Женская проза конца 1980-х — начала 1990-х годов: Проблематика, ментальность, идентификация

Предметом данного исследования является рассмотрение современной женской литературы, однако в центре внимания будут не отдельные имена и произведения современных писательниц, а женская проза конца 1980;х — начала 1990;х годов как социально-культурный феномен в целом. Исследование охватывает кризисный для России период, ставший известным в стране и за ее пределами как «перестроечный» и «постперестроечный». В конце 1990;х годов в контексте попыток интеграции исторического опыта стран Восточной Европы и России он получил более широкую характеристику как «переходный период» (Transition period). К концу 1980;х годов русская женская проза выделяется из общего литературного процесса и организует свое мировоззренческое и художественное пространство. Появление данного феномена и его характер стали следствием целого комплекса социальных, политических, идеологических, культурных и художественных факторов и явлений, определивших лицо нового кризисного этапа, в который вступила наша страна в середине 80-х гг. XX века, а также тех, которые будут выявлены далее в ходе настоящего исследования.

Актуальность исследования объясняется в первую очередь тем, что русская женская проза этого времени представляет собой практически не встречавшийся ранее в истории русской литературы тип творческого объединения по тендерному признаку1. Своим новым, во многом провокационным принципом объединения, острыми программными материалами и самими произведениями женская проза этого периода вызвала ожесточенные и противоречивые дискуссии в критике, публицистике и литературоведении.

Возникновение данного явления породило огромное количество закономерных вопросов, а именно: что скрывается за понятием «женская литература" — какие причины обусловили обособление женской прозычто кон.

1 Т. е. по признаку выявления социо-культурной роли пола, определяемой соотношениями доминирования и подчинения. Единственная в России попытка создания женского творческого союза принадлежала в начале XX века писательнице Л. Зиновьевой-Анннбал. По аналогии с регулярными встречами на «башне» «друзей Гафиза», проводимыми Вяч. Ивановым, она создала «женский Гафиз», известный также под именем «Фи-ас». Однако первая же встреча разочаровала ее участниц, повторные попытки ими не предпринимались. Б связи с этим трудно оценивать опыт «Фиас» как удавшийся эксперимент женского творческого объединения. Вместе с тем, формирование феномена интересующей нас женской прозы 1980;х уходит своими корнями в ту же острую потребность в консолидации женского культурного опыта и творческих сил, которая руководила писательницами и поэтессами Серебряного века, что позволяет говорить о некой преемственности идеи необходимости женских творческих союзов. Подробнее о судьбе союза «Фиас» см.- Михайлова М. Страсти по Лидии. Творческий портрет Л. Зиновьевой-Аннибал//Преображение. 1994. № 2, С.144−157. цептуализирует ее творческую самостоятельностьобладает ли она характерными мировоззренческими и эстетическими особенностями. И наконец: ограничивается ли данное явление границами литературного пространства, а если нет, то как далеко простирается ее «топография" — а также, как соотносится русская женская проза конца 1980;х — начала 1990;х годов с феминистскими теориями, воплощенными в исследованиях западных ученыхгендеристов?

Активность и эмоциональность откликов на эти и другие вопросы свидетельствуют о злободневности и актуальности проблем, связанных как с самим фактом возникновения подобного феномена, так и с особым мировоззрением, которое легло в его основу. Первоначальные попытки некоторых отечественных критиков отрицать факт и возможность существования женской прозы2 только подтвердили ее наличие. Более того, эти, подчас резко негативные отклики, способствовали дальнейшему развертыванию дискуссий на страницах литературных изданий и подтолкнули к более серьезным и всесторонним исследованиям данного вопроса, которые нашли свое отражение в статьях, монографиях и диссертационных работах на эту тему, увидевших свет в нашей стране и за рубежом.

Анализ литературной ситуации, сложившейся в России в середине кризисных 1980;х годов, дает возможность проследить истоки феномена женской прозы в русле общелитературного контекста данного периода, а также выявить тенденции его обособления внутри данного контекста и внутри канонической культурной традиции в целом.

Умонастроение писателей и писательниц 1980;х годов было далеко не гармонично. Мотивы их творчества скорее мятежны, чем сбалансированы, что затрудняет рассмотрение литературы настоящего периода в аспекте следования какой-либо определенной традиции или в единоконцептности разрушения ее. Одна из первых серьезных попыток выделить некоторые общие признаки нового художественного явления принадлежала критику Н. Ивановой3.

Обобщая ее наблюдения и выводы ряда других критиков4, мы можем заключить, что идейная концепция литературы 1980;х характеризовалась следующими моментами: во-первых, это принципиальный отказ от следо.

2 См., напр.: Кузнецов Ю. Под женским знаком П Литературная газета. 1987. 11 ноября. Подробнее о реакции отечественной критики на появление феномена женской прозы см.: Глава II (раздел 2,1).

3 См.: Иванова Н. Намеренные несчастливцы? О прозе «новой волны» // Дружба народов. 1989, № 7,С.239.

4 См. работы Л. Аннинского, Г. Белой, С. Чупрннина, Е. Шкловского, М. Эппггейна и др. в библиографии. вания сложившимся литературным стереотипам. В своем стремлении слиться с реальностью во всех, вплоть до самых отталкивающих форм ее проявления, новая проза предпринимает попытку выхода за пределы литературы. Во-вторых, она программирует последовательное нарушение всех правил поведения. Она ставит своей задачей разрушить нормы советской принудительно-целомудренной, «пуританской» морали («это, — как выразился С. Чупринин, — когда грешить-то можно, да попадаться нельзя"5). В-третьих, ее отличает то, что А. Синявский назвал «повышенным чувством художественной формы"6, то есть поиск новых формальных средств. При этом она принципиально антиэстетична. М. Эпштейн связывал появление данного направления с распространением тенденций поставангардизма. Вот как характеризовал критик внутреннюю эстетику литературы 1980;х годов: «Именно альтернативная литература позволяет наиболее отчетливо ощутить, что в созданном нами мире царит хаос: закономерности здесь нарушены, связи порваны, нравственные основания человеческой природы размыты и едва ли не уничтожены"7. Забегая вперед заметим, что с начала 1990;х годов эти тенденции были соотнесены со стремительным развитием культуры альтернативного сознания — постмодернизмом.8.

