Закон в структуре социально-гуманитарного знания

Актуальность исследования обусловлена рядом сопряженных факторов:

1. необходимостью оформления объемной эффективной методологии научного познания, опирающейся на сущностное единство науки и исключающей необоснованное противопоставление естествои обществознания (Баденская школа неокантианства, экзистенциализм, персонализм, философия жизни);

2. необходимостью выработки адекватного толкования социально-исторической онтологии, сочетающей признаки объективной (каузальность) и субъективной (казуальность) выраженности (ограничимся приведением сетования A.C. Хомякова: прошлое превратилось в «бесконечное множество подробностей», где пропало «всякое единство"1);

3 .необходимостью освобождения социально-исторического (гуманитарного) познания от рецидивов редукционизма, провиденциализма, телеоло-гизма, волюнтаризма (линия Д. Петрушевского, Е. ТопольскогоАвгустинаБоссюэ — ГегеляЛейбницаШопенгауэра);

4. необходимостью придания философии гуманитарных наук статуса концептуально выверенной доктрины, освобождения дискурса от художественных, мифопоэтических картин и моделей (В. Шлегель, А. Шлейермахер, Б. Кроче).

Соответственные эвристические маневры в духе сказанного позволят провести идею внутренней целостности науки, не оставляющей простора теоретико-познавательному сепаратизму в духе.

Виндельбанда, Дильтея, Зиммеля, Бергсона, Шпенглера.

Степень научно-теоретической проработанности проблемы. «История — самый опасный из всех продуктов, вырабатываемых в химической ла.

1 Хомяков A.C. Полн. собр. соч. Т.5. С. 42. боратории нашего ума. Она побуждает к мечтаниям, она опьяняет народы, она порождает у них ложные воспоминания, преувеличивает их рефлексы, растравляет старые их раны, лишает их покоя и ввергает их в мании величия или преследования", — указывал Валери. Опасности истории таятся в нашем незнании, непонимании пружин ее тока.

Исторический закон есть начало, управляющее сменой исторических явлений," - отмечает Ключевский. Есть ли такие начала? Откуда их выводить? С чем связывать? Если принять, будто история творится лицом (она — плод персональных утверждений индивидов), истории придется сообщить психологическое толкование. (Психология — фундаментальное основание истории — линия Тэна.) Если принять, будто существуют исторические явления, не объяснимые исключительно и преимущественно процессами, замыкаемыми на отдельные лица, истории придется сообщить сверхличностное — социологическое, физиологическое (демографическое), физико-географическое толкование. Можно настаивать на комплексности исторических законов, являющихся сложением множества сил-факторов.

Сложность предметной сферы предопределила неоднозначность тема-тизаций ее в прошлом: наследие поставляет варианты от объективизма (гео-графизм, космизм, техницизм) — Гиппократ, Монтескье, Ратцель, Леруа-Гуранчерез субъективизм (история — процесс личностей, перипетий героев) — Верморель, Лампрехт, Михайловскийдо синтетизма (история — сочетание действий человека и влияний среды) — Ключевский.

История как продукт гуманитарного зодчества есть мощный разветвленный континуум артеактов и артефактов. Покрывается ли она им полностью? Историческое бытие как «дело рук человека» самоконституируемо. Что заставляет человека в рукотворении исторической реальности выходить за пределы себя, осуществлять броски вперед, развиваться? Положивший на.

2 См.: Ключевский В. О. Соч. в 9-ти т. Т. 6. М., 1989. С. 81. чало философии истории Августин, прорабатывая проблему, выдвинул христианскую объяснительную платформу: история есть богочеловеческий процесс, устремленный к метаисторической цели, — воплощению в земном небесного града. В кильватере этих представлений шел Вико, в качестве направляющей силы исторического творчества введший Провидение. Сходным образом поступали Гегель, Данилевский.

