Структура, семантика, функции номинативных предложений в поэтическом языке М.И. Цветаевой

Цель настоящего диссертационного исследования, таким образом, состоит в изучении НП с точки зрения их структуры, семантики и функций и комплексном описании НП в лирическом идиостиле М.Цветаевой.

В соответствии с поставленной целью предусматривается решение следующих задач:

• выявить основные структурно-семантические модели НП идиостиля М. Цветаевой, описать соотношение их семантики и структуры;

• исследовать многоаспектную сущность НП, проявленную в их структуре, семантике и функциях;

• описать основные структурные типы НП (нерасчлененные, расчлененные и синкретические), отграничить их от омонимических структур

• продемонстрировать специфику представления НП денотативной ситуации, проявленную в синонимической парадигме.

• рассмотреть особенностивыражениямодусного содержания основных семантических типов НП (не лично-субъектных и лично-субъектных), выявить их связь с авторской интенцией;

• определить обусловленность функций НП основными речевыми регистрами: репродуктивным, нформативным и генеритивным.

Основная гипотеза исследования заключается в том, что структурно-семантическая специфика НП в лирическом дискурсе выявляет интенциональность М. Цветаевой как речевого субъекта, а функционирование НП связано с решением художественных задач поэтессы.

В ходе исследования сформулированы и выносятся на защиту следующие основные положения:

1) В лирическом дискурсе М. Цветаевой представлена уникальная речевая система НП, базирующаяся на основе общеязыковой системы.

2) В функциональномаспекте предложение предстает как языковой знак, в семантике которого содержатся как объективный, так и субъективный компоненты смысла.

3) Актуализация грамматического значения экзистенциальности, связанная с реализацией концепта «бытие», в лирике Цветаевой детерминирует тенденцию к деглаголизации текста лирического стихотворения.

4) Антропоморфная направленность семантики НП в лирике М. Цветаевой проявлена в структурной организации их корпуса: сфера характеризации человека включает в свой состав помимо класса лично-субъектных моделей большой процент класса не лично-субъектных моделей.

5) Функционирование НП в дискурсе определяется контекстами речевых регистров: репродутивного, информативного и генеритивного — и зависит от типа речевого субъекта: наблюдателя, повествователя, аналитика.

6) Структурно-семантические особенности НП определили потенции их функционирования: сущностными функциями НП являются характеризующая, дейктическая, аксиологическая.

7) Реализация той или иной функции в тексте в большой мере определяется типом речи и типом речевого субъекта. В репродуктивном регистре основной функцией НП является дейктическая, в качестве фоновых проявляются характеризующая и аксиологическая функции. В информативном и генеритивном регистрах происходит перераспределение приоритетности: дейктическая функция становится фоновой, а характеризующая и аксиологические функции выходят на первый план.

8) Дейктическая функция опирается на лексическое наполнение предложения, чаще всего на дейктические маркерыязыковой арсенал предложения, создающийпредпосылки для проявления характеризующей и аксиологической функций, отличается более широким диапазоном: лексические средства «работают» в совокупности с синтаксическими.

9) НП активно функционируют в качестве стилеобразующего средства наряду с другими элементами, участвующими в создании поэтического текста, такими, например, как ритмика и строфика.

10) Развитие предикатно-признаковых значений у НП в лирическом дискурсе М. Цветаевой является результатом глубинного психологического процесса поэтического восприятия мира.

В качестве базового лингвистического метода использовался ведущий метод современной лингвистики — структурно-семантический, при котором означаемая и означающая стороны языкового знака рассматриваются в единстве. Исследование конкретного материала осуществлялось с привлечением методик оппозитивного, компонентного, дистрибутивного, контекстного и сопоставительного анализов.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:

1. Выявлена уникальная речевая система НП в идиостиле М. Цветаевой, базирующаяся на системе общеязыковой.

2. Обосновано значение номинативных предложений в идиостиле М. Цветаевой как активного стилеобразующего средства.

3. Определена роль грамматического значения экзистенциальности НП в формировании тенденции к деглаголизации текста у М.Цветаевой.

4. Показано детерминирующее значение структурной организации корпуса НП по отношению в формированию антропоморфной семантики НП в идиостиле М.Цветаевой.

5. Описано развитие предикатно-признаковых значений у НП в лирическом контексте.

6. Определены основные функции НП в идиостиле: дейктическая, характеризующая, аксиологическая.

7. Установлена взаимозависимость Функций НП и типа речевого субъекта: наблюдателя, повествователя, аналитика.

8. Продемонстрировано участие НП в выражении авторской художественной интенции.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что в ней представлено комплексное описание НП со стороны структуры, семантики и функционирования, направленное на решение научных проблем в сфере лингвистики и литературоведения. Выявленные закономерности функционирования НП в дискурсе закрытого типа могут быть экстраполированы на анализ других структурных типов предложений. Теоретические положения, содержащиеся в работе, приемы и процедуры конкретного практического анализа могут успешно использоваться в практике толкования художественного текста, лингвистического текстологического комментирования.

