Архитектоника русской культуры

В современных культурологических исследованиях обращают на себя внимание два методологических подхода к изучению культуры, обладающих, с одной стороны, теоретической глубиной и обобщенностью, а также высокой продуктивностью анализас другой же стороны, характеризующихся исключительной автономностью и независимостью друг от друга, в некотором смысле — даже взаимной несовместимостью. Согласно первому из них, феноменологическому, исследуемый имманентно мир феноменов культуры — это совокупность «чистых сущностей», «идей», интеллигибельных, т. е. по самой своей природе доступных не чувственному, а собственно интеллектуальному созерцанию, и задача философского познания культуры состоит в том, чтобы минимизировать наслоения различных преходящих, чувственно-эмпирических, привнесенных извне, субъективных смыслов, затемняющих подлинную сущность изучаемого предмета и, следовательно, шггенциональность понимающего сознания. Другой важный современный методологический подход к изучению культуры — социокультурный, рассматривающий динамику культуры во взаимосвязи с социальной динамикой и, как правило, в зависимости от последнейтем самым выявляется интегральная социодинамика культуры, объясняющая как функциональные, так и исторические изменения в культуре.

По видимости, изучение феноменологии культуры и ее социодинамики представляет собой неразрешимое противоречие: феноменология статична и умозрительна, она имеет дело с духовными метафизическими сущностями, в принципе неизменными и априорнымичто же касается социодинамики культуры, то она обращена к социальным и культурным процессам, развертывающимся в самой действительности и неотрывным от чувственного опыта и практики людей, а потому эмпирична и текуча.

За смысловыми противопоставлениями феноменологического и социокультурного подходов вырастает серьезная и трудно решаемая научная проблема, положенная в основу настоящей диссертации, — соединить в рамках единой логики национальной культуры составляющие ее культурные феномены, — качественно различные и разрозненные между собой, разновременные, обладающие различной смысловой значимостью, разной степенью объективности и обобщенностипоказать внутреннюю взаимосвязь между статикой культуры (феноменологической системностью) и ее динамикой (социокультурным развитием) — представить национальную культуру (в данном случае русскую) в виде динамической модели — сложно структурированного, иерархизироваююго и непрерывно развивающегося (самооргакизуюгцегося) ценностно-смыслового единства, различно оцениваемого и проблематизируемого разными ее субъектами в различном историческом контексте, — осмысленного в данном исследовании как архитектоника.

Особую актуальность этой проблеме придает ее концептуальное приложение к русской социокультурной истории, как известно, вообще характеризующейся особым динамизмом и непредсказуемостью, с одной стороны, и не менее знаменитой повторяемостью и сущностной неизменностью на протяжении веков, с другой. Новая катастрофическая ломка, которой подвергается отечественная культура в течение последнего десятилетия воплощает ее модернизационные интенции и в то же время лишь обнажает ее исконные социокультурные конструкты, апеллирующие к традиции. В социокультурной истории России (как, по-своему, в любой иной) факторы постоянства и изменчивости, содержательной системности и динамики находятся в определенном соответствии, и имманентная логика саморазвития русской культуры парадоксально отображает смысловой «каркас» российской цивилизации. Между тем характер этого соответствия остается до сих пор не выявленным и не объясненным теоретически.

Состояние и степень разработанности проблемы.

Трудность решения сформулированной здесь проблемы заключается во-первых, в преобладающем эмпиризме культурно-исторических исследований, воссоздающих с большей или меньшей степенью детализации процесс национально-культурных изменений как сплошной, хаотичный, аморфный «поток развития», пить весьма условно членимый на хронологические периоды и этапы, на почти ничем не связанные друг с другом феноменальные формы и виды творчества, — смысловой шток, выражаемый по преимуществу количественно, через простое перечисление культурных «достижений», памятников, произведений, имен деятелей, социокультурных институтов, проектов, стилей, образов, идей и т. п. Современное состояние истории культуры (особенно отечественной) как науки отражает сложившееся методологическое противоречие между практически необозримым эмпирическим материалом, накопленным социально-гуманитарными науками, и фактическим отсутствием не только фундаментальных теоретических обобгцений разнообразного историко-культурного материала (включая выявление закономерностей его развития), т. е. философских и научных концепций, по необходимости принимающих междисциплинарный характер, но даже и сколько-нибудь системного его осмысления.

Другое, не менее важное методологическое противоречие современного культурологического знания заключается, как правило, в неспособности совместить системность и структурную упорядоченность культуры в ее статике (типологические и морфологические модели, систему категорий, иерархию норм и ценностей, соподчиненность рефлексивных уровней и страт и т. д.) с кажущейся бессистемностью и логической неупорядоченностью культурной динамики. Как микродинамика, так и тем более макродинамика культуры сегодня нередко представляются чисто стохастическими процессами, закономерности которых невозможно выявить научными средствами не только применительно к будущему, но и к прошлому. На смену фйналистским концепциям социокультурной истории (к каковым относятся не одни лишь откровенно провиденциалиетские модели исторического процесса, но и марксистская формационная концепция) пришло аконцептуальное, хаотическое, «размытое» видение истории вообще и особенно истории культуры. Возникающая в культурно-историческом знании дилемма между жесткой и неподвижной структурностью культуры как целого, с одной стороны, и ее процессуальной атаксией (беспорядочностью), с другой, свидетельствует в большинстве случаев о теоретической беспомощности современной культурологии перед философско-исторической проблематикой и историческим дискурсом вообще.

В настоящее время в русле отечественных традиций изучения истории культуры господствующими являются две тенденции, в равной мере уводящие нас от решения и даже понимания названной научной проблемы. Первая заключается в сведении истории культуры (ее хронологии, логики, типологии, семантики) к соответствующим моделям социально-экономической и социально-политической истории, иллюстрированным культурно-историческими примерами. Чаще всего подобное сведение оборачивалось в XX в. тенденциозной подгонкой сведений и фактов из истории культуры под марксистско-ленинскую схему формационного развития общества, усугубленную различными вульгарно-социологическими упрощениями, насильственной политизацией и идеологизацией культуры. В последнее время наметилась и другая схема той же тенденции —- ортодоксально-религиозная, фундаменталистски-православная, также сопряженная с тенденциозным схематизмом и Идеологизацией истории русской культуры. В этом отношении спекулятивная политизация культурной истории вполне «замещается» спекулятивной же ее клерихализацией (мигр.Иоанн [Снычев], О. А .Платонов и др.).

Вторая, не менее распространенная тевденция — подмена истории национальной культуры как целого —¦ конгломератом частных историй ее отдельных культурных форм (литературы, искусства, религии, образования, науки и техники, общественно-политической мысли и т. п.), нередко соединяемых между собою эклектично, случайно, по методу «бус». При этом различные отрасли и разновидности культуры, из которых избирательно составляется условное «целое» культуры, отнюдь не репрезентируют свое действительное место, значение и взаимоотношения на каждом этапе социокультурной истории, но лишь реализуют принцип «обо всем понемногу» или отражают субъективные вкусы, знания и интересы конкретного исследователя, его политико-идеологические, эстетические или религиозные пристрастия.

