Теоретические и практические аспекты изучения категории вида русских деепричастий в иностранной аудитории

Изучению деепричастия в отечественном и зарубежном языкознании посвящено значительное количество исследований. Тем не менее семантико-грамматическая сущность деепричастий еще не может считаться установленной. Связано это прежде всего с недостаточной изученностью основных грамматических категорий данной формы, прежде всего категории вида.

В настоящее время возрастает потребность изучения функциональной области категории вида в деепричастии. Связано это прежде всего с преподаванием русского языка в качестве неродного. Как свидетельствует практика преподавания русского языка в иностранной аудитории, неличные формы русского глагола, в частности, их основные грамматические категории, представляют большую трудность для иностранных носителей языка, и методика не вполне удовлетворяет потребности ликвидации этой и других трудностей. Причин подобного положения несколько. Во-первых, как следует из сказанного выше, в современном языкознании не все теоретические проблемы деепричастия решены полностью и получили удовлетворительное освещение в литературе. Во-вторых, преподавание данных форм русского языка проводится в отрыве даже от тех теоретических положений, которые уже определенным образом сформировались в современном лингвистике. Модель функционирования языковых форм в речи и модель, презентуемая иностранным студентам и реализуемая в учебных пособиях, существенно отличаются друг от друга. Наконец, традиционные приемы обучения^ шедшего по линии объяснение — запоминаниеупотребление, недостаточно эффективны, особенно когда речь идет о периферийных явлениях языка.

В силу указанных (теоретических и практических) причин б настоящей работе непосредственным объектом исследования избирается видовая семантика деепричастных форм современного русского языка.

Актуальность исследования определяется тем, что функциональное изучение периферийных элементов языковой системы и их основных грамматических категорий, каковой является категория вида для деепричастия, одна из важных задач лингвистического описания русского языка в цепях преподавания русского языка как иностранного. Основные категории неличных форм русского глагола, в том числе категория вида деепричастий, представляют большую сложность при изучении русского языка нерусскими. Кроме того, обучение неродному языку в ограниченные сроки требует предельно эффективных форм работы, которые должны быть построены на результатах функционального описания языкового материала.

Новизна работы заключается в том, что в ней впервые конкретным объектом исследования стало аспектуальное употребление деепричастий в современном русском языке, выявление их функций и определение видового семантического потенциала, что позволило определить основные тенденции развития системы деепричастий, построить модель их функционирования.

Теоретические выводы диссертации могут быть использованы при построении общих и специальных курсов по функциональной морфологии современного русского языка, при создании учебников и учебных пособий.

Практическая ценность диссертации определяется тем, что в работе намечаются основные пути обучения иностранных студентов особенностям употребления деепричастий, а такте наглядно показывается возможность применения элементов программированиего обучения при изучении деепричастий.

Апробация диссертации. Основное содержание диссертации освещено в ряде статей, доложено на заседаниях научно-методического семинара кафедры русского языка Донецкого политехнического института в 1978, 1979, 1980 годах, на научной конференции во время прохождения ФПК при УДН им. Патриса Лумумбы в 1981 году, на заседании Донецкого городского методического объединения преподавателей русского языка как иностранного в 1982 году.

0.2. Вид деепричастия в лингвистической литературе.

Деепричастия с точки зрения семантико-морфологической, синтаксической, формообразовательной интересовали многих лингвистов на всех этапах развития грамматических исследований. Начало описанию деепричастий в различных аспектах было положено в классических трудах М. В. Ломоносова /72/, А. Х. Востокова /34/" Ф. И. Буслаева /20/, Н. П. Некрасова /94/" А. А. Потебни /115/, /116/, Д. Н. Кудрявского /70/ и других. Сложившееся в процессе многолетнего изучения проблемное попе деепричастий в своей специфике определяется следующими основными направлениями: I) происхождение, история развития деепричастий как формы, историческое функционирование деепричастий- 2) деепричастные формы в диалектах- 3) общеграмматический статус деепричастия- 4) синтаксические функции и употребление деепричастий- 5) грамматические категории в деепричастии- 6) стилистические возможности деепричастий- 7) деепричастие и структура текста- 8) синонимические отношения деепричастий и деепричастных конструкций- 9) сопоставительное изучение деепричастий в русском и других (славянских и преимущественно — неславянских) языках.

Необходимо отметить, что все из указанных направлений определенным образом связаны друг с другом. Историческое направление в исследовании деепричастий и соотносимые с ним изучение деепричастий в диалектах и других языках, прежде всего славянских, могут составить объяснительную основу исследования, что подкрепляется прецедентами такого подхода в других работах. Предметные сферы, стоящие за другими рубриками, отражают структурно-системное и текстуально-речевое своеобразие деепричастий.

Несмотря на присущие им различия и своеобразие (степень разработанности, содержательный объем и др.)" указанные направления одинаково существенны с точки зрения задач, стоящих перед русским языкознанием в целом. Естественно, однако, что отмеченные направления различаются не только по своему содержательному объему и по степени разработанности, но и по их отношению к предмету настоящего исследования — видовой семантике деепричастий (системно-парадигматической и функциональносинтагматической). В ходе дальнейшего обзора поэтому обратим внимание преимущественно на то, что согласуется с последующим содержанием настоящей работы.

Каждый исследователь, занимаясь изучением деепричастия, должен, во-первых, принять в качестве исходной определенную точку зрения на происхождение деепричастия, его значение и место в системе частей речи, во-вторых, определить, какой характер, по его мнению, имеют основные грамматические категории деепричастия, каковы взаимоотношения между ними. Представляется оправданным коротко остановиться на основных исследованиях по перечисленным выше проблемам с целью установления объяснительной базы дальнейших рассуждений.

Историческому изучению деепричастий посвящены работы многих авторов. Прежде всего в центре внимания вопрос о происхождении деепричастных форм. До сих пор высказываются мнения, что деепричастные формы и деепричастные конструкции — своеобразные заменители, сокращенные варианты придаточных предложений. Выдвинутое еще в XIX веке, мнение это поддерживается, например, Е. В. Кротевичем /66/65/, Я. Лосем (166/173), М. Кубином (67/118). Так, М. Кубик пишет, что «деепричастные конструкции представляют собой трансформы глагольных двусоставных парентетических предложений, вставляемых в постпозитивное положение за подлежащим матричного предложения, при условии, что они имеют тождественное подлежащее» (67/118).

Большинство исследователей доказывают отпричастное происхождение деепричастия в русском языке. Здесь можно назвать работы Д.Н.Овсянико-Куликовского (IOI), В. Барнета (161), (162), В. Грабе (37), О. Лешки (71), Л. М. Коць (61−65), Л. И. Коломиец (57), и многие другие. Как утверждали А. А. Потебня (115),(116), Д. Н. Кудрявский (70), А. А. Шахматов (150) и другие, деепричастия возникли из аппозитивных кратких действительных причастий. А. Г. Руднев, однако, считает, что «деепричастия, которые с момента возникновения служат средством морфологического выражения предикативных обстоятельств, не могли возникнуть из аппозитивных кратких действительных причастий. В развитии грамматического строя не зарегистрированы факты, чтобы слова, входящие в состав подлежащего, подверглись адвербиализации. Деепричастия, как показывает наш анализ памятников старославянского и древнерусского языков, возникли из кратких действительных причастий в формах им. пад. ед. и мн. числа, которые подверглись адвербиализации, выступая в роли одного из однородных сказуемых наряду со спрягаемой формой глагола» (124/23). Ю. В. Фоменко, на наш взгляд, справедливо дополнил высказанную точку зрения, связывая происшедшие изменения с увеличением глагольности предложения и развитием гипотаксиса (145/299−309).

