее изучены повесть «Неупиваемая Чаша», романы «Лето Господне», «Няня из Москвы"4 И.Шмелва. Рассказы — менее исследованная часть шмелевского наследия. Чаще всего звучала тема «Россия Православная"5. Немало сделано в осмыслении литературного наследия.

1 Шмелев И. С. Удар в душу// Шмелев И. С. Крестный подвиг: очерки, статьи, автобиографические заметы. 1922;1934. Воспоминания о И. С. Шмелеве. — М.: Собрание, 2007.-С. 206.

2 Шмелев И. С. Собрание соч. в 12-ти тт. — М.: Сибирская Благозвонница. 2008. — Т. 2. — С. 227. В дальнейшем ссылки на это издание даны в тексте с указанием тома и страницы.

3 Подробнее об этом см.: Любомудров A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья (Б.К.Зайцев, И.С.Шмелев). — СПб., 2001.

Ильин И.А. О тьме и просветленииСорокина О. МосковианаЧерников А. П. Проза И.С.Шмелева: концепция мира и человека.

5 Любимов Б. Н. — «Душа Родины" — Михайлов О. Н. Вступительная статья// Шмелев И. С. Избранное. Повести и рассказы. — 1989; Прокопов Т. Ф. «Все написанное мною лишь Россией дышит.» Борис Зайцев в эмиграции// Зайцев Б. К. Собр. соч.: В 5 т., Т.2. -М., 1999; Любомудров A.M. Опыт духовного романа («Пути Небесные И. С. Шмелева»), Шмелев И. С. Пути небесные. — М.: Паломник, 2004, др. 4 г.

Б.К.Зайцева6, но большее предпочтение в исследованиях всегда отдавалось, раннему этапу, а последний период его творчества оставался почти не изученным.

На сегодняшний день современными исследователями рассмотрены многие частные проблемы творчества И. С. Шмелева и Б. К. Зайцева. Следует отметить диссертационные работы: Х. Альгазо «Нравственное становление личности в автобиографической прозе русского зарубежья (И.Бунин, И. Шмелев, Б. Зайцев, А. Куприн)» (Москва, 2006) — Л. И. Бронской «Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья (И.Шмелев, Б. Зайцев, М. Осоргин)» (Ставрополь, 2002) — Н. Б. Глушковой «Паломнические „хождения“ Б.К.Зайцева» (Москва, 1999) — Л. Е. Зайцевой «Религиозные мотивы в позднем творчестве И. С. Шмелева (1927;1947)» (Москва, 1998) — П. В. Корякова «Монашество в творчестве Б.К.Зайцева» (Москва, 2002) — И. И. Лукъянцевой «Идея святости в творчестве Б. К. Зайцева периода эмиграции» (Ставрополь, 2006) — А. М. Любомудрова «Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б. Зайцев, И. Шмелев» (Санкт-Петербург, 2001) — Д. В. Макарова «Христианские понятия и их художественное воплощение в творчестве И.С.Шмелева» (Ульяновск, 2001) — М. Ю. Трубицыной «На пути к Лету Господню (онтология веры в художественной эволюции И.С.Шмелева)» (Череповец, 1998) — Э. В. Чумакевич «Духовно-нравственное становление личности героя в дилогии И. С. Шмелева «Богомолье» и «Лето Господне» (Минск, 1995), др.

Актуальность научной работы обусловлена интересом современной науки к проблемам христианского мировидения в русской литературе XX столетия и способам его художественного воплощения, а также значимостью.

6 Любомудров A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья (Б.К.Зайцев, И.С.Шмелев). — СПб., 2001; Воропаева Е. Зайцев Б.К.// Русские писатели. — М.: 1992. — Т. 2. Михайлов О. О Борисе Зайцеве (1881−1972)// Лит. Россия. — 1987. 14 авг.- Красников Г. Борис Константинович Зайцев (1881−1972). Вступит. статья// Зайцев Б. К. Дальний край. Повести и рассказзы. — М., 2003; Прокопов Т. Легкозвонный стебель. Лиризм Б. К. Зайцева как эстетический феномен// Зайцев Б. К. Собр.соч.: В 5 т., Т.З. — М., 1999. и др. категории «странничества» в произведениях И. Шмелева и Б. Зайцева периода катастроф и изгнанничества. Мотив «духовного странничества», заявленный в названии диссертационной работы и проистекающий из этого понятия образ «духовного нищенства» в текстах Шмелева и Зайцева ранее не исследовался ни современниками писателя, ни нынешними учеными. В статье А. М. Любомудрова «Православное монашество в творчестве и судьбе И.С.Шмелева» тема монашества раскрыта в связи с биографическими фактами жизни писателя. Внутренний, духовный аспект проблемы — как отстранение от всего мирского, тленного, иллюзорного — не прозвучал. Также остались неисследованными множественные вариации мотива «духовного странничества» в прозе Б. К. Зайцева и И. С. Шмелева.

При рассмотрении вопросов, связанных с изучением мотива «духовного странничества» в творческом наследии писателей-эмигрантов, следует сделать несколько предварительных замечаний, касающихся нашего понимания термина «мотив». В настоящее время в литературоведении существует огромное множество определений «мотива», но нет пока ни одного исчерпывающего. В отечественной филологической науке этот термин используется в разных контекстах и с различными целями, что объясняет расхождения в толковании понятия, его важнейших свойств.

