Метатекст в постмодернистском литературном нарративе: А. Битов, С. Довлатов, Е. Попов, Н. Байтов

В последние десятилетия метатекст является объектом пристального внимания многих и различных гуманитарных наук. Понятие метатекст (МТ) используется в теории литературы, герменевтике, текстологии, семиотике искусства, библиографии, историографии, теории перевода, подвергается анализу в структурной лингвистике, психолингвистике, лингвистической поэтике и т. д.

Несмотря на востребованность понятия в литературоведении, МТ пока не стал предметом целостного монографического изучения. Вместе с тем, сам феномен метатекста описывается и анализируется гораздо чаще, и далеко не всегда с использованием самого термина. Так, речь может идти об «автор

1 2 ском повествовании в повествовании", «автометатекстуальности», «автометаописании"3, «авторских метаописаниях"4, «метаописательном пласте текста"5, «авторефлексии», «саморефлексии"6, «автокомментариях"7, «метапо-вествовании"8, «метаописании"9 и т. д. Термин МТ употребляется также на.

1 Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин»: Спецкурс: Вводные лекции в изучение текста. Тарту, 1975. С. 418.

2 Абашева М. П.

Литература

в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности. Пермь, 2001. С. 120.

3 Абашева М. П.

Литература

в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности. Пермь, 2001. С. 113- Воробьева Е. П. Литературная рефлексия в русской постмодернистской прозе (А. Битов, Саша Соколов, В. Пелевин): дис. канд. филол. наук. Барнаул, 2004. С. 7- Ким X. Е. Метатекст у И. Бродского и концепция диалога М. Бахтина // Иосиф Бродский: стратегии чтения: материалы междунар. науч. конф. М., 2005. С. 26−38- Цивьян Т. В. О метапоэзии в «Поэме без героя» //Лотмановский сборник. М., 1995. С. 611.

4 Смирнов И. П. Порождение интертекста. СПб., 1995. С. 9.

5 Лотман М. Ю. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: комментарий. Л., 1980. 453, 446.

6 Рыбальченко Роман Ю. Буйды «Ермо»: метатекстовая структура как форма саморефлексии автора // Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск, 2004. Вып. 6. с. 202- Соколова О. В. Поэтика метатекста в неоавангардистском тексте («Девять книг» В. Сосноры) // Русская литература в XX веке. Томск, 2004. С. 116.

7 Соколова О. В Поэтика метатекста в неоавангардистском тексте («Девять книг» В. Сосноры) // Русская литература в XX веке. Томск, 2004. С. 122.

8 Абашева М. П.

Литература

в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности. Пермь, 2001. С. 20- Глембоцкая Я. О. Творческая рефлексия в контексте художественной циклизации в русской поэзии XX века: дис. канд. филол. наук. Кемерово. С. 24.

9 Яковлев С. В. Элементы метатекста в прозаическом тексте (на материале русской прозы втор. пол. XIX—XX вв.): автореф. дис.. канд. филол. наук. М., 1993. 16 с. ряду с такими терминами, как «текст в тексте» («текст-в-тексте»), «текст о тексте», интекст, интертекст, гипертекст и пр.

Кроме узкоспециального использования понятия МТ в отдельных дисциплинах, существует и расширительное толкование МТ. Например, МТ понимается как некая совокупная целостность текстов, написанных одним писателем (Е.А.Гончарова10, Н.А.Смирнова11) или группой авторов — МТ.

19 журнала, альманаха (В. С. Киселев), МТ литературного цикла (Я. О. Глембоцкая13, JI. Е. Ляпина14), или МТ целого литературного направления (Н. А. Смирнова). Часто встречается употребление термина, восходящее, скорее, к лингвистической традиции (А. Вежбицкая15, И. Т. Вепрева16,.

17 18 19.

М. В. Ляпон, А. Н. Ростова, Н. П. Перфильева и др.), когда под МТ понимается не текст, а совокупность метатекстовых элементов, выполняющих преимущественно структурирующую и коммуникативную функции в тексте.

В литературоведении и в целом в сфере семиотики одним из первых о мета.

20 текстуальности как о самостоятельной проблеме писал Ю. М. Лотман. Ценные сведения по МТ в интересующем нас аспекте мы найдем у М. П. Абашевой21, Д. П. Бака22, X. Е. Кима23, Н. А. Кузьминой24,.

10 Гончарова Е. А. К вопросу об изучении категории «автор» через проблемы интертекстуальности // Интертекстуальные связи в художественном тексте. СПб., 1993. С. 21. Смирнова Н. А. Эволюция метатекста английского романтизма: Байрон, Уальд, Гарди, Фаулз: автореф. дис. д-ра филол. наук. 2002. 46 с.

12 Киселев В. С. Метатекстовые повествовательные структуры в русской прозе конца XVIII первой трети XIX века: автореф. дис. доктора филол. наук. Томск, 2006.48 с.