Кроме названных выше, существуют работы целого ряда авторов, которые, исходя из отпричастного происхождения деепричастий, исследуют последние в какой-либо определенный исторический промежуток времени. Это работы Н. И. Маевской (84), Л.Н.Зева-ковой (51), Е. Л. Голубевой (36), О. Лешки (71), Г. Н. Самариной (132),(133), А. А. Скворцовой (136), Л. А. Спринчак (138) и др. Все перечисленные исследования так или иначе затрагивают вопросы, связанные со становлением основных грамматических категорий деепричастия.

К историческим исследованиям вплотную примыкает диалектологическое изучение деепричастий. Большое количество работ направлено на выявление значений отдельных деепричастных форм, определение их видо-временных характеристик. Для исследователя литературного языка важны наблюдения над временными формами деепричастий в различных диалектах. Здесь можно назвать работу Ю. М. Паршуты (II3/I63), в которой приводятся доказательства существования различных временных значений у деепричастия совершенного вида, а также статью Х. И. Хейтера (147/77−83), дающую материал по вопросу семантического сближения аористических и перфектных форм с отпричастными образованиями.

Вопросам изучения предикативных деепричастий, их сказуемостного употребления посвящены исследования П. С. Кузнецова (68), Л. К. Дмитриевой (45) ,(46), В. И. Трубинского (142).

Наблюдения Н. А. Новгородова (98) над деепричастием несовершенного вида нав в одном из говоров представляет большую ценность для изучения грамматической значимости указанных форм деепричастий в литературном языке.

Сложная грамматическая природа деепричастия давала основание исследователям по-разному освещать вопрос об отнесенности его к определенной части речи. Подавляющее большинство ученых строили свои рассуждения между двумя полюсами: глагол — наречие, причисляя деепричастие к одной или другой части речи или помещая его в промежутке между указанными разрядами слов. Ф. И. Буслаев (20/318), Д.Н.Овсянико-Куликовский, например, сближали деепричастия с наречием. Так, Д.Н.Овсянико-Куликовский писал: «Мы знаем уже, что для выражения признака, отнесенного к другому признаку, существует особая часть речи, называемая наречием (с примыкающим к нему деепричастием) (101/56). Интересную позицию в данном вопросе занимал А.Пешковский. С одной стороны, относя причастия и деепричастия соответственно к прилагательному и наречию, он признает близость многих указанных форм категориям глагола. В дальнейшем он относит все неспрягаемые формы к глаголу в широком смысле (в отличие от личных глагольных форм) (106/132). Склонность исследователей сближать деепричастие с наречием или глаголом часто сказывается в чисто формальном отнесении параграфов о деепричастии в тот или иной раздел. В. В. Виноградов, например, определяя деепричастие как «гибридную наречно-глагольную категорию», в своем «Русском языке» (32/308) помещает параграф о деепричастии в раздел «Наречие». С. И. Абакумов, хотя и подчеркивает, что деепричастие — промежуточная грамматическая категория, примыкающая, с одной стороны, к глаголу, с другой — к наречию и лишь условно вводится в категорию глагола, рассматривает деепричастие в рамках последнего (1/97−98). Большинство вузовских учебников, грамматики, подчеркивая определенную гибридность, двойственность деепричастия, рассматривают его как форму глагола, различия носят частный характер (125),.

126),(35),(38),(173),(90),(91) и др. Грамматика современного русского литературного языка (35) и Русская грамматика (125) называют причастия и деепричастия атрибутивными формами гпагола, Л. Копецкий — глагольными наречиями (58/80). Наиболее последовательно точка зрения глагольной принадлежности деепричастных форм выражена П. С. Кузнецовым: «. единство значения объединяет причастие и деепричастие с тем глаголом, от которого они образованы, вследствие чего как причастие, так и деепричастие должны рассматриваться лишь как различные формы этого глагола» (137/254).

В последние годы в работах ряда исследователей четко наметилась тенденция, своими корнями, очевидно, уходящая в работы М. В. Ломоносова, А. А. Потебни, Л. В. Щербы и других исследователей, рассматривавших причастия и деепричастия как отдельные части речи, к пересмотру, уточнению традиционного представления «о двойственном глагольно-наречном характере категориального значения деепричастия» .

На необходимости расчлененного изучения деепричастия и наречия настаивает М. П. Одинцова (102/70). Подчеркивая существенность различий в характере выражаемых деепричастием и наречием признаков, аналогичное мнение высказывает и А. С. Попов (113/20−27). С. Л. Кечик на основе анализа деепричастий в современном белорусском языке приходит к выводу о необходимости рассматривать их как особую, самостоятельную часть речи (56/20).

Наиболее последовательно и убедительно мысль о не обходимости признания смешанных классов слов отдельными, самостоятельными частями речи высказывается в работах Л. В. Бортэ. Исследовательница подчеркивает, что «в современном причастии и деепричастии нет синкретичного, нерасчлененного выражения разных значений, но представлено соединение двух грамматических значений (процесса и признака) в одно новое — процессуальный признак носителя (или другого действия/процесса — в деепричастии)» (16/24). Б цепом мы присоединяемся к точке зрения Л. В. Бортэ, которая, однако, в последующем изложении будет нами дополнена и уточнена.

В плане изучения речевого проявления деепричастных форм, большинство работ строится по принципу установления аналогии деепричастного употребления со всеми возможными членами предложения. В работах И. Васевой (йй 24−31), Л. А. Дерибас (№!й 39−42), И. А. Каншина (54), Л. И. Коломиец (57), А. Ф. Михеева (92), Е. Е. Репиной (121), Р. Саидаметова (130), Е. А. Назиковой (93), К.К.Биа-лиевой (7), Э. С. Сасинович (134), О. М. Финкеля (146), И.В.Устриц-кого (144) и других отмечена способность деепричастий функционировать в предложении в роли различных обстоятельств — времени, условия, образа или способа действия, цели, причины, следствия. Г. В. Валимова указала на возможность для деепричастий употребляться в роли определений (21). Многие исследователи обращали внимание на то, что деепричастия часто могут употребляться в роли второстепенного сказуемого (А.А.Шахматов (150), Г. В. Валимова (26),(27), А. С. Мельничук (89) и др. В последнее десятилетие появились новые точки зрения. Тан, например, Т. В. Лыкова, уточняя определенным образом взгляды В. М. Никитевича (96), выделила обстоятельственно-определительную, собственно обстоятельственную и предикативно-обстоятельственную функции деепричастий (82/51−58). М. В. Яковлева, рассуждая в аналогичном направлении, утверждает, что так называемое «второстепенное сказуемое» и «обстоятельство» являются не двумя различными синтаксическими функциями, а двумя семантическими разновидностями (вариантами) одной общей синтаксической функции деепричастия.