Эти и другие существенные черты литературы 80-х годов позволили начать разговор о литературе «новой волны», представленной такими именами, как Е. Попов, В. Сорокин, Д. Пригов, В. Ерофеев, В. Нарбикова, Л. Ванеева и многими др. Л. Аннинский, не сочувствуя в целом общему характеру этой литературы, анализируя внутреннее состояние авторов, назвал восьмидесятников «поколением оглашенных"9. Одновременно появились и другие названия: С. Чупринин вводит термин «другая (иная) проза», М. Липовецкий называет ее «артистичной прозой», Е. Шкловский — «бесприютной прозой». Новая проза не избежала и своеобразных «описательных» характеристик: так, Д. Урнов, дискутируя с С. Чуприниным, называет ее.

5 Цит. по: Шкловский Е. Из немоты // Литературное обозрение. 1989. № 4. С. 16.

6 Цит. по: Иванова Н. Намеренные несчастливцы? О прозе «новой волны» // Дружба народов. 1989, № 7, С. 240.

7 Эпштейн М. О новых тенденциях поставангардизма//Новый мир. 1989. № 12, С. 228.

8 Настоящая работа не ставит своей целью определение места женской прозы в дискурсе постмодернизма. Эта проблема требует отдельного обширного исследования. Тем не менее укажем на некоторые работы, затрагивающие эту проблему. См., напр.: Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писателями и критиками. Сост. С.Ролл. М., 1998; Постмодернизм в современном мире // Континент. М, — Париж, 1996. № 89. С. 300−332- Липовецкий М. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики). Екатеринбург, 1997; Курицын В, Русский литературный постмодернизм. М., 2000; Russian Postmodernism: New Perspectives on post-Soviet Culture / Ed. Epshtein, M., Genis, A., Vladiv-Glover, S. Berghahn Books. 1999.

9 Аннинский Л. Шестидесятники, семидесятники, восьмидесятники. К диалектике поколений в русской культуре // Литературное обозрение.1991. № 4.С.Ю. плохой прозой", а критик И. Штокман — «жестокой прозой». Термины «альтернативная литература» и «проза новой волны» в критике этих лет прижились лучше других и стали устойчивыми определениями этого литературного направления. Отвергаемая в 1980;е годы редакциями толстых журналов, «новая волна» входила в отечественную литературу через альманахисвоеобразные преемники традиции самиздатовских журналов литературного андеграунда. В альманахах «Весть» и «Зеркало» печаталась проза Е. Попова, В. Пьецуха, а также концептуалистов и метаметафористов. «Конец века» публиковал В. Сорокина, Э.Лимонова. Помимо маргинального «Апреля» популярностью пользовались также альманахи «Чистые пруды» и «Московский вестник».

Важной особенностью данного периода явилось то, что именно в рамках литературы «новой волны» возник литературно-художественный феномен, ставший известным под именем «современная русская женская проза», «новая русская женская проза» или в своем сокращенном варианте «женская проза"10. Разделяя кризисное мировоззрение альтернативной литературы и концептуальную поэтику бунта против общественного и литературного догматизма, она, тем не менее, заявляет о коренном отличии своего видения обстоятельств и особенностей сложившегося социального и духовного кризисов. Корень этих отличий определяется, по мнению писательниц11, спецификой «женского взгляда» и женского социального и культурного опыта, традиционно занимающих маргинальное положение в системе социальных и общественных ценностей и культурных ориентиров. Принадлежность женщины к маргинальной группе делает уязвимым и зависимым не только положение самой женщины, но и репрезентатируемую ею систему феминных ценностей. Применительно к литературной ситуации 1980;х годов об актуальности данного тезиса свидетельствует тот факт, что, даже двигаясь в русле демократического по своей природе потока ли.

10 Оперируя в работе в дальнейшем сокращенным термином «женская проза», мы вместе с тем не считаем его наиболее удачным из-за его традиционно широкого использования в отношении любой литературы, созданной женщиной. Мы не сочли целесообразным вводить новый термин в связи с тем, что сами писательницы рассматриваемого периода заявили себя представительницами женской прозы, что и в значительной мере повлияло на рассмотрение их творчества в современной отечественной критике в данных терминологических рамках. Вместе с тем мы надеемся, что теоретическая концептуализация осознанной творческой инициативы писательниц женской прозы конца 1980;х — начала 1990;х годов, являющаяся задачей данного исследования, позволит глубже проникнуть в суть такого привычного и понятного на первый взгляд явления, как женская проза в целом.

11 Взгляды писательниц излагались в предисловиях к сборникам женской прозы и в «автографах», предварявших их публикации в сборниках. Анализ этих, по сути, программных выступлений см.: Глава II (раздел 2.3). тературы «новой волны», писательницы неизменно оказывались на его периферии в роли неизменного «вторичного чужого» относительно него. С одной стороны, этому способствовала непоколебимость культурно-идеологического штампа о «второсортности», формирующего отношение ко всей женской литературе в целом. С другой, мировидение писательниц и способы отражения ими мира занимали пограничное положение даже в контексте «альтернативности» новой прозы, ибо суть отличий лежала в специфике тендерного преломления окружающей действительности и характере интерпретации практикуемых традиций. Обособление на основе тендерной общности закономерно повлекло за собой формирование и отстаивание женской прозой своего собственного художественно-эстетического и языкового пространства.

Анализ современной женской прозы позволяет выделить несколько этапов в формировании данного феномена. На первом этапе произошла актуализация женской темы в журналистике и литературном творчестве женщин. Этому способствовало не только усиление антисоветских настроений в обществе периода застоя, но и политика замалчивания специфически женских проблем, а также изоляция, которую испытывали на себе женщины, стремившиеся добиться самореализации в социальной и культурной жизни советской России. На фоне острейшего кризиса сознания происходит процесс поиска и самоидентификации личности, и конкретно — женщины, осознание ею себя как категории «Иного"12 сначала вместе с общей направленностью диссидентского движения, а впоследствии относительно его же, развивающегося по модели традиционного правозащитного движения, не учитывавшего специфики положения и проблем женщин13. Важной чертой этого этапа стали первые серьезные попытки женщин с новых позиций осмыслить свои социокультурные роли, давно вступившие в острое противоречие с системой традиционных культурных мифов и идеологических стереотипов.

Начало этому этапу было положено в середине 1979 г., когда из ленинградских нонконформистских изданий — журнала «37» и альманаха «Часы» усилиями Анны Малаховской, Татьяны Горичевой и Татьяны Мамоновой.

12 Термин принадлежит теоретику экзистенциальной ветви феминизма Симоне де Бовуар. Подробнее о данной концепции речь будет идти в Главе I (раздел 1.1).