13 Глембоцкая Я. О. Творческая рефлексия в контексте художественной циклизации в русской поэзии XX века: дис.. канд. филол. наук. Кемерово. 162 с.

14Ляпина Л. Е. Проблема метатекстового элемента в структуре литературного цикла («Неизвестный роман» Е. Ростопичной) // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь, 1998. № 4. С. 103−110.

15 Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1978. Вып. VIII. С. 403.

16 Вепрева И. Т. Что такое рефлексив? Кто он, homo reflectens? // Гуманитарные науки. 2002. Вып. 5. № 24. С. 28−36.

17 Ляпон М. В. Смысловая структура сложного предложения и текст: К типологии внутритекстовых отношений. М., 1986.200 с.

18 Ростова А. Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания. Томск, 2000. 194 с.

19 Перфильева Н. П. Метатекст: текстоцентрический и лексикографический аспекты: автореф. дис.. д-ра филол. наук. Новосибирск, 2006. 42 с.

20 Лотман Ю. M. Текст в тексте// Об искусстве. Структура текста. СПб., 1998. С. 423−436.

21 Абашева М. П.

Литература

в поисках лица: русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности. Пермь, 2001. 320 с.

22 Бак Д. П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово, 1992. 82 с.

23 Ким X. Е. Поэзия И. Бродского как метатекст: на материале книги «Часть речи»: автореф. дис.. канд. филол. наук. M., 2003. 16 с.

24 Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессе эволюции поэтического языка. М., 2004.272 с.

М. Н. Липовецкого25, В. А. Лукина26, Т. Л. Рыбальченко27,.

0 ЛЛ.

С. Л. Скопкаревой, П. X. Тороп и т. д. .

Актуальность исследования вызвана необходимостью систематизации представлений о МТ и разработки его целостной теоретической модели, а также выработки принципов анализа постмодернистких нарративных литературных текстов с метатекстовой составляющей. Новизна и неоднозначность постмодернистской литературы порождают множественность интерпретаций, требуют новых подходов в изучении, обновления и уточнения терминологического аппарата литературоведения. Возникает новый инструментарий для осмысления и анализа актуальных литературных процессов. Появляются новые продуктивные исследовательские направления, в числе которых можно назвать нарратологию. Сегодня нарратология является одним из перспективных направлений в изучении литературных произведений. Вместе с тем, многие вопросы этой области знания остаются мало исследованными. Разработанные ранее на базе фольклорного материала (В. Я. Пропп, А. Дандес, К. Бремон) или литературы XIX — перв. пол. XX в. (Р. Барт, Ж. Женетт, В. Шмид) нарративные модели и схемы нарративного анализа далеко не всегда можно применить к современным литературным текстам. При анализе постмодернистских художественных произведений требуются новые подходы и существенные дополнения к ранее разработанным методам.

Элементы метатекстуальности встречались в литературных произведениях с тех пор, как человек начал задумываться о специфике и сущности литературы, над творческим процессом как таковым30. Обычно появление феномена метатекстуальности в литературе связывают с проникновением реф.

25 Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. 317 с.

26 Лукин В. А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М., 2005. 560 с.

27 Рыбальченко Т. Л. Роман Ю. Буйды «Ермо»: метатекстовая структура как форма саморефлексии автора // Русская литература в XX веке. Томск, 2004. С. 121−235.

2S Скопкарева С. Л. Интертекст и современная литература // Материалы междунар. научно-практич. конф. Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания. Пермь, 2005. 89−97.

29 Тороп П. X. Проблема интекста // Труды по знаковым системам. Тарту, 1981. Вып. XIV. С. 33−45.

30 Аверинцев С. С. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания: сб. статей. М., 1994. С. 3−38- Лотман Ю. М. Текст в тексте // Об искусстве. Структура текста. Семиотика кино. СПб., 1998. С. 423−436. лексивного начала в структуру художественного текста. Постепенно семио-• • тическая-культура выходит «из области бессознательных механизмов в сферу осознанного семиотического творчества"31. На раннее возникновение в литературе элементов метатекстуальности, «выявляющих рефлексивную составляющую художественного творчества», указывает Ю. М. Лотман. И на определенном этапе своего развития литература раздвигает свои границы, добавляя к объектам эстетического описания и анализа не только жизнь, но и сам i художественный процесс. Постепенно данный «метатекстовый пласт» становится все более самостоятельным компонентом произведения, наделенным особыми функциями и наполненным специфическим содержанием (Ю. Н. Тынянов). В XIX в. наблюдается значительное увеличение метатек-стовых фрагментов в эстетических объектах32. Метатексты как таковые наиболее характерны для постмодернистского художественного творчества, и усиление внимания к данному феномену в настоящее время происходит в силу изменения самой природы литературной текстуальности. В эпоху постмодернизма перенос художественного внимания на творческий процесс становится все более акцентирован33, и литературная рефлексия настолько преображает и преобразует некоторые художественные тексты, что иногда становится сложно последовательно разграничить текст и МТ.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые разработана целостная теоретическая модель МТ в составе постмодернистского литературного нарратива, а также принципы и схема анализа постмодернистских произведений с МТ. В работе описан и систематизирован обширный исследовательский материал по проблеме метатекстуальности. На основе предложенной в диссертации теоретической гипотезы дана новая интерпретация.