— функции сказуемого относительно главной части высказывания (159/63).

В работе целого ряда исследователей наметилась тенденция объяснения различных функций деепричастия с учетом его взаимоотношения в структуре предложений с глаголом-сказуемым (см. работы В. М. Савиной, М.П.Одинцовой), с глаголом-сказуемым и подлежащим (П.К.Пискунов (108)).

Попытка связать значение деепричастия с его местом в предложении представлена в работах П. К. Пискунова (107), А. Л. Чистяковой (149), Г. Якобсона (170), (171).

Остановимся на том, какое место в работах лингвистов занимает непосредственно категория вида в деепричастии. Несмотря на многочисленность работ, посвященных деепричастию, следует констатировать отсутствие фундаментальных, монографических исследований, посвященных категории вида в деепричастии. Обычно иссле дователи попутно останавливаются на данном вопросе, обозначая лишь в самых общих чертах свое к нему отношение. Между тем, очевидно, что подробное исследование данного вопроса важно для уяснения грамматической сущности деепричастия с одной стороныкак отправная точка для проведения целого ряда других исследований (в частности, о времени и залоге) с другой стороны. Кроме того, с точки зрения практических потребностей изучения русского прежде всего как неродного трудно переоценить необходимость и важность изучения прежде всего категории вида в деепричастии, в особенности функциональной области данной категории.

Попытаемся отметить основные выводы и наблюдения относительно категории вида в деепричастии, представленные в различных лингвистических работах. Как отмечает Ю. В. Фоменко, «прогрессирующая редукция такого важного глагольного признака как категории абсолютного времени все сильнее толкзпа краткие причастия в орбиту глагола-сказуемого. Естественное завершение этот процесс находит в современном деепричастии, в котором категория времени полностью растворена в категории вида» (145/308).

С.Я.Кечик утверждает, что собственной морфологической категорией деепричастия является вид, категория времени ему не свойственна (56). Л. А. Дерибас констатирует, что развитие категории вида отразилось и на деепричастиях — они стали различаться не по времени, а по виду (39). Дж. Феррелл приходит к выводу, что герундии и пассивные причастия имеют тенденцию ограничиваться противопоставлением по виду, в то время как активные причастия широко используют как видовую, так и временную оппозицию (167). Подавляющее большинство исследователей рассуждает аналогичным образом, то есть обращается к категории вида в деепричастии с целью уточнения характера взаимосвязи категорий вида и времени в данных формах. Список можно продлить, назвав имена Л. Я. Браве (17), В. Н. Питинова (109),(ПО), Г. Ф. Кидковой (49), Г. В. Валимовой (назв.выше), В. Барнета (162),(163).

Наметившаяся в последние годы тенденция к расчленению видовых и временных значений в семантике деепричастия, связанная с именами А. А. Камыниной (53), В. М. Савиной 138−140). М. П. Одинцовой (102), (ЮЗ), С. А. Полковниковой (III), З. К. Семченковой (135), М. А. Салама (83), характеризует стремление детальнее исследовать временную сущности деепричастия и практически ничего нового не добавляет к изучению категории вида. Большую ценность представляют работы Г. Якобсона (170),(171), гЕ. Кошмидера (165), Дж. Феррелла (167),(168), Дж. Форсайта (169), Г. В. Валимовой (йе№ 21- 23), в которых можно найти замечания об особенностях выявления тех или иных видовых значений в отдельных формах деепричастия, об их связи с отдельными элементами контекста.

Анализ лингвистической литературы показывает, что систематическое изучение аспектуальной семантики деепричастия в целом не проводилось, многообразие их функций не до конца выявлено, контекстуальные особенности употребления недостаточно описаны. Прежде чем уточнить цели и задачи нашего исследования, считаем необходимым изложить наши исходные позиции, связанные, во-первых" с принятой в работе концепцией глагольного вида, во-вторых, с пониманием взаимосвязей и взаимоотношений, характеризующих деепричастие как элемент языковой системы.

0.3. Грамматическая природа деепричастия.

Круг вопросов, подлежащих обзору в данном разделе, включает в себя проблемы, — связанные с внешними и внутренними связями деепричастий. Представляется оправданным прежде всего рассмотреть внешние грамматические связи деепричастия — его отношения к глаголу, наречию, причастию. Описание же внутренних (парадигматических) отношений форм деепричастия и его основных грамматических категорий откладываем до рассмотрения в Ш главе, после того, как уже будут сделаны заключения об особенностях их видового, а также (по мере необходимости) и темпорального функционирования.

Если сравнить роль, которую выполняли деепричастные и личные формы в древнерусском языке, то окажется, что в современном русском языке текстуально-структурные функции личной и деепричастной форм более дифференцированы. А. А. Потебня считал подобное явление следствием того, что «в этом языке, так сказать, больше покатость, по которой мысль стремится от начала к концу предложения» (II5/I99). Структура древнего языка, согласно А. А. Потебне, допускала два почти равносильные центра (II5/I9G), что, как следует из цитированного выше, исключено в языке современном. Между деепричастием и личной формой мог стоять сочинительный союз, и такой союз, как следует из наблюдений А.А.По-тебни, подчеркивал «отношение последовательности во времени» (115/195). В более позднее время В. В. Земская, исследуя историю деепричастий в южнорусских и среднерусских говорах, отмечает распространенность сочинительных союзов между деепричастием и глаголом-сказуемым типа Уставши баба и думае (52/63). О. Лешка в подобной функции в древнерусских текстах отмечает союзы та, т^тоже, a, HJ), да (71/118).

В современном языке такая связь между деепричастием и глаголом невозможна. Предложение «Покритиковал местные органы всевобуча, но не забыл и Главвсевобуч» (Ф.Наседкин) нельзя преобразовать в предложение с деепричастным оборотом, не устранив из него союзной связи. Ср. также: Клим тревожно заозирался. и почувствовал: гости вот-вот уйдут, унеся с собой (и унесут с собой) нехорошее мнение об именинах (С.Багров).

Происшедшими в структуре предложения изменениями могут быть объяснены ненормативные с точки зрения современной языковой структуры конструкции, в которых деепричастие занимает центральное место в предложении: А он продолжал: — Вот мы и задумали,., чтобы ты уехал. Ей-ей! худо тебе будет, ежели не уедешь! Больно озлившись наши мужики супротив тебя (С.Каронин).

Таким образом, деепричастие от положения одного из центров в структуре предложения эволюционировало к положению дополнения к центру. По наблюдениям О. Лешки, в древнейшем типе деепричастных конструкций субъектом деепричастного действия являлось не только подлежащее личной формы, к которой деепричастие относилось, но и другие связанные с нею субстантивные члены предложения, обычно прямое дополнение. Как отмечает исследователь, «литературный язык оттачивает деепричастия как специфическое средство выражения предикации полупредикативных конструкций и ограничивает их постепенно! отношением к подлежащему глагольного предиката» (71/108). Следствия этого преобразования отражаются не только в факте невозможности союзной связи с глаголом, но и в семантических особенностях деепричастной формы.