А.Н.Веселовский, впервые теоретически обосновавший понятие мотива, выделил его особый критерий — повторяемость определенной словесной формулы, а также подчеркнул свойство неразложимости мотива: «Под мотивом я разумею формулу, образно отвечающую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закрепляющую особенно яркие, казавшиеся важными или повторяющиеся впечатления действительности. Признак мотива — его образный одночленный схематизмтаковы не разлагаемые далее элементы низшей мифологии и.

7 Любомудров A.M. Православное монашество в творчестве и судьбе И. С. Шмелева // Христианство и русская литература. — СПб, 1994. сказки"8.

Развивая идеи Веселовского, И. В. Силантьев также указывает на неразложимость мотива, но не в морфологическом, а в семантическом значении, подобно целостности слова: «Мотив не разложим на простейшие компоненты (нарративные морфемы) без утраты своего целостного значения и опирающейся на это значение эстетической функции «образного ответа"9.

В.Я.Пропп, подвергнув критике понятие мотива, разработанного.

A.Н.Веселовским как неразлагаемой единицы повествования, вообще отказался от понятия «мотив» и вместо него ввел другую единицу нарратива — «функцию действующего лица»: «Под функцией понимается поступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости для хода действия. .Функции действующих лиц представляют собой те составные части, которыми могут быть заменены «мотивы» Веселовского"10. Функции повторяемы, они распределяются по действующим лицам. Детальный разбор В. Я. Проппом множества сказок показал, что «последовательность функций всегда одинакова» и что «все волшебные сказки однотипны по своему строению"11 при всем их огромном разнообразии.

В дальнейшем введенное В. Я. Проппом понятие функции действующего лица не смогло вытеснить «мотив», но наоборот, существенным образом углубило это понятие, так как функция является одним из семантических компонентов мотива.

Другие литературоведы связывают мотив с темой (Б.В.Томашевский,.

B.Б.Шкловский). По Томашевскому, в произведении «отдельные предложения, сочетаясь между собой по значению, дают в результате некоторую.

8 Веселовский А. Н. Историческая поэтика. — Л., 1940.

9 Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: Очерк историографии. — Новосибирск, 1999. — С. 7.

10 Пропп В. Я. Морфология сказки// Теоретическая поэтика: Понятия и определения / Авт.-сост. Н. Д. Тамарченко. — М., 2002. — С. 213.

11 Там же.-С. 213. конструкцию, объединенную общностью мысли и темы". Можно сделать вывод, что тема отдельного предложения выступает в роли мотива: «Тема неразложимой части произведения называется мотивом"12. Для Б. В. Томашевского понятие мотива является производным от понятия повествовательной темы. Ученый выделяет две разновидности мотивов: связанные («те, которые нельзя опустить, не разрушая связности повествования») и свободные («мотивы, которые можно устранять»). «Для фабулы имеют значение только связанные мотивы. В сюжете же иногда именно свободные мотивы («отступления») играют доминирующую, определяющую построение произведения роль"13.

В.Б.Шкловский писал о существовании особых законов сюжетосложения, которые устанавливают выбор мотивов. Не важно откуда взялся мотив, считает исследователь, важна лишь его функция в сюжете. В произведениях разных народов допустимы повторения сложных сплетений мотивов, но это объясняется не заимствованием, а общими законами сюжетосложения. Основными приемами сюжето сложения, по Шкловскому, являются: ступенчатое построение, параллелизм, обрамление и нанизывание. Материал, на котором мотивы осуществляются, не представляет важности сам по себе.

Психологическая трактовка мотива была предпринята А. П. Скафтымовым. Он прибегнул к образно-психологическому анализу, выделив крупнейшими звеньями целого действующие лица литературных произведений. Как и В. Б. Шкловский, он соотносил мотив не с фабулой (фабульными событиями), а с сюжетом, с психологической темой как смысловым обобщением фабулы. Исходя из этого, ученый ввел понятие «тематического мотива"14, который неделим и отражает целостность структуры.

12 Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. — М., 1996. — С. 176, 182.

13 Там же.-С. 183.

14 Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей. — М., 1972. — С. 31. 7 личности героя.

В современном литературоведении существующие исследования проблематики мотива можно разделить на две группы: дихотомическая теория мотива и тематическая теория мотива.

Согласно дихотомическим представлениям, природа мотива дуалистична и раскрывается в двух соотнесенных началах. Одно из них является обобщенным инвариантом мотива, взятым отвлеченно от конкретных фабульных выражений, другое представляет собой совокупность вариантов мотива, закрепленных в фабульном повествовании. Модель «инвариант мотива / вариант мотива» ориентирована на основную дихотомию структурной лингвистики, которая выражается в противопоставлении языка (как системы инвариантов) и речи (как функциональной реализации этой системы, варьирующей ее элементы).