Практическая значимость исследования заключается в том, что в ходе работы был собран и проанализирован богатый, интереснейший материал поэтического корпуса М. Цветаевой. Работа затрагивает вопросы, общие для ряда филологических дисциплин: функциональной стилистики, теории художественной речи, литературоведения и семиотики. Материалы диссертации могут быть востребованы для разработок спецкурсов и спецсеминаров, как по языковедческим, так и литературоведческим проблемам.

Материалом для исследования послужили номинативные предложения, извлеченные из стихотворений М. Цветаевой 1896−1940 гг. методом сплошной выборки.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры современного русского языка Московского государственного областного университета. Основные положения диссертации изложены в 6 работах, одна из которых опубликована в издании, рекомендованном ВАК для кандидатских исследований («Вестник МГОУ», серия «Русская филология»).

По материалам диссертации сделаны доклады на научных конференциях кафедр современного русского языка Московского государственного областного педагогического института, Российского университета дружбы народов, Московского городского педагогического университета.

Специфика исследуемой проблемы обусловила структуру диссертации. Она состоит из предисловия, введения, трех глав, заключения и библиографии. В предисловии формулируются цель и задачи исследования, определяется актуальность проблемы. Во введении рассматриваются общие теоретические вопросы, связанные с проблематикой исследования, определяются исходные положения. В главах, соответственно, рассматриваются особенности структуры, семантики и функционирования НП в лирике М.Цветаевой.

Разработка лингвистической поэтики как особой научной дисциплины связана с именами Б. М. Эйхенбаума, Б. А. Томашевского, В. М. Жирмунского, Ю. Н. Тынянова, Р. О. Якобсона, В. Шкловского, М. М. Бахтина, Г. О. Винокура, В. В. Виноградова. В трудах Г. О. Винокура содержится актуальный для современных филологов призыв изучать структуру художественных текстов как особую систему речевых средств. М. М. Бахтин согласился с этой позицией, высказав мысль, что язык в сфере художественного творчества — не только средство коммуникации, но и объект изображения. С его точки зрения, именно в художественной литературе язык приобретает новое качество, «новые измерения».

Литература

не просто использование языка, а «его художественное познание, образ языка, художественное самоосознание языка, третье измерение языка, новый модус жизни языка" — вследствие того, что сфера литературно-художественного языка принципиально отличается от всех остальных сфер речевой жизни (научной, бытовой, деловой и т. п.), она требует особого внимания и отдельного изучения [Бахтин, 1996: 287−289].

Эту проблематику активно разрабатывал В. В. Виноградов («О теории художественной речи», «Язык художественного произведения» и др.), в фундаментальных трудах которого была обоснована необходимость создания особой филологической дисциплины, предназначенной для исследования поэтического языка (Виноградов В.В. 1963), под влиянием В. П. Григорьева утверждается термин «лингвистическая поэтика» (Григорьев В.П. 1979).

В отечественной филологии XX века намечаются два подхода к исследованию художественного произведения: наряду с направленностью исследования на культурно-историческое окружение художественного текста, формируется направление, указывающее на необходимость анализа структуры художественного произведения. Как отмечает Б. М. Гаспаров, осознание структурного, формообразующего аспекта как центральной категории, которая может быть положена в основу изучения текстов, явилось важнейшим достижением теоретической мысли XX столетия (Гаспаров Б.М. 1993).

Художественный текст стал объектом пристального внимания исследователей-гуманитариев на протяжении XX века (Гальперин И.Р., Андрусенко В. И., Гореликова М. И., Магомедова Д. М., Лукин В. А., Бабенко Л. Г., Васильев И. Е., Казарин Ю. В. и др.). Обсуждался ряд сложнейших научных проблем, представленный оппозициями: художественный — внехудожественный текстсодержательный — формальный подходпроза — поэзиятекст — автор, текст — читательтекст — языктекст — мир, текст — тексты [Художественный текст. 1990: 97]. Одной из центральных признавалась проблема языка как идиолекта в триаде «автор — текст — язык», рассматривающая вопросы реализации в тексте художественно-языковой картины мира.

Оппозиция «проза-поэзия» многократно переосмысливалась и насыщалась все новым содержанием, но никогда не ставилась под сомнение. Многие факторы: эвфонические, просодические, метро-ритмические, конструктивно-композиционные характеристики, являясь слагаемыми «словесной ткани» произведения, формируют его как эстетический феномен. Эта специфика поэтического языка акцентирована в афористическом тезисе М. М. Бахтина: «Только в поэзии язык раскрывает все свои возможности, ибо требования к нему здесь максимальны: все стороны его напряжены до крайности, доходят до своих последних пределовпоэзия как бы выжимает все соки из языка, и язык превосходит здесь себя самого» [Бахтин, 1974: 276].

Необходимость разграничивать прозу и поэзию как две самостоятельные художественные системы остроумно выражена в формуле Ю. М. Лотмана «художественная проза = текст + минус-приемы» поэтически условной речи" [Лотман, 1972: 28]. С точки зрения Ю. М. Лотмана, самым существенным отличительным свойством поэтической речи является способ передачи информации, именно тип коммуникации отличает ее от других видов речи. Передача информации в данном типе коммуникации происходит одновременно по двум коммуникативным каналам: «тексты, создаваемые в системе „Я ¦— ОН“, функционируют как автокоммуникации и наоборот: тексты становятся кодами, коды — сообщениями <. > Поэтический текст как своеобразный маятник качается между системами „Я — ОН“ и „Я — Я“» [Лотман, 2001: 175].