Кратко упомянув о взаимоотношениях, возникающих на синтаксическом уровне между основным глаголом предложения и деепричастием, считаем необходимым несколько слов сказать и о морфологических связях данных форм.

Как было отмечено, в лингвистической литературе рядом исследователей выражено стремление вывести деепричастие за пределы глагольной парадигмы. Если вспомнить, например, принятую в лексикографической практике традицию описывать деепричастие как форму глагола, то это стремление в какой-то мере можно рассматривать как реакцию на попытки семантически отождествить глагол и деепричастие. Принимая за исходное следующее положениеформы, имеющие различное синтаксическое употребление (функции,) не могут быть семантически тождественными — мы неизбежно должны констатировать отделенность деепричастных форм от глагола. Попробуем отметить основные семантические следствия этой нетождественности на морфологическом уровне. Именно таким образом ставит вопрос в своей работе, посвященной «смешанным классам слов» Л. В. Бортэ (16/29). Исследователь подчеркивает тот факт, что двойственная ориентация деепричастия (действие — признак) не может быть связана с простым суммированием этих значений в новой форме, следует говорить о создании нового значения. Деепричастие и причастие необходимы в языке как формы, «нейтрализующие» «сталкивающиеся» грамматические значения". Л. В. Бортэ считает, что в формах причастия и деепричастия по-особому преломляются основные категории глагола — вид, время, залог. При этом утрачиваются некоторые существенные черты значений — кон-ституентов этих и других глагольных категорий. Констатируется, в частности, отсутствие лица и наклонения у причастий и деепричастий, указывается на «ущербность» категории времени у деепричастных форм.

Считаем, что деепричастие — самостоятельная часть речи со значением процессуального признака действия с определенной спецификацией глагольной семантики. Эта спецификация выражается в трансформированном выражении деепричастной формой исходного значения первичного предиката.

Остановимся кратко на взаимоотношениях деепричастия и наречия в системе языка и связанных с этими взаимоотношениями вопросах. По словам С. Карцевского, слово становится наречием тогда, когда освобождается от всех своих формальных признаков. Наречие «не может ничего отражать» и не может быть управляющим" (164/107). В известной монографии «Русская разговорная речь» отмечается, что «деепричастие всегда обозначает сопутствующее действие, которое всегда относится к субъекту основного действия, либо выраженного подлежащим, либо не выраженного в данной синтаксической конструкции, в частности при инфинитиве» (I22/I6I). Как следует из рассмотрения многочисленных примеров, отношение к субъекту действия деепричастием выражается опосредованно — через отношение к объекту. Сохранение управления в деепричастии и отсутствие такового в наречии, следовательно, одна из существенных черт отличия деепричастия и наречия. Общекатегориальная сущность деепричастия как формы выявляет себя прежде всего в условиях реализованного отношения к объекту — в деепричастном обороте. «Очевидно, деепричастие, — пишет Л. В. Бортэ, — представляет собой часть речи, в которой грамматическое содержание раскрывается не только в изолированной форме слова, но требует для этого соответствующего „контекстного окружения“: без последнего ряд морфологических свойств деепричастия не объясним» (16/29). В самом общем виде отличия между наречием и деепричастием можно сформулировать следующим образом: наречие — это выражение внешнего отношения, внешней (вневременной) характеристики протекания действиядеепричастие же фиксирует внутреннее отношение к порядку действий, их развитию (времени) — действие деепричастия, являясь содержательно второстепенным, тем не менее включено в общую событийную временную цепь высказывания. Подобная однолинейность, включенность в один ряд действий глагола и деепричастия препятствует истолкованию некоторых нераспространенных постпозитивных деепричастий как наречий.

Хотелось бы еще раз остановиться на том, что для деепричастия связь с субъектом предложения является опосредованной. Основной, непосредственной связью для деепричастия является связь с объектом. Уточним те факторы, которые подтверждают данную мысль. Как было отмечено выше, в древнейшем типе деепричастных конструкций субъектом деепричастного действия могли быть зависи- ' мые от деепричастия субстантивные члены предложения, чаще всего прямое дополнение.* Ненормативные с современной точки зрения предложения со смещенным субъектом типа «Идя домой, мне захотеV лось остановиться, таким образом^не случайны. Они подтверждают.

Т. .-— х В работах В. М. Панфилова (104), А. К. Власова (33) и других исследователей представлены факты, свидетельствующие о возможности функционирования в современном языке деепричастий, не отнесенных к подлежащему, в предложениях безличного типа и т. п. первичность связи деепричастного действия с объектом. Представленная в современном языке связь деепричастного действия с субъектом предложения представляет собой результат вторичной семан-тико-синтаксической саморегуляции предложения, приведшей к стабилизации в нем одного центра. Связь с субъектом деепричастие выражает опосредованно — через отношение к объекту. Именно поэтому наличие управления в деепричастии — характернейшая черта в его отличии от наречия, а деепричастный оборот с реализованным отношением к объекту — необходимое условие выявления общекатегориальной сущности деепричастия. Причастие и деепричастие, таким образом, различаются своей преимущественной (непосредственной) ориентированностью на связь с субъектом (причастие) или на связь с объектом (деепричастие).

Остановимся на понятии «объект». Деепричастие транспонирует синтаксическую связь предикации, «всегда имеет характер трансформации примерного предиката» (48/4), аналогичной понятийной транспозиции (трансформации), очевидно, подвергается и понятие объекта (и в целом отношение «действие — объект»). В качестве исходного принимаем положение о наличии первичных и вторичных объектов и о том, что вторичными объектами являются обстоятельства (не только как синтаксические, но и как семантические понятия (ср.: чеканить шаг — идти шагом, пилить лес — пилить в лесу и т. д.). Расшифруем сказанное. Речь идет не об объектах при деепричастиях от прямопереходных глаголов, в связи с тем, что их наличие обусловлено грамматической природой исходного глагола, подобное употребление представляет как бы единое в семантическом отношении понятие. Bdt почему наличие таких объектов не препятствует обязательно переходу деепричастия в наречие и не свидетельствует о глагольном употреблении деепричастия. В подобных ситуациях происходит как бы семантизация сочетания «деепричастие + объект», которое изменению поддается целиком. Интересны с этой точки зрения примеры, в которых деепричастие употреблено без первичного объекта, который легко восстанавливается в тексте: Он бежал, дожевывая (например, бутерброд — К.О.) на ходу.

Для многих деепричастий условием перехода/ неперехода в наречие или употребления в близком последним значении является наличие/ отсутствие объекта второго порядка, относящегося к сочетанию деепричастие + объект в целом. Подобный объект, являющийся обозначением причины деепричастного действия, его места, его аспектуального и темпорального значения, является дополнительным средством указания глагольного характера деепричастия. Расширенное толкование понятия «объект» дается в работе И. Польдауфа (112), в статьях И. Б. Долининой (47), С. А. Шубик (157), А. М. Бородиной, Л. М. Скрелиной (15).

0.4. Основные положения современной теории глагольного вида.