Тематическую теорию мотива, берущую начало в работах Томашевского и Шкловского, развил Г. В. Краснов. Согласно этой концепции, мотив, по существу, является тождественным общей, или ведущей, теме произведения. Здесь Г. В. Краснов оказался близок В. Б. Шкловскому: «Сюжет выявляется и своеобразно олицетворяется в мотиве произведения, в опосредованной от конкретных образов ведущей теме"15. При этом отдельные эпизоды и главы также могут иметь свои мотивы как ведущие темы. Тематический принцип является основанием для трактовки мотива в рамках теории интертекста, в результате чего категория мотива становится вписанной не в классическую формулу «фабула — сюжет», а в парадигму «текст — смысл».

Итак, знакомство с основными работами16, посвященными.

15 Краснов Г. В. Мотив в структуре прозаического произведения. К постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции. — Горький, 1980. — С. 70.

16 Веселовский А. Н. Историческая поэтика (1940) — Краснов Г. В. Мотив в структуре прозаического произведения. К постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции (1980) — Лотман Ю. М. Структура художественного текста (1970) — Пропп В. Я. Морфология сказки (1928) — Путилов Б. Н. Веселовский и проблема фольклорного мотива // 8 становлению и развитию теоретических представлений о повествовательном мотиве в отечественном литературоведении, показало, что в своих трудах ученые выделяют множество разновидностей мотивов: сюжетные и описательные, интертекстуальные и внутритекстовые, связанные и свободные. Но общепризнанным показателем мотива для всех исследователей является его повторяемость на различных уровнях текста.

По замечанию современного литературоведа В. Е. Хализева, «на протяжении последних десятилетий мотивы стали активно соотноситься с индивидуальным творческим опытом, рассматриваться в качестве достояния отдельных писателей и произведений"17.

В качестве рабочего мы выбираем определение мотива, предложенное Б. М. Гаспаровым. Под мотивом понимается «любой феномен, любое смысловое «пятно» — событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.- единственное, что определяет мотив, это его репродукция в тексте, так что в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее более или менее определено, что можно считать дискретными компонентами («персонажами» или «событиями»), здесь не существует заданного «алфавита» — он формируется непосредственно в.

1 Я развертывании структуры и через структуру". Ориентированность на принцип интертекстуального анализа, по словам Гаспарова, позволяет совмещать понятия лейтмотива и мотива: «Имеется в виду такой принцип, при котором мотив, раз возникнув, повторяется затем множество раз, выступая при этом каждый раз в новом варианте, новых очертаниях и во все новых сочетаниях с.

Наследие А. Веселовского: Исследование и материалы (1992) — Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: Очерк историографии (1999) — Томашевский В. Б. Теория литературы. Поэтика (1996) — Шкловский В. Б. О теории прозы (1983), др.

17 Хализев В. Е. Теория литературы. — М.: Издательский центр «Академия», 2009.

— С. 268.

18 Гаспаров Б. М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Б. М. Гаспаров: Литературные лейтмотивы. — М., 1994. — С. 30−31. другими мотивами"19. Таким образом, мотив может включать в себя и другие мотивы, а структура произведения представляет собой сеть мотивов.

Предложенная Б. М. Гаспаровым универсальность в подходе к определению понятия «мотив», позволяет нам коснуться глубинных структур текста, расширяя тем самым границы его интерпретации, так как определение «духовное странничество» в словесно-закрепленной формуле может встречаться не в художественной прозе, а лишь в духовно-назидательных жанрах.

Как пишет преподобный Иоанн Лествичник, игумен горы Синайской, «Странничество (то есть, уклонение от мира) — есть невозвратное оставление всего, что в отечестве сопротивляется нам в стремлении к благочестию. Странничество есть недерзновенный нрав, неведомая премудрость, необъявляемое знание, утаеваемая жизнь, невидимое намерение, необнаруживаемый помысл, хотение уничижения, желание тесноты, путь к Божественному вожделению, обилие любви, отречение от тщеславия, молчание глубины"20.

Понятие «духовного нищенства» и в богословской, и в художественной литературе встречается чаще, чем проблема «странничества». О «нищете духовной» находим евангельские толкования Иоанна Златоуста, блаженного Феофилакта (епископа Болгарского), изречения преподобных Оптинских старцев, работы протоиерей Григория Дьяченко, А. П. Лопухина, др. Древняя церковь почитала смирение, или нищету духовную, венцом всех христианских добродетелей, основным началом христианского совершенства, лучшим украшением последователей Христа. В истории древней христианской церкви мы также встречаем много прекрасных образов истинно-христианского.

19 Там же. — С. 30.

20 Цитируется: Преподобного отца Аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. — СПб., 1995. — С. 26. смирения. Вот некоторые из них: один из замечательных церковных учителей, известный своим образованием Климент Александрийский, не хотел иметь никакой другой должности, кроме учителя в огласительной школесв. Ефрем Сирин всегда отказывался от степени пресвитера и епископа и оставался простым, скромным дьяконом (предсмертное завещание св. Ефрема свидетельствует о его великом смирении) — Блаженный Иероним, хотя и имел степень пресвитера, но на самом деле оставался простым монахом, считая себя недостойным служить у престола Божия. Также Блаженный Августин, св. Григорий Двоеслов, Тертуллиан, св. Киприан, св. Иоанн Златоуст. Императрица Елена, мать Константина Великого, и императрица Евдокия, супруга Феодосия младшего, а позднее французские королевы Клотильда, Радегунда, Батильда, отказавшись от царского блеска и величия, проводят остаток дней в монастырском уединение, посвящая себя делам благотворительности.