13 Об этом свидетельствует книга Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР», а также материалы ее интервью. См. Ажгихииа Н. «Я никогда не хотела быть мужчиной» Н Корни травы (шестнадцать интервью). М., 1996. С.6−10. родился альманах, названный ими «Женщины и Россия». Позже А. Малаховская основной пафос этого издания определит так: «Мы открыли для себя и хотели открыть для окружающих нас женщин, что причина несчастий каждой из нас не в том, что каждая такая уж невезучая и неумелая, не в ее личной, так называемой судьбе, а в каких-то гораздо более широких, всеохватывающих законах, по которым живет наш мир. Как мы узнали позднее, в этом же пафос у многих других женских изданий во многих странах мира"14.

Этими же журналистками вскоре был создан журнал «Мария», несколько номеров которого, к счастью, успели увидеть свет в самом начале 1980;х годов. Начав с публикаций, затрагивающих такие острые социальные и общественные проблемы, как состояние родильных домов, абортариев, детских садов, школ, проблемы семьи, они поднялись на новый уровень онтологического осмысления мира. Работа клуба «Мария» выявила острую потребность современной женщины в осознании собственного места в окружающем мире. Это повлекло за собой разрушение ею привычных культурных мифологем и стереотипов15. В клубе обсуждался широкий круг вопросов: политические, философские, религиозные, художественное творчество женщины, а также проблемы воспитания детей, старости и многие другие. Члены клуба впервые подняли в России разговор о запущенных патриархатной моделью цивилизации губительных механизмах жизни, осуществляющих контроль над огромным женским потенциалом.

Судьба клуба и журнала «Мария"16 наглядно продемонстрировала, как государство тоталитарно-патриархатного типа отнеслось к идее формирования женского творческого союза, сделавшего первую попытку выйти за рамки социального и культурного универсализма17. В появлении альтерна.

14 Из выступления А, Н. Малаховской на первой Московской феминистской конференции «Женщина как объект и субъект в искусстве», проходившей в марте 1990 г. Текст выступления см. в журнале «Феминф» 1992. № 1. С. 5.

15 Так, например, в материале «Ведьмы в космосе» впервые в России исследовался архетип жешцины-разрушнгельницьг, говорилось о том, какие чудовищные формы приобретает женский характер под воздействием современных условий жизни.

16 Судьба первого женского издания и клуба оказалась трагичной. Деятельность клуба, его издания н создатели подверглись жестокому преследованию со стороны советской власти практически с начала их работы, с сентября 1979 г. В январе 1980 г. первый номер журнала «Мария» был конфискован в макете во время обыска. Его восстановили только к 5 мая 1980 г. 9 июля 1980 г. трем активисткам клуба под угрозой ареста было предложено покинуть страну. Дело первой редакции журнала «Мария» продолжили Т. Беляева и Е. Дорон (Шаныгина) и др. В 1981 г. и они подверглись преследованию, многие были изгнаны с работы, потеряли средства к существованию, некоторые арестованы и угрозами и пытками приведены к «раскаянию» в содеянном, многим пришлось покинуть страну.

17 Феминистская писательница и критик М. Арбатова отмечала, что реакция, которую вызывали у советской и у постсоветской идеологической цензуры проблемы, связанные с миром и образом жизни женщины, была тивного феминистского взгляда на окружающую действительность власть и общество почувствовали угрозу не менее, если не более опасную, чем «антисоветская пропаганда». Но если для властных институтов это было, в первую очередь, очередной борьбой с инакомыслием, то в более широких масштабах — это была более серьезная борьба за сохранение контроля над женской персоналией. Трудно было предположить после этого, что последующее появление женской прозы будет встречено если не с энтузиазмом, то хотя бы с пониманием и терпимостью.

Несмотря на недолгий срок своего существования, журнал и клуб «Мария» сыграли значительную роль в либерализации сознания своих современниц, так или иначе оказавшихся среди непосредственных участниц их работы или читательниц. Впервые в Советском Союзе прозвучал голос женщин, высказывающихся по острейшим проблемам современности: Афганская война, последствия всеобщего равенства, экология земли и человеческих отношений и многим другим. Невозможно переоценить значение издания, на страницах которого впервые в нашей стране появились исследования по женскому литературному творчеству и публикации произведений забытых русских и современных писательниц, не прошедших офици.

1Я альную цензуру.

Второй этап развития женского движения в России — конец 1980;хсередина 1990;х годов — можно было бы условно назвать «литературным», потому что именно на эти годы приходится появление и стремительное развитие женской литературы. 1989 — 1993 гг. выбраны в настоящей работе в качестве основных хронологических и феноменологических рамок, за которые мы будем выходить, только преследуя цель по возможности всестороннего выявления сути настоящего явления.

Определяющим моментом этого этапа стало объединение писательниц, внешне имеющих даже больше черт различия, чем сходства, под эгидой независимого женского творчества. Острая потребность в союзе превалировала над соображениями идейной и художественно-эстетической общболее агрессивной, чем на какие-либо другие, более политизированные вопросы, «Разговор о родах, абортах, женской правовой, творческой и сексуальной невостребованности советская государственная цензура выстригала из литературы еще проворней, чем призывы к свержению режима. А постсоветская общественная цензура, глотающая все, что угодно, от порнографии до фашиствующей идеологии, реагировала на этот разговор брезгливым ужасом или покровительственной насмешкой» (Арбатова М. Женская литература как факт состоятельности отечественного феминизма//Преображение. 1995. № 3. С. 27.).

Об истории первого в СССР феминистского клуба и одноименного журнала «Мария» см.: Малаховская А. 20 лет тому назад в Ленинграде зародилось женское движение (К истории первого феминистского журнала «Мария»)//Вы и Мы. Диалог женщин. 1999. № 9 (25). С.25−31. ности направления. Женщина конца 1980;х — начала 1990;х гг. заявила о себе как об активной, творческой индивидуальности.

Литература

и публицистика становятся сферами не только проявления, но и демонстрации ее потенциальной творческой энергии.