В своей работе мы будем исходить из понимания категории вида, сформировавшегося в современной лингвистической науке благодаря трудам представителей ленинградской грамматической школы и их последователей. В качестве исходного принимаем определение вида, данное А. В. Бондарко: «Глагольный вид — это грамматическая категория, обозначающая различия в представлении протекания действия и находящая выражение в системе противопоставленных друг другу грамматических форм совершенного и несовершенного видов» (I3/II).

Положения о сущности и структурной организации категории вида, изложенные А. А. Шахматовым (150), В. В. Виноградовым (32), развитые Ю. С. Масловым (Ий 85−88), 0, П. Рассудовой (120), А.В.Бон-дарко (9−14 и др.) и другими учеными, уточняются в последнее время в работах многих исследователей. Здесь прежде всего необходимо отметить взгляды М. А. Шепякина, исходные моменты которых мы полностью разделяем (№ 151−156). Одно из основных положений концепции исследователя касается признания трехчленности категории вида, в качестве среднего члена выделяется значение в позиции нейтрализации. Нейтрализацию видового противопоставления (13/72) мы понимаем как ситуацию, когда несовершенный вид может воспринимать ряд функций совершенного, не утрачивая вместе с тем своих признаков. Следует остановиться еще на одном термине современном аспектологии — синонимии видов. В данном случае мы опираемся на следующее определение М. А. Шелякина: «Видовые формы глаголов в своих значениях всегда инвариантны, и один вид сам по себе не способен выражать значение другого вида. Представляя собой два соотносительных значения, члены видовой оппозиции взаимозависимы. Поэтому если внеглагольный аспектуальный контекст несет информацию об определенной видовой ситуации, то в обозначении последней может участвовать тот противоположный вид, который в силу своей видовой соотносительности является исходным для другого вида. Таким исходным характером в оппозиции видов обладает несовершенный вид» (155/56).

Исследуя грамматическую категорию, необходимо так или иначе представлять, каким путем в языке может проходить процесс ее становления и развития. На наш взгляд, в общих чертах можно принять тот путь рассуждений в данном вопросе, который представлен в работах В. Барнета (5), Р. Якобсона (160), И. Черного (173). Остановимся на взглядах В. Барнета как наиболее соответствующих нашим представлениям. Изучая историческое развитие причастной и деепричастной систем, исследователь приходит к заключению, что развитие морфологических систем причастия в краткую форму и деепричастие показывает, что ассиметрические противопоставления обычно развиваются путем смыслового выделения маркированного члена из немаркированного. Оба члена противопоставления подвергаются изменению обычно неравномерно. Как правило, изменения в противопоставлении в первую очередь касаются маркированного члена как носителя признака. Развитие может вести к исчезновению маркированного члена, а тем самым, постепенно к исчезновению всего противопоставления, или же место, освобожденное маркированным членом, в целях сохранения равновесия системы, заполняется новой формой, семантически приспособленной таким образом, чтобы противопоставление соответствовало возникшему положению. Немаркированный член при определенных контекстуальных условиях может принимать функции маркированного члена или же происходит переоценка основного грамматического значения, которое лежит в основе противопоставления. Смысловая структура форм, данная совокупностью релевантных дискретных элементов грамматического значения, исторически обусловлена. Существование противопоставления в системе языка может привести к изменениям в иерархической организации дискретных элементов в грамматическом значении, а в результате этого и к переоценке характера противопоставления (161).

В своем понимании ступеней семантического расчленения видов мы опираемся на известные высказывания Л. П. Размусена (119), Э. Черного (148), а также на развитие и уточнение изложенных названными исследователями принципов, осуществляемого в последнее время целым рядом ученых, в частности Н. С. Поспеловым (114), Н. А. Луценко (73) ,(74) и другими.

Связывая основные моменты теории глагольного вида с разт граничением функционально-смысловых типов речи/ Н. А. Луценко, в частности, отмечает, что для конкретного анализа «важно не только иметь представление о складывающихся в системе отношениях, но и о зависимостях между контекстами и значениями. В области изучения таких зависимостей существует необходимость в различении типов (планов) речи, ввиду того, что I) с помощью понятия «план речи» поддается систематизации разнообразие контекстов- 2) общий характер зависимости регулируется отношением «определенное отношение — определенный по характеру контекст» (73/35). Исследователем установлено, что причастие (следовательно, и деепричастие — O.K.) — языновое средство, более ориентированное на описание, глагол — средство, связанное преимущественно с динамическим представлением событий — повествованием (73/36).

На наш взгляд, подобная конкретизация, а также уточнение характера зависимости частных видовых значений от типа контекста позволяет более четко и дифференцированно подойти к описанию типов речевых ситуаций, в которых форма раскрывает свою значимость, более точно выявить взаимосвязь и взаимозависимость, безусловно, близких, часто накладывающихся признаков, таких, например, как целостность и достигнут ость.

В работе в качестве исходного принимается предположение об общем сходстве видового функционирования глагольных и деепричастных форм. Считаем, что категория вида занимает центральное место в системе категорий деепричастия и является объяснительной базой изменений, происходящих в сфере категорий времени и залога. См. об этом работу О. А. Нечаевой (95).

Предполагается, что существует инвентарь общих видовых функций для деепричастия и личного глагола, зависимость между типом контекста, отдельными его элементами и определенной функцией деепричастной формы.

0.5. Цели и задачи исследования.

Предлагаемое исследование направлено на изучение особенностей и закономерностей русской речи. Конкретные задачи состоят в следующем:

1. Описать основные аспектуальные функции деепричастных форм в зависимости от различных элементов контекста.

2. Определить видовой семантический потенциал каждой деепричастной формы.

3. На основе изучения особенностей функционирования деепричастий вскрыть основные закономерности и тенденции развития системы деепричастий в современном русском языке, построить адекватную модель функционирования деепричастий в современном русском языке.

4. Выявить возможные направления использования материалов исследования в практике преподавания русского языка нерусским.

О.б. Методика исследования, композиция, источники.

Исследование проводилось описательным и оппозиционным методами с применением элементов трансформационного и дистрибутивного анализа. Методологическую основу составила гносеологическая теория классиков марксизма-ленинизма.

В.И.Ленин неоднократно подчеркивал, что необходимо" .смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь" (В.И.Ленин. Полное собрание сочинений, т.39,с.67). В своем фундаментальном труде «Диалектика природы» Ф. Энгельс отмечал: «. все различия сливаются в промежуточных ступенях, все противоположности переходят друг в друга через посредство промежуточных членов.» (Ф.Энгельс. Диалектика природы, Ы., 1975, с.181).

Данные высказывания классиков марксизма-ленинизма были для нас основополагающими при проведении конкретного анализа языкового материала.

Материалом исследования послужила картотека в 30 тысяч примеров из произведений русской и советской литературы (И.Бунин, Л. Толстой, Ф. Достоевский, А. Герцен, А. Добролюбов, А. Пушкин, М. Лермонтов, И. Тургенев, Н. Гоголь, А. Фадеев, М. Горький, В. Белов, В. Астафьев, В. Солоухин и мн. др), современной периодической печати и произведений научного стиля речи (физика, социология, информатика). Непосредственным объектом анализа были избраны деепричастные формы в своем полнозначном употреблении. Вопросы синонимии с другими частями речи в работе не затрагивались. Контексты, отражающие различные этапы перехода деепричастия в другие части речи, не анализировались.