Объектом диссертационного исследования является художественная проза Б. К. Зайцева и И. С. Шмелева эмиграционного периода.

Предметом анализа является мотив «духовного странничества» и образы героев-«странников», «нищих духом».

Материалы и источники исследования.

Проблема «странничества» в аскетическом значении в богословской науке звучит не часто: лишь в применении к теме монашества мы встречаем ее в святоотеческих словах. Подробное ее истолкование находим у преподобного Иоанна Лествичника21, в свидетельствах о духовных наставлениях святителя лл.

Феофана, Затворника Вышенского", в подвижнических словах преподобного.

21 Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. — СПб., 1995.

22 Феофан Затворник, свят. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться. — М.: Сретенский монастырь, 2009; Путь ко спасению. Краткий очерк аскетиеки. — М.: Правило веры, 2008.

Исаака Сирина, епископа Ниневийского. Среди современных богословов «странничеству» как явлению духовной жизни уделил внимание протодиакон А. Кураев в книге «Сатанизм для интеллигенции».

В исследуемых нами произведениях И. Шмелева и Б. Зайцева периода эмиграции мы выделяем два вида «духовного странничества»:

— один из них — это внутреннее движение человека на его пути к Богу, где слово «путь» взято нами как «дорога, продолжительное шествие"24. Образ подобного «странника» динамичен, так как такой персонаж постоянно пребывает в движении, в духовном поиске. Огромную роль в обретении таким странником вечных христианских Истин играют наставники, родители, окружающая среда. В данном случае значение слова «странничество» рассматривается нами как «странствие, странствование"25, как указывается в полном словаре церковно-славянского языка протоиерея Григория Дьяченковторой вид — это внутренняя и внешняя жизнь человека, э/сивущего только духом, равнодушного к земному, утилитарному. В этом, здешнем мире такой человек странник, то есть сторонний, чуждый всего того, что привязывает его к нашему суетному миру, он — бесстрастный. Если рассматривать значение этого слова, опираясь на Полный церковно-славянский словарь протоиерея Григория Дьяченко, то понятие «сторонний» в данном контексте обозначает «по сторону находящийся"26, а однокоренное слово «странен» — то есть «отчужден». Образ подобного «духовного странника» устойчив, статичен и неразрывно связан с понятием «духовного нищенства». В этом случае слово «странничество» также может рассматриваться нами как «путь», так как «путь» на библейском языке часто обозначает образ жизни,.

23 Исаак Сирин, прей. Слова подвижнические. — М.: Лепта Книга, 2008.

24 Дьяченко Григорий, протоиер. Полный Церковно-славянский словарь. — М.: Отчий дом, 2006. — С. 526.

25 Там же. — С. 670.

26 Там же. — С. 667.

27 Там же. — С. 670. поведение". Например: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста» (Пс. 1, 1) или, как поясняет протоиерей Гр. Дьяченко, «Путь Боэюий — жизнь по закону Божию» .

Все это определило научную новизну нашего исследования.

Научная новизна исследования: впервые в применении к художественной прозе выявлены мотив «духовное странничество», а также образ «нищий духом», и теоретически обоснованы данные понятиявпервые на материале эмигрантской художественной прозы И. С. Шмелева и Б. К. Зайцева предпринята попытка обнаружить грани, вариации данного мотива и проблемы, связанные с нимисследованы различные художественные уровни воплощения мотива «духовного странничества» в прозе Шмелева и Зайцеваустановлена значимость данного мотива в произведениях православных авторов, посвященных периоду исторических потрясений в России.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) Мотив «духовного пути», названный нами «духовным странничеством», а также образ героя-странника, путника в прозе писателей первой волны эмиграции был необычайно важен для литературы Русского Зарубежья. Этот мотив и образы странников (как подражание высшему нравственному идеалу — Христу) — уникальное для русской литературы явление, нашедшее реализацию лишь у немногих авторов, ориентировавшихся на идеалы Православия. Б. К. Зайцев и И. С. Шмелев, расширив художественные границы мотива «духовного странничества», вводят в его рамки сферу.

28 Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. В синодальном переводе с комментариями и приложениями. — М.: Российское Библейское общество, 2006. — С. 755.

29 Дьяченко Григорий, протоиер. Полный Церковно-славянский словарь. — М.: Отчий дом, 2006. — С. 526. воцерковленного бытия, духовного аскетизма, который прежде встречался лишь в литературе духовно-назидательного жанра. Как показывают оба писателя, позиция «странника» делает героев их произведений независимыми от социальных проблем, освобождает от пристрастия к земному, мирскому.

2) В ранних произведениях Зайцева и Шмелева первоначальной ступенью на пути «духовного странничества» является обретение веры героями чаще всего через любовь к человеку, ближнему. Некоторые герои Шмелева находятся на стадии отрицания — отвергнув прошлые мировоззренческие взгляды, они не принимают до конца и христианского вероучения. Взгляды многих героев ранней прозы Зайцева характеризует неразрывное соединение «софийных» элементов с православными, прослеживается сильное влияние идеи «Вечной Женственности», «Софии» В.Соловьева.