В первом случае динамика культуры перекрывается общесоциологической (или иной некультурологической) концепцией, заслоняющей саму культуру как ценностно-смысловое единство, которое в принципе обладает определенной самодостаточностью, автономностью, самоорганизованностью и развивается в значительной степени согласно имманентным (т.е. самой культуре свойственным) закономерностям. При этом культура поневоле становится «придатком» социальной жизни общества и даже еще уже — инструментом полигики в руках тех или иных социальных сил (что столь характерно для тоталитарной культуры России XX в.). Во втором случае эмпирическое существование отдельных феноменальных форм доминирует над сущностными характеристиками культуры как целого, не обнимаемой никакой теоретической моделью, что говорит о неспособности осмыслить культуру именно как единство — исторически закономерное и определенное, все феномены и составные части которого обретают взаимосвязь и взаимозависимость в рамках так или иначе оформленного и осмысленного целого. При этом культура, в представлении исследователя, распадается на множество автономных друг от друга аспектов, этапов, отраслей, процессов, картин мира, практически никак не связанных между собойутрачивается и общая логика исторического становления и развития данной культуры, и ее философски осмысленная системность.

Для решения поставленной научной проблемы необходимо так или иначе связать эмпирическое многообразие историко-культурных фактов и событий с кош^ептуальным «стержнем» национальной истории культурыповерить строгость теоретико-культурной модели конкретной культурно-исторической динамикойвыявить «сквозное» присутствие в отечественной истории повторяющихся или преемственных по отношению друг к другу значений, проблем, ситуаций, конфликтов, ролей, идей и образов, процессов, составляющих в своей совокупности единый смысловой «каркас» данной цивилизации (и систему мировоззенческих категориальных универсалий), остающийся неизменным (как система) при непрерывной «текучести» культурно-исторических деталей и феноменальных форм, различно наполняющих этот структурный «каркас» в кавдую конкретно-историческую эпоху и характеризующихся одновременно горизонтальной (линейной) и вертикальной (иерархической) подвижностью.

Большое значение для становления авторской концепции настоящего исследования имела традиция философской саморефлексии русской культуры, обретшая свои классические формы в «Философических письмах» Чаадаева, в концепциях основоположников славянофильства — К. Аксакова, И. Киреевского, А. Хомяковапочвенничества — Ап. Григорьева, Н. Страхова, Н. Данилевского, К. Леонтьева, Ф. Достоевского, равно как и в западнических теориях В. Белинского, А. Гердена, К. Кавелина, Д. Писарева, В. Ключевского, Г. Плеханова и др. — в философии культуры В. Соловьева, Д. Мережковского, Вяч. Иванова, А. Белого, С. Франка, С. Булгакова, В. Эрна, П. Флоренского, В.Розанова. Из мыслителей XX века на теоретическое исследование истории русской культуры более всего повлияли философы феноменологической ориентации — Н. Бердяев, Л. Шестов, Г. Федотов, Г. Шпет, М. Бахтин, АЛосев, С. Рубинштейн, а также евразийцы — Н. Трубецкой, П. Савицкий, Г. Вернадский и др. Не прошел для автора бесследно и опыт позднемарксистской диалектики советских философов, способствовавший преодолению косных шаблонов фшюсофско-исторического и культурфилософского мышления (М.Лифшиц, Э. Ильенков, Г'.Батищев, Н. Трубников, М. Петроз, М. Мамардашвили, Ю, Давыдов и др.).

Современные теоретические и исторические исследования культуры (в особенности русской) своими достижениями и методологическим пафосом во многом способствовали формкроваш-оо концепции архитектоники русской культуры. Особенно велики заслуги Ю. М. Лотмана и его коллег по Тартуско-Московскеи структурно-семиотической школе — Б. А. Успенского, З. Г. Минц, Б. Ф. Егорова, Вяч.Вс.Иванова, В. Н. Топорова, А. М. Пягигорсхого. Невозможно переоценить значения трудов, посвященных культуре Древней Руск и роли византийского наследия в ней, — Д. С. Лихачева, А. М. Панченко, С. С .Аверинцева, Б. А. Рыбакова, А. Н. Робинсона, Г. К. Вагнера, В. В. Бычкова, А. С. Дешша и Др., раскрывших сложную системность древнерусской культурной семантики и закономерные пути ее исторической эволюции. Выдающиеся открытия А. С. Ахиезера, связанные с социокультурным анализом переходных процессов в России, осмыслением феномена раскола и циклов в истории русской культуры, типологическим анализом инверсионных и медиативных механизмов, действующих в ней, явились важнейшим стимулом для осмысления динамики конфигураций русской культуры на разных стадиях ее развития. Большое значение для данной работы имели исследования Д. В. Сарабьянова, связавшие историю отечественного искусства с историей культуры Нового и новейшего времениЮ.С.Степанова, концептуализировавшие русскую культуру в ее феноменологических константахЭ-А.Орловой, представившие морфологию русской культуры, в частности, через теоретическое различение и сравнение специализированных и обыденных форм культурыБ.С.Ерасова, посвященные теории цивилизации и принципам социальной культурологииА.Я.Флиера, сформулировавшего теоретические основания культурогенезаЛ.Г.Ионина, представившего феноменологические подходы к изучению социологии культуры, в том числе культуры повседневностиГ.Д.Гачева, открывшего принципы типологического изучения национальных образов мира и культурных менталитетовВ.В.Орлова, обосновавшего концепцию уровней и принципы философии пограничных проблем. С благодарностью автор вспоминает своих учителей — З. И. Файнбурга и Р. В. Комину, воспитавших вкус к теории культуры, чуткость к текущим культурно-историческим процессам, бестрахпие перед признанными авторитетами, пристальность текстуального анализа, типологический подход к социокультурному многообразию современности.

В своей работе автор исходил из следующей гипотезы исследования: каждая цивилизация (особенно исторически и территориально значительная) обладает своей неповторимой логикой культурно-исторического становления и развитияпри этом любая ее семантически завершенная парадигма, с одной стороны, обусловлена наличным г^ивилизационным наследием (фактически аккумулирующим и обобщающим все предшествующее историческое развитие этой культуры) а, с другой стороны, сама программирует последующее ее развитиесмена культурных парадигм происходит исторически закономерно, в соответствии со смысловой преемственностью лежащих в основе каждой парадигмы регулятивных механизмов (конфигураторов), составляющих в своей последовательности алгоритм данной цивилизацииистория каждой культуры (а вместе с нею и цивилизации) носит нелинейный характер: вместе со сменой парадигм происходят не только трансформсащя культурной семантики, но и ее сохранение на новом смысловом уровнеисторически сменяя друг друга, культурно-исторические парадигмы не уходят из актуальной культуры, но «надстраиваются» друг над другом (в соответствии с вырабатываемым алгоритмом), составляя архитектонику культуры, — т. е. такую смысловую конструкцию, в которой топологический и динамический аспекты культуры взаимообусловлены и дополняют друг друга, а смысловая иерархия культуры складывается в результате ее исторического развитияархитектоника культуры служит смысловым «каркасом» соответствующей цивилизации, которая наполняется различными историческими значениями, но остается в своих основах неизменной, исторически необратимой и в то жг время способной к дальнейшему развитию, — каждый раз отталкиваясь от своего наличного состояния и исторически сложившейся культурной семантики.