Работа состоит из трех глав, введения и заключения. Представилось целесообразным прежде всего рассмотреть видовое функционирование деепричастий совершенного и несовершенного вида в современном русском языке, выявить их основные значения, определить видовой семантический потенциал каждой формы. Этому посвящены I и 2 глава диссертации. На основе предпринятого анализа, а также с учетом теоретических и исторических факторов в 3 главе даются обобщающие заключения о внутрисистемных отношениях деепричастий, отмечаются основные тенденции их дальнейшего развития, вырабатывается модель функционирования деепричастий в современном русском языке, предлагаются некоторые практические рекомендации.

3.5. Выводы.

Итак, можно сделать выводы, что форма типа читав является одним из самых важных элементов деепричастной системы. Вследствие формирования в языке взаимообусловленности категорий вида и времени развитие системы привело к переходу от выражения ас-пектуально-темпоральных признаков через их четкое распределение в парадигме к выражению тех же признаков при возможном распределении их в синтагме. Вследствие этого произошло разрушение деепричастной парадигмы с последующим уменьшением ее членов.

Системный и центральный характер в сфере деепричастий занимает противопоставление по виду. Категория времени как элемент парадигматики в системе деепричастий не выделяется. Приходим к выводу, что временные признаки в системе деепричастий смешаны с различием по виду. Исследование временного потенциала деепричастий возможно только на основе контекстуального анализа.

В сфере залога деепричастные формы реализуют противопоставление действительный — недействительный (средний) залог. Функции последнего в русском языке выполняют аналитические конструкции типа будучи сделан — быв прочитан, будучи купаем и т. п. Необходимость в выражении собственно страдательного значения в языке полностью покрывается пассивными формами причастий.

Заключаем, что в сфере деепричастий выделялись две подсистемы с максимумом заполненных клеток: подсистема действительного и подсистема среднего залога. Подсистема недействительного залога не имеет самостоятельного развития, полностью зависит от первой.

Как показывает анализ употребления, а также исторические и теоретические данные, в сфере действительных деепричастий основной принцип эволюции заключается в том, чтобы сосредоточить маркированность и немаркированность по виду и времени в разных формах, что свидетельствует о равноценности для системы категорий вида и времени.

3.6. Практические аспекты изучения деепричастия.

Рассмотренный нами фактический материал, теоретические выводы о категории вида и соотношении его с другими категориями в системе деепричастий дают большие возможности в плане применения полученных результатов в практике преподавания русского языка, прежде всего как иностранного.

Вполне понятно, что детальное изложение всех практических выводов из предпринятого описания деепричастных форм требует специального обращения и значительного места. В данном разделе считаем возможным ограничиться описанием основных аспектов практического применения полученных результатов. Как следует из наблюдений методистов и преподавателей — практиков, иностранный носитель языка в устной или письменной речи должен осуществить выбор какой-либо из двух (и более) форм. Поскольку чаще всего в сознании говорящего деление какой-то сферы объективной действительности в связи с той или иной системой грамматических форм происходит по дихотомическому принципу (я — не я, будущее — небудущее и т. д.), представляется целесообразным, особенно на ранней стадии знакомства с формой, представлять материал по соотносительным или противопоставленным парам форм (несколько другой подход к практике преподавания деепричастий предлагает Л. А. Дерибас в «Русском языке за рубежом» (43), (44).

В сфере деепричастий выделяем пары читая — читав, читаяпрочитав (прочтя), читав — прочитав (прочтя). В отношении каждой из грех перечисленных пар (и форы) выделяются три типа контекстов, в которых употребление форм следует определенным правилам:

1. Указанные формы могут находиться в отношении дополнительного распределения (дистрибуции), т. е. контекст, создающий условия для функционирования одной из форм пары, исключает другую форму.

2. Две формы могут находиться в отношении контрастной дистрибуции, т. е., в одинаковых условиях контекста употребление определенной формы выполняет смыслоразличительную роль.

3. Обе формы деепричастия могут находиться в отношении свободного варьирования, в одних и тех же условиях контекста они имеют одинаковое значение.

Как и в других случаях, связанных с функционированием языковых форм (прежде всего элементов периферии языковой системы) выбор форм в отдельных типах контекстов может быть обусловлен несколькими факторами (каким-либо из них, или комбинацией ряда одновременно проявляющихся черт). К таким факторам в системе деепричастий относятся лексико-грамматические (структурно-грамматические), экстралингвистические особенности представленных контекстов. К лексико-семантическим факторам относятся особенности лексико-семантических значений деепричастной формы и основного глагола, использование в контексте различных типов детерминантов и т. п. Грамматическими факторами являются инвариантное значение той или иной формы деепричастия, ее сочетание с определенным грамматическим значением основного предиката, особенности грамматического построения того или иного высказывания. К экстралингвистическим факторам относим различные стороны явлений объективной действительности, так или иначе находящие отражение в контексте.

К сказанному добавим, что по отношению к каждой паре форм наблюдаются определенные особенности, связанные с преобладанием или характером выявления той или иной группы факторов. Как правило, на выбор формы оказывает влияние совокупность различных факторов.

I. ЧИТАЯ — ЧИТАВ.

В отношении данной пары форм наблюдаем все три описанных выше типа контекстов.

А. На отношения дополнительной дистрибуции между данными формами, имеющей место довольно в ограниченном числе современных контекстов, решающее значение оказывают лексико-семантические факторы в сочетании с экстралингвистическими и грамматическими. Так, сочетания детерминантов кратности типа иногда, вновь и вновь, то и дело с деепричастной формой приводит к преимущественному употреблению формы наа/-я. Без дополнительных контекстуально-ситуативных условий в предложениях, подобных нижеследующим, реализуется постоянно-кратное, наглядное значение (сходное со значением расширенного настоящего^ не связанное с прикреплением деепричастного действия к определенному временному плану. Ср.: И, конечно, он (роман — К.О.) в каждом время читался по иному, по-новому, иногда приближаясь к людским сердцам, иногда удаляясь от них и становясь им почти чужим, как все книги даже самых больших писателей (Е.Старикова). Сравните, как будет выглядеть данное предложение в случае замены деепричастной формы.

Детерминанты неопределенной длительности Tnnavдолго, несколько лет при реализации длительно-ограничительной разновидности прошедшего временного значения исключают употребление форм наа.

Реально происходившие в прошлом действия в сочетании с детерминантами определенной длительности также предопределяют употребление деепричастия нав (Ср. цитированные во 2 главе примеры) .