В коммуникативном канале передачи информации «Я — ОН» «Я» является субъектом речи, обладателем информации, а «ОН» — адресатом. Предполагается, что до начала акта коммуникации некоторое сообщение известно «мне» и не известно «ему». В процессе этого акта адресант остается неизменным. В коммуникативном канале «Я — Я» происходит качественная трансформация коммуникативной ситуации, приводящая к перестройке второго «Я». Передавая самому себе информацию, адресант внутренне перестраивает свою сущность, поскольку сущность личности можно трактовать как индивидуальный набор социально значимых кодов, а набор этот здесь, в процессе коммуникационного акта, меняется. Второй коммуникативный канал, когда субъект передает сообщение самому себе, то есть тому, кому оно уже и известно, представляется парадоксальным, однако на самом деле он не редок и в общей системе культуры играет немалую роль. Это те случаи, когда человек обращается к самому себе с целью уяснения какой-то проблемы или своего собственного состояния (существенный факт психологии). Когда мы говорим о передаче сообщения по системе «Я — Я», текст выполняет не информативную, а чисто психологическую функцию. В данном случае воспринимающее информацию второе «Я» функционально приравнивается к третьему лицу. Различие сводится к тому, что в системе «Я-ОН» информация перемещается в пространстве, а в системе «Я — Я» переменными оказываются обрамляющие ее элементы — адресант заменяется адресатом), вследствие чего исходное сообщение перекодируется в единицах структуры адресата, получая черты нового сообщения. Таким образом, сообщение в процессе коммуникации переформулируется и приобретает новый смысл. Понимание этой парадоксальности поэтического дискурса можно увидеть в том, что Б. Шкловский называет поэтическую речь «заторможенной, кривой», в отличие от обычной, легкой и правильной прозаической речи [Шкловский, 1990: 72].

Поэтические тексты, с точки зрения М. Ю. Лотмана, образуются за счет своеобразного «качания» этих коммуникативных структур, которое в свою очередь детерминирует специфику структуры самого поэтического текста. Поэтический текст как своеобразный маятник качается между системами «Я — ОН» и «Я — Я». Ритм возводится до уровня значений, а значения складываются в ритм. «Будучи внесен в стиховой ряд, любой элемент прозы оборачивается в стихе своей иной стороной, функционально выдвинутой» -писал Ю. Н. Тынянов, отмечая в качестве фундаментального свойства поэтической речи ритмический фактор. Решающим для словесных представлений в поэзии оказывается то обстоятельство, что они1 являются членами ритмических единств. Эти члены находятся в более сильной и тесной связи между собой, нежели в обычной (прозаической) речимежду словами возникает соотношение по положениюа главнейшими ритмическими факторами динамизации языкового знака становятся факторы единства и тесноты стихового ряда [Тынянов, 1965: 76]. Тезис Ю. Н. Тынянова был принят в лингвистике и получил развитие в различных направлениях: психологическом — именно ритм имеет глубокое психологическое воздействие на читателя (Томашевский Б.В. 1959), семантическом — «Ритм участвует в конструировании содержания» (Эткиндт Е.Г. 1974).

Следуя законам автокоммуникации — членению текста на ритмические куски, ослаблению семантических связей и подчеркиванию синтагматических, — поэтический текст обнаруживает свою психологическую специфику: повышенную признаковость речи. Процесс предикации как принадлежность внутренней речи является одним из внутренних этапов поэтического творчества. Поэтическая речь активизирует все возможные формы предикации: глубинную, выраженную определениями, свернутую, выраженную именными словосочетаниями с пропозитивной семантикой, скрытую, выраженную нерасчлененными предложениями-предикатами с неназванным субъектом восприятия, развернутую, выраженную расчлененными предложениями с двумя составами — субъектом-темой-и предикатом-ремой [Ковтунова, 1986: 164 165].

Концентрация признаков, большая энергия внутренних ассоциативных связей между словами приводит к смысловой насыщенности, «уплотненности», повышенной информативности поэтических текстов, а также к преобладанию модусной информации над диктумной. Именно в поэзии язык достигает максимальной концентрации выразительности: «литература не просто использование языка, а его художественное познание» [Бахтин, 1996: 287 и сл.]. Язык в художественной литературе, по мнению М. М. Бахтина, является не только средством коммуникации, но и объектом изображения, поскольку за каждым словом, за каждым стилем стоит живая личность говорящего человека (типического и индивидуального). Стиль начинается там, где на сцене появляется говорящий, производящий отбор. Писатель отбирает определенные языковые средства, но все, что он может отобрать, потенциально содержится в языке.

Так как любой творческий акт, с одной стороны, есть презентация объективной реальности, а с другой, — проявление внутреннего мира художника, языковому знаку в этой сфере имманентно присущи как объективное, так и субъективное содержание.