Цель работы: теоретическое осмысление глубинной взаимосвязи и взаимообусловленности феноменологии, и социодинамики русской культуры на всем протяжении ее истории — от ее становления как ценностно-смыслового единства до современного полиморфного состояния (в конце XX в.) — на различных содержательных уровнях ее целостности и в разных аспектах ее функционирования как ценностно-смыслового единстваа вместе с тем теоретическое представление общей.

РОССИЙСКАЯ 9 ГОСУДАРСТВЕННАЯ.

БЙБЯИОТ&КА логики развития русской культуры на всем протяжении ее истории, обусловленной ее семантикой, как архитектоники культуры.

Сформулированная цель определяет основные задачи исследования: теоретическое представление об архитектонике культуры как смысловой конструкции, органически связующей культурную семантику и социодинамику, раскрывающей внутреннее единство ценностно-смыслового и социально-исторического аспектов национальной (в данном случае — русской) культуры как целого и объясняющей ее историю, исходя го ее феноменологии и имманентной логики ее становления и саморазвитияопределение и системное осмысление содержательных форм и уровней со1 $юкулътуриойреальности, внутренне соотнесенных и взаимосвязанных между собой структур бытия и сознания, противоречивое взаимодействие которых в рамках культурной системы обусловливает, с одной стороны, ценностно-смысловое единство и постоянство (самоиденгичность) русской культуры на всем протяжении ее истории, т. е. определенную ее топологию-, с другой стороны, начальный импульс, ценностно-смысловую направленность, внутренний ритм и формы ее динамики как целого на каждом этапе и на всем протяжении национальной историирассмотрение менталитета русской культуры как совокупности глубинных, в принципе не рефлексируемых индивидуальным и коллективным сознанием смысловых и поведенческих структур, составляющих малоизменяемый в течение столетий мегаисторический фундамент национальной (в данном случае русской) социокультурной истории, способствующий самоидентгификации этой культуры на всем протяжении ее становления и развития как ценностно-смыслового единства и формированию поступательно складывающейся российской цивилизации, но в то же время не исключающий гетерогенной динамики дорефлексивных (обыденных), рефлексивных (специализированных) и надрефлексивных (спекулятивньи) смысловых структур, «надстраивающихся» на ментальном основании социокультурной истории — различно в разные ее периодыпостроение морфологической модели русской культуры и ее динамики — модели, характеризующейся переменной конфигурацией (т. е. изменчивым етруктурно-смысловым строением исторически и функционально определенных — как специализированных, так и неспециализированных — областей культуры, вместе с присущими им доминантами, культурной семантикой, феноменологией, специфическими механизмами трансляции информации), разной степенью и глубиной их рефлексивности и переменной композицией этих областей, образующей релятивный культурно-исторический контекст национальной (или в ряде случаев интернациональной) макродинамикимоделирование для различных социокультурных парадигм российской истории своеобразных конфигураторов (регулятивных механизмов), дифференцирующих качественно разнородные явления и интегрирующих процессы культуры в определенное, каждый раз отличное от предшествующих эпох и преемственное к ним ценностно-смысловое единствопрограммирующих изменчивость русской культуры в ее принципиальных значениях и параметрах на протяжении длительных периодов и объективно подготавливающих почву для зарождения и функционирования новых типов социокультурной динамикиа также объясняющих волнообразную эволюционную или «взрывную» сменяемость («ломку») культурных парадигм, свидетельствующую об органичной дискретности исторического процесса в России, — соответственно переживаемым ею фазам культурно-цивилизационных кризисовфеноменологическое объяснение противоречивого и переменного взаимодействия социокультурных и цивилизсщионных процессов (факторов), сопрягающихся в архитектонике русской культуры, — взаимодействия, обусловливающего относительно малую предсказуемость социокультурных процессов в кавдый конкретный момент, их перманентную незавершенность, а также растянутость во времени осуществляемых в России на протяжении последних трех-четырех веков модернизационных проектов и реформ и образующего логический каркас русской истории.

Объектом исследования является более чем тысячелетняя история русской культуры, представляющая собой единый целостный процесс становления и развития ценностно-смыслового содержания национальной жизни России в различных социокультурных формах и аспектах.

Предмет исследования — феноменальные формы и смысловые структуры, социокультурные механизмы и модели различных типов и уровней, обеспечивающие ценностно-смысловое единство (и одновременно изменчивость) русской культуры как такого саморазвивающегося целого, семантически модифицирующегося и структурно реорганизирующегося, в котором осуществляется логическая преемственность содержательных форм, определяющая ее национальное своеобразие и морфологическое многообразие на каждом конкретном этапе ее исторического бытия и самосознания.

Методологическая основа исследования.

Специфика объекта и предмета исследования, сформулированная научная проблема, поставленные цель и задачи потребовали от автора разработки универсальной методологии, позволяющей рассматривать в едином теоретико-историческом контексте весьма разнородные и внутренне противоречивые явления — социальные и культурные, общественные и индивидуальные, сознание и поведение, статику и динамику, частное и всеобщее, абстрактное и конкретное и т. д. Сверхзадачей методологического поиска автора было нарочитое сведение в одном теоретическом фокусе не просто разных, но и принципиально противоположных методологических подходов: социокультурного и феноменологического, стадиального и цившшзационного, деятельностного и рефлексивного, генетического и типологического, перспективно-прогностического :и ретроспективно-объяснительного. Видимость эклектизма компенсируется в этом случае принципом дополнительности различных методологических установок в исследовании сверхсложного, принципиально многомерного и разноаспектного предмета, каким предстает культура в ее историческом развитии (особенно такая противоречивая, как русская). Вырабатываемая таким образом универсальная и полисистемная, междисциплинарная «методология методологий» оказывается способной «снимать» в себе взаимные противоречия любых «частных» и первичных методологий, образуя методологическую конфигурацию, сопоставимую по степени своей сложности со своим предметом и тем самым наиболее ему адекватную. Образцами подобного рода метаметодологий для автора являлись системодеятельностньш подход Г. П. Щедровицкого (культурологически развитый, например, О.И.Генисаретским), комплексный подход к изучению художественного творчества Б. С. Мейлаха и концепция гуманитарного разума XX века В. С. Библера, модифицировавшего диалогическую «поэтику культуры» М. М. Бахтина, — как весьма продуктивные эпистемологические модели культурфилософского знания.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Осмысляя культурную семантику истории как единый сложно организованный текст, переменный по своему составу, структуре и композиции, исследователь имеет дело со структурами смысла, в той или иной мере сравнимыми со структурами реальности. Каждая национальная культура может быть представлена как система общих для сознания и бытия смысловых структур разных уровней, связанных между собой (в идеальном случае социокультурной полноты, т. е. взаимооднозначного соответствия социальных реалий и культурных значений) отношениями гомоморфизма или изоморфизма (О.Генисаретский) — в случае же нарушения социокультурной полноты — иными, более сложными и конфликтными отношениями между культурными текстами и внекультурным (или инокультурным) контекстом.

2. Пограничное положение России между Востоком и Западом, Азией и Европой породило внутренние противоречия русского национального характера, образа жизни, быта, общественной психологии и идеологии, специализированных областей культуры, социокультурных институтов — всей русской культуры и российской цивилизации в целом. Эти противоречия, отложившись в менталитете культуры, явились источником вековых конфликтов, идеологических споров и обусловили по преимуществу бинарное строение смысловых структур (фреймов) русской культуры, которые предстают в ней как далее неразложимые смысловые антиномии (что является прямым следствием социокультурной пограничносш1).