31 Лотман Ю. М. Текст в тексте И Об искусстве. Структура текста. Семиотика кино. СПб., 1998. С. 431.

32 См.: Бак Д. П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово, 1992. 82 с. — Осипов В. Осипов В. Знакотканое поведение и знакотканая реальность П XYZ [Сетевой журнал], 1998. Режим доступа: http:/Avwwgiis.kicv.ua/discus.sion/behaviour rcalitv. html — Смирнова Н. А. Эволюция метатекста английского романтизма: Байрон, Уальд, Гарди, Фаулз: автореф. дис. дра филол. наук. М., 2002.46 с. и др.

33 Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск, 2004. Вып. 6: Формы саморефлексии литературы XX века: метатексты и метатекстовые структуры. 237 с. ряда прозаических произведений, занимающих видное место в современной русской словесности.

Объектом исследования являются произведения русской литературы последней трети XX в., содержащие МТ в составе постмодернистского нар-ратива. Предмет изучения — литературный МТ как значимый компонент постмодернистского повествования.

Материал для исследования подбирался с учетом выявления тех произведений, в которых можно наблюдать проявления метатекстуальности в наибольшей полноте. Соответственно, были выбраны произведения, написанные в период 70−90-х годов XX века: «Пушкинский Дом» (1971) Андрея Битова, «Зона» (1982) Сергея Довлатова, «Подлинная история «Зеленых музыкантов» «(1997) Евгения Попова, «Не-Х» Николая БайтоваВ перечисленных произведениях метатекстуальность представлена наиболее ярко и разнообразно.

Различны и разнообразны формы выражения МТ в выбранных произведениях (письма, комментарии, эстетический манифест и т. д.). Также разной оказывается локализованность МТ, который может обрамлять повествование, перемежаться с нарративом или прилагаться к нему в конце (в качестве комментария, например). Различно место и роль МТ в структуре текста, степень влияния МТ на рассказываемые события, на сюжет произведения и т. д. На фоне разнообразия, тем не менее, отчетливо прорисовываются специфические черты метатекстуальности в сфере постмодернистской литературы, выявляются те критерии, которые позволяют разграничить МТ и претекст, отличить МТ от других текстовых образований. Видны и те особенности, которые он привносит в литературный нарратив.

В частности, творчеству А. Битова на сегодняшний день посвящено достаточно много критических и литературоведческих работ34. Произведения С. Довлатова вызывают последнее время все больший интерес у исследова.

34 См. библиографию работ о романе «Пушкинский Дом»: Битов А. Г. Пушкинский Дом. Роман. Призрак-романа. М., 1999. С. 548−468- Липовецкий М. Н. Разгром музея: поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом» // Новое литературное обозрение. 1995. № 11. С. 230−244- Роднянская И. Образ и роль // Художник в поисках истины. М., 1989. С. 69−89 и т. д. телей и критиков литературы35. Творчество Е. Попова исследовано в мень.

36 шей степени, а тексты Н. Байтова не только мало изучены, но и малоизве.

37 стны .

Выбор имен и текстов представляется репрезентативным как с позиций обозначенной темы, так и в хронологическом аспекте. «Пушкинский Дом» считается своего рода программным произведением, в котором А. Битов одним из первых в русской литературе реализовал многие существенные черты поэтики постмодернизма. В отличие от новаторского романа А. Битова, дов-латовская проза воспринимается читателем как более традиционная. Тем не менее, она содержит ряд структурно-композиционных особенностей, харак.

1 о терных для постмодернистских произведений, и в «Зоне» феномен метатек-стуальности реализован достаточно своеобразно (в виде писем). «Подлинная история «Зеленых музыкантов» «Е. Попова — яркий пример автокомментария, где сноски занимают гораздо больший объем, чем комментируемый рассказ «Зеленые музыканты». Замыкает этот ряд сборник произведений Н. Байтова, сформированный к концу 1990;х годов. Если выбранный нами текст Попова являет также и пример излишней гипертрофированности МТ, формальности приема, что может указывать на то, что потенциал метатекстуальности исчерпываетсято проза Н. Байтова говорит об иной тенденции. Она являет пример неожиданного, весьма необычного использования возможностей МТ. В прозе Байтова компоненты МТ выступают как своеобразный эстетический.