3) Немаловажную роль в раскрытии мотива «духовного странничества» и динамичного образа «духовного странника» в произведениях Шмелева и Зайцева играет феномен наставничества. Наставничество является одной из основных доминант на пути нравственного становления личности героев-странников. В качестве настаников рассматриваются: родители, образ женщины-наставницы для героя, мужской образ наставника, природа.

4) Чрезвычайно важным аспектом в раскрытии мотива «духовного странничества» в прозе писателей-эмигрантов явилось изображение паломничества как устремленность к Горнему миру. Феномен паломничества рассматривается аллегорически как духовное странствие, а также подвиг веры, духовное «горение», которое демонстрируют герои-странники. Персонажи совершают паломничество с разными целями: поклонение святыне, встреча с опытным в духовном отношении лицом (старцем, духовником), а также для укрепления веры тех, кто еще не избрал определенный путь к Богу.

5) Мотив «духовного странничества» и динамичный образ героя-странника реализуется в сюжетном повествовании с помощью других сопутствующих мотивов: чуда, скорбей, искушений и покаяния. Чаще, чем.

14 обычно, мотив чуда связан с исцелением больных, со спасением из трудной, иногда грозящей смертью, ситуации, по молитвам святым угодникам. Герои обретают веру, преображаются через чудесные явления святых. Особая, ведущая роль мотива скорбей, искушений и покаяния раскрывается в соответствии с христианским вероучением. Герои-странники принимают скорби с должным смирением, усматривая в происходящем Промысел, Вышнюю волю. Религиозные чудеса, скорби, искушения и покаяние в сюжете неминуемо ведут героев либо к укреплению их веры, либо к полному обращению неверующего персонажа.

6) Мотив «духовного странничества» и статичный образ «духовного странника» раскрывается в прозе Зайцева и Шмелева в связи с пониманием «пути» как внутренней и внешней жизни человека, равнодушного к мирскому, живущего только духом. Внутренний портрет этого героя характеризуется бесстрастностью, чуждостью суетности. Этот образ устойчив, статичен и неразрывно связан с понятием «духовного нищенства». Раскрывающие мотив «духовного странничества» причины устранения от мира (мирского) у героев различны. Абсолютное смирение, полное принятие Божественной воли, а также уклонение от греха и исполнение христианских заповедей делает героев Шмелева и Зайцева «сторонними» земного (земных страстей).

7) В произведениях 1920;х годов писатели-эмигранты пытались раскрыть причины духовной катастрофы русского человека. Исследование «русской темы» на социальном и духовном уровнях углубило представление о тайных и явных противоречиях человеческой души. В связи с этим образ русского человека в «посткатастрофической» реальности в прозе Шмелева и Зайцева представлен антитетично. Герои-странники (блаженные, нищие духом) изображаются по контрасту с персонажами-«бесами».

8) Мотив «духовного странничества», но уже вне христианского контекста, был близок писателям младшего поколения эмиграции. В произведениях Г. Газданова и В. Набокова этот мотив раскрывается за рамками.

15 христианской духовной традиции, свойственной писателям старшего поколения. Представители поколения «детей» обращали свое внимание более на внутреннюю жизнь личности, в отрыве от «соборного» начала. Героям их прозы присуще «созерцательное» бытие, но не «деятельная» любовь к ближнему. Обретение гармонии в любви к миру, преодоление «разъятости» внешнего бытия происходит либо сквозь призму любви к ближнему (созерцатели Газданова), либо с помощью своего творчества (носители «гениального» сознания Набокова).

Цель научного исследования:

— рассмотреть понятие «странничество» в его аскетическом значении и определить мотив «духовного странничества» в эмигрантской прозе И. С. Шмелева и Б. К. Зайцева;

— раскрыть особенности образов «духовных странников»;

— показать, что христианские духовные понятия, такие, как «духовное странничество», «духовная нищета» и др. становятся поэтическими категориями в творчестве писателей-эмигрантов.

Поставленные цели определяют конкретные задачи исследования:

— выявить наиболее частые тематические пласты художественных произведений, которые обусловливают появление мотива «духовного странничества»;

— определить мотивацию выбора духовной отстраненности от мира в сознании персонажей разных произведений И. Шмелева и Б. Зайцева;

— проанализировать влияние быта, окружающей среды, родителей, духовных наставников на развитие внутреннего мира «странников» в произведениях писателей-эмигрантов;

— определить особую роль покаяния, скорбей и чуда в обретении веры;

— рассмотреть тему паломничества в прозе писателей-эмигрантов и жанр «хожений» древнерусской литературы как «духовное странничество», образ восхождения к горним Истинам;

— исследовать типы героев-«странников» в художественной прозе Ив. Шмелева и Б. Зайцева;

— сравнить образы «духовных странников» в произведениях Б. Зайцева и И. Шмелева и образы героев-«странников» вне христианского контекста в прозе Г. Газданова и В.Набокова.