Как элемент художественной формы языковой знак отличается двуплановостью: во-первых, он обладает референтным содержанием (соотношение: знак — понятие — объект реальной действительности), во-вторых, он обладает десигнативным содержанием (соотношение между знаками, относящимися к одному референту). Референтное содержанием знака обеспечивает номинацию фрагмента внеязыковой действительности, десигнативное содержание является носителем субъективного элемента смысла высказывания. Процесс описания физического мира языковыми средствами можно разделить на два этапа: 1) актуализацию в сознании пишущего мнемонического ряда, включающего все языковые обозначения1 данного предмета, 2) выбор из ассоциативного ряда знака, способного, с точки зрения" автора высказывания, адекватно выразить его отношение к данному предмету. Язык во всех его национально-специфических чертах является рабочим инструментом для писателя, конструирующего художественный текст с помощью уже готовых языковых конструктов, и поэтому специфику идеостиля писателя может формировать только выбор того или иного отображения^ внеязыковой ситуации (Монина Т.С. 2005). Иными словами, собственно грамматическое значение языкового знака наиболее ярко проявляет себя в хуложественном тексте, особенно в поэтическом, где оно напрямую зависит от художественной интенции субъекта речи — писателя.

Таким образом, именно в художественном стиле, как ни в каком другом, может быть рассмотрена одна из основных дихотомий современной лингввистики: человек и язык. Задача понимания, познания человека через познание языка формулируется многими лингвистами как фундаментальная. (P.A. Будагов, Н. Хомский, Ю. Н. Караулов и др.) — «нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю — к человеку, к конкретной языковой личности» [Караулов, 2006: 7].

Введение

В. В. Виноградовым понятия образа автора связало авторство с индивидуально-авторским своеобразием в использовании языковых единиц. По его мнению, исследование таких аспектов, как индивидуальный стиль автора, его место и функции в системе литературы определенного времени, соотношение с другими стилями, дает возможность представить автора как языковую личность — личность, выраженную в языке и через язык, которую можно воссоздать на основе используемых ею языковых средств [Виноградов, 1961: 64]. Современная лингвистика ориентирована на человека и потому все более принимает антропоцентрический характер. Слова В. фон Гумбольдта: «Язык сливается со всеми проявлениями души и уже по одной этой причине полнее, чем любая другая деятельность духа, воспроизводит черты индивидуальности, всегда тождественной себе» [Гумбольдт, 1984: 173] - приобрели сейчас особую актуальность. Антропоцентрическая лингвистика на повестку дня ставит вопросы о соотносительности объективного и субъективного в языковом знаке, о принципах авторского отбора тех или иных языковых средств языковой личностью.

Понятие языковая личность в современной лингвистике неразрывно связано с понятиями идиостиль и идиолект. Идиолект — индивидуализированная версия общенародного языка, представленная текстами того или иного автора [Леденева, 2001: 38]. В этом свете понятие дискурс приобретает более узкое содержание: под дискурсом в работе принимается жанровая совокупность художественных текстов (в нашем случае, это лирика М. Цветаевой).

Стилевые возможности языка, влияние особенностей языковой личности на формирование индивидуального художественного пространства вызывают научный интерес у исследователей разных поколений. Мы находим отражение этого в работах отечественных языковедов: Н. Д. Арутюновой, 1998; P.A. Будагова, 2001; В. В. Виноградова, 1954; Г. О. Винокура, 1959; Е. И. Дибровой, 1999; Ю. Н. Караулова, 2006; А. Н. Кожина, 2003; И. И. Ковтуновой, 1986; В. В. Леденёвой, 2000; М. В. Ляпон, 1999; Л. Ю. Максимова, 1967; О. Г. Ревзиной, 1990; Т. И. Сильман, 1977 и др. С точки зрения исследователей художественного наследия М. Цветаевой, ее творчество представляет собой особый интерес. М. В. Ляпон считает феномен Цветаевой неопровержимым аргументом неотторжимости стиля от человека: в творчестве поэтессы ярко и последовательно проявляется корреляция авторской личности и стилистики порождаемого текста. В связи с тем, что характер языкового самовыражения — одна из неотъемлемых составляющих в общей концепции личности, исследователь делает предположение о том, что Цветаева невольно открывает нам закономерность общего характера, важную для теории идиостиля: принципиальную координацию двух кодов, двух систем: «текст — личность» [Ляпон, 1999: 240]. Поэзия Марины Цветаевой, в творчестве которой отчетливо проявляется способ познания мира через языковые связи, модели и отношения.

Творчество М. Цветаевой привлекает к себе многочисленных лингвистов (см. данные справочника Е. JI. Кудрявцевой, -2002), однако обращает на себя внимание перенос исследовательского интереса в сторону лексикологии, что, впрочем, отражает общую тенденцию описания поэтического языка в целом, когда основной упор делается на составление тезауруса. Эти предпочтения были обусловлены общей установкой, которую можно наглядно представить позицией Е. Куриловича, считавшего, что по сравнению с лексикой «далеко позади идут морфолого-синтаксические явления» [Курилович, 1962: 425]. В современной лингвистике, однако, применительно к поэтической речи активно разрабатываются вопросы грамматической семантики (см., например, работы H.A. Николиной, Л.В.Зубовой).