Писательницы нашли свой способ заявить о себе и о единстве своих взглядов, их произведения составили семь центральных сборников современной женской прозы19. Один за другим увидели свет сборники «Женская логика» (М., 1989), «Не помнящая зла» (Сост. Л.Ванеева. М., 1990), «Чистенькая жизнь» (Сост. А.Шавкута. М., 1990), «Новые амазонки» (Сост. С.Василенко. М., 1991), «Абстинентки: сборник современной женской прозы» (М., 1991), «Жена, которая умела летать: Проза русских и финских писательниц» (Сост. Г. Г. Скворцова и М.-Л.Миккола. Петрозаводск, 1993), «Glas». Глазами женщины" (Дайджест. 1993), В редколлегии сборников вошли авторы публикуемых произведений. Сами сборники включали в себя повести, рассказы, пьесы, сказки, стихи как уже получивших некоторую известность Людмилы Петрушевской, Зои Богуславской, Татьяны Толстой, Светланы Василенко, Валерии Нарбиковой, так и мало известных или совсем неизвестных в то время писательниц Ларисы Ванеевой, Юлии Неми-ровской, Марины Вишневецкой, Нины Садур, Нины Горлановой, Елены Тарасовой, Ольги Татариновой, Татьяны Набатниковой, Ирины Полянской, Марины Палей, Светланы Васильевой, Галины Скворцовой, Эллы Орешниковой и других.

Первоначально объединение писательниц стало возможным на основе общности цели, желания пробиться к читателю, разрушить стену своеобразного заговора молчания вокруг их имен. Этот лейтмотив лег в основу формирования первых сборников, однако уже в начале 1990;х гг. он уступает место новой творческой задаче. Проблематика творчества писательниц и концепции сборников женской прозы (начиная со сборника «Не помнящая зла», 1990) постепенно начинают отражать потребность в образном самоопределении личности в постсоветском, еще недемократическом обществе. Литературно-художественный феномен определяет новый гендерно мотивированный взгляд писательниц на окружающий мир, предполагающий особый угол зрения, принцип выбора и освещения главных с точки зрения.

19 Помимо этих изданий, замеченных критикой и дошедших до читательской аудитории, необходимо вспомнить и те, чье появление осталось почти незамеченным, но без которых картина женской прозы этого времени была бы неполнойМария. Петрозаводск, 1990; Миля смерти. Тверь, 1992; Русская душа: Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции. Wil-helmshorst, 1995. женщины проблем и новые подходы к их интерпретации. В его основу ложится собственно феминный опыт, опыт внешней поведенческой практики и внутреннего, субъективного чувствования, индивидуальные для каждой писательницы. Пространство женской прозы начинает представлять собой не место резервации женщины в литературе, как это часто комментировалось в критике и воспринималось общественным мнением адекватно традиционной парадигме сознания, а, по сути дела, творческую мастерскую, в которой происходит работа по «изменению сознания» женщины и обретение ею собственного голоса. Вместе с тем, и это особенно четко просматривается в первых сборниках женской прозы, авторы часто (сознательно и бессознательно) воспроизводят и утверждают патриархатные черты национального контекста и идеологизированные социально-культурные конструкты.

Настоящий, собственно литературный, этап происходит на фоне появления в России женских организаций, таких как Информационный Центр Независимого Женского Форума, феминистские клубы «Преображение» и «Гармония», Московский Тендерный Центр, САФО (Самодеятельная Ассоциация Феминистских Организаций) и многих других. На базе женских общественных и культурных союзов (к середине 1990;х на территории России их было зарегистрировано более ЗОО20) происходило зарождение и активное развитие в России независимой женской прессы21. Работа женских организаций и союзов по всей России охватывают самые разные направления: это и создание архивов, баз данных, библиотек, в том числе и электронных, осуществление юридической, социальной и психологической поддержки женщин, организация работы Телефонов Доверия и Центров оказания помощи. Особое место занимают толстые журналы образовательной и культурной направленности, такие как «Преображение», «Женщина и культура», «Все люди — сестры», «Мария» и др.22 Как можно видеть, этот этап характеризовался расцветом женских творческих инициатив.

Одна из таких инициатив, несомненно, была особенно значимой: в 1993 г. прошел Международный конкурс на лучший женский рассказ. Идея проведения такого конкурса родилась среди членов литературной секции.

20 Айвазова С. Женское движение в России: традиции и современность // Формирование гендерной культуры у студенческой молодежи. Набережные челны, 1995. С. 25.

Подробнее об этом см, мою работу: Ровенская Т. О чем до сих пор молчали женщины, или Прогулки по страницам независимой женской прессы // Русские женщины в XX веке. Опыт эпохи. CD.

22 Более подробную информацию о женских общественных и культурных объединениях см., напр.: Либора-кина М. Обретение силыроссийский опыт. Пути преодоления дискриминации в отношении женщин (культурное измерение). М, 1996. феминистского клуба «Преображение». Учредителями конкурса стали также литературно-публицистический журнал «Октябрь» и Колумбийский университет (США). В состав жюри вошли известные писатели и литературоведы: Фазиль Искандер, Владимир Маканин, Зоя Богуславская, Лев Рубен-штейн, Галина Белая, Мария Михайлова, Елена Трофимова. Американскую часть жюри представляли Марина Ледковская (Колумбийский университет) и Елена Гощило (Питсбургский университет). Участвовавшие в конкурсе произведения составили достаточно объемную и многогранную картину современной женской прозы, раскрыли своеобразие манеры и стилистики «женского письма». Они также позволили существенно расширить представление о темах и проблемах, волнующих писательниц. Первой премией была удостоена пермская писательница Н. Горланова за повесть «Любовь в резиновых перчатках"23. Вторая премия досталась москвичке Е. Каплинской за рассказ «Не покупайте корову, если не умеете ее доить"24. Третьим лауреатом стала А. Сельянова, писательница из Санкт-Петербурга и ее рассказ «Новое поколение"25.

Благодаря инициативе феминистского клуба «Преображение» по итогам конкурса был выпущен сборник лучших рассказов «Чего хочет женщина.» (Сост. Трофимова Е. И., 1993), в который, помимо трех рассказов-призеров, вошли произведения О. Татариновой, Н. Голосовской, Р. Полищук, М. Урусовой и др. Заслуга конкурса заключалась еще и в том, что он выявил новые писательские имена (М.Кирпичникова и М. Александрова из Москвы, Л. Агеева из Санкт-Петербурга, С. Боим из Бостона, А. Волек из Парижа) и позволил опубликовать рассказы этих писательниц, расширив тем самым географию женской творческой инициативы и новой женской прозы.

Примечательно, что одновременно с основным на конкурсе работало феминистское жюри. Критерии оценки, которыми оно руководствовалось, дают наглядное представление о тех задачах, которые ставились феминистками перед женской литературой на данном этапе. Так, среди основных назывались способность авторов к самостоятельному осмыслению положения женщины в современном обществе и культуре, желание найти себя и свое место в мире, осуществление ею глубокой и трудной внутренней рабо.