Провиденциализм, телеологизм, фатализм как объяснительные схемы теории в том смысле, с каким мы привыкли связывать существо выработки в теории объяснительных схем, адекватными не являются. Понимание чего, однако, актуализирует исходную проблему подлинных лицедеев исторического процесса.

В такой плоскости рефлексию исторической материи проводили.

Макиавелли, изучавший не этические, а державные функции правления, и выявлявший их морфогенетические предпосылки и последствия;

Вико, задумавший особую науку о производимых нами реалиях, правилах творения людьми гражданского мира (где мы, по его понятиям, -полные хозяева и господа).

Полученные ими ценные, но не исчерпывающие результаты (могут ли таковые здесь быть вообще?) однако, не устраняют неясности, в каком смысле, в каком отношении мы подлинные, полноценные авторы истории как единого, внутренне обусловленного морфогенетического поля.

Сказанное обостряет тематизацию номологических измерений социально-исторической деятельности, на что с применением разных методологических презумпций обращали внимание У. Дрей, К. Поппер, В. Трельч, Г.-Г. Гадамер, К. Гемпель, А. И. Ракитов, В. В. Ильин, И. А. Гобозов, Ю. И. Семенов и др.

Объект исследования — принципы концептуализации социально-гуманитарной, социально-исторической материи.

Предмет исследования — номологические комплексы социальногуманитарного, социально-исторического знания.

Цель и задачи поиска. Цель работы — на основе анализа структуры социально-гуманитарного, социально-исторического знания подвергнуть рефлексии фигурирующие в нем законы. Согласно указанной цели формулировался перечень взаимосвязанных задач:

— уточнить сущность закона;

— выделить основания противопоставления естествои обществознания по характеру используемых законов;

— сформулировать принципиальные предпосылки органического единства науки.

Теоретико-методологический базис поиска. Работа имеет характер социально-философского исследования. Изучение природы, динамики познавательной деятельности в гуманитаристике осуществлялось на основе использования аналитического арсенала философии, социологии истории. Непосредственную целеориентацию изысканий детерминировали общефилософские регулятивы историчности, реалистичности, объективности, конкретности, всесторонности рассмотрения. Теоретический базис рассуждений составили работы отечественных и зарубежных авторов о сущности, статусе законов в структуре науки.

Информационная база исследования — тексты классиков социальной философии, макросоциологии, политологииданные, свидетельства, обзоры, фиксируемые специальными источниками, научной литературой.

Достоверность исследования обеспечена соответствием избранной методологии целям и задачам работы, надлежащим теоретико-логическим удостоверением результатов, их эмпирической верификацией. Диссертация удовлетворяет требованиям паспорта специальности 09.00.11 — социальная философия.

Научная новизна диссертации заключается в выявлении природы закона как центрального элемента обществоведческой теории.

Наиболее существенные результаты исследования, содержащие признаки научной новизны и являющиеся предметом защиты.

1. Уточнена сущность закона. Как демонстрируется в работе, закон представляет выражение вида /х (Р (х)—>СКх)), которое не является сокращенной формой записи бесконечной конъюнкции предложений Р (а) ¦ Р (Ь) (это соответствует индуктивистской трактовке квантора всеобщности), ибо утверждает не об отдельных элементах класса, а о необходимом и универсальном свойстве этих элементов.

Тщательное формальнологическое изучение природы универсальных импликативных предложений типа законов науки выявило парадоксы, известные под именем парадоксов материальной импликации. Суть их вытекает из формальнологических установок анализа законов науки, интерпретирующих последние с точки зрения логической формы безотносительно к выражаемому ими содержанию.

С логической точки зрения закон представляет условное отношение, имеющее импликативную форму. Однако последняя оказывается формой выражения и фактически истинных общих предложений типа «все вороны черные», не имеющих статуса законов. Возникает проблема обособления из множества универсальных импликативных предложений подмножества законов — так называемая проблема Льюиса. Смысл проблемы Льюиса заключается в вопросе: может ли быть построено в системе логики высказываний импликативное отношение, идентичное содержательному отношению высказываний, связанных импликацией?