35 Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба: итоги перв. междунар. конф. «Довлатовские чте-ния». СПб., 1999. 320 е.- Сухих И. Сергей Довлатов: Время, место, судьба. СПб., 1996. 381 е.- Генис А. Довлатов и окрестности. Филологический роман. М., 2001. 288 е.- О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания. Тверь, 2001. 224 с. и др.

36 Агеев А. Превратности диалога // Знамя. 1990. № 4. С. 213−222- Иванова II. Намеренные несчастливцы?: о прозе «новой волны» // Дружба народов. 1989. № 7. С. 239−253- Курицын В. Е. Попов: Молоко в загнетке // Русский литературный постмодернизм. М., 2000; Орлицкий Ю. Роман. с газетой // Октябрь. 1992. № 3. С. 202−205.

37 Урицкий А. Николай Байтов. Прошлое в умозрениях и документах // Знамя. 1999. № П. С. 231−232- См. также работы о поэтическом творчестве Н. Байтова: Кулаков В. Г. Поэзия как факт: статьи о стихах.М., 1999. 400 е.- Кулаков В. Г. Постфактум: книга о стихах. М., 2007. 228 с. (информация любезно предоставлена Н. Байтовым).

38 Высевков П. В. Функции писем в структуре повести С. Довлатова «Зона» // Критика и семиотика. 2006.№ 9. С. 112−125- Янг Е. Нарративная структура «Зоны» // Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба. СПб., 1999. С. 277−284. манифест и позволяют нарратору вести «непосредственный» диалог с читателем.

Методы исследования определены с учетом специфики исследуемого материала и задачами его изучения. Методологической основой диссертации послужил структурно-семиотический подход, позволяющий рассмотреть МТ с точки зрения его референтной соотнесенности, проанализировать МТ с учетом его взаимоотношений с другими элементами текста, а также подвергнуть рассмотрению МТ в прагматическом аспекте, с точки зрения его значимости в эстетической коммуникации. При этом, как это допустимо в теоретико-литературных исследованиях, логико-дедуктивный метод преобладает над логико-индуктивным, а объектом анализа становятся не только литературные тексты, но и теоретические концепции, утвердившиеся в науке.

Поскольку в сфере нашего внимания оказались постмодернистские произведения, явилась необходимость опоры на теоретические труды по проблемам постмодернистской эстетики. Прежде всего это работы Р. Барта39, Ж. Деррида40, Ж.-Ф. Лиотара41, У. Эко42 и др., а также работы исследователей, учитывающих специфику русской постмодернистской литературы: В. М. Диановой43, И. П. Ильина44, Н. JI. Лейдермана45, М. Н. Липовецкого46, Н. Б. Маньковской47, И. С. Скоропановой48 и др. Исследования в области интертекста (И.В.Арнольд49, И.П.Ильин50 Ю. Кристева51, И.П.Смирнов52,.

39 Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. 616 с.

40 Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. 512 с.

41 Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн?// Ежегодник Ad Marginem, 93. М., 1994. 320 с. — Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.- СПб., 1998. 160 с.

42 Эко У. Заметки на полях «Имени розы» СПб., 2003. 93 е.- Эко У. Отсутствующая структура.

Введение

в семиологию. СПб., 2004. 544 е.- Эко У. Отсутствующая структура.

Введение

в семиологию. СПб., 2004. 544 с. и т. д.

43 Дианова В. М. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб., 1999. 240 с.

44 Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001. 384 е.- Ильин И. П. Постструктурализм. Декон-структивизм. Постмодернизм: от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998. 255 с.

45 Лейдерман Н. Л. Современная русская литература: 1950;1990;е годы: учеб. пособие: в 2 т. М., 2003; Лей-дерман Н. Л. XX век как литературная эпоха // V ручьевские чтения. Русская литература XX века: типы художественного сознания: сб. мат-лов межвуз. науч. конф. Магнитогорск, 1998. С. 5−11.

46 Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. 317 с.

47 Маньковская Н. Б. «Париж со змеями»: введение в эстетику постмодернизма. М., 1994. 220 е.- Маньков-ская Н. Б. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000. 347 с.

48 Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: учеб. пособие. М., 2002. 608 е.- Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. Минск, 2000. 408 с.

49 Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. СПб., 1999. С. 376.

50 Ильин И. П. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001. 384 с.

М. Б. Ямпольский) оказались продуктивными при осмысления онтологического статуса МТ и особенностей его референции. Учет гипертекстуальных характеристик МТ (М. Визель54, JI. В. Зимина55, Ж.-JI. Лебрав56,.

М. М. Субботин и др.) оказался важным при определении места и роли МТ в структуре нарративного произведения.

Для освещения коммуникативной природы МТ, эксплицитно ориентированного на реципиента, на событийность встречи читателя с текстом, на проблему его интерпретации, были использованы идеи М. М. Бахтина58, труды, связанные с проблемой постмодернистского автора (Р. Барт59, М. Фуко60) и читателя (У. Эко61).