23 Н. Горланова уже была известна читателям по авторскому сборнику: Горланова Н. В. Родные люди: Рассказы. М., 1990. Ее рассказы также вошли в уже упоминавшиеся сборники «Не помнящая зла», «Чистенькая жизнь», «Абсгиненгки» и «Новые амазонки».

24 Другие издания писательницы: Каплинская Е. Московская историям., 1998. Каплинская Е. Московский иллюзионРоман, М., 1991.

25 Ранее вышел сборник: Сельянова А. Позови меня. М., 1992. ты по преодолению комплексов никчемности, ущербности и вины, постоянно внушаемых женщине и всячески в ней поддерживаемых. Очевидно, что эти критерии имеют мало общего с тем представлением о «женственном», соответствие которому вменяется женской литературе традиционной критикой в качестве образца, и ею же впоследствии осуждаемого.

Тот факт, что феминистское жюри не присудило первой премии свидетельствует о том, что новая женская проза в целом не отвечает ожиданиям феминистского прочтения, а самосознание и творческие задачи подавляющего числа писательниц не отражают собственно феминистского мировоззрения. Однако жюри выделило рассказы некоторых писательниц (О.Лобовой, О. Ложкиной и Л. Романчук) за феминистский подход к раскрытию темы, что позволяет говорить о присутствии отдельных феминистских тенденций в творчестве современных писательниц.

Работа феминистского жюри помогла выявить ряд особенностей женской прозы начала 90-х. Вместе с тем, сфокусировав свое внимание преимущественно на уровне самосознания современной женщины, феминистки не смогли правильно оценить те моменты, о которых писательницы предпочитали не говорить напрямую. Большинство представленных на конкурс рассказов воспроизводили, по мнению феминисток, стереотип отношения к женщине, царящий в обществе патриархатного типа, когда героиня сама возобновляет ситуацию своего унижения и страдания. И это положение — быть постоянно подавляемой и приносящей себя в добровольную жертву близким людям и жизненным обстоятельствам — принимается в качестве естественной и правомерной роли женщины в обществе. Признавая справедливость данного социального диагноза, нельзя не заметить, что практически ни одна писательница не обошла в своем рассказе и, более того, многие вывели на первый план, пожалуй, самый болезненный для женщины конфликт: конфликт между жестким требованием соответствовать определенному комплексу представлений о ее потенциальных способностях, возможностях, желаниях, ее роли и месте, которое общество отводит ей, и внутренним, часто неосознаваемым, представлением о них самой женщины.

Писательницы часто намеренно изображают своих героинь в кризисных ситуациях, где перемешаны осколки разбитых судеб, надежд, семей и нереализованного творческого потенциала. Искалеченное женское тело становится авторской художественной метафорой насилия властных структур и стратегий над женщиной. При этом сами героини часто не отдают себе отчета, в какой мере этот конфликт оказывает влияние на их судьбу, к каким губительным последствиям для их личности и взаимоотношений с окружающими он приводит. Они продолжают искать причину неизменных и неизбывных неудач в себе, не подвергая сомнению правильность существующего порядка. Героини Р. Полищук («Прощальная симфония»), О. Татариновой («Сексопатология»), А. Волек («Моя богиня»), С. Боим («Салат под русским соусом») только начинают интуитивно догадываться, что потеря себя лишь следствие долгой цепи односторонних компромиссов и добровольного отказа от своего голоса, языка и тела, табу на желание. Горечь разочарования, неизменно и закономерно настигающая героинь, рождает мощный эффект неприятия и протеста, сознательно программируемый писательницами. Однако именно из-за того, что авторская позиция в отношении этих и других социально-культурных проблем часто выражена лишь косвенно и лишена последовательности, дает основание феминистской критике говорить о недостаточном уровне самосознания авторов.

Обеспокоенность феминистской критики объясняется тем, что неспособность героинь к самоактуализации в этом контексте могут традиционно восприниматься читателем как естественные качества женщины, а глубокие социальные и культурные проблемы рискуют получить трактовку как имеющие частный характер. По всей вероятности именно эта двойственность ментальности женщин — писательниц привела к тому, что женская проза конца 80-х — начала 90-х с диаметрально разных позиций подверглась критике как со стороны феминисток, так и со стороны традиционной критики. Обе стороны были склонны видеть в этом a priori слабость женской литературы, а не вполне закономерную особенность текущего этапа ее развития, имеющую глубокие культурно-исторические корни. Данное исследование хотело бы избежать этой ошибки обеих означенных перспектив.

Интересной и знаменательной особенностью настоящего периода явилось то, что при достаточно слабом резонансе, вызванном появлением анализируемого феномена в широких читательских и филологических кругах, он становится предметом пристального внимания и изучения западных литературоведов. Во многом благодаря их усилиям с конца 1980;х годов произведения русских писательниц становятся доступными зарубежным читателям. Так, в финском переводе увидели свет два сборника: «Мимочка отравилась» (1989)26 и «Какой прекрасный день» (1992)27, куда вошли также и образцы дореволюционной русской женской прозы. На английском языке вышли сборники: «Балансирующее искусство: современные женские рассказы» (1989)28 и «Транзитная жизнь: Сборник современной русской женской прозы"29, «Проза русских и польских писательниц"30, а также сборник «Диалоги» 31, включивший в себя произведения русских и американских писательниц. Отдельно следует выделить антологии хронологические, охватывающие двухвековой опыт русской женской литературы, и антологии, построенные по жанровому признаку. Среди них наиболее репрезентативными являются работы К. Келли32, Д. Эндрю33 и К. Томей34. Заслуживает внимания и тот факт, что на полках, отведенных русской литературе, во всех профессиональных художественных библиотеках мира наряду с классиками обязательно присутствуют отдельные произведения и антологии русской женской литературы.

Появление феномена женской прозы оказало несомненное влияние на формирование и интенсивное развитие в России нового этапа независимого женского движения, которое, в свою очередь, составило тот идейный и стилистический контекст, в котором настоящее явление приобретает особое общественно-культурное значение, а его рассмотрение — теоретическую, методологическую и терминологическую базы.