Сам Льюис пришел к обоснованному убеждению, что в системе логики высказываний подобное отношение построено быть не может.

В связи с этим интересны варианты неклассических логик, способных, по замыслу их создателей, решить проблему. Это — системы со «строгой импликацией» (Льюис), «сильной импликацией» (Аккерман), импликацией.

Нельсона, «каузальной импликацией» (Беркс) и т. д., однако несодержащие приемлемых рецептов решений проблемы.

Хотя в дальнейшем было показано, что критерием отличия законов (номологических утверждений) от случайных универсальных (акциденталь-ных) утверждений, имеющих импликативную форму, является выводимость из первых условных контрфактических предложений, демонстрирующих наличие истинных необходимых отношений, следует указать на трудности выявления номологичности через переформулировку универсальных имплика-тивных предложений в контрфактические. Трудности состоят в том, что формальнологической процедуры обоснования контрфактических предложений не существует: их истинность устанавливается фактуально — путем анализа выполнимости материальных отношений, обеспечивающих номо-логический характер связи консеквента с антецедентом. Последнее, однако, и представляет трудность, т. к. проведение подобного анализа — вещь весьма нетривиальная.

Если принимать, что без законов науки нет самой науки, правильно утверждать: развернутой научной теории гуманитарного пока не существует. Сложности, препятствующие формулировке здесь точных законов, состоят в том, что онтология гуманитарного — внутренний мир человека, его духовная среда — субъективно выражена, неотделима от личности, а потому трудно генерализуема. По этой причине в рамках гуманитарного довольно редки но-мологические и часты фактофиксирующие утверждения.

Законами, которыми все же пользуются в сфере гуманитарного, как правило, являются законы, формулируемые в конкретных обществоведческих дисциплинах, — экономике, истории, социологии, философии. Имеется и свод фактуальных генерализаций, отражающих инвариантное в человеке, -они поставляются, с одной стороны, психологией, а с другой, — обыденным опытом, скажем, в виде общих максим «житейской мудрости», фиксируемых народным эпосом.

Между тем справедливо поставить вопрос о возможности сугубо гуманитарных законов. Такой постановке способствуют чисто логические диспозиции. Закон есть существенная, необходимая, повторяющаяся связь между явлениями, какая выражается универсальными номологическими предложениями. Онтологические параметры гуманитарного материала выдерживают испытание на соответствие закону: наличие стандартных духовных (этических, эстетических, поведенческих, аксиологических и т. д.) ориентиров, идеалов, образцов и т. д. позволяет констатировать здесь существенные, необходимые, повторяющиеся, инвариантные, т. е. законообразные связи и отношения. Верно, последние все-таки более подвижны, нежестки, переменчивы по сравнению с тем, что имеется в других областях, однако они есть.

В их основе — то, что актуализация реальных потенций, заложенных в каждом из нас соответственно нашему темпераменту и субъективным желаниям, укладывается в некие ключевые вполне стандартные начала, к которым еще Аристотель относил действие, язык, чувство жизни. В законах развития и функционирования действия (труд, а также прочие взаимодействия людей в обществе), языка (универсальное средство категоризации явлений), чувства жизни (стремление к самореализации, максимальному удовлетворению потребностей) возможно вычленить некую ось — общность практического, духовного, экзистенциального освоения мира, что выражается в общих правилах творения себя и друг друга. Она-то, эта общность, и позволяет наводить мосты между уникальными личностями, культурами, адекватно воссоздавать их интимные черты и признаки. Основные идеи гуманитарного исследования, собственно, и вращаются вокруг данных фундаментальных начал, которые задают единую канву оценки самопроявления человеческого.

Насколько надежны, точны, строги законы гуманитарных наук? Поскольку относительно обществоведческих законов, удовлетворяющих соответствующим стандартам, вопрос остро не встает, исследуем особенности экзистенциальных законов.