Структура научной работы.

Композиция научного исследования отвечает поставленным целям и задачам и включает в себя введение, три главы, заключение и список использованной литературы.

В научной работе намеренно не используется анализ произведений И. Шмелева и Б. Зайцева по хронологическому принципу. Все рассматриваемые тексты объединены тематически по главам в соответствии с заявленными проблемами научного исследования.

Методологической и теоретической основой исследования послужили работы А. М. Ваховской, М. М. Дунаева, Л. Е. Зайцевой, П. В. Корякова, Т. А. Кошемчук, А. М. Любомудрова, Д. В. Макарова, Н. М. Солнцевой, М. Ю. Трубицыной и ряда других историков литературы XX века, изучавших проблему становления личности и религиозные мотивы в творчестве Б. К. Зайцева и И. С. Шмелевафилософские труды Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, И. А. Ильина, работы Б. Н. Гаспарова, А. Н. Веселовского, Ю. М. Лотмана, В. Я. Проппа, И. В. Силантьева, Б. В. Томашевского, В. Б. Шкловскогобогословские и духовные сочинения преподобного Иоанна Лествичника, преподобного Исаака Сирина, епископа Ниневийского, святителя Феофана, Затворника Вышенского, протоиерея Григория Дьяченко, архимандрита Макария и других богословов, уделявших внимание проблеме «странничества», аскетизма как явления духовной жизни.

Практическая значимость.

Результаты данной научной работы могут использоваться на факультативных занятиях по литературе в общеобразовательной школе, в курсе русской литературы XX века в гуманитарных гимназиях и лицеях, а также при разработке курсов по теории и истории русской литературы в высших учебных заведениях.

Апробация результатов исследования.

Основные положения данной работы были представлены на различных филологических научно-практических конференциях: научно-методических конференциях «Гуманитарная наука и православная культура». IV Пасхальные чтения (МПГУ, 2006), VII Пасхальные чтения (МПГУ, 2009) — XVI Крымских международных Шмелевских научных чтениях «И. С. Шмелев и судьбы православной культуры» в рамках международного симпозиума «Крым и мировая литература-2006" — XVIII Ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (2008).

По результатам исследования опубликовано шесть статей, в том числе две в научном журнале, рекомендованном ВАК.

Заключение

.

В русской литературе, начала XX века и в литературе русского зарубежья «духовная традиция» является важнейшей мировоззренческой основой творчества многих писателей. «Глубинные богословские смыслы, духовно-религиозная проблематика и символика, всегда — явно или скрытоприсутствуют в творчестве наиболее значительных русских авторов"427.

Предпринятое нами исследование позволяет прийти к следующим выводам:

Мотив «духовного странничества» в прозе писателей первой волны эмиграции был необычайно важен для литературы Русского Зарубежья. Этот мотив и образы «духовных странников» как подражание высшему нравственному идеалу — уникальное для русской литературы XX века явление, нашедшее реализацию лишь у немногих писателей, которые ориентировались на идеалы Православия — Б. К. Зайцева, И С.Шмелева. В некоторой степени он отразился в цикле рассказов И. А. Бунина «Под Серпом и Молотом».

Значение этого мотива в прозе Б. Зайцева и Ив. Шмелева возрастает в связи с историческими потрясениями в России, которые привели к внутреннему «отстранению» верующего человека от безбожного мира, на путь мученичества и исповедничества, к служению, которое невозможно без обращения к высшему христианскому идеалу — духовному аскетизму, или «странничеству», к воспитанию в себе «духовного нищенства», как высшей ступени христианского совершенства.

В работе раскрыта художественная реализация мотива «духовного странничества» и образов «духовных странников» на различных композиционных уровнях: группировка персонажей, связь с иными темами и мотивами прозы.

427 Бердникова O.A. Антропологические художественные модели в русской поэзии начала XX века в контексте христианской духовной традиции. Автореферат диссертации. — Воронеж, 2009. — С. 3.

Мотив «духовного странничества», как и система образов героев-странников в произведениях писателей старшего поколения эмигрантов, реализованы наиболее полнои разнообразно: «странниками» становятся и представители прежней Православной, «мужицкой» России, и интеллигенты по слову Спасителя: «Дух Божий идеже хощет, там дышит» (Мф 3:8).

В диссертационном исследовании выделяются два типа героев-странников — динамичный образ и статичный образ «духовного странника».

Динамичный образ «духовного странника» раскрывается в связи с пониманием мотива «пути» как «шествия, странствования». Герой-странник пребывает в постоянном духовном поиске (Христофоров из «Голубой звезды», Глеб и Элли из «Путешествия Глеба», Наталья Николаевна из «Золотого узора», Иван из «Дальнего края», генерал Вишневский из «Дома в Пасси» ЗайцеваВиктор Алексеевич из «Путей небесных», следователь и барин Среднев из рассказа «Куликово поле», регент из «Света Разума», художник Пиньков, Мартын и Елисавета из рассказов Крымской тематики Шмелева).

В, ранних произведениях Шмелева и Зайцева герои-странники приобретают веру в Бога более через любовь к ближнему (Аграфена из повести «Аграфена» Зайцева, герой-повествователь из эпопеи «Солнце мертвых», Яков Сафроныч из рассказа «Человек из ресторана» Шмелева).