3. Русская культура, характеризующаяся постоянно воспроизводимой социокультурной неполнотой, асимметрией и внутренней поляризацией социальных и культурных структур (организованных по принципу «взаимоупора» на всех уровнях семантики), оказывается исключительно адаптивной, активно приспосабливающейся к постоянно меняющимся историческим условиям, пластичной, т. е. наиболее соответствует динамичному контексту, в котором она функционирует и развивается. Отсюда происходит ее гибкая устойчивость по отношению к внешним изменениям и ценностно-смысловая стабильность ее семантики, диалогически соотнесенной с историческим фоном. Отсюда же берет свое объяснение и исключительная историческая выживаемость русской культуры в крайне неблагоприятных для нее, кризисных социально-исторических условиях.

4. Историю любой культуры можно представить в виде определенной последовательности концептуальных фреймов и парадигм, «встроенных» в логически упорядоченное целое своеобразной архитектоники. История национальной культуры оказывается во многом «запрограммированной» ее сложившейся семантикой, будучи порождением ее феноменологии, хотя наиболее значительные из исторически «приобретенных» ею инноваций откладываются в ее культурной семантике и дополняют национальную феноменологию культуры в качестве ее «поверхностного пласта». Для русской культуры, как последовательно пограничной, характерна интертекстуальность, а значит, неоднородность культурной топологии, образованной контрастным сопряжением текстов и контекстов, рефлексивных смысловых структур и дорефлексивных представлений, «ядерных» и «периферийных» процессовкультурная интерференция, вызванная наложением нескольких смысловых структур друг на друга и порождающая исключительную проблемность и гипертрофированную инновативность русской культуры (что связано, например, с контрастностью сопряженных между собой радикалистских и консервативных культурных экспликаций одной и той же социальной реальности, совмещением действительных и мнимых феноменов культуры в рамках одних фреймов) — диффузность и маргинальность социокультурных процессов и форм, основанных на сложном переплетении ментальных и спекулятивных, специализированных, обыденных и институциональных явлений культурыпеременный модус культурной открытости 1 закрытости и следующий отсюда неустойчивый баланс центробежных и центростремительных сил в культуре, непредсказуемость культурно-исторического развития в России и русской истории в целом.

5. Особыми смысловыми образованиями в истории русской культуры являются динамичная модель западно-восточного синтеза («взаимоупор») и парадигмальные стыки взаимоисключающих дискурсов, образующие феномен «эристгиси» (греч.— «искусство спора» — далее следует подробное объяснение этого феномена), периодически размывающий ценностные критерии смыслов и процессов. Эти смысловые конструкции, работающие по одному принципу (смысловых «сдержек и противовесов»), порождают амбивалентность и смысловую «размытость» русской культуры как ее постоянные атрибуты и обусловливают специфику ее отношений с мировой культурой. Русская культура одновременно и противостоит Западу и Востоку, составляя вместе с ними своеобразный троичный фрейм (мировую культуру как целое), и сама является Западо-Востоком (интериоризуя противоречивую «всемирность» в качестве своего конститутивного свойства).

6. Исторически складывающаяся архитектоника русской культуры образуется в виде иерархии 5 регулятивных механизмов (конфигураторов), последовательность которых «задана» логикой национального культурно-исторического развития: кумуляция, дивергенция, культурньЛ синтез, селекция, конвергенция, своеобразие направленности, функций и результатов действия которых зависит в каждом случае от суммы и содержания предшествующих механизмов, выступающих как смысловой фундамент последующих конфигураций культуры (культурное и цивилизационное наследие). Таким образом, логика национально-исторического развития каждой исторически и регионально значительной культуры и цивилизации оказывается запрограммированной ее феноменологией и может изучаться как неповторимая смысловая конструкция, определяющая своеобразие каждой культуры, принципы типологии культур мира и вариативность исторических процессов.

Новизна полученных результатов. Впервые история культуры (в частности, история отечественной культуры) представлена в виде архитектонической модели, а не линеарно и стадиально, как это практиковалось ранее. Социокультурные парадигмы русской культуры предстают не только как исторические этапы движения ее культурной семантики, но и как смысловая иерархия, где исторически «низшее» лежит в основе содержания исторически «высшего» и программирует его. Такой подход позволил не только теоретически корректно осмыслять национальное своеобразие русской культуры и ее менталитет, но и выявить неповторимую логику (алгоритм) национально-исторического развития данной культуры, определяемую через преемственную последовательность регулятивных механизмов культуры (конфигураторов). В работе показано строение алгоритма русской культуры как целого и выведены ее основные конфигураторы (кумуляция, дивергенция, культурный синтез, селекция и конвергенция). Кроме того впервые описывается конфигуратор переходных эпох, получивший в диссертации условное название «эристика» , — регулятивный механизм, осуществляющий радикальный смысловой «скачок» между контрастными социокультурными парадигмами и накладывающий свой отпечаток на русскую культуру в целом как переходную.

Другим аспектом тучной новизны исследования является представление русской культуры как культуры пограничной, что определяет характер ее семантики и топологии на всех уровнях ее содержания и динамики. Именно даграничностью русской культуры как ее типологической характеристикой определяется целый ряд ее системообразующих факторов, ее морфология и социодинамика: состояние социокультурной неполноты и социокультурная асимметрия российской историиинтертекстуальность русской культурысмысловое напряжение между культурными текстами и контекстом, ментальным ядром культуры и ее периферийными пластамисоотношение центростремительных и центробежных тенденций в развитии культурыпринцип «взаимоупора» в строении смысловых структур культуры на всех уровнях ее самоорганизации и на всех этапах ее исторического становления и развитияпереходность и «эристичность» социокультурных процессов почти на всем протяжении истории России.

Определенный элемент новизны содержит в себе методологический подход автора к истории культуры (в том числе истории русской культуры) как к динамике смысловых структур, описываемых и осознаваемых через призму системных концептов — фреймов, а к национальной культуре (в данном случае — русской) как к ценностно-смысловому единству, в каких-то аспектах изменчивому, текучему, а в других — константному, типологически неизменному. Последовательное приложение такого подхода к истории культуры позволяет выявлять и анализировать смысловой «каркас» каждой культуры и цивилизации, наполняемый потенциально любым культурно-эмпирическим материалом (социальным, политическим, нравственно-религиозным, научным, художественно-эстетическим, философским и т. д.). В результате история каждой конкретной культуры может быть представлена в общем виде — как имманентная динамика смысловых структур, как саморазвитие данной культурной топологии, а феноменология культуры дает «ключ» к пониманию ее социодинамики и архитектоники, к объяснению национальной истории как особого феномена данной культуры. Все перечисленные аспекты научной новизны дают основание говорить о формировании нового научного направления культурологических исследований — теоретических и исторических.