Причины неоднозначности подобных законов, как указывалось выше, определяются тем, что материя их — ценностно-смысловая, мотивационная формация — жестко не детерминирована. Однако это не влечет произвол, релятивизм, субъективизм исследования. Существуют вполне объективные основания, которые, вопреки убеждениям иррационалистов, конституируют непроблематизируемый базис гуманитарного познания. Мы имеем в виду: а) Требование привязки структур внутреннего мира к объективным условиям, принципам жизнедеятельности человечества, которые выступают как их (структур) детерминанты. Хотя кажется человеку, что определения его внутреннего мира помимо внешнего мира взяты от него независимо, на деле они порождены внешним миром. Поэтому неправы те, кто апеллирует лишь к индивидуальному вживанию, эмпатии, сопереживанию как средству проникновения в мир другого «Я». б) Требования историзма, конкретности, всесторонности, объективности подхода, отсекающие возможность предвзятых модернизаций и архаизаций и гарантирующие правдивость, глубину анализа. Инструмент познания гуманитарных наук — понимание — не произвольная исследовательская обработка и переработка оригинала. Как подчеркивает М. М. Бахтин, «нельзя понимать понимание как вчувствование и становление себя на чужое место (потеря своего места). нельзя понимать понимание как перевод с чужого языка на свой язык». Понимать так, как понимал автор, и самообогащаться авторским пониманием — познавательное кредо гуманитария. в) Индивидуализация, персонификация, идиографизация в гуманитарном знании не равны субъектавизации. Субъективизм — неглубокая, исторически неоправданная интерпретация гуманитарных явлений. Предел гуманитарного поиска — «не Я, а Я во взаимоотношениях с другими личностями, то 5 есть Я и другой Я, Я и ТЫ».

3 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 370.

Учет авторского социально-исторического и духовно-экзистенциального измерения кладет предел субъективизму в виде преодоления чуждости чужого без превращения его в чисто свое (подмены всякого рода, модернизация, неузнавание чужого и т. п.).4 г) Апелляция к таким закономерностям (социально-исторического процесса) и принципам (межличностной коммуникации, труда и т. д.), которые обеспечивают идентификацию гуманитарного материала, его общезначимую рационализацию, теоретизацию. Такая апелляция возможна там, где, как, например, в социологии, уникальные индивиды идентифицируются по некоторым типологическим параметрам. Там, где она невозможна, как, скажем, в случае, когда один человек не может стать на место другого, когда требуется целостная и неповторимая личность человека, обращаются к традукции по принципу: если хочешь знать себя, изучай других, если хочешь знать других, изучай себя, а также к иноточнонаучным способам познания — гуманитарной интерпретации и реконструкции «индивидуальной каузальности», которая представляет форму понимания другого на базе понятия «своего другого» и «другого своего». В этих случаях также удается найти интерсубъективную основу рациональной идентификации гуманитарного материала.

Сказанное позволяет добиться адекватности, глубины понимания мира другого «Я», что в итоге способствует решению стратегических задач познания в сфере гуманитарных наук: 1) постичь природу, смысл человеческой деятельности- 2) вписать ее в современность.

2. Выявлены основания противопоставления естествои обществозна-ние по характеру формулируемых законов.

Показано: предпосылкой сталкивания двух типов наук является апелляция к онтологии — естествознание якобы осваивает объективно сущий мир «как таковой», тогда как обществознание восстанавливает мир несамотож.

4 Там же. С. 371. дественный, деятельностный, креативный. В эпицентре платформы — отношение рефлексии к субъективной деятельности. В одном случае деятельность под видом несамотождественности (объекта), историзма включается, в другом — не включается в теорию.