Б. В контекстах контрастного типа решающее влияние на выбор одной из данной пары форм оказывают экстралингвистические факторы. Так, например, сравните два предложения: I. Большое облако, проплывая с запада на восток, кинуло на равнину прохладную тень. 2. Большое облако, проплывав с запада на восток, кинуло на равнину прохладную тень. Только более широкий контекст, отражающий объективную ситуацию бытия, способен уточнить, прошедший или настоящий временной план описывается в данном случае и какую форму деепричастия предпочтительнее в этом предложении употребить. Именно экстралингвистические факторы уточняют также, какую форму необходимо употребить в контекстах, содержащих формы разных видов в значении направленности к результату — достигнутости результата. В случае отнесенности действия несовершенной формы в прошедший временной план отдаем предпочтение форме нав. В ситуации же, когда экстралингвистические факторы свидетельствуют о возможности продолжения действия в настоящем временном плане, а также, возможно, и за его пределами, избираем форму наа/-я.

Ср": I" Учив его танцевать три года, я не могу сказать, что выучил его совершенно. 2. Уча его танцевать три года, я не могу сказать, что выучил его совершенно. Очевидно, что в первом предложении употребление формы учив свидетельствует, что названный деепричастием процесс имел место в прошлом, однако не содержит никаких указаний на его продолжение в настоящее время. Что касается второго предложения, легко можно предположить, что действие субъекта, выраженное деепричастием^ча продолжается до сих пор.

В некоторых случаях лексические средства контекста подчеркивают смыслоразличительную функцию той или иной деепричастной формы. Такой особенностью обладают, например, контексты, в которых деепричастие сочетается со словосочетаниями типа никогда не, даже не и под. Как свидетельствуют наши наблюдения, сочетание подобных средств в контексте с несовершенными деепричастиями нав подчеркивает отрицание самого факта совершения деепричастного действия. С формами наа/-я деепричастный оборот реализует определенный модальный оттенок, зависящий от воли говорящего (или грамматического субъекта предложения). Ср.: I. Никогда не смотря «Вечерние новости», до сих пор сомневаюсь в достоверности слов соседа. 2. Никогда не смотрев «Вечерние новости», до сих пор сомневаюсь в достоверности слов соседа. В. Говоря о контекстах, допускающих свободное варьирование, описываемых форм, мы должны констатировать решающее влияние в них грамматических факторов, прежде всего грамматического значения основного предиката. Так, множество контекстов, допускающих замену формы типа читав на читая, кроме дополнительных лексических средств, в качестве исходного условия содержат следующее: деепричастие должно выражать действие, одновременное с прошедшим временным планом, основной предикат должен находиться в прошедшем времени совершенного или несовершенного вида. Часто других условий контекст не требует. Ср.: Читав книгу, он думал о ней — Читая книгу, он думал о ней. В ряде случаев с данным, основным фактором сочетается лексико-семантический: Употребление детерминантов еще (в значении еще когда') и уже (в значении уже когда'), подчеркивающего завершающую стадию деепричастного действия, наличие детерминантов определенной кратности типа дважды, триады, а также сочетание детерминантов типа с утра, с вечера с процессным значением деепричастной формы облегчают возможность замены одного деепричастия несовершенного вида другим. Приведем соответствующие типы примеров. I. Еще учась в средней школе, мечтал он о небе. 2. Еще учившись в средней школе, мечтал он о небе. 3. Дважды играя на поле гостей, киевляне добились победы. 4. Дважды играв на поле гостей, киевляне добились победы. 5. Выбирая книги с утра для школьной библиотеки, освободился он только к девяти, б. Выбирав с утра. книги для школьной библиотеки, освободился он только к девяти.

2. ЧИТАВ — ПРОЧИТАВ.

Взаимоотношения, возникающие между двумя данными формами менее разнообразны, мы не будем, столь подробно на них останавливаться. Отметим, что контексты, в которых реализуется дополнительная дистрибуция указанных форм, связаны в основном с наличием/отсутствием подчеркивания завершения деепричастного действия. Если факты контекста указывают на завершенность действия, то, несмотря на его отнесенность в прошедший временной план, замена имперфективной формой невозможна. Контексты, на глядно представляющие позицию синтагматического противопоставления имперфективных и перфективных форм в значении достигнутости результата, — один из вариантов подобных ситуаций.

Свободное варьирование указанных форм наблюдается, во-первых, при сочетании деепричастных форм с различными детерминантами кратности. Ср.: Дважды смотрев этот фильм, я хотел прочитать сценарий. Дважды посмотрев этот фильм, я хотел прочитать сценарий. В других контекстах, где несовершенные формы реализуют значение общефактическое (в различных его оттенках), они часто могут быть заменены совершенной формой в конкретно-фактическом (или близком ему) значении, которое в определенных условиях сближается с первым значением. Свободно замещаются имперфективные деепричастия перфективными с приставками по-, про-, в длительно-ограничительном значении, когда они употребляются с детерминантами временной продолжительности, а все действие деепричастного оборота отсылается в прошедший, более ранний, по сравнению с основным, временной план. Склонность к употреблению в таком значении имеют деепричастия, образованные от глаголов прежде всего статального способа действия.

Смыслоразличктельной функцией по отношению к деепричастным формам читав — прочитав обладают те контексты, в которых отсутствует прямое указание на завершенность-незавершенность деепричастного действия. Конкретизация общего смысла высказывания в подобных случаях также зависит от экстралингвистических факторов, реального соотношения деепричастного и глагольного действий.

3. ЧИТАЯ — ПРОЧИТАВ .

Данная пара представляет наибольшее многообразие отношений. Ограничимся перечислением основных моментов.

Отношения дополнительной дистрибуции складываются между данными формами в случаях, когда каждое из названных деепричастий выступает в своей наиболее яркой аспектуальной функции, что подчеркивается различными лексическими средствами, т. е. когда несовершенная форма отчетливо выступает в процессном значении, а совершенная — в значении достигнутости предела. Большую группу представляют собой контексты, в которых деепричастия выступают в отношениях контрастной дистрибуции. Помимо отношений реальной действительности большую роль здесь играют детерминанты различных типов. Так, детерминанты уже, еще не, все еще не, некоторые детерминанты кратности и другие допускают употребление форм обоих видов, при этом подчеркиваются различные оттенки значения. Как правило, имперфективными деепричастиями реализуется процессное значение, очень часто — его начало, в случае употребления перфективных акцент переносится на завершенность.

Контексты, допускающие свободное варьирование требуют также дополнительных лексических средств, в ряде случаев это условие сочетается с грамматическими (определенная структура предложения, форма основного предиката).

Таким образом, очевидно, что в практике преподавания русского языка при изучении различных деепричастных форм необходимо учитывать лексико-семантические, структурно-грамматические особенности контекстов, а также явления объективной действительности, нашедшие в этих контекстах свое отражение.

Изложенное в данном разделе говорит о тех возможностях, которые (с содержательной точки зрения) предоставляют преподавателю-практику результаты настоящего исследования. Существует в процессе преподавания и другая сторона, связанная с формами и методами презентации изучаемого материала. Нам бы хотелось здесь еще раз подчеркнуть мысль о необходимости применения различных интенсивных приемов изучения грамматики, особенно в тех случаях, когда речь идет о периферийных явлениях языка. Кроме того, исследования, выполненные на функциональной основе, наиболее соответствуют такой цели.