Практическая значимость исследования. Хотя практическая значимость любой теории может быть выявлена лишь по прошествии более или менее длительного времени, когда научные гипотезы и прогнозы исследования получат свое зримое подтверждение, однако уже сегодня можно говорить о некоторых практических результатах д иссертационной работы. 1) Основные теоретические идеи автора через его многочисленные публикации были введены в научный оборот культурологов, литературоведов, философов, историков общественной мысли и, судя по ссылкам и отзывам на его труды в научной и учебной литературе, в периодике, в также по рекомендательным библиографическим спискам, эти идеи оказались востребованными русской культурой конца XX в. 2) Концепция истории русской культуры, развиваемая автором, оказалась емкой и универсальной (что было связано со стремлением автора органично включить в нее максимально возможное число концепций русской культуры его предшественников, прежде казавшихся несовместимыми между собой, и обобщить их как ценностно-смысловое единство), а вместе с тем практичной и удобной в учебно-методическом отношении (ввиду ее простоты и лаконизма как структуры, заполняемой любым конкретно-историческим эмпирическим материалом), что дозволило на ее основе создать ряд учебных программ и учебных пособий нового поколения, осмысляющих русскую культуру как целое — либо в контексте истории мировой культуры, либо в контексте теории и философии культуры, либо в литературоведческом аспекте, а также — обобщающих словарно-энциклопедических статей по актуальным проблемам культурологии. 3) Концепция и материал диссертации были использованы автором в разнообразных лекционных курсах, прочитанных в различных московских вузах, дали почву для научных исследований, осуществляемых в многочисленных дипломных работах, магистерских и кандидатских диссертациях под руководством автора, где теоретические и исторические идеи автора получили дальнейшее развитие и убедительное подтверждение.

Апробация исследования. 1) Концепция диссертации в ее различных аспектах и приложениях была представлена и обсуждена на многочисленных научных конференциях — международных, всесоюзных, всероссийских, межвузовских и т. д., проводившихся в 1985 — 1998 гг. Научным советом по истории мировой культуры РАН, ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, ИФ РАН, Российским институтом культурологии и Российским институтом культурного и природного наследия МК РФ и РАН, МГУ им. М. ВЛомоносова, РГГУ, МПГУ и др. вузами в Москве, С.-Петербурге, Саратове, Самаре, Твери, Ростове-на-Дону, Орле, Перми и др. Идеи диссертации обсуждались на Независимом семинаре «Социокультурные исследования российского общества» и помещены в Internet 2) Идеи диссертации были изложены в целом ряде академических коллективных научных трудов [5−14, 18−19], в научной периодике и в информационно-аналитических изданиях ИНИОН РАН и Информкультуры [46−51]. 3) На основании авторской концепции истории русской культуры и методологии ее изучения автором были разработаны различные теоретические и исторические лекционные курсы по истории отечественной культуры и российской цивилизации, социологии и морфологии культуры, истории русской литературы, прочитанные в ряде московских вузов: РГГУ, МПГУ, МГУ им. М. В. Ломоносова (ИППК), Высшей школе культурологии МГУК, РЦГО (У), Международном институте экономики и права, Российском институте повышения квалификации работников культуры. 4) Концепция русской культуры, развиваемая диссертантом, легла в основание ряда учебных пособий — коллективных [13, 15, 16, 17] и авторских, в том числе учебника [1, 2], вошедшего в число победителей в открытом конкурсе «Гуманитарное образование в высшей школе», который проводился Государственным комитетом РФ по высшему образованию и Международным фондом «Культурная инициатива», а также пособия для поступающих в вузы [3, 4], нашедших практическое применение в образовательной практике высшей и средней школы. 5) Идеи диссертации вошли в корпус статей рада словарно-знциклопедических и справочных изданий, систематизировавших и обобщивших состояние гуманитарных наук (культурологии, литературоведения, эстетики) на конец XX века [43−45 и др.].

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ I. СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ АСИММЕТРИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ.

ВЫВОДЫ.

1. Осуществленный в настоящем исследовании анализ русской культуры как целого выявил глубокую и органичную взаимосвязь между национально-культурной семантикой и социокультурной динамикой. С одной стороны, характер культурной топологии является предпосылкой порождения определенных форм динамики данной культурыс другой, культурно-историческая динамика, отливаясь в типологически значимые формы, тем самым продуцирует появление новых пластов национально-культурной семантики. Национальное своеобразие русской культуры (как, впрочем, и любой другой) проявляется не только в ее глубинных, практически неизменных структурах (менталитете), но и, по-своему, во всем многообразии ее обыденной, институциональной, специализированной и спекулятивной сферболее того, сама история русской культуры обладает определенной структурой, направленностью, последовательностью, конфигурацией и иерархией смыслов, в конечном счете продиктованными неповторимой ее культурной семантикой. Иными словами, сама логика культурно-исторического развития каждой конкретной цивилизации, воплощенная в архитектонике культуры, определенна и национально-своеобразна.

2. Теоретическое представление о национальной истории культуры (в данном случае — истории русской культуры) как саморазвивающемся ценностно-смысловом единстве, основанном на определенном менталитете, может быть выражено как внутренняя динамика сменяющих друг друга социокультурных смысловых структур (фреймов и метафреймов), сопряженных между собой в единую иерархюированную топологию. Универсальность этих смысловых структур позволяет одинаковым образом (изоморфно) структурировать современные друг другу формы одной культуры: религиозные и философские идеологемы, политические и этические доктрины, научные и художественные произведения, мыслительные и поведенческие модели и т. д., включая исторические роли и обстоятельства, событийные узлы и сценарии социальной и культурной истории. Одни и те же конфигурации смысловых структур отражаются в строении менталитета, обыденной и специализированной, институциональной и спекулятивной сфер данной культуры, принадлежащих конкретной исторической эпохе. Изучение динамики ментальных структур и ее имманентных закономерностей позволяет преодолеть «дурную бесконечность» параллельных «культурных рядов», случайно перебираемых исследователем историком, культурологом, искусствоведом, религиоведом и т. п.) и разрушающих связную картину культуры как сложно структурированного ценностно-смыслового единства (конфигурации). В результате такого видения истории, предстающей ее субъекту как своеобразный феномен культуры, философская ее рефлексия (философия истории) с необходимостью выступает как философия культуры.

3. Осмысление феноменологии русской культуры начинается с представления о ее «погрсштпости» и вместе с тем «вненаходимости» — по отношению к культурам Запада и Востока. Подобное внутренне противоречивое положение русской культуры в контексте мировой культуры порождает ряд следствий: 1) топология русской культуры отличается ярко выраженной неоднородностью и асимметричностью смысловых структур (сращение текста и контекста, непосредственное взаимодействие центра и периферии, ядра и маргиналий, переменный модус открытости / закрытости, мягкости / жесткости, традиционности / инновативности, динамичности / стабильностиизвечное столкновение консервативно-охранительных и радикалистских, почвенных и космополитических идеалов и тенденций и т. п. — вплоть до совмещения в одних и тех же феноменальных формах жестких структур и аморфно-размытых образований) — 2) культурно-исторический процесс характеризуется напряженностью, ярко выраженной непредсказуемостью, гипертрофированной традиционностью и инновативностью, благодаря которым творческий поиск в русской культуре почти всегда граничит с риском ее саморазрушения — в одном отношении (усобицы, ереси, юродство, нигилизм, эпатаж) и с гиаблонностью, рутинизацией — в другомспециализированные формы культуры часто оказываются совмещены с профанными (обыденными и спекулятивными) или срастаются с институциональными формами (официальное искусство, светская религия, государственная философия и т. п.) — рядом с действительно революционными новациями укореняются «эпифеномены» или «мнимости» культуры, «тупиковые» и утопические формы исторического развития- 3) в пограничных культурах (особенно характерно в русской) наблюдается явление «интерференции» культур в едином смысловом пространстве: отсюда берут начало интертекстуальность и щффузность гетерогенных компонентов в целом русской культуры, наложение и противоборство в ней центростремительных и центробежных, магистральных и маргинальных процессов, взаимная поляризация самобытных и инокультурных начал (свое / чужое), совмещение противостояния русской культуры как Западу, так и Востоку с включением того и другого вовнутрь себя как своей собственной бинарной структуры, одновременное выражение «всемирности» («всемирной отзывчивости») русской культуры, в этом отношении изоморфной мировому целому, и «внеположности» мировому развитию, «исключительности» и избранничества русской культуры в контексте всемирной истории.