Разведение объектов двух типов наук по признаку внутренней историчности, несамотождественности, на наш взгляд, надумано. Набившие оскомину акцентации нестабильности, изменчивости и т. п. гуманитарных структур своим естественным завершением имеют общегносеологическую критику точного знания, негативное отношение к математизации, причинному объяснению, аналитическому рассечению явлений, якобы деформирующим первозданную бытийную целостность. Что стоит за такой критикой? Главным образом недопонимание, что теория (в том числе гуманитарная) не воспроизводит полностью действительного положения дел, что она является упрощенной схематизацией, в чем и заключается ее эвристичность. В то же время, не покидая почвы фактов, неправильно полагать, будто историко-эволюционные представления внутренне чужды естествознанию. Со знанием дела можно говорить только о том, что эти представления чужды классическому естествознанию. С упрочением же постклассических подходов (по-слефридмановская космология, синергетика, химия катализов, кинетические теории иерархических природных процессов и т. д.), сосредоточивающихся на анализе поведения нелинейных, нестационарных, самоиндуцируемых, когерентных, кооперативных явлений, в естествознание проникает и закрепляется в полном смысле слова процессуальная, организмическая парадигма, центрирующая эффекты самоорганизации, конструктивной роли времени, динамической нестабильности систем и т. п. Соответственно очерчивается и обслуживающий эту картину новаторский концептуальный блок, составленный неустойчивостью, неравнавесностью, неаддитивностью, избирательностью, необратимостью, композиционностью, целеориентированностью и т. п. Поскольку взятая как целое с основания до вершины постклассическая наука буквально пронизана пафосом «становления», нужно очень хотеть, чтобы не замечать восприимчивости естествознания к историко-эволюционным принципам, идеям.

Следующий капитальный вопрос — тактика концептуализации «человеческой деятельности», пути включения субъекта в теорию. Оперируя типажами, теория выдворяет из рассмотрений неповторимую, уникальную личность. В той же политэкономии не предпринимается изучение конкретных капиталистов. Их персональность гасится логикой процесса возрастания стоимости, который, будучи субъективной целью, через растущее присвоение абстрактного богатства, выступающего единственным движущим мотивом капиталистических действий, подпадает под идентификацию и вырождается в «капитал». Потому капитал есть полномочный объективно-логический заместитель и представитель капиталиста. Аналогично метаморфозе работодателя партикулярный работоподучатель превращается в «товар». Проводя параллели, по сути те же вариации внедрения субъекта в теорию (под видом «наблюдателя», «экспериментатора») можно отслеживать в релятивистской и квантовой физике.

Теоретизация субъекта в гуманитаристике и натуралистике, следовательно, идет сходно по накатанной колее весьма жесткой, выхолащивающей личностное абстракции отождествления. Иных способов введения субъекта в теорию не дано. Сказанное важно, но тем не менее не исчерпывает сути дела. Дополнительная деликатность заключается в том, что теоретик сталкивается с пассажем, требующим учета жизнедействий не стандартизированного, а произвольно проявляющегося субъекта. Взять ситуацию «Иван Грозный убивает сына». Событие стихийное, катастрофическое, общими причинами не детерминированное. Именно из таких флуктуаций соткана поливариантная ткань истории. Однопорядковые проблемы самостийного личностного начала поставляет ультраинтуиционизм, вводящий не универсального, а уникального субъекта счета. Деяния Самодура-Самодержца трансформируют развертывание истории, деяния вычислителя-оригинала трансформируют развертывание математики. Перед нами штатные примеры «некорректных» задач, не поддающихся регуляризации.

Общее квалифицирующее суждение о возможностях концептуализации подобных пикантных мест состоит в следующем. Поскольку бывают теории типажей и не бывает теорий индивидов, индивид, может быть включен в теорию лишь в результате соответствующего изъятия из теории. Практически сие означает привлечение нетеоретических хроникально-биографических аргументов в виде антропологических, психоаналитических повествований с «пуантой». Последние в избытке обнаруживаются в гуманитарных курсах, однако при желании ими можно наводнить и математику. Достаточно задаться рефлексией: почему Фарадей не признавал атомизмапочему Лоренц отвергал теорию относительности, почему для субъекта X будет такой ряд натуральных чисел, а для субъекта У — иной и т. д.