Необходимым элементом интенсификации процесса обучения мы считаем комплексный подход к нему, в том числе более широкое применение элементов программированного обучения (156/5). Рассматривая алгоритмизацию процесса обучения как неотъемлемую часть программированного обучения, мы хотим в данном месте привести несколько примеров алгоритмов по изучению деепричастных форм, предназначенных для иностранной аудитории. Кроме алгоритмов, есть еще целый ряд направлений, по которым можно направить методические усилия при работе над описанным языковым материалом, прежде всего это система обучающе-контролирующих упражнений.

142 -ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Настоящее исследование находится в одном ряду с работами по изучению аспектуальности определенной грамматической формы как элемента глагольной системы вида. Рассматривая вид как категорию, отражающую различные типы протекания и распределения действий во времени, мы стремились уточнить характер и особенности выявления категории вида в сфере деепричастий.

Работа выполнена на синхронном уровне, в ряде случаев для объяснения истоков, движущих причин, тенденций процессов, происходящих в сфере деепричастий, возникала необходимость обращения к диахроническому аспекту осмысления материала. Учитывая взаимосвязь и взаимозависимость различных сторон проявления грамматической значимости деепричастия, мы в самом общем виде изложили наши взгляды на внешние связи деепричастных форм в языковой системе, проявляющиеся во взаимоотношениях деепричастие — глагол, деепричастие — причастие, деепричастие — наречие. Это дало возможность уточнить представление об общеграмматическом статусе деепричастия в системе частей речи современного русского языка, охарактеризовать его как самостоятельную часть речи.

В работе было проведено рассмотрение видового функционирования деепричастий в окружении различных групп детерминантов. Одновременно там, где это представлялось возможным и оправданным, учитывался характер общего строя высказывания, место, форма, значение основного глагола предложения. Обращалось внимание на то, какое влияние оказывают на выявление видового значения деепричастия его объектные распространители. Установлено, что деепричастие — это форма, изначально ориентированная на объект.

Отсутствие последнего способствует изменению значимости деепричастной формы, приближает ее употребление к наречному.

Материал исследования позволяет сделать некоторые выводы о связи семантики деепричастия и основного глагола в структуре предложения. Связь эта носит неоднозначный характер, как правило, наблюдается перекрещивание, наложение ряда факторов. В самом общей виде характер взаимоотношений между двумя указанными формами обусловливается общим планом высказывания. При динамическом характере изложения большее значение приобретает позиция деепричастия по отношению к основному глаголу, а также особенности самого деепричастного оборота. При ретроспективном описании событий на первое место выступают видо-временные особенности основного предиката. В случае констатирующего, обобщающего характера высказывания на значение деепричастия в первую очередь оказывает влияние грамматический строй всего предложения.

Говоря о влиянии контекста на выявление значимости деепричастной формы, необходимо различать понятия макроконтекста (предложение, абзац и т. д.) и микроконтекста (непосредственно деепричастный оборот). Ядро видового значения деепричастия формируется в деепричастном обороте, более широкий контекст служит для дальнейшей конкретизации (усиления, нейтрализации) этого значения. Более значительная роль макроконтексту принадлежит тогда, когда речь идет об одиночных деепричастиях.

Двализ аспектуального употребления деепричастных форм, обобщение теоретических и исторических данных свидетельствует, что в данной подсистеме языка отношения маркированности-немаркированности существуют между отдельными формами видов. Эволюция системы деепричастий происходит в направлении разрушения парадигмы с последующим уменьшением ее членов и изменением значимости каждой формы. Формирование в языке взаимообусловленности категорий вида и времени, изменение строя предложения привели к вытеснению формы типа читав на периферию деепричастного употребления. В сбою очередь, это повлекло за собой перераспределение основных признаков данной формы между двумя другими членами системы. Видовая немаркированность формы типа читав закрепляется за деепричастиями типа читая, а сильное временное значение по признаку отделенности от момента речи находит опору в формах прочитав.

Развитие системы деепричастий происходит по пути закрепления значений маркированности по виду и времени в перфективной форме, а значений немаркированности по данным признакам — в имперфективной форме деепричастия с суффиксома/-я. Кроме того, происходит разрушение оппозиции прочитав — прочтя, основанной на признаке наличие/отсутствие непосредственного временного контакта с основным действием предложения. В современном языке деепричастие прочтя в основном функционирует в значениях перфективного деепричастия с суффиксомв. Учитывая особенности авторского употребления, данные словообразования, а также общую тенденцию русского языка к одинаковой «правой» оформленности видовых форм, предполагается тенденция к дальнейшему расширению функционирования деепричастия совершенного вида с суффиксома/-я. Добавим, что отношение дополнительной дистрибуции между двумя перфективными формами сменяется отношением свободного варьирования.

Обобщение данных контекстуального употребления деепричастий дало возможность выявить видовой семантический потенциал каждой деепричастной формы, сравнить ее с аспектуальной значимостью других глагольных форм.

Основным значением деепричастия совершенного вида типа прочитав (прочтя") является положительная маркированность по признаку достигнутости предела действия и соотносительным с ним признакам целостности и результативности. К признакам кратности, временного развертывания действия, отделенности от момента речи перфективное деепричастие относится как немаркированное, по последнему признаку предполагается тенденция к развитию положительной маркированности. Отличие от сферы личных глаголов состоит в способности деепричастий более свободно сочетаться с детерминантами состояния типа всегда, вечно, постоянно и детерминантами нерегулярной кратности типа иной раз, иногда. По признаку кратности, вопреки деепричастию, соответствующие формы причастий характеризуются как отрицательно маркированные.

Деепричастия несовершенного вида наа/-я имеют маркированное значение по признаку временного развертывания действия и соотносительному с первым признаку длительности. Отмечается тенденция к развитию немаркированного значения по данному признаку. Как немаркированная ведет себя рассматриваемая форма по отношению к признакам достигнутости, кратности, отделенности от момента речи. Соответствующая данным деепричастиям личная формаглагол несовершенного вида настоящего времени, как отмечено в литературе, по признаку процессности сохраняет сильное видовое значение, по остальным названным видовым признакам личный глагол характеризуется как немаркированныйв отношении временного признака отделенности от момента речи ведет себя как отрицательно маркированная форма. Помимо всех перечисленных отличий отметим, что в функции настоящего исторического, свойственной личным глаголам, деепричастия нами не зафиксированы.

На периферии деепричастного употребления сохраняются несовершенные деепричастия нав, характеризующиеся как положительно маркированные по всем остальным признакам.

Глагол несовершенного вида прошедшего времени и соответствующая форма причастий по признаку временного развертывания действия, в отличие от деепричастий, имёют маркированное значение, по остальным признакам между данными формами наблюдается сходство.

Опираясь на данные проведенного функционального анализа, мы показали внутренние связи в системе деепричастий, возникающие между отдельными формами и категориями. Установленные направления эволюции показывают, что в деепричастной системе категории вида и времени в речи проявляются параллельно, являются равноценными для системы. В сфере залогового употребления деепричастия реализуют противопоставление «действительный — средний» залог, вторая подсистема полностью зависит от первой. Вполне очевидно, что проблема залогового функционирования деепричастий наряду с их темпоральным употреблением должны стать предметом отдельного рассмотрения.

В специальном разделе были показаны некоторые возможные направления применения данного исследования в практике преподавания русского языка как иностранного.