4. Будучи ивтериоризованным в семантику русской культуры, атрибут ее положения в мировой культуре — пограничность — получает в отечественной традиции свое продолжение и развитие: 1) в парадигмальном, синхроническом плане — это феномен сквозной бинартюсти и смысловой амбивалентности в системе русской культуры (реализуемый на разных ее исторических этапах и в разных парадигмах различно) — 2) в диахроническом плане — феномен эристики (эристичности), присутствующей в русской культуре как постоянный «фон» ценностно-смысловой релятивности, неопределенности, двойственности, прочно-противоречивого совмещения «старого» и «нового» в рамках одного дискурса, — но особенно обостряющейся в переходные периоды — катастрофической смены культурно-исторических парадигм, резкого слома цивилизационных эпох (от Древней Руси к Новому времени, от классической к неклассической фазе развития, от тоталитаризма к демократии). В эти переломные эпохи эристика выступает как своеобразный аморфно-регулятивный механизм (конфигуратор) культуры, обладающий релятивностью, гибкостью, толерантностью, открытостью, а потому эффективно размывающий ценностно-смысловую определенность культуры, что наиболее соответствует самим задачам социокультурной переходности и облегчает перекодирование «старого», нормативного в «новое», эксцессивное в условиях социальной и идеологической нестабильности и конфронтации.

5. Некоторой компенсацией пограничности, размывающей ценностно-смысловую и цивилизационную определенность Руси — России (как в синхроническом, так и в диахроническом аспектах), в русской культуре выступает цепочка регулятивных механизмов (конфигураторов), призванных «удержать» ее феноменологическое своеобразие и з то же время придать ее имманентному развитию импульс динамики, определенный на каждом историческом этапе. Каждый конфигуратор, осуществляя разветвленное структурирование целого культуры и упорядочивая ее развитие, выполняет в ней одновременно и дифференцирующие, и интегрирующие функции, однако приоритет тех или других поочередно меняется. Так, кумуляция, культурный синтез и конвергенция по преимуществу заняты интеграцией русской культуры в форме той или иной конфигурациисоответственно дивергенция, селекция по преимуществу нацелены на дифференциацию культурных явлений в рамках той или иной конфшуративной моделиэристика «снимает» различие между интеграцией и дифференциацией культурных явлений. В истории русской культуры, наряду с пульсацией культурных процессов, наблюдается параллельное усиление дифференциальных и интегративных тенденцийпри этом силы объединения и синтеза в конечном счете всегда торжествуют и господствуют над силами дробления и распада, что удерживает целое русской культуры и российской цивилизации от разрушения и гибели в кризисных ситуациях. Поэтому вслед да победой дифференцирующих тенденций в русской культуре следует мощное наступление культурной интеграции, на смену которой приходят новые дифференциальные силы, вызывающие борьбу и выдвигающие стимулы социокультурной динамики. Таким образом, смена парадигм в истории культуры объясняется характером и смысловой направленностью их культурной семантики, их контекстуально обусловленной системностью (конфигуративностью), а каждая историческая конфигурация данной культуры, в свою очередь, «задана» имманентной логикой социокультурной динамики этой культуры — динамики, несущей на себе печать своей цивилизационной специфики, а потому во многом метаисторичной.

6. Историческая последовательность конфигураций русской культуры складывается иерахически, как ступенчатая, динамическая композиция уровней, функционально и организационно взаимосвязанных между собой в качестве единой семантической системы, т. е. как архитектоника. Каждая предшествующая конфигурация подготавливает и предвосхищает последующую, выступая как ее смысловой фундамент («низшее» в контексте «высшего»): каждая последующая конфигурация («высшее») одновременно и отталкивается от предшествующей, и обобщает ее содержание в новом, более широком и многообразном (за счет исторического приращения смысла) контексте. В ходе исторического развития каждой национальной культуры ее смысловое единство и семантическое своеобразие сохраняется в качестве неотчуждаемого константного ее свойства (менталитета) и в то же время модифицируется в результате сложного взаимодействия дифференцирующих и интегрирующих процессов, регулятивными механизмами которых и выступают идеальные системомоделирующие устройства — конфигураторы культуры, в своей совокупности обладающие цивилизационной общностью.

7. Для имманентной логики развития русской культуры характерна следующая «цепочка» конфигураторов, в принципе не характерная для других культур и цивилизаций: кумуляция — дивергенция — культурный синтез — сежщия — конвергенция. На исторических гранях соответствующих конфигураций в русской культуре действуют хаотические процессы, объединяемые общим для них релятивным конфигуратором — эристикой. Логическая преемственность и смысловая взаимосвязь конфигураторов русской культуры определяют ее архитектонику, которая составляет своего рода «каркас» российской щвилизации и формирует цивилизационный алгоритм отечественной истории. Выстраивая подобные конфигуративные «цепочки» для каждой конкретной культуры, мы получаем возможность типологически сравнивать и анализировать не только культурные системы (ценностно-смысловые единства), но и типы их динамики (социокультурные истории), тесно взаимосвязанные между собой.

Построение типологии не только культур, но и историй культур возможно в той мере, в какой история каждой данной культуры есть развертывание во времени ее актуального и потенциального содержания, т. е. архитектоника. Однако сравнительное исследование национально-культурных архитектоник — новая, неизмеримо более сложная научная задача, не входившая в кругозор настоящего исследования.

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ.

1. Книги:

Введение

в историю русской культуры: Учебное пособие для вузов. М.: Аспект Пресс, 1997. 688 с. — 47,3 а.л. [ Рецензии:

Мартынов А. Новая кнкга по истории русской культуры // Обществознакие в школе. 1997. № 5. С.66;

Бондарев Н. Мкф с культе Пролеткульта // Завтра. 1997. Ноябрь. N2 44 (205). С. 5- Ргйтблап'. А. Кондаков И. В.

Введение

в историю русской культуры: [Учебник для вузов] // Новое литературное обозрение. 1997. № 28, С, 395−397,.

Шаповалов В. Ф. Как потгь Россию? (Эподы о «российской экзотичности») // Общественные туке и современность. 1998. >61. С. 95 и др.].

2.

Введение

в астсржо русской культуры (теоретический очерк): Учебник Еда высших учебных заведений. М.: Наука, 1994. 378 с. — 34,3 а.л. Оягзые;

Кошт Р.В. <0 книге «Введение в историю русской культуры (теоретический очерк)» > // Ркиик: Книга Еоетт. оииааний о профессоре Римме Васильевне Комияой. Пермь, 1996. С. 268 269, 272−273 ].