В завершение формулируется правило обратной зависимости теоретического и личностного в знании: чем значительнее удельный вес первого, тем незначительнее удельный вес второго. Преимущественно субъектный тип рефлексии гуманитарных наук, оставляющий простор для индивидуализирующих контекстов со ссылками на флуктуирующее поведение конкретных лиц, снижает порог их теоретичности. Напротив, преимущественно объектный тип рефлексии естественных наук, фактически исключающий описание индивидов, существенно подымает их планку теоретичности. На фоне изложенного призывы обретения естествознанием «истинного состояния», при котором оно включит «всестороннего человека в цельное представление о мире» (Тейяр де Шарден), кажутся избыточными: нельзя требовать от науки обращаться к решению либо уже решенных, либо вовсе не разрешимых проблем.

3. Сформулированы принципиальные причины практического единства науки. Единство естествои обществознания обусловливает познавательный этос, или блок ценностных факторов, обеспечивающий способ формирования, удостоверения истины с опорой на идеалы рациональной обоснованности. Откуда вытекает, что естественные и общественные науки расходятся в материале, а не в средствах, в началах, а не в образе действия. Этот, несомненно, принципиальный тезис требует, однако, некоторых пояснений. Наличие сущностного подобия в исходных умственных интенциях, позволяющих объединить два типа наук в мир науки, не исключает оперативного различения познавательных систем в рамках дисциплинарного строения знания. Учитывая, что последнее характеризуется взаимосвязью способа отображения и доказательства, фиксация особенностей подобной взаимосвязи в разных случаях позволяет специфицировать секторы науки. Отправляясь от сказанного выше, будет справедливо утверждать, что различия естественных и гуманитарных наук кроются в природе теоретичности.

Теоретичность естествознания конституируется — выявлением существенно-необходимых связей в математизированных рассмотрениях при формально-аксиоматическом задании причинно-следственных цепей и их гипо-тетико-дедуктивном отслеживании. Теоретичность гуманитарного знания конституируется — выявлением существенно-необходимых связей в истори-ко-диспозициональных рассмотрениях при содержательно-диахроническом задании причинно-следственных целей и их мотивационно-смысловом отслеживании. В первом случае интеллектуальные акты предусматривают типизацию реальности с радикальным устранением ситуативности, эпизодов «здесь-теперь» — очевидная неудовлетворенность специалистов вхождением в космологию сингулярности. Во втором случае типизация (без нее мысль утрачивает теоретичность) уравновешивается индивидуализацией, предполагающей прямую апелляцию к деиксису — экзистенциальному субъекту в «здесь-теперь» — очевидная неудовлетворенность специалистов деперсонализацией истории допускаемой экономизмом. Благодаря этому теоретические контексты естествознания свободны от сфер полаганий субъекта, — неразрешимые трудности ультраинтуиционизма, операционализма, остающихся не рабочими поисковыми программами, а изощренными эпистемологическими метаконструкциями. Гуманитарные же науки, будучи науками о духе, о культуре, о человеке, пускай в ущерб теории, но не уродуя человечности, не могут не вводить личностные модальности. Прокламируемая некоторыми (Маркс, Тейяр) перспектива включения «человека» в естествознание грозит его развалом по концептуальному вектору — впадение в вульгарный субъективизмдиаметрально противоположные, но глубоко родственные обозначенным директивы реорганизации обществознания по образу и подобию естественных наук (Гроций, Вольф, Спиноза, Вольней, Тюрго, Леммер, Ламет-три и др.) грозят развалом обществознания по теоретике-методологическому вектору — впадение в вульгарный объективизм. Естествознание не имеет шансов справиться с анизотропией личностного в случае его антропоморфизацииобществознание имеет все шансы быть низведенным до бытописи в случае его натурализации.