Следующий этап, начало которого можно условно датировать 1994;95 гг. ознаменовался, с одной стороны, упрочением положения уже имеющих свою историю женских общественных объединений и дальнейшим укреплением их связей с зарубежными коллегами, с другой, обнаружением сложностей в идейном союзе с отечественными общественными и правовыми институтами и отсутствием поддержки и понимания среди широких слоев российских женщин. По-видимому, только национально-культурным своеобразием нашей страны можно объяснить то, что более чем за 10 лет в России.

26 Mimotska ottaa myrkkya: Venalaisten naisten kertomuksia 1800-luvulta/Toirn A. Rosenholm. Helsinki, 1989.

27 Mika ihaiia paiva! Kertomuksia VenaJalta / Toim A. Rosenholm. Helsinki, 1992,.

28 Balancing Acts: Contemporary Stories by Russian Women / Ed. H, Goscilo, BloomingtonIndianapolis, 1989.

29 Lives in Transit: A Collection of Recent Russian Women’s Writing /Ed. H. Goscilo.

30 Russian and Polish Women’s Fiction, Tr, and Ed. by H.Goscilo. The University of Tennessee Press Knoxville.

31 Dialogues. Literary and Cultural Exchanges between (ex)Soviet and American Women. S.RAiken. A.M.Barker. Durham and London, Duke University Press, 1994 (Рецензию на этот сборник см.: Денисова T, Женский диалог через океан // Вопросы литературы. 1996. Вьт.Н. С.378−381),.

32 An Anthology of Russian Women’s Writing, 1777−1992 /Ed. C.Kelly. Oxford, 1994.

33 Russian Women’s Shorter Fiction: An Anthology 1835−1860/Ed. J. Andrew. Oxford, 1996.

3″ Russian Women Writers. Vol. 1−2 ./Ed. K.Tomei. Garland Publishing inc. W-J. andL., 1999. не прижилось ни демократическое, ни собственно феминистское сознание. На этом фоне, а также на фоне стремительно прогрессирующей коммерциализации книжного рынка происходит изменение и формы существования женской прозы. Перестали выходить программные документы, редкими стали совместные художественные проекты писательниц. Однако говорить о творческом конце феномена женской прозы было бы и преждевременно и безосновательно. Пока женщины будут обращаться к перу и бумаге, чтобы рассказать о своем видении окружающей действительности, поднять завесу над своим внутренним миром, миром чувственным, эмоциональным и подвижным, поделиться собственным жизненным и духовным опытом, женская проза будет существовать.

Изменение издательской политики, в частности, объясняется тем, что задача предыдущего этапа была писательницами частично выполнена, они вернулись в литературу, нашли своего читателя, доказали свою творческую состоятельность, провозгласили существование независимой женской литературы как части особой феминной культуры и привлекли к ней внимание культурной общественности. Имена таких писательниц, как Светлана Василенко, Нина Горланова, Нина Садур, Людмила Улицкая, Ирина Полянская, Лариса Фоменко, Нина Габриэлян и др. не только вписаны в историю современной русской литературы, но и в достаточной степени определяют ее лицо. Женская проза сумела завоевать определенное место в литературном пространстве и проложить дорогу новым писательницам. И это наглядно доказывает появление в литературе последних лет большого числа молодых талантливых писательниц (например, Маргарита Шарапова и Елена Черникова), новых жанров, завоевавших у читателей огромную популярность (женский детектив, фэнтези), оригинальных форм. Приняв на себя основной удар, она способствовала подготовке в России почвы для более серьезного и объективного отношения к женскому творчеству и проблемам, им поднимаемым.

На данном этапе писательницы отдают предпочтение авторским сборникам и публикациям в периодических литературных изданиях, «толстых журналах», что было невозможно еще в начале 1990;х годов. Крупнейшие в России издательства, такие как «Вагриус» и «Летний сад» публикуют не только отдельные сборники произведений писательниц, но и создают целые серии. Так, например, в рамках проекта «Настоящая женская проза» издательство «Вагриус» (1999 г.) выпустило серию «Женский почерк», в которой уже опубликованы авторские сборники Светланы Василенко, Марины Вишневецкой, Наталии Медведевой, Ирины Полянской, Нины Садур, Ольги Славниковой, Людмилы Улицкой, Галины Щербаковой. «Смена курса» неизбежно потребует от исследователей и нового, более индивидуализированного подхода к изучению феномена женского литературы в контексте идейно-эстетического своеобразия творчества каждой отдельной писательницы.

Возвращаясь к интересующему нас периоду кон. 1980;х — нач. 90-х годов, хотелось бы отметить, что перспектива обнаружения потенциала новой идейно-эстетической традиции выглядит исключительно заманчивой и заслуживающей научного рассмотрения. Современные писательницы выражают глубокую убежденность в том, что феминный исторический, социальный и культурный опыт является уникальным и альтернативным источником творческого вдохновения. Именно он, по их мнению, позволит с новых позиций переосмыслить наше прошлое, взглянуть на современную действительность и, возможно, наметить новые пути гармоничного будущего.

В этой перспективе главные цели и задачи настоящего исследования заключались в том, чтобы.

1. обозначить контуры научной проблемы, возникающей в связи с оформлением в конце 1980;х годов женской прозы в самостоятельное литературное явление;

2. обнаружить социальные и культурные предпосылки, которые обусловили возникновение феномена женской прозы и наметить основные пути и перспективы ее изучения;

3. изучить и проанализировать в этой связи теоретические концепции, а также методологический и терминологический инструментарий, предлагаемые зарубежными и отечественными критическими школами и направлениями в качестве альтернативного понятийного и терминологического аппарата тендерных исследований;

4. выявить особенности самоидентификации писательниц относительно общекультурной традиции и литературного канона, с одной стороны, и недискурсивным миром феминного, с другой. В этом аспекте особое значение представляет ментальность героинь и их создательниц, обуславливающие выбор сюжетов, стилистики, систему образов женской прозы и своеобразие характерологии и типизации;

5. провести анализ общих и частных тенденций женской прозы, раскрыть ее проблематику на материале произведений Людмилы Петру-шевской, Татьяны Толстой, Валерии Нарбиковой, Ларисы Ванеевой, Нины Горлановой, Нины Садур, Нины Габриэпян, Ларисы Фоменко, Марии Арбатовой, Светланы Василенко, Елены Тарасовой, Ольги Та-тариновой, Марины Палей, Ирины Полянской, Татьяны Набатниковой, Рады Полищук, Галины Володиной, Светланы Васильевой и некоторых других.