В диссертационной работе рассмотрены различные пути искания Бога героями Шмелева и Зайцева. Мотив «духовного странничества», «духовного пути» в прозе писателей-эмигрантов тесно связан с феноменом наставничества. В качестве наставников героев в исследуемых нами произведениях отмечались: природа («Путешествие Глеба», «Дальний край» Зайцева), родители («Лето Господне» Шмелева, «Путешествие Глеба» Зайцева, «Жизнь Арсеньева» Бунина), образ женщины-наставницы для героя («Пути Небесные» Шмелева, «Путешествие Глеба» Зайцева), мужской образ наставника («Дом в Пасси», «Золотой узор» Зайцева, «Лето Господне», «Богомолье» Шмелева). Подчеркнута важная роль наставничества в обретении духовных ценностей.

178 героями-странниками.

Изображение паломничества к святым местам как устремленность к Горнему миру необычайно обогатило мотив «духовного странничества» в литературном наследии писателей-эмигрантов. Герои-«странники» И. Шмелева и Б. Зайцева совершают путешествия — пешие или нет — в монастыри и обители к мощам святых Угодников (в Троице-Сергиеву Лавру, в Оптину Пустынь, в обитель под Звенигородом). Паломничество совершается с целью поклонения святыне, укрепления веры персонажей (в повести «Богомолье» Шмелева), для встречи и общения с более опытным в духовном плане человеком — наставником (в дилогии «Пути Небесные» Шмелева), а также для укрепления веры тех, кто еще не избрал определенный путь к Богу (в повести «Голубая звезда», романе «Дом в Пасси» у Зайцева).

Мотив «духовного странничества» и динамичный образ «духовного странника» реализуется в сюжетном повествовании-произведений Шмелева и Зайцева с помощью других сопутствующих мотивов — чуда, скорбей, искушений, покаяния. Герои-«странники» обретают веру, преображаются через чудесные явления святых (Николая Чудотворца в тетралогии Зайцева «Путешествие Глеба», Сергия Радонежского в рассказе «Куликово поле» Шмелева), по молитвам святым персонажи спасаются из трудной ситуации, получают исцеление («Пути небесные» Шмелева, «Путешествие Глеба» Зайцева), что неминуемо ведет к укреплению веры либо к полному преображению неверующего персонажа, «маловера». В исследовании также отмечается особаяведущая роль мотива скорбей, искушений и покаяния на духовном пути героев. Он раскрывается в соответствии с христианским вероучением. Герои-странники принимают скорби с должным смирением, усматривая в случившемся Вышнее намерение, волю Бога (художник Пиньков, супруги Мартын и Елисавета — рассказы «Крест», «Виноград», «Ентрыга», Даринька из романа «Пути Небесные» Шмелевау Зайцева — Наталья Николаевна из романа «Золотой узор», Иван из романа «Дальний край»). Через.

179 скорби и покаяние герои обретают веру в Бога (регент храма из рассказа Шмелева «Свет разума»), еще более укрепляются в своем религиозном чувстве.

Второй вид «духовного странника» в исследуемых нами произведениях писателей-эмигрантов — статичный образ героя-странника, который раскрывается в связи с понятием «пути» как внутренней и внешней жизни человека, живущего только духом и равнодушного к мирскому. В здешнем мире такой человек странник, то есть сторонний, чуждый всего того, что привязывает его к суетному. Внутренний портрет этого героя характеризуется бесстрастностью. Образ подобного «духовного странника» устойчив, статичен и неразрывно связан с понятием «духовного нищенства» (Горкин — «Лето Господне», Дарья Степановна — «Няня из Москвы», дьякон -«Свет Разума» Шмелева, инок Мельхиседек — «Дом в Пасси» Зайцева, др.).

В исследовании проанализированы художественные особенности статичного образа «духовного странника», выявлены многие чины святости, среди которых самое значительное место занимает чин блаженных, или «нищих духом». В творчестве писателей-эмигрантов богословское христианское понятие «духовной нищеты» становится поэтической категорией. При создании статичного образа героя-странника («нищего духом») используются различные художественные приемы. Во внешнем портрете этих персонажей авторы зачастую выделяют черты святости (например, у доктора Михаила Васильевича из эпопеи Шмелева «Солнце мертвых», у отца Мельхиседека в романе Зайцева «Дом в Пасси»). Особая внешность дьякона из рассказа Шмелева «Свет Разума» также способствует раскрытию идеала «нищего духом», но более существенным представляется его внутренний портрет — поступки и слова этого персонажа наполнены духовной мудростью, нерассуждающей любовью к ближнему. Этими чертами писатели наделяют и других своих героев — Горкина из «Лета Господня», Дарью Степановну из романа «Няня из Москвы» Шмелева, Маркела и Георгия Александровича из романа «Золотой узор» Зайцева. Раскрывая статичный образ «духовного странника», авторы нередко используют.