Как справедливо отмечает И. И. Ковтунова: «Если поставить синтаксис в одинаковые условия с лексикой, если рассматривать поэтическую лексику и поэтический синтаксис на равных началах, то в синтаксисе раскроется обширнейшая область языковых преобразований» [Ковтунова, 1986: 141]. Несомненно, синтаксические исследования в области поэтической речи позволят выявить более регулярную, чем в лексике, и более строго очерченную систему средств выражения, поскольку грамматические категории и формы носят обобщенный характер, обладают регулярной воспроизводимостью, органичнее складываются в систему. Наиболее остро в полемике с формалистами поставил вопрос о приоритетности синтаксиса в формировании модусного аспекта художественной речи М. М. Бахтин. Он подчеркнул, что признаки поэтического принадлежат не языку и его элементам, а лишь поэтическим конструкциям. Поэтические функции определяются либо высказываниями, либо целыми конструкциями поэтических произведений. Каковы будут эти функции и в какой мере элементы языка могут становиться самостоятельными носителями конструктивных функций (уже не как элементы языка, а как элементы конструкций), всецело зависит от особенностей данной поэтической конструкции [Медведев, 1998: 200].

Использование синтаксической конструкции — свидетельство креативной деятельности поэта, под пером мастера слова единицы языка становятся изобразительно-выразительными средствами художественной речи, способствующими материальному воплощению его замысла. Философская (диалектическая) позиция Цветаевой, поэта «с этой безмерностью в мире мер», отразилась в определенных доминирующих чертах ее поэтического синтаксиса (ЧуриловаИ. 1975).

Выбор предмета диссертации — номинативные предложения — связан с тем, что, на наш взгляд, их грамматическая семантика ярко отражает специфику поэтического мировоззрения Цветаевой. Проблемы бытия, как отмечает Л. В. Зубова, являются центральными в творчестве поэтессы и представлены антиномией константности и изменчивости. Изменчивость как форма существования жизни в картине мира М. Цветаевой отражена в слове, стремящемся к предельности. Бытие слова вне времени и пространства моделируется в явлениях художественного билингвизма и анахронизма — включением в единую семантическую систему языковых элементов, принадлежащих разным народам и разным эпохам. В этом, по мнению исследователя, отражается понимание М. Цветаевой категории абсолютного бытия, реализуемом как бытие вне времени и пространства (Зубова Л.В. 1989).

Формула «единство языка и мышления» совсем не предполагает того, что язык и мышление связаны как форма и содержание. Они существуют в качестве самостоятельных феноменов. Внеязыковое содержание может быть вербализировано самыми разными способами. Письменная речь стремится к адекватной соотнесенности логического понятия и языкового знака, внутренняя (устная) речь живет по другим законам — законам сохранения энергии: языковой знак в ней может выражать не только отдельное логическое понятие, но целое суждение или даже умозаключение. Эти знаки-указатели позволяют внутренней речи оперировать понятиями быстрее, чем при последовательном вербальном выражении каждого понятия. Употребление НП и безглагольных конструкций становится для М. Цветаевой средством передачи напряженности мышления, внутренней спонтанной неподготовленной речи. И в этом отношении она шла в авангарде создателей поэтического языка, отражающего «поток сознания» — нового языка нового столетия.

Проблема поэтического синтаксиса относится к лингвистике речи. Свойства поэтических текстов в значительной степени определяют функциональную нагруженность синтаксических средств языка в поэтической речи: функциональное назначение типа речи и характерные для него условия коммуникации отражаются на семантике и функциях языковых средств. Вместе с тем речевое проявление языкового знака опирается на его константные свойства, определенные системой языка. Вследствие этого исследование НП в поэтическом дискурсе М. Цветаевой представлено следующим образом: анализ функционирования НП в лирике М. Цветаевой опирается на описание структурно-семантических характеристик языковых моделей дискурса.

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ:

• Стиль М. Цветаевой отличается сжатостью мысли и энергией чувства. Энергетика ее стиха базируется прежде всего на подтексте. Вследствие этого понятно ее стремление уже в самых первых стихах использовать односоставные предложения, в частности номинативные, в которых имплицитность обозначения является грамматической формой. Проблема поэтического синтаксиса относится к лингвистике речи. Для поэтической речи характерна тенденция к смысловой насыщенности, уплотнению информации: на участке небольшого по размерам текста передается большой объем информации.

• Специфика выражения субъектно-предикатных отношений в лирике имеют свою специфику и реализуется прежде всего с помощью ритмической организации стихотворения. В лирическом стихотворении обозначение признаков — в рамках целого текста — стремится заполнить собой все возможные стиховые позиции. Особенно «комфортными» условиями обладают номинативы (НП и члены предложения, выраженные независимым субстантивом). Экспансия предикатной семантики (ее необычно высокая концентрация) осуществляется в поэтических текстах за счет развития асимметрии языкового знака — резко увеличивается число синтаксических позиций для выражения предикации.