3. От Горького до Солженицына: Пособие по литературе для поступающих в вузы. М.: Высшая школа, 1994. 288 с. (В соавт. с Л.Я.Шнейберг) — 20,1 а.л. Рецензии:

Иванова Ю. От Горького до Солженицына (В помощь абитуриенту) // Вечерний клуб. 1994. 9 апреля. № 77−78 (668−669). С. 2 .

Таратута Е. Книга о другой литературе // Книжное обозрение. 1994. 17 мая. № 20. С. 9. Баранов В. Сокрушая старые схемы // Культура. 1994. 27 августа. № 33 (6941). С. 4. Сендерое В. «От Горького до Солженицына» // Русская мысль (Париж). 1994. 1−7 сентября. № 4042. С. 13 .

Баранов В. Горькие дни пройдут. Настоящая литература останется II Известия. 1994. 13 сентября. № 175 (24 282). С. 7.

Поливанов К. Серебряный век от Горького до Солженицына // Сегодня. 1995. 30 марта. Оклянский Ю. О «белых воротничках» и ларечной цивилизации // Литературная газета. 1995. 21 июня. № 25 (5556). С. 5 .

Страшное С. Письма в два адреса (советское литературное просветительство. Вариант А. Твардовсксго) // Вопросы литературы. 1995. Выл. V. С. 3−4 .].

4. От Горького до Солженицына: Пособие по литературе для поступающих в вузы. 2-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 1995; 1997. 559 с. (В соавт. с Л.Я.Шнейберг).

36,6 а.л.

II. Разделы и главы в коллективных трудах.

5. Научная информация о культуре в контексте культуры // Научная информация и культура / Науч. ред. И. В. Кондаков. Труды ГБЛ (Государственной библиотеки СССР им. В. ИЛенина). Т. 22. М.: Книжная палата, 1987. С. 20−37. — 1,5 а.л.

6. Проблемная ситуация в культуре и образовании И Человек в зеркале культуры и образования. Отв. ред. А. Г. Спиркин. М.: Филос. общество СССР, 1988; 1989. С. 55−65 .

1 а.л.

7. К теории пограничных процессов в культуре У/ Динамика культуры: Теоретико-методологические аспекты / Отв. ред. Э. А. Орлова, А. И. Арнольдов. М: Ин-т философии АН СССР, 1989. С. 24−42. — 1,5 ал.

8. «Что делать?» как философско-интеллектуальный роман (к диалектике сознания и самосознания становящегося жанра) // «Что делать?» Н. Г. Чернышевского. Историко-функциональное исследование. Отв. ред. К. Н. Ломунов. М.: Наука, 1990. С,.

183−218. — Зал.

9. «Страсти по формальной школе»: Эпизод культурно-политической борьбы 20-х гг. (текст лекции) // Курс истории в вузе: Методические материалы. Тексты лекций. Науч. рук. напр. Ю. Н-Афанасьев. М.: РГГУ, 1993. С. 79−122. — 2,5 а.л.

10. О менталитете русской культуры II Цивилизации и культуры: Научный альманах. Россия и Восток: цивилизационные отношения / Гл. ред. Б. С. Ерасов, Вьш. I. М.: Ин-т востоковедения РАНРоссийский ин-т культурологии МК РФ и РАНМоск. гос. ун-т культуры, 1994. С. 60−82. — 1,5 а. л.

11. «Потерянный рай» русской литературы (проблемы возвращения) // Пути и миражи русской культуры / Отв. ред. В. Е. Багно. СПб.: Северо-Запад, 1994. С. 191−221.

2 а-л.

12. Славянофилы и революционные демократы в истории русской культуры // Славянофильство и современность / Отв. ред. Б. Ф. Егоров и др. СПб.: Наука, 1994. С. 136−157. — 1,5 а.л.

13. Религия: культурная кумуляция опыта духовной жизни // Морфология культуры. Структура и динамика: Учебное пособие для вузов / Под ред. Э. А. Орловой. М.: Наука, 1994. С. 127−147. —1,5 а.л.

14. «Ультиматум»: место Писарева в истории русской критики и культуры- «Последний классик» русской критики (Введение) — Писарев и Россия (Заключение) // Д. И. Писарев: Исследования и материалы. Вып. I: Мир Писарева / Отв. ред. И. В. Кондаков.М.: Наследие, 1995. С. 32−58- 3−12- 248−251. — Общий объем — 3,3 а .л.

15. Философия русского радикализма // Введение в русскую философию: Учебное пособие / Под ред. В. В. Лазарева. М .: Интерпракс, 1995. С. 245−258. — 1 а.л.

16. История русской культуры // Культурология: История и теория культуры: Учебное пособие / Под ред. В. И. Добрыниной. М.: Изд-во общества «Знание» России,.

1996. Раздел IV. Главы 4.1- 4.2- 4.3- 4.4- 4.6. (Глава 4.6-—в соавт. с В. В. Агеносовым). С. 198−234- 243−257. — Общий объем — 4,6 а.л.

17. Культура России // Очерки по истории мировой культуры: Учебное пособие / Под ред. Т. Ф. Кузнецовой. М.: Языки русской культуры, 1997. Глава III, раздел 3, подраздел «Два лика русской культуры (очерк русской культуры XVIII—XIX вв.еков)». С. 453−478. —2 а.л.

Работа авторского коллектива удостоена Диплома Лауреата II степени конкурса на лучшую научную работу МПГУ.].

18. Русская литература как феномен культуры // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения: В 2 т. / ИМЛИ РАННаучный совет по русской литературе РАН. Отв. ред. Д. П. Николаев. М.: Наследие, 199?. Т. 2. С. 61−78. — 1,1 а. л.

19. Русская литература как феномен культуры // Художественная литература в социокультурном контексте (Пошелоаекие чтения). М.: Изд-во «Диалог — МГУ» ,.

1997. С. 56−69. — 1 а.л.

Ш. Статьи и тезисы научных докладов.

20. Spiritual Culture: Old and New Thinking // Social Sciences [ Духовная культура: старое и новое мышление // Общественные науки (на иностранных языках) ]. 1989. No. 1.Р. 75−89.-1,5 а. л.

21. К поэтике адресата (в контексте идей академика Г. В.Степанова) // Res philologica: Филологические исследования / Под ред. Д. С. Лихачева. М.- Л.: Наука, 1990. С. 18−29. — 1 а. л.

22. «Раздвоение единого» (Две линии в развитии русской культуры) // Вопросы литературы. 1991. № 7. С. 38−83. — 3 а. л.

23. Контрапункт: две линии в развитии русской культуры (Славянофилы и революционные демократы) // Русская литература. 1991. № 3. С. 3−24. — 2,8 а.л.

24. Тоталитарность: истоки, закономерности, последствия // РЖ Обществ, науки в СССР. Серия 3. Философия. 1991. № 5. С. 63−105. 2,5 а. л.

25. Покушение на литературу (О борьбе литературной критики с литературой в русской культуре // Вопросы литературы. 1992. Вып. II. С. 75−127. — 2,5 а. л.

26. «Эстетический нигилизм» Писарева и истоки русского авангарда // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. Вып. VIII. Дмитрий Писарев / Отв. ред. А. И. Володин. М.: РАУ, 1992. С. 106−123. — 1 а. л.