180 прием контраста (например, няня Дарья Степановна и её бывшие хозяева, отец Мельхиседек и обитатели Пассийского домакупец Сергей Иванович и барин Энтальцев, и др.). Иногда дополнительную нагрузку при изображении портрета «странника» создают характеристики, данные этим героям другими персонажами произведений, как в случае с доктором Михаилом Васильевичем (из рассказа «Стенька-рыбак» Шмелева), которого окружающие прозвали «великим борцом за трудовой народ" — Катенька из романа Шмелева «Няня из Москвы» называет Дарью Степановну «иконкой» и «хранительницей" — а братия монастыря, где служит отец Мельхиседек дает ему прозвище «летательного», подчеркивая, что в иноке преобладает более дух, чем телесное естество (Зайцев «Дом в Пасси»).

Мотив «духовного странничества» является одним из главных аспектов темы «Святой Руси» у Шмелева и Зайцева, её опоройс ней писатели русского зарубежья связывают свои надежды о будущем православном преображении России и освобождении её от ига безбожия.

Б.К.Зайцев и И. С. Шмелев в малых и крупных форм прозы сделали главной именно «русскую» тему. Знаменателен тот факт, что в большинстве случаев тема вводилась в русло христианских идей, — катастрофичность путей, идущих вразрез с евангельскими заповедями Спасителя стала очевидной даже для писателей, использовавших христианскую тематику лишь на философском уровне, а также для атеистически мыслящих авторов.

Русская" тема в прозе эмиграции начала — середины XX века помогала сохранить национальное чувство отторженным от России изгнанникам. Более того, исследование её на социальном и духовном уровнях чрезвычайно углубило представление о «посткатастрофическом» мире" и понимание тайных и явных противоречий человеческой души вообще. В связи с этим, в работе анализируется антитетичное изображение русского человека в.

428 Так определяли послереволюционную действительность русские философы И. А. Ильин, С. Л. Франк и др. посткатастрофической" реальности. В произведениях Шмелева (эпопея «Солнце мертвых», рассказы «Крест», «Виноград», «Ентрыга», «Блаженные», «Свет вечный», «Железный дед»), Зайцева (роман «Золотой узор»), а также Бунина («Дневник 1917;1918 гг.», «Окаянные дни» (1918;1919 гг.)) эмиграционного периода наиболее ярко выделяется образ блаженного, нищего духом через антитетичное представление образа русского человека в событиях революционной реальности. Герои-странники Зайцева и Шмелева явлены контрастно по отношению к персонажам-бесам, образы которых писатели отмечают «нездешними» чертами, фигуры подвижников наоборот прописаны авторами в светлых тонах.

В научном исследовании рассмотрена реализация мотива «духовного странничества» вне христианского контекста в прозе младших писателейэмигрантов Г. Газданова и В.Набокова. В произведениях Набокова («Подвиг»,.

Машенька", «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Камера Обскура»,.

Дар") и Газданова («Возвращение Будды», «Призрак Александра Вольфа»,.

Вечер у Клэр", «Ночные дороги») мотив «духовного странничества» раскрывается не в рамках христианской духовной традиции, свойственной писателям старшего поколения эмиграции. Представители «детей» обращали свое внимание на тайную, внутреннюю' жизнь отдельной личности, в отрыве от соборного" начала. Героям Г. Газданова, равно как и персонажам В. Набокова, более свойственно созерцательное бытие, но не «деятельная любовь», присущая странникам" Шмелева и Зайцева. Как и персонажи ранних произведений.

И.С.Шмелева, герои-созерцатели Газданова (герои-повествователи из «Ночных дорог», «Возвращения Будды», «Призрака Александра Вольфа», Николай из.

Вечера у Клэр") находят выход из мертвящего гипноза «сна при жизни», обретают гармонию в любви к миру через любовь к ближнему. Героихудожники Набокова (Лужин, Цинциннат Ц., Годунов-Чердынцев) носители «гениального сознания» — преодолевают смертный тлен и разъятость" внешнего бытия с помощью своего творчества, но не.

• 182 религиозного чувства.

Опора на нравственные идеалы и поиски предшественников (особенно Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, Н.С.Лескова), характерная как для старших, так и для младших писателей русского зарубежья склонность к сложнейшей проблематике в контексте «национальной» темы позволили художникам XX столетия прикоснуться к высотам духовного постижения гармоничного человеческого бытия.

В ходе проделанной работы были выявлены различные грани проявления мотива «духовного странничества» в произведениях Зайцева и Шмелева. Таким образом, нами было установлено, что феномен «духовного странничества» отражен в прозе Русского Зарубежья в самых разнообразных формах и вариантах. Все перечисленные типы «духовных странников» имеют как отличия, так и много общего, но несомненным представляется тот факт, что заявленный мотив и образ играли в творчестве писателей-эмигрантов огромную, роль и являются необыкновенно важными в русской литературе этого периода вообще.

Путь православной духовности, центр которой зиждется на любви к ближнему, уважении в нем «образа и подобия Божия», воссоздали в творчестве старших эмигрантов гармоничное понимание человеческого естества. Русские писатели и философы призывали разочаровавшееся поколение середины XX столетия обрести вновь утерянный путь исцеления от внутреннего (духовного) и внешнего (общественного) распада, вели к «гармоничному бытию». В этомнеумирающая ценность их творческого наследия.