Дипломы, курсовые, рефераты, контрольные...
Срочная помощь в учёбе

Лирическая книга М. Цветаевой «После России», 1922-1925 гг.: Проблема художественной целостности

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Мотивный анализ — методология, разработанная Б. М. Гаспаровым, который исходил из того, что «основным приемом, определяющим всю смысловую структуру «Мастера и Маргариты» и вместе с тем имеющим более широкое общее значение, <�является> принцип лейтмотивного построения повествования. Имеется в виду такой принцип, при котором некоторый мотив, раз возникнув, повторяется затем множество раз, выступая… Читать ещё >

Содержание

  • Глава 1. Метасюжет лирической книги М. Цветаевой «После России»
    • 1. Полиреферентный план книги
    • 2. Завязка лирического метасюжета («Тетрадка первая. Берлин»)
  • Глава 2. Поиски выхода из экзистенциального тупика («Тетрадка первая. Прага»)
    • 1. Оппозиция «я — мир» и развитие лирического сюжета («Прага. 1922»)
    • 2. Взаимодействие полифонизма и монологизма
  • Глава 3. «Тетрадь вторая»: философские аспекты лирического конфликта
    • 1. Диалектика физического и метафизического планов
    • 2. Разрешимость / неразрешимость лирического конфликта

Лирическая книга М. Цветаевой «После России», 1922-1925 гг.: Проблема художественной целостности (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Возросший в последние полтора десятилетия интерес к творчеству М. Цветаевой не только расширил поле исследования поэтического мира, но и выявил целый ряд проблем, нуждающихся в разработке. Опубликованные в последнее время издания («Собрание сочинений в семи томах» под редакцией А. Саакянц и JI. Мнухина- «Неизданное. Сводные тетради» под редакцией Е. Кор-киной и др.) существенно расширили как читательские, так и исследовательские возможности постижения творчества М. Цветаевой, предоставив более обширный материал.

Спектр подходов к изучению поэтического наследия М. Цветаевой отличается большим разнообразием. Столь распространенный еще несколько лет назад биографический путь интерпретации поэзии1 уступает место историко-литературному, культурологическому, структурно-семантическому и прочим подходам. В современном цветаеведении (как в России, так и на Западе) можно выделить несколько основных тенденций и направлений, предметом анализа внутри которых являются различые аспекты поэтического мира Цветаевой.

В первую очередь необходимо отметить работы, посвященные общей характеристике творчества М. Цветаевой, как правило, в эволюционном аспекте. Исследования М. Л. Гаспарова («Марина Цветаева: от поэтики быта к поэтике слова»), Е. Б. Коркиной («Поэтический мир Марины Цветаевой»), В. Орлова («Марина Цветаева. Судьба. Характер. Поэзия»), О. Г. Ревзиной («Марина Цветаева»), С. Ельницкой («Поэтический мир Марины Цветаевой») обладают высокой степенью научной ценности в силу фундаментальности тех выводов, к которым они приходят, базируясь на разных факторах творческой эволюции поэта (Е. Коркина, например, акцентирует внимание на периодизации «внешней», диктуемой логикой творчества поэта, останавливаясь при этом на изменениях мироощущения Цветаевой, а в зависимости от него, на внутренних характеристиках.

1 См., напр.: Саакянц A.A. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997; Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. М., 1992; Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников.М., 1992 и др. 4 поэтического мира в разные периоды и на материале различных жанровМ.Л. Гаспаров в качестве ведущего фактора эволюции поэтической системы рассматривает конструктивный принцип организации всего поэтического пространства в стихах того или иного периода, включая все уровни художественной структуры, о чем свидетельствует и название его работы: «Марина Цветаева: от поэтики быта к поэтике слова». Отметим, что на сегодняшний день таких исследований, выстраивающих общую картину поэтапного развития цветаевского творчества (вне биграфического контекста), достаточно мало.