27. Закат тоталитаризма и судьбы российско-советской цивилизации // РЖ Социальные и гуманитарные науки. Отеч. и заруб, литература. Серия 3. Философские науки. 1993. № 1. С. 158−177. — 1,5 а. л.

28. Между жизнью и искусством («Нерешенный вопрос» русской эстетики) // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1993. Т. 52. № 3. С. 16−25. — 1 а. л.

29. Конец русской утопии? // Свободная мысль. 1993. № 13. С. 27−38. — 1,2 а. л.

30. Перед страшным выбором (Культурно-исторический генезис русской революции) // Вопросы литературы. 1993. Вьш. VI. С. 72−121. — 2,5 а. л.

31. Философско-методологические проблемы изучения культурного и природного наследия // РЖ Социальные и гуманитарные науки. Отеч. и заруб, лит. Серия 3. Философские науки. 1993. № 3−4. С. 71−94. — 2 а. л.

32.

Литература

как феномен русской культуры // Филологические науки. 1994. № 4. С. 17−28.-0,8 а. л.

33. Русская философия как феномен русской культуры // Нравственный идеал русской философии: СПб., 1995. 4.1. С. 43−46. — 0,2 а. л.

34. К методологии междисциплинарных исследований культурного и природного наследия // Актуальные проблемы сохранения культурного и природного наследия. Сборник статей / Науч. ред. И. В. Кондаков. М.: Ин-т Наследия МК РФ и РАН, 1995. С. 21−53, —2 а. л.

35. «Популяризатор отрицательных доктрин» («Феномен Писарева» и эстетика русского радикализма)//Вопросы литературы. 1995. Вьш. V. С. 172−211.-2,2 а. л.

36. История как феномен культуры // Смыслы культуры: Международная научная конференция. 11−13 июня 1996 г. Тезисы докладов и выступлений / Под ред. Б. Г. Соколова. Спб.: СПбГУСПбГТУ, 1996. С.330−332. — 0,4 а. л.

37. Соловьевская концепция всеединства в историческом контексте русской культуры // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. Вып. XIX. Владимир Соловьев / Отв. ред. С. Б. Роцинский. М.: РАГС, 1996. С. 44−63. — 1,2 а. л.

38. «Вертикаль» и «горизонталь» в культурфилософии Вячеслава Иванова // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования / Отв. ред.В. А. Келдыш, И. В. Корецкая. М.: Изд-во «Наследие» ИМЛИ РАН, 1996.С. 262−273. — 1 а. л.

39. «Нещадная последовательность русского ума» (Русская литературная критика как феномен культуры) // Вопросы литературы 1997. № 1. С. 117−161. — 2,85 а. л.

40. От истории литературы — к поэтике культуры II Вопросы литературы. 1997. № 2. С. 49−59. — 0,7 а. л.

41. Национально-русский менталитет как фокус взаимодействия природного и культурного наследия // Ориентиры культурной политики. М.: ГИВЦ МК РФ, 1997. Информационный выпуск № U.C. 49−64. — ! а. л.

42. Методологические проблемы изучения культурного и природного наследия в России // Наследие и современность. Информ. сборник. М.: Ин-т Наследия МК РФ и РАН, 1998. Вып. Ns 6. С. 32−99. — 4 а. л.

43. ЕвразийствоЗапад и Восток (парадигматика) — История культурологической мыслиКультура русского зарубежьяМарксистская культурологияСимволизмТоталитарная культураФеноменология культурыЭлитарная культура// Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 108−114- 118 124- 175−181- 224−228- 260−265- 409−418- 474−480- 488−492- 554−561. — Общий объем — 4 а. л.

44. Белый А.- Богданов A.A.- Верификация [в культурологии]- Вернадский Г. В.- ЕвразийствоЗапад и Восток (парадигматика) — Иванов В, И.- ИнтеллигенцияИстория как феномен культурыИстория культурологической мыслиКультура русского зарубежьяЛенин В.И.- Лихачев Д.С.- Лотман Ю. М. И Культурология. XX век. Энциклопедия. СПб.: Университетская книга, 1998. Т. 1. С. 58−60- 83−86- 110−114- HS-US- 191−194- 211−214- 232−234- 254−263- 283−286- 286−289- 349−352- 395−400- 408−411- 420 424.

45. Марксистская культурологияМережковский Д.С.- Персонализм ¡-рус.]- Рерих Н.К.- Розанов В.В.- СимволизмСталин И.В.- Тоталитарная культураФеноменология культурыЭлитарная культураЭристика в культуре XX в.- Эрн В. Ф. // Культурология. XX век. Энциклопедия. СПб.: Университетская книга, 1998. Т. 2. С. 13−16- 28−29- 118 119- 160−163- 172−173- 201−206- 225−229- 260−264- 291−294- 385−389- 394−399- 399−401. — Общий объем [44] и [45] — 12,9 а. л.

IV. Научно-аналитические обзоры, обсуждения за «круглым столом» .

46. Сельский и городской образ жизни (Современные тенденции социокультурного взаимодействия). М.: Информкультура (ГБЛ), 1986 (Серия: Общие проблемы культуры и искусства. Вып. 2). — 20 с. — 1,25 а. л.

47. Роль культуры в сохранении мира. М.: Информкультура, 1986 (Серия: Общие проблемы культуры. Вып. 1). — 33 с. — 2 а. л.

48. Культура и этика. М.: Информкультура, 1988 (Обзор по информационному обеспечению общесоюзных научно-технических программ. Вып. 1). 40 с. — 2,5 а. л.

49. Место искусства в системе культуры, М.: Информкультура, 1988 (Серия: Общие проблемы культуры. Вып. 5). — 16 о. — 1 а. л.

50. Наука и искусство в системе культуры. М.: Информкультура, 1988 (Серия: Общие проблемы культуры. Вып. 6). — 16 с. — 1 а. л.

51. О диалогизме культур // Диалог в культуре. М.: Информкультура, 1989 (Культура и искусство в современном мире: состояние и тенденции развития. Вып. 5). С. 22−64. — 3 а. я.

52. Социальная модернизация России: Материалы обсуждения за круглым столом в Ин-те философии РАН // Вестник Российской Академии наук. 1993, Т.63. № 3. С. 315. — 0,3 а. л.

53. «Хаос» и «порядок» в социокультурной истории России. Материалы «круглого стола» «Специфика России как научная проблема» ] II Рубежи. 5997. № 3 (18). С.139−142. 0,3 а. л.

54. Обсуждение словаря по русской философии // Вопросы философии. 1997. № 6. С. 183−18″ .—0,5а.л.

V. Учебные программы вузовских курсов.

55. Культурология. История русской культуры: Программа курса. Ч. I. М.: МИЭП (Международный ин-т экономики и права), 1992. 27 с. — 1,5 а. л.

56. Морфология культуры: Программа курса .М.: РГГУ, 1994.16 е.-1,2 а. л.

57. Социология культуры: Программа курса .М.: РГГУ, 1994.13 е.- 0,9 а. л.

58. История российской цивилизации: Учебная программа для студентов по специальности «культурология». М.: ВШК МГУК (Высшая школа культурологии Московского гос. ун-та культуры), 1997. 24 с. — 1,5 а. л.

Всего по теме диссертации опубликовано свыше 150 научных работ общим о&ьшом более 300 а. л.