Внутреннее единство науки устанавливается на основе понятия рациональности, представляющего форму аттестации научной деятельности и знания и употребляемого для обозначения эталонов исследований в науке как особой сфере интеллектуального производства. К подобным эталонам, регулирующим научный поиск, относятся внутренняя непротиворечивость, опытная проверяемость, критикуемость, строгость, однозначность, эмоционально-экспрессивная нейтральность, свобода от субъективизма, предвзятости и т. п.

Учитывая реальную «многоликость», динамизм науки, обоснованно сомневаться в возможности исчерпывающего, всестороннего нормативно-логического описания «научности». Всякое реализованное описание такого рода относительно находящейся в перманентном движении науки рано или поздно оказалось бы априорным, чем и обнаруживало бы недостаточность при необходимости ассимилировать новый фактический материал: адекватно описывать возникающие по мере прогресса знания новые его формы, ассоциации.

Тем не менее рассмотреть науку как целое, а не как конгломерат качественно различных феноменов удается, принимая во внимание относительную инвариантность некоторых объективных познавательных координат, «точек отсчета», которые задаются ученому и науке той или иной эпохи обществом и пренебречь которыми в рамках серьезного эпистемологического анализа невозможно.

В самом общем смысле эти познавательные координаты, «точки отсчета», задающие общую основу различных наук, могут быть определены как описания-предписания внутренних структурных свойств знанияэто та порождающая грамматика типичных научно-исследовательских процедур, актов, комплексов, которая, оставаясь неизменной на протяжении исторической эволюции науки, продуцирует все разнообразие меняющегося ее содержания.

Теоретическая значимость диссертации. Полученные автором результаты имеют важное концептуальное и методологическое значение, позволяют формировать адекватную картину статуса номологических утверждений в социально-историческом познании.

Практическая значимость диссертации. Положения, обобщения, выводы работы могут служить базой оптимизации поиска в социальном познании (процессы перспективной оценки, моделирования потенциальных социально-политических состояний). Данные диссертации могут быть использованы в высшей школе — при составлении учебных пособий, разработке, чтении общих лекционных и специальных курсов по социальной философии, эпистемологии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Понять природу гуманитарного можно, лишь исходя из понимания специфики самопроявления человека, его деятельности. Сфера гуманитарного — сфера человеческой деятельности, в которой есть основания различать объективную и субъективную компоненты. Объективное — социально1 исторические законы, действующие в обществе и определяющие поведение людей. Субъективное — индивидуальные интересы, намерения, — словом, партикулярные интенции человека, который преследует в обществе свои цели, подбирая для этого кажущиеся ему оптимальными средства. Естественно, разведение объективного и субъективного в человеческой деятельности — плод сильного аналитического приема. На деле социальные законы (объективное) и механизм их реализации в индивидуальной, «эгоистической» активности людей (субъективное) неразделимы. Тем не менее препарирование деятельности человека плодотворно. Оно плодотворно в границах познания как отделенных от деятельности людей (хотя и данных в ней и через нее) социальных законов, так и мотивационно-смысловой, экзистенциальной стороны жизнедеятельности человека, разумеется, вписывающегося в своих проявлениях в сферы влияния социума.

Исходя из большей фундаментальности базисных отношений и в противоположность экономизму и вульгарному социологизму, подчеркнем необходимость учета активной роли надстроечных отношений как в общественном процессе, так и в его познании. Неоднократные предостережения от замыкания общественно-политического анализа на экономическую, материальную сторону дела с игнорированием остальных моментов, участвующих во взаимодействии, содержатся в так называемых письмах Энгельса об историческом материализме, где проводится та линия, что материальные условия существования, производство и воспроизводство действительной жизни всегда являются рптшп а§ епБ, однако не более. Учитывать следует и те участвующие во взаимодействии моменты, которые испытывают лишь косвенное влияние базисных отношений.

Определяя семантическую канву гуманитарного исследования с учетом сказанного, возможно утверждать: опираясь на социально-политические закономерности, изучаемые в обществознании, гуманитарный анализ задается целью понять, постичь, осмыслить, воссоздать структуры мира человека во всем обилии форм их проявления и выражения.