• Синтагматическая обособленность стихового ряда каузирует у синтаксической конструкции, заключенной в ритмическое стиховое пространство, грамматическую многозначность. Любой член предложения получает возможность участвовать в выражении акта предицирования. Тенденция к усилению насыщенности текста признаками, а следовательно, к усложнению общей семантики текста за счет дополнительных актов предицирования идет в творчестве поэтессы по нарастающей до последних стихов.

• Поэтическая речь Цветаевой воплощается во всех основных регистрах: репродуктивном, информативном, генеритивном. В речевой репрезентации коммуникативных регистров речи роль говорящего различна. В первом случае он выступает как наблюдатель — субъект отражения реально воспринимаемых признаков ситуации, во втором случае — это субъект — повествователь, рассказывающий о ментально отраженных в его сознании повторяющихся ситуациях, в третьем случае он предстает как субъект-аналитик, обобщающий свой разнообразный практический опыт. Прагматическая направленность поэтической речи Цветаевой обнаруживает определенную динамику в зависимости от интециональной тенденции ее творчества.

• Первый период творчества характеризуется преобладанием репродуктивного регистра речи, которому свойственна единичность, «одноактность» восприятия внеязыковой действительности субъектомнаблюдателем, описывающим какую-либо статическую картину, либо ряд событий, последовательно сменяющих, вытесняющих друг друга в текстовом локативно-темпоральном пространстве. Поэтесса жадно вглядывается в мир, соотносит себя с ним, поэтому так важен для нее референциальный план внеязыкового фрагмента мира, который можно представить с помощью перцептивно выделяемых признаков, зафиксировать целостную картину, открывающуюся «перед его глазами» в-момент наблюдения как совокупность некоторых атрибутов. В этот период для нее особенно важны потенциальные возможности НП к выполнению номинативной и дейктической функций.

• Второй период творчества связан с осмыслением фактуальной репрезентации жизни. Поэтому ее начинает привлекать скрытая предикативная семантика НП. Лирический герой ее стихотворений, не оставляя позиций субъекта-наблюдателя, не только описывает фрагмент внеязыковой действительности, но и дает его ментальный анализ. Предметом изображения субъекта-повествователя становится не отдельный, а обобщенный факт, представленный как дефиниция энциклопедического типа, выражающая не только представление, но и знание об объекте. Информативный регистр в этот период творчества наиболее ярок и заметен. Ушедшая на периферию, дейктическая функция НП заменяется характеризующей и аксиологической функциями, позволяющими не только описать внеязыковую ситуацию, но также представить ее ментальную обработку. Фактуальная идентифицирующая функция НП в данном регистре становится квалифицирующей благодаря коннотациям и пресуппозициям текста.

• В третьем периоде творчества репродуктивный и информативный регистры уступают место генеритивному. Философское осмысление действительности достигает в нем апогея. Употребление НП зрелой поэтессой создает в стихотворении почти телеграфную сжатость информации, так как в этом типе речи, в принципе лишенным перцептивности, языковые знаки, в частности предложение, получают символическое значение, а дейктическая и дескриптивная функции НП тесно смыкаются с аксиологической. Для этого периода характерно сочетание всех типов безглагольных конструкций с целью создания предельной концентрации информации, когда опускается все контекстуально понятное и имплицированы только самые необходимые акценты мысли. Стремление выразить сущность мира приводит Цветаеву к пропозициональному сгущению информации, увеличению признаковости текста, которая каузирует семантическую многоплановость языкового знака, создавая невероятную глубину подтекста.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

По мере развития антропологического аспекта изучения языка всё очевидней становится идея о рассмотрении языковой единицы как некоего образа мира, данного через восприятие и освоение его человеком — языковой личностью.

Особенно важно это учитывать при анализе художественного текста, когда образ автора текста, его мировоззренческие позиции являются центральными компонентами, определяющими смысл высказывания. Учет различия системных языковых и речевых связей выявляет механизм формирования имплицитных речевых значений. Функциональный подход к единицам синтаксиса, позволяющий рассматривать синтаксическую конструкцию в качестве «строительного материала», открывает в поэтической речи зону коннотативных значений предложения.

Несмотря на то что носитель языка получает в свое распоряжение готовую систему языковых значений вместе с заключенными в них способами представления смысла, он может создавать собственную систему отражения мира. Соотнесенность денотативного и сигнификативного значений в языковом знаке создает предпосылку различных способов их актуализациисемантика языкового знака расщепляется на два содержательных компонента: диктум и модус.

При анализе функционирования НП в поэтическом пространстве М. Цветаевой было обнаружено, насколько ярко характеризует миропонимание поэта его способ отбора синтаксических конструкций, поскольку именно отбор одного языкового средства из синонимической парадигмы способа отражения одной ситуации отображает интенцию речевого субъекта.