Особенно важную роль для методологического обеспечения диссертации играют методы нарратологического анализа, выработанные в трудах В. Я. Проппа62, Р. Барта63, Ж. Женетта64, П. Рикера65, В. Шмида66, Н. Д. Тамарченко67, В. И. Тюпы68 и др. Нарратологический подход необходим при определении места МТ в системе повествовательных уровней про.

51 Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Вестник Моск. гос. ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. № 1. с. 97 124.

32 Смирнов И. П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами творчества Б. Л. Пастернака. СПб., 1995. 193 с.

33 .Ямпольский М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М., 1993. 464 с.

34 Визель M. Гипертексты по ту и эту сторону экрана // Иностранная литература. 1999. № 10. С. 169−177.

55 Зимина Л. В. Современные издательские стратегии: От традиционного книгоиздания до сетевых технологий культурной памяти. M., 2004. 274 с.

56 Лебрав Ж.-Л. Гипертексты Память Письмо // Генетическая критика во Франции: антология. М., 1999. С. 255−274.

57 Субботин М. М. Теория и практика нелинейного письма (взгляд сквозь призму «грамматологии» Ж. Деррида) // Вопросы философии. 1993. № 3. С. 36−45 и др.

38 Бахтин M.M. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. 336 с. — Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. 445 с.

59 Барт Р. Смерть автора// Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. С. 384−392.

60 Фуко М. Что такое автор? // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. M., 1996. С. 745.

61 Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. СПб., 2005. 502 с.

62 Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. М., 2001. 192 с.

63 Барт Р.

Введение

в структурный анализ повествовательных текстов // Зарубежная эстетика и теория литературы XIXXX вв. М., 1987. С. 387−422.

64 Женетт Ж. Границы повествовательности // Фигуры: в 2-х т. М., 1998. Т. 1. С. 283−299 — Повествовательный дискурс // Фигуры: в 2-х т. М., 1998. Т. 2. С. 60−281.

65 Рикер П. Время и рассказ: в 2 т. М.- СПб., 1998. Т. 2.: Конфигурация в вымышленном рассказе. 224 с.

66 Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 158.

67 Тамарченко H. Д. Повествование // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. M., 1999. С. 279−295- Тамарченко H. Д. Повествователь // Литературоведческие термины: материалы к словарю. Коломна, 1997. С. 27−30- Тамарченко H. Д. Событие // Литературоведческие термины (материалы к словарю). Коломна, 1999. Вып. 2. С. 79−81.

68 Тюпа В. Очерк современной нарратологии // Критика и семиотика. 2002. Вып. 5. С. 8. стью MT, что непосредственно сказывается на его жанровых, стилевых и языковых отличиях, придающих МТ черты полидискурсивности. На уровне акта наррации эксплицирована субъективная авторефлексия нарратора-писателя как главного героя МТ.

• Коммуникативная функция. Коммуникативность МТ проявляется в диалоге фиктивного нарратора и читателя, способствуя активизации читательского восприятия. Диалогичность МТ содействует формированию иллюзии, что произведение создается как бы в процессе чтения, что придает интригу метатекстовому повествованию.

• Структурирующая функция. МТ усиливает такие черты постмодернистского нарратива, как его фрагментарность, автономность частей, отсутствие классической иерархии, нелинейность повествования и др.

3. На основе разработанной теоретической модели МТ с учетом обозначенных характеристик МТ предлагается схема анализа постмодернистских литературных произведений нарративного характера с метатекстовым компонентом.

4. В ходе анализа литературного материала раскрыт амбивалентный характер МТ как самоценного текстового образования. Показано, что МТ становится более автономным и содержательно наполненным (по сравнению с претекстом) компонентом постмодернистского нарратива, приобретая все больше нарративных характеристик и становясь своеобразным повествованием в повествовании со своими героями, интригой и особым типом литера-туроцентричной событийности.

Теоретическая значимость работы заключается в систематизации представлений и концепций литературного МТ и разработке целостной теоретической модели МТ, позволяющей более полно описать нарративную поэтику русской постмодернистской литературы. Результаты исследования могут быть учтены в дальнейшей разработке нарративных моделей постмодернистской литературы.

Практическая значимость диссертационного исследования определяется возможностью использовать полученные результаты при подготовке общих и специальных курсов по истории и теории новейшей русской литературы.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в четырех публикациях, а также были представлены в виде докладов на Международных научных конференциях «Культура и текст» (Барнаул, 2005), «М. Ю. Лермонтов: художественная картина мира» (Кемерово, 2006), «Нарративные традиции славянских литератур (средневековье и новое время)» (Новосибирск, 2006) — на региональных конференциях молодых ученых Института Филологии СО РАН (Новосибирск, 2005, 2006, 2007), на филологических чтениях «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: метаи реинтерпретация», «Проблема интерпретации в литературоведении» (Новосибирск, 2005, 2006, 2007).

Заключение

.