Будучи ассоциацией наук, исследующих социальные отношения в отдельности (экономика, политика, право, этика, эстетика, религиоведение) или в совокупности (история, философско-социологические доктрины общества), обществознание гуманитарно в той мере, в какой предусматривает учет субъективного фактора — рассмотрение человека как личности, носителя индивидуального.

Там, где представитель обществознания — историк, юрист, философ и т. д. — апеллирует к социально-политическим сущности (факты, законы, зависимости общественно-исторического процесса) он выступает преимущественно как обществовед. Там, где он апеллирует к «миру человека» (мотива-ционные, ценностно-смысловые параметры, аспекты «фона личности»), он выступает прежде всего как гуманитарий.

Так, строя теорию, историк, разумеется, обращается к. социально-политическим законам, действующим в обществе и определяющим поведение людей. Однако, поскольку история — не совокупность безликих «коллективных движений», но персонифицированных событий, на каком-то витке рассуждений историк вынужден прибегнуть к реконструкции некоего личностного их измерения. Учет общественно-закономерного в исторической теории делает ее объективной, учет индивидуально-личностного делает ее человеческой.

Специфической направленностью познания в гуманитарных науках является рациональная реконструкция помыслов, побуждений, намерений, прочих данностей мира личности, вызываемых к жизни тем, что Коллингвуд именовал ситуационной мотивацией — при наличии causa quod (достаточных причин) и внутрисубъективной интенцией — при наличии causa ut (целевой причины).

То, что может быть осмыслено в гуманитарном познании действием социально-исторических законов и зависимостей, подпадает под апеллирующее к ним дедуктивно-номологическое «объяснение». То же, что не может быть объяснено действием законов и зависимостей, подпадает под моти-вационно-смысловое «понимание». В этой своей функции понимание представляет процедуру, применяемую в познании сугубо гуманитарных явлений. Ее, эту процедуру, не следует, однако, квалифицировать как иррационали-стический акт, эмфатическое постижение-вживание. Эмфатический элемент здесь хотя и присутствует, но ни в коем случае не является основным, а тем более исчерпывающим суть дела.

Возможность понимания гуманитарного материала обусловлена зависимостью жизнепроизводства от исторических условий, определяющих характер обработки людьми друг друга, обмена деятельностью, уровня развития их истинной природы.

Понимание, то есть реконструкция личностных измерений объективации деятельности, осуществляется в контексте учета общественной практики, очерчивающей их (объективации) смысловой потенциал и способствующей адекватности его (потенциала) раскрытия. По этой причине понимание — не профетический, не авгуровский (Шлейермахер) актне замыкается на данную во внутреннем опыте реальность переживаний (Дильтей) — не есть мистическое перенесение смысловой связи из чужого мира в собственный (Гада-мер). Понимание базируется на привязке объектов мира человеческого бытия к общественному целому, на фоне которого развертывается деятельность индивида.

Конкретно понимание реализуется «или путем вхождения в знаковую ситуацию герменевтического отношения, или путем конструктивного освоения объекта, или через его эмоциональное переживание».293 Первое производив от того, что «объекты мира человеческого бытия, вещи выступают как голоса значений информационно-знаковых моделей действительности и тем самым вовлекаются в герменевтическое отношение понимания" — второе заключается в переконструировании (с использованием ассоциативных связей) гуманитарного материала «в контексте нового опыта" — третье состоит в переживании смысла гуманитарного предмета «путем воссоздания узловых моментов ситуации, в которой он возник».294.

Как видно, понимание, то есть вписание объектов понимания в систему индивидуальных и общественных смыслов, рационально. Оно основано на реконструкции инвариантных структур, данных в значениях следов человеческой деятельности, которые закрепляются социально-исторически.

293 Понимание как логико-гносеологическая проблема. Киев, 1982. С. 34.

294 Там же. С. 36−41.