Частотность употребления номинативных синтаксических структур в лирике М. Цветаевой красноречиво свидетельствует о том, каким существенным для М. Цветаевой является понятие бытия. Все ее творчество отражает постоянное стремление найти ответы на вечные для философии и для искусства вопросы «Что есть бытие?», «Что есть жизнь?» Уже сама постановка этих вопросов связана с мыслительным максимализмом, попыткой познать абсолютное.

Концепт бытия является едва ли не центральным в философии поэтессы и реализуется в ее художественном пространстве с использованием явных и скрытых в языке возможностей. К эксплицитным средствам выражения можно отнести лексемы, составляющие понятийное поле бытия, а также НП, выражающие типовое значение бытийности. На всех этапах творчества М. Цветаева исследует и воплощает возможности этих языковых средств. В лирическом дискурсе М. Цветаевой представлена самостоятельная, уникальная речевая система НП, базирующаяся на основе общеязыковой системы.

Для поэтического языка XX века характерны некоторые общие процессы, в частности установка поэтического языка на внутреннюю речь, одна из особенностей которой — свободный ход ассоциаций, ведущий к монтажному принципу построения высказывания (ассоциативное мышление расширяет смысловое пространство текста, придаст высказыванию неоднозначность и глубину) — взлет метафоричности, также связанной с установкой на внутреннюю речь и «поток сознания». В творчестве Цветаевой данные явления поэтического языка XX в. в индивидуальной форме отразились полно и ярко. Лирическое «я» поэта, авторский мир, организованный средствами лирики, является структурным центром поэзии Цветаевой. И в этом плане особое место в лирическом дискурсе М. Цветаевой занимают НП, грамматическая семантика которых становится ярким художественным средством выражения «внутреннего я» поэтессы. Можно констатировать тенденцию к деглаголизации текста лирического стихотворения у М. Цветаевой и актуализацию грамматического значения бытийности, поскольку наряду с НП в лирике Марины Цветаевой употребляются и синтаксические конструкции, приближающиеся к ним по структуре: неполные безглагольные предложения, именительный представления, парцелляты, эллиптические предложения.

В функциональном аспекте предложение предстает как языковой знак, в семантике которого содержатся как объективный, так и субъективный компоненты смысла. НП представляют собой особый тип безглагольных односоставных предложений. Основное значение НП — предикативностьвыражается с помощью независимого члена предложения, выраженного субстантивом в форме именительного падежа. Неотделимо от предикативности в предложениях такого типа выражение грамматического значения бытийности, поскольку репрезентация грамматических значений опирается на одни и те же средства: независимую позицию субстантива, интонацию сообщения. Значение предикативности и бытийности оформляется главным членом НП: реальная объективная модальность и имперфективное экзистенциальное настоящее время. Инвариантные грамматические значения предикативности и бытийности присущи главному члену любого НП, независимо от конкретной речевой структуры высказывания. Они и обусловливают принципиальную статичность высказывания, заключенного в этих предложениях.

Структурный тип НП представлен двумя подтипами: нерасчлененными НП и расчлененными НП. Нерасчлененные НП («классические») в свой состав включают только один компонент — главный член предложения. Расчлененные НП содержат в своем составе детерминирующие предложно-падежные формы, конкретизирующие значение бытийности в темпоральном, локальном и объектном планах, расширяют семантику этих предложений, давая дополнительные сведения о сообщаемом явлении. Детерминант — это обязательный структурный компонент расчлененных НП. Выражая семантику времени, пространства и объекта, детерминанты участвуют в оформлении предикативности, так как несут в себе сему характеризации, а значит, и бытийности предмета.

Конкретизировать общее значение бытийности, представить экзистенциальность какого-либо предмета ограниченным во времени и пространстве вне интонационного оформления помогают распространители главного члена предложения, которые могут быть представлены как незнаменательными, так и знаменательными словами. К особым формальным показателям, уточняющим лексическое значение главного члена предложения, относятся частицы и междометия. Расширение структурного состава нерасчлененных НП и особенности их лексического наполнения оказывают влияние на формирование дополнительных грамматических значений модели предложения. На общее значение" бытийности накладывается оттенок субъективного восприятия и эмоциональной оценки предмета. Эмоциональная оценка частично затушевывает общее значение бытийности и вносит элемент предикативной характеристики предмета, названного в главном члене. Распространение главного члена предложения происходит посредством определений различного характера. Номинатив в этих моделях представлен следующими словосочетаниями: субстантивно-адъективными, субстантивносубстантивными, субстантивно-квантитативными. Распространяющие главный член НП знаменательные слова выполняют функции согласованных и несогласованных определений. С их помощью происходит лимитация общего значения бытийности, в синтаксическое значение настоящего времени вносится оттенок непосредственной отнесенности к моменту речи. Распространители главного члена НП «снимают» формальную омонимию синтаксических субстантивных конструкций.