Анализ основных теоретических представлений и концепций метатекстуальности помог нам обозначить рамки нашего подхода к МТ. Исследования литературоведов в сфере постмодернистской эстетики и нарратологии задали основные направления в изучении специфики постмодернистского МТ в нарративе.

Чтобы уяснить природу вторичности данного феномена мы, прежде всего, рассмотрели вопрос об онтологическом статусе МТ. Определение МТ как текста о тексте не выявляет в полной мере сущность и специфику этого феномена. Так как референтное поле МТ предельно широко, мы попытались выявить специфические признаки вторичности с опорой на имеющиеся нарративные модели. Выяснилось, что МТ соотносится в первую очередь с уровнем наррации (повествовательного акта), ключевым для литературного произведения. Соответственно, на первый план выдвигается событие рассказывания и фигура нарратора как главного героя МТ.

Претекстовый уровень событий художественного мира (основной в традиционном нарративе) попадает в поле внимания МТ лишь косвенно. Он интересует повествователя с точки зрения соотношения реальности и вымысла, когда нарратор пытается пояснить, каким образом создавался художественный мир произведения (прототипы героев, исторические факты и т. д.). Вследствие размытия границ, отделяющих художественный мир от эмпирического, реальные факты и людей от литературных событий и персонажей, максимально расширяется контекст произведения, в который помещается повествование. Так, у А. Битова основной хронотоп романа благодаря МТ становится соотносимым со всей историей Пушкинского Дома как музея. У Е. Попова комментарии повествуют о целой эпохе (временной отрезок более 20 лет), прошедшей от времени создания «Зеленых музыкантов» до момента написания комментариев к ним. Контекст может быть и менее масштабным, ситуативным, связанным с обстоятельствами «общения» нарратора и (фиктивного) читателя. Довлатовский рассказчик, например, сообщает в письмах о текущих делах, идеях, профессиональных и домашних проблемах и достижениях, «возникающих» по ходу создания произведения.

Поскольку МТ становится обращенным к проблеме текстопорождения, то уровень повествовательного текста также выступает непосредственным референтом МТ. Текст как знаковый объект интересен нарратору с точки зрения выбора тех или иных языковых средств, предпочтения тем или иным приемам при построении текста и т. д. Это своего рода филологическое автоисследование, помещенное в рамки произведения. В данном случае повествователю интересен не только литературный текст сам по себе, но история его создания, издания, встречи с читателем и т. д., что опять выводит нас к событию рассказывания (написания романа). Это может быть связано с тем, что в эпоху постмодернизма фокус интереса смещается с ценности и значимости самого эстетического объекта на процесс и способ его создания и/или описания. В стремлении удивить читателя новизной и оригинальностью создаются нетипичные для привычного восприятия произведения. Их нужно пояснить, обосновать — доказать право на существование именно как эстетического объекта (литературного произведения) в ряду других, чье количество растет с неимоверной быстротой. Благодаря литературному МТ объяснительный компонент помещается внутрь самого художественного произведения.

Также был рассмотрен способ «существования», функционирования МТ в нарративе. В часто встречающейся формулировке текст в тексте отражена своеобразная инкорпорированность МТ в повествование. Поскольку мы понимаем под постмодернистским литературным МТ именно текст (а не совокупность метатекстовых элементов), можно говорить об определенных границах МТ, которые также могут быть выражены и формально (о содержательных особенностях мы говорили выше). Место МТ в системе нарратива может быть произвольным. У А. Битова, например, в конце романа расположены комментарии, а остальные метатекстовые фрагменты локализованы на протяжении всего повествованияу Е. Попова МТ в виде целой сети сносок находится в конце произведенияв довлатовской «Зоне» письма чередуются с рассказами в определенном ритме.

Наличие метатекстовой составляющей в нарративе придает определенную специфику строению произведения. Выбранные нами для анализа тексты действительно отличаются своей необычной оригинальной конструкцией, хотя это как раз соответствует большинству критериев постмодернистской литературы. В рассматриваемый нами период меняются сами принципы создания эстетического объекта. В постмодернистском ризоматичном тексте сложно выделить часть и целое, главное и второстепенное, а порой нелегко выявить ведущий сюжетный вектор. Поэтому закономерны были те затруднения в процессе практического анализа, когда сложно было определить, факультативна ли роль МТ в нарративе, или, несмотря на свою вторичность, МТ является доминантой повествованияявляется ли основным претексто-вый сюжет, или важнее оказывается своеобразный метасюжет, выстраиваемый в МТ, и т. д.

Да и само строение литературного повествования с МТ всегда усложнено. Например, мы убедились, что широкая трактовка МТ (как «текста в тексте») затрудняла бы практическую работу с произведениями, т.к. в постмодернистском нарративе встречается довольно много всевозможных вставок в виде субтекстов (тексты персонажей, исторические документы и т. д.). Таких вставок очень много у А. Битова (статьи Левы Одоевцева, рассказы дяди Диккенса, рукописи деда, клочки газеты и т. д.) и у Е. Попова (незаконченные романы повествователя, частушки, анекдоты, афоризмы эпохи и т. д.). В этом случае опора на особенности референции МТ помогает ориентироваться в различении МТ и разного рода субтекстов. Не менее важен здесь и учет субъектной организации нарратива — повествование в МТ всегда ведется от лица нарратора (а не каких-либо иных персонажей произведения).