Материалом для настоящего исследования послужили произведения писательниц, опубликованные на рубеже 1980;х — 1990;х гг. Однако проблема выбора авторов для гендерно-литературоведческого исследования традиционно осложняется тем обстоятельством, что некоторые писательницы до сих пор публично не определили свое отношение к феномену женской прозы и к вопросу рассмотрения их творчества в данном ключе. В значительной степени в этом проявляется вполне обоснованный страх оказаться вытесненными из общелитературного пространства. Объективным, на наш взгляд, фактором, обусловившим в итоге отбор авторов и авторских текстов для настоящего исследования, стало то, публиковались ли эти авторы в сборниках современной женской прозы и/или в литературно-публицистических журналах — печатных органах феминистских и женских клубов, таких как «Мария», «Преображение» и др. По нашему мнению, сам факт публикации в указанных изданиях можно расценивать как выражение объективного признания писательницей самобытности женской прозы как культурного феномена, и, соответственно, принципиального согласия на рассмотрение ее творчества в общем контексте данного явления.

Методологической основой диссертации являются теоретические труды по литературоведению, эстетике, философии, социологии и психологии. В работе с литературными произведениями помимо методов классического анализа текста автор также опирается на постмодернистские практики различных научных школ: постструктурализм, деконструктивизм, феминистская критика.

При рассмотрении разных аспектов феномена женской прозы помимо упомянутых источников и методов были использованы литературно-критические публикации в газетно-журнальной периодике и искусствоведческих изданиях последних двух десятилетий. Одновременно привлекались данные многочисленных социологических исследований и опросов, материалы Круглых столов, а также дискуссионные выступления в общественно-политических печатных изданиях.

Новизна работы заключается в том, что предлагаемая диссертация представляет собой первое комплексное научное исследование женской прозы периода кон. 1980;х — нач. 1990;х гг. Тем самым проблема форм существования женской литературы, являющейся элементом самобытной женской культурной традиции, ее места и значения, вводится в круг явлений, заслуживающих серьезного и непредвзятого научного рассмотрения. Подход, при котором новая женская проза рассматривается как социально-культурный феномен, позволяет выявить тенденции творческого поиска современных писательниц и особенности женского взгляда на «вечные вопросы» и наиболее актуальные проблемы современности.

В ходе исследования феномена женской прозы и анализа проблематики и поэтики произведений отдельных писательниц была предпринята попытка интеграции методов классических и современных философско-литературных направлений. Привлечение концепций и практик тендерных исследований в теории и методологии отечественного литературоведения может, несомненно, способствовать дальнейшему развитию и углублению общегуманитарного знания.

Структура и содержание работы. Структура диссертации подчинена ее основной задаче — по возможности всестороннего рассмотрения новой женской прозы через выявление социальных и культурных факторов, повлиявших на формирование данного феномена, через исследование проблемы идентификации в контексте женского литературного творчества, а также изучение особенностей мировидения и миропонимания писательниц, отражающих их ментальность и определяющих выбор тем и языка их произведений.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение

.

В ходе данной диссертационной работы были исследованы следующие основные комплексы проблем:

1. Философия феминизма — как научно-теоретическая база гендерных исследований и феминистского литературного критицизма;

2. феномен женской литературы в преломлении традиционной и феминистской литературной критикивыбор подходов, адекватных исследуемому явлению;

3. женская проза конца 1980;х — начала 90-х гг. — истоки, основные тенденции и задачи, а также способы их претворения.

Анализ методологии и понятийного аппарата различных школ феминистской литературной критики позволил сделать вывод, что рассмотрение женской прозы не может проводиться под одним углом зрения, когда исследователь руководствуется каким-либо одним подходом. Так как настоящий феномен — следствие целого комплекса часто вступающих в противоречие друг с другом тенденций, то и его рассмотрение представляется перспективным только на уровне пересечения кросскультурных дисциплин. В работе были существенно уточнены некоторые теоретические аспекты и методологические подходы к изучению данного социально-культурного феномена, так как его появление подталкивает к поиску альтернативных методов и выработке новой терминологии в современном российском литературоведении, тем более что опыт западной критики уже позволяет рассматривать женское творчество в его собственных параметрах и терминологии.

Анализ критических работ 1980;х — 90-х годов, так или иначе затрагивавших проблему женской прозы, дал возможность выявить следующие тенденции: отказ видеть в женской прозе самостоятельную категорию современной литературы, попытку отождествления женской прозы с набором стереотипных представлений о «женском» и, наконец, тенденцию видеть в ней уникальное художественное явление, за которым стоит иной тендерный опыт, исторический, социальный и культурный.

В результате проведенного анализа произведений писательниц, а также на материале уже предпринятых (в частности, Н. Габриэлян) попыток классификации новой женской прозы в работе были охарактеризованы основные тенденции новой женской прозы, при этом некоторые моменты (в частности, своеобразие «бунта» и собственно тенденция «преодоления») были обозначены впервые. Исследование ментальности писательниц, их отношения к литературному и лингвокультурному контексту, в котором они существуют, позволило выявить следующие моменты:

1. мимикрию, предполагающую воспроизводство основных принципов патриархатного дискурса, т. е. структурирование, иерархизацию и монопольное доминирование маскулинной системы ценностей;

2. бунт — ломку матрицы стереотипных представлений, которая осуществляется внутри патриархатного дискурса и средствами этого же дискурса, что приводит к выстраиванию новой парадигмы на основе все тех же принципов;

3. преодоление — путь осознанной рефлексии с целью идентифицировать свое внутреннее экспрессивное эго-пространство в контексте общекультурной нормы и опыта альтернативной и равнозначной системы ценностей;

4. перспективу развития, нацеленную на опыт, по определению Н. Габриэлян, как бы «изливающийся в мировое пространство», который, «не застревает ни со знаком плюс, ни со знаком минус на „отвер-делостях“, порожденных системным сознанием», который «не ведает границ между я и не-я, проницая собой предметы и оказываясь проницаемым для них».

Проведенный анализ отечественного социального и культурного контекста, нашедшего отражение и закрепление в языке, демонстрирует невозможность при восстановлении непростой и противоречивой картины новой женской прозы говорить о принципиальном следовании автором той или иной тенденции. Подавляющее большинство рассмотренных произведений демонстрирует красочную палитру, на которой в самых неожиданных сочетаниях и пропорциях смешиваются верность вековым, отшлифованным классикой, стереотипам, бунт против непреложных «истин» и одномерных, «зашоренных» слов, постижение мира через себя ради обновления обоих, рождение в этой связи новых смыслов и новой мифологии.