Структурная схема предложения лишь самым общим образом формирует семантику НП. Функционирование имен различной таксономии в пропозициональной функции НП предопределяет различие семантических моделей, репрезентирующих этот структурный тип предложения. Структурные особенности НП в совокупности с лексическим наполнением предопределили их семантику: в дискурсе представлены два семантических класса моделей: 1) класс лично-субъектных моделей, в которых внеязыковая ситуация структурирована как двухкомпонентная: субъект и признак- 2) класс не лично-субъектных моделей, в которых внеязыковая ситуация в целом обозначена как недискретная. Преобладание лично-субъектных моделей типично для лирики, исследуемый дискурс в этом плане не является исключением. Кроме того сфера характеризации человека дополняется классом не лично-субъектных моделей, которые в лирике М. Цветаевой расширяют возможности своей референтности: многие модели имеют антропоморфную направленность семантики. Антропоморфная направленность семантики НП в лирике М. Цветаевой проявляется в структурной организации их корпуса: сфера характеризации человека включает в свой состав помимо класса лично-субъектных моделей большой процент класса не лично-субъектных моделей.

Функционировании НП в дискурсе определяется контекстами речевых регистров: репродуктивного, информативного и генеритивного — и зависит от типа речевого субъекта: наблюдателя, повествователя, аналитика. В речевой репрезентации коммуникативных регистров речи роль говорящего различна. В первом случае он выступает как наблюдатель — субъект отражения реально воспринимаемых признаков ситуации, во втором случаеэто субъект — повествователь, рассказывающий о ментально отраженных в его сознании повторяющихся ситуациях, в третьем случае он предстает как субъект аналитик, обобщающий свой разнообразный практический опыт.

Коммуникативная функция высказывания детерминирована типом речевого субъекта, его интенцией. В контексте, помимо своего первичного значения, синтаксические единицы могут приобретать вторичные, переносные, транспонированные значения и функции, которые возникают в специфических условиях поэтической речи. Семантика НП, используемых М. Цветаевой, отличается разнообразием. Реализуются не только дейктическая, но и признаковая функция этих предложений. Таким образом, концепт экзистенциальности оказывается не только очень важным исходным элементом в моделировании поэтического мира М. Цветаевой, но и стилеобразующим элементом.

Реализация той или иной функции в тексте в большой степени определяется также типом речи. В репродуктивном регистре, когда коммуникативной целью субъекта-наблюдателя является воспроизведение фрагментов внеязыковой действительности как непосредственно воспринимаемых органами чувств говорящего, основной функцией предложения является дейктическая, в качестве фоновых проявляются характеризующая и аксиологические функции. В информативном и генеритивном регистрах происходит перераспределение приоритетности: дейктическая функция становится фоновой, а характеризующая и аксиологические функции выходят на первый план. Дейктическая функция опирается на лексическое наполнение предложения, чаще всего на дейктические маркерыязыковые возможности предложения, создающие предпосылки для проявления характеризующей функции, отличаются более широким диапазоном: лексические средства «работают» в совокупности с синтаксическими.

Наряду с другими элементами, участвующими в создании поэтического текста, такими, как ритмика и строфика, НП активно функционируют в качестве маркера предикации. Преобладание предикативной семантики часто осуществляется в лирике М. Цветаевой за счет употребления НП и других безглагольных конструкций в рамках стихового ряда: она часто создает строфы или даже стихотворения, целиком состоящие из НП («Старинное благоговенье», «Амазонки», «Облака», «И тучи оводов вокруг равнодушных кляч.», «Комета» и др.).

В русской поэзии XIX в. преобладающее место в поэтической речи занимали двусоставные предложения, соответствующие суждению, то есть развернутой предикации с раздельным обозначением предмета речи и его признаков. Насыщенность стихового пространства номинативными предложениями усиливает значение одного из компонентов суждения субъекта или предиката), создавая «тесноту» стихового ряда, предельную насыщенность текста и вследствие этого почти телеграфную лапидарность. Употребление НП и безглагольных конструкций становится для М. Цветаевой средством передачи напряженности мышления, внутренней спонтанной неподготовленной речи. И в этом отношении Цветаева шла в авангарде создателей поэтического языка, отражающего «поток сознания», нового языка нового столетия. Явление предикации принимает имплицированные формы, выходит за пределы предложения и как принадлежность внутренней речи становится психологической категорией. У Цветаевой глубинная предикация лежит в основе стихотворения, которое становится иконическим знаком, образно передающим структурно сложное и индивидуальное наименование, заключающее в себе философский смысл. В данном случае денотативное содержание НП, номинирующих отдельные стороны сложного референта — имплицированного философского умозаключения, — получает событийно-характеризующий смысл. В развитии предикатно-признаковых значений у НП в лирическом дискурсе М. Цветаевой можно видеть результат глубинного психологического процесса поэтического восприятия мира, когда по структуре простое предложение выражает не только отдельное суждение, но и умозаключение.

Марина Ивановна Цветаева — один из самых читаемых и изучаемых поэтов нашего времени. Выйдя во многом из XIX века, она стала крупнейшим поэтом XX столетия. На самом деле в будущем (она сама писала — дальше) ее место. Сложность ее поэтического видения, выраженная самыми разнообразными языковыми средствами, еще долгое время будет оставаться в центре внимания филологов. В качестве перспективы развития, затронутой в диссертационном исследовании темы, отмечаем область коммуникативного (динамического) аспекта НП как прагматическую сферу реализации художественных интенций.