Литературный МТ является неотъемлемой частью произведения, между претекстовыми и метатекстовыми компонентами существуют многочисленные разноуровневые связи. МТ размывает границы не только между вымыслом и реальностью, он обеспечивает проницаемость границ внутри самого произведения. По мнению большинства исследователей, несмотря на свою самостоятельность, МТ не может быть полностью автономным, теряя вне претекста свою целостность и суть, ведь вторичность МТ предполагает его неотъемлемую связь с описываемым текстом. Также и претекст потерял бы многое из того, чем дополняет его МТ. Записки надзирателя без писем (у С. Довлатова), «Зеленые музыканты» без комментариев (у Е. Попова), рассказы из «Не-Х» без обрамляющих их в начале и конце метатекстовых частей (у Н. Байтова) во многом утеряли бы свою оригинальность, лишились многих смысловых нюансов и воспринимались бы совсем иначе.

Тем не менее, степень взаимосвязи между претекстом и МТ может быть разной. Для постмодернистского текста вообще свойственна (намеренная) фрагментарность, фрактальность, произвольная последовательность частей. Эти аспекты так или иначе отражены и в исследуемой нами литературе. Наиболее «спаянным» можно считать повествование в целом в «Пушкинском Доме». Также достаточно органично взаимодействуют эпистолярный и новеллистический слои в «Зоне». В то же время, некоторые новеллы С. Довлатова, вошедшие в состав «Зоны», были опубликованы ранее как самостоятельные законченные произведения, а в самих записках постоянно подчеркиваются внешние, независимые от автора, причины, якобы влияющие на произвольную последовательность расположения излагаемого материала (записок надзирателя). Достаточно разобщены рассказ «Зеленые музыканты» и комментарии у Е. Попова, при этом в самом комментирующем слое встречается множество самостоятельных микросюжетов. А отдельные части байтовского сборника «Не-Х» воспринимаются как вполне самостоятельные, относительно сопряженные друг с другом рассказы. Т.о., на литературном материале разных лет можно проследить некоторую тенденцию в стремлении МТ к автономности, ко все более полной независимости.

В работе также были рассмотрены гносеологические аспекты метатек-стуальности. Сегодня возрастает степень осознанности самого творческого акта, что свойственно культуре эпохи постмодернизма. Может быть поэтому писателю уже не достаточно традиционных художественных форм для воплощения своих замыслов, требуются новые дополнительные средства изображения.

Повышенная рефлексивность МТ является одной из его ярких характеристик. При этом это может быть авторефлексия, когда нарратор много повествует о себе, своей биографии (творческой и/или личной), своих мыслях, идеях и т. д. В рассматриваемых нами произведениях это особенно характерно для прозы С. Довлатова и Е. Попова. В МТ может быть выражена и более объективная рефлексия, направленная на осмысление собственного текста, литературного «инструментария» (художественные приемы, выбор языковых средств и т. д.). В данном случае нас больше интересовал второй аспект, т.к. именно текстоцентристская рефлексия формирует не только содержательную специфику МТ, но непосредственно сказывается на некоторых жанровых, стилевых и языковых отличиях, помогающих различению метатекстовых и претекстовых компонентов произведения при анализе. (Не удивительно, что в критике вполне закрепилось разделение «Зоны» на «новеллистический» и «эпистолярный» слои, «Подлинной истории Зеленых музыкантов» на «рассказ» и «комментарии»). В анализируемой прозе А. Битова и Н. Байтова в МТ ярко представлены некоторые элементы научного стиля (особенно хорошо проявлен литературоведческий дискурс). Хотя различия подобного рода в претексте и МТ имеют свои границы, иначе сложно было бы говорить о какой-либо гетерогенности произведения.

Достаточно внимания мы уделили и коммуникативному аспекту МТ. В первую очередь это связано с тем, что МТ преимущественно представляет собой событие рассказывания, которое всегда направлено вовне (художественного мира), к реципиенту. И здесь необходимо различать фиктивных и реальных участников эстетической коммуникации. Особенно часто производится отождествление нарратора с конкретным автором произведения, т.к. повествователь позиционирует себя как писателя и, более того, зачастую существуют черты биографического сходства этого литературного персонажа с реальным писателем. Фигура нарратора является одной из ключевых во вторичном (метатекстовом) слое произведения. И несмотря на повышенную рефлективность и текстоцентричность МТ не является простым описанием, монологичным автокоммуникативным компонентом нарратива, напротив, он построен во многом как диалог с читателем. Комментарий всегда ориентирован на реципиента, будь то наивный читатель или. Особенно много обращений к (разным) читателям найдем у А. Битова и Е. Попова. У С. Довлатова в «Зоне» реципиент наиболее персонифицирован (адресатом является издатель И. Ефимов). МТ всегда пишется как бы с оглядкой на воспринимающее сознание, писатель пытается предугадать, каким будет процесс чтения и интерпретации.