Как доказывается в работе, новая женская проза обособляется и выделяет себя в категорию «Иного» в общелитературном пространстве, которое, следуя выводам феминистских исследовательниц, является отражением и выразителем традиционной маскулинной культуры. Вместе с тем,.

531 Габриэдян H. Ева — это значит «жизнь» (Проблема пространства в современной русской женской прозе) Н Вопросы литературы. 1996. ВыпЛУ. С. 42. современная женская проза формируется не на противопоставлении себя прозе мужской, как это часто трактуется, она формируется как «Иное» по отношению к маскулинной общественной и художественной идеологии в целом, активно доминирующей в литературе. При том, что ментальность писательниц — представительниц женской прозы формируется, а у многих и продолжает существовать внутри патриархатного дискурса, заимствуя его языковой и понятийный аппарат, это лишь усиливает культурно-идеологическую оппозиционность самой женской прозы.

Таким образом, важным для нас фактором является то, что данная классификация литературы строится не по половому принципу. Она формируется на основе выделения и обособления разных внутрикультурных мировоззренческих традиций, альтернативных теорий культуры и искусства. Маскулинной идеологии она стремится противопоставить идеологию фемининную, равноправную систему феминных ценностей, традиционно исключавшихся из культурно-эстетического канона или носивших негативную лингвокультурную маркированность. Формирование женской прозы в самостоятельное направление поднимает вопрос о существовании экзистенциальной феминной традиции, требующей своей творческой артикуляции. Эта традиция призвана воплотить веками накапливаемый женский опыт — общественно-социальный, культурный, биологический, психологический, сохраняющийся и передающийся в форме устной эзотерической традиции. Женская проза демонстрирует процесс поиска и идентификации этой традиции. Для самих же писательниц сверхзадачей творчества становится преодоление тех идеологических установок, стереотипов, которые формируют ментальность современной женщины и несут в себе неизбежность кризиса при столкновении с реальностью окружающего мира.

Проведенный анализ женской прозы позволяет выделить важные особенности ее проблематики. Так, агрессивность женской прозы служит задаче разрушения традиционных представлений о женском и женственностиотражающих суть маскулинного взгляда на женщину и явления, связываемые с ее миром. Писательницы последовательно и жестко разоблачают драматические последствия, которые имели для женщины эти мифы о вечной женственности, об идеальной возлюбленной, падшей женщине, святости материнства и т. д. В этом контексте в рамках работы было проведено исследование механизмов воздействия на ментальность женщины не только идеологических конструктов, но и властных политик, осуществляющих свой контроль над женщиной через ее телесность. Топосы женской прозы (больница, абортарий, коммунальная квартира и др.) рассматриваются в работе как институты, моделирующие тело женщины как тело боли, вины, страдания, прописывающие на нем свои социальные идеологические стратегии.

Женская проза последовательно развенчивает также мифы и о мужественности и «мужском» в традиционных матрицах этих понятий. Она подвергает ревизионистскому прочтению традиционные схемы отношений между мужчиной и женщиной. Такие писательницы, как О. Татаринова, М. Арбатова, Н. Габриэлян, Л. Фоменко и др., видят единственный возможный выход из этого кризиса в том, чтобы произвести инвентаризацию существующих моделей маскулинного и феминного, отказаться от традиционных ролей, предписываемых патриархатным порядком, не имеющих ничего общего с повседневностью бытия, понять границы мифа и реального человека, наконец увидеть его, а не отражение собственных иллюзий и проекций.

Как показывает анализ, лейтмотив творчества писательниц, затрагивающих тему состояния современных отношений мужчины и женщины, состоит в том, что эти отношения проникнуты кризисом доверия и ожиданий и наполнены двусторонним антагонизмом. Успешно существовавшая ранее модель традиционной патриархального брака, условие которого, как считает аналитический психолог Роберт. А. Джонсон, заключается в том, чтобы жена не задавала никаких вопросов и никогда не смотрела на мужа, 532 вступила в самый острый этап своего кризиса. Уровень взаимных разочарований, обид и претензий находит свое отражение в яростном развенчании и разрушении тех традиционных мифов, которые составляют основу патриархатного сознания. Тенденция видеть в партнере причину собственных неудач, которую демонстрируют отдельные писательницы и подавляющее число героинь женской прозы (например, героини Л. Петрушевской), выявляют лишь инфантильную незрелость их личности и то, что их менталь-ность развивается и существует внутри собственно патриархатного дискурсивного сознания и по его законам. Попытки переложить всю вину на Другого выявляют необходимость иметь этого Другого, наделенного чертами отличия, которые искусственно культивируются и инсталлируются, в качестве объекта собственной идентификации, носящей все черты агрессивной беспомощности. Несомненное достоинство женской прозы заключается в том,.

532Джонсон Р. А. Она. Глубинные аспекты женской психологии. М., 1996. С. 23. что такие писательницы, как В. Нарбикова, Л. Фоменко, Л. Ванеева, Н. Габриэлян (в этом контексте мы можем упомянуть и М. Арбатову и др.), предпринимают попытку по-новому взглянуть на проблему, вывести ее из «гетто» чисто женской проблематики, как ее традиционно привыкли рассматривать, и в более широком причинно-следственном контексте осмыслить характер существующих взаимосвязей.

Характерной особенностью женской прозы является и то, что социальные проблемы получают в ней свою, особую трактовку и способы отражения. Рутинный быт предстает бытием, а социальный контекст преломляется как экологический. В этой связи возникает «иная реальность», в которую «проистекают» привычные житейские события и явления и которая отражается через ощущаемую писательницами как феминную символику воды (моря, океана, капли), круга (ожерелья, мира), через цепочку перевоплощений, бес-конечные и бес-предельные метаморфозы, отражающие состояние изменчивости и взаимопроникновения всех явлений бытия, — как многочисленные и многоликие «сути», «сущности» женского мироощущения. В связи с этим можно утверждать, что на уровне стилистики писательницы стремятся выйти за пределы языкового дискурса властных политик и практик в другое пространство, пластичность и подвижность которого требует поиска особых средств и стратегий выражения.

Возникновение женской прозы — это отражение назревшей в обществе потребности женщины в признании ее активного присутствия не только в институтах политических, экономических, но также и искусстве и литературе. Писательницы демонстрируют убежденность в том, что лишь благодаря накоплению и выражению альтернативного культурного опыта литература может стать по-настоящему полноценной и отражающей все сферы человеческого бытия.