Интересно, что центр внимания переносится с автора на читателя и в современных теоретических работах. И МТ является весьма интересным материалом исследования для данного направления литературоведения, если мы рассматриваем прагматический аспект метатекстуальности. Несмотря на то, что событие рассказывания, в деталях изображенное в рамках литературного произведения, является не менее фиктивным, чем претекстовый событийный слой, гипертрофированный акт наррации (МТ) оказывает немаловажное влияние на восприятие всего произведения в целом. Как мы уже говорили, благодаря МТ у читателя появляется возможность (условно) воссоздать культурно-исторический контекст, не обращаясь к дополнительным источникам.

Также постоянные обращения к фиктивному читателю активизируют восприятие читателя конкретного. Попытки рассказчика воспроизвести ситуацию устной коммуникации, в процессе которой как будто создается «еще не написанное» произведение — способствует созданию ситуации сотворчества. Свободная конструкция повествования, состоящего из ряда самостоятельных компонентов предполагает свободу восприятия, чтение может начинаться с любого эпизода, и дальнейшая траектория может быть произвольной. Гипертекстуальные характеристики, присущие МТ, позволяют выполнять навигацию в произведении, необходимую, когда связи между компонентами не линейны, разновекторны. Поэтому нарратор часто дает советы, не только о том, как интерпретировать его прозу, но и как ее читать. С другой стороны, его указания преподносятся с иронией, в игровой манере и могут быть очень противоречивы. Особенно характерен здесь пример прозы Е. Попова, когда манера речевого поведения рассказчика превращается зачастую в откровенный литературный стеб. Амбивалентность МТ не позволяет однозначно говорить и. о том, структурирующую или деструктивную роль он играет с точки зрения восприятия произведения.

Выявляя специфику исследуемого объекта, мы выявили элементы нарративности в МТ. С одной стороны, появление МТ в нарративе позволяет переместить описательные элементы из первичного повествования во вторичный слой, что способствует сохранности динамизма претекста. Особенно это хорошо видно на примере довлатовских записок в «Зоне». С другой стороны, и в самом МТ может развиваться определенная интрига, заключающаяся прежде всего в том, что нарратор-писатель преподносит читателю свое произведение как еще не законченное, находящееся в процессе создания. А. Битов, например, подчеркивает, что окончательный вариант завершения романа еще не выбран из многочисленных версий. У С. Довлатова и Н. Байтова процессуальность заключается, скорее, не в создании, а в восстановлении рукописи. В «Зоне» говорится о попытках реконструкции разрозненных записок, созданных еще в начале творческой деятельности писателя. Байтовский рассказчик в «Траектории «Дед Мороз» «также возвращается к старым найденным записям, которые как бы создаются вновь в процессе общения с читателем. У Е. Попова «Зеленые музыканты» становятся поводом для воспоминаний нарратора о пройденной, прожитой поре, наполненной всевозможными событиями. При этом некоторые комментарии сами представляют собой небольшие сжатые, подчас перенасыщенные фактами и действующими лицами рассказы. Также как и некоторые довлатовские письма к издателю гораздо больше похожи на фрагменты записок надзирателя, чем на эпистолярные послания.

Во всех описываемых случаях МТ образует своеобразный метасюжет, основанный и сконцентрированный на процессе создания произведения и его трансляции (диалоге с читателем). В МТ обнаруживается отличный от пре-текстового хронотоп, имеются свои герои — нарратор-писатель и его окружение. Поэтому, несмотря на описательность и рефлективность, МТ может быть событийным и коммуникативным, что позволяет говорить о наличии нарративных характеристик в МТ.

В целом обнаруживается следующая закономерность: чем более МТ сам тяготеет к нарративности, тем более он поглощает претекст, уменьшая тем самым значимость последнего в произведении. И чем автономнее МТ, чем он более рефлексивен, тем более он приближается к привычным устоявшимся жанрам текстологического комментария, критической статьи, эстетического манифеста, литературоведческого исследования и т. д. Таким образом, можно говорить и об определенных пределах, в которых существует литературный постмодернистский МТ, и о своеобразной динамике, об изменениях МТ во времени.

Рефлексия стала неотъемлемой чертой современной культуры, и в литературе постмодернизма именно МТ является ярким выразителем напряженной писательской мысли о художественном творчестве, процессах текстопо-рождения и рецепции. Метатекстуальность способствует увеличению смысловой емкости нарратива и открывает новые возможности повествовательных форм.