Вторым, более разработанным, направлением представляется исследование мифопоэтики Цветаевой. Значительным достижением стала докторская диссертация Н. О. Осиповой «Художественный мифологизм творчества М. И. Цветаевой в историко-культурном контексте первой трети XX века», являющаяся в определенной степени обобщающим трудом по мифопоэтике Цветаевой, ее основных типов и их функционирования на разных уровнях структуры произведения. К данному направлению примыкают работы, восстанавливающие круг мифологических, фольклорных и литературных источников конкретных произведений автора: Е. Фарыно «Мифологизм и теологизм Цветаевой («Магдалина» — «Переулочки» — «Царь-Девица») — М. Мейкин «Поэтика усвоения" — В. Ю. Александров «О природе фольклоризма у Цветаевой" — О. Хейсти «Орфические странствия М. Цветаевой в словесном мире" — С. Ельницкая «» Возвышающий обман». Миротворчество и мифотворчество Цветаевой» и множество других.

Цветаеведение движется также к поискам и осмыслению мировоззренческих основ творчества Цветаевой через сопоставление и связь с философскими идеями времени, а также через необходимое выявление трансформации их в индивидуальном художественном сознании автора. Не так много работ, прямо обращенных к данной проблематике (назовем, например: Кузнецова Т. В. «Цветаева и Штейнер. Поэт в свете антропософии»), но в большом числе исследова5 ний, изначально направленных на другие аспекты, восстанавливается взаимодействие Цветаевой с художественными исканиями эпохи2.

Однако предметом анализа большинства исследований являются более частные аспекты поэтики Цветаевой. Например, специфика функционирования художественного слова в лингвистическом и литературоведческом аспектах: Л. В. Зубова «Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект" — П. Цвете-ремич «Об отношении между фонемой и графемой в поэзии М. Цветаевой" — М. В. Серова «Специфика функционирования художественного слова в позднем творчестве М. Цветаевой (цикл «Стол») в кн.: «Поэтика лирических циклов в творчестве Марины Цветаевой" — К. Э. Штейн «Синкретизм языковых единиц и гармония поэтического произведения: (на материале стихотворения М. Цветаевой «Тоска по родине! Давно.»)». Наблюдения над особенностями структуры стиха: О. Г. Ревзина «Структура поэтического текста как доминирующий фактор в раскрытии его семантики" — Л. Лосев «Перпендикуляр (еще к вопросу о поэтике переноса у Цветаевой)" — В. Ю. Александров «О некоторых тенденциях построения «фольклорного» стиха М. Цветаевой». Выявление частных элементов цветаевского стиля: Л. Лосев «Значение переноса у Цветаевой" — Н. Косман «Безглагольный динамизм поэтической речи М. Цветаевой" — О. Г. Ревзина «Из лингвистической поэтики (деепричастия в поэтическом языке М. Цветаевой)" — С. Ю. Лаврова «Текстообразующая роль конструкций «|~|» в поэтике М. Цветаевой (на материале статьи «Поэт о критике»)» и др.

Из жанрового и родового разнообразия наследия Цветаевой основным объектом изучения является лирика разных периодов, поэмы и лирические циклы как особое жанровое образование. Однако в последние годы накапливаются работы, осмысляющие прозаическое наследие поэта и драматургию. По жанровому характеру эти работы по большей части представляют собой статьи,.

2 Например: указанная работа Н.О.ОсиповойСерова М. В. Поэтика лирических циклов в творчестве М.Цветаевой. Ижевск, 1997; Ревзин Е. И. Город как мифологическое пространство в поэме М. Цветаевой «Переулочки» // «Лебединый стан», «Переулочки» и «Перекоп» Марины Цветаевой. Четвертая международная научно-тематическая конференция. Сб. докладов. М., 1997, и др. 6 посвященные анализу отдельных произведений в том или ином теоретическом ракурсе. Особенно много исследований отдельных стихотворений.

В эволюционном аспекте преобладает интерес к «наиболее продуктивному и зрелому творческому периоду"3 (1916;1926гг.). Раннее творчество чаще лишь оговаривается как период «ученичества» поэта. В позднем — в поле внимания попадают в основном отдельные тексты или циклы. Единственным, на сегодняшний день, исследованием периода 1926;1941гг. как итогового, обладающего всеми признаками художественной целостности, является кандидатская диссертация C.B. Бабушкиной «Поэтическая онтология Марины Цветаевой (1926;1941гг.)» (Екатеринбург, 1998).

Особое направление образует сопоставительный анализ: «Цветаева в контексте.». Эта тенденция представлена достаточно обширно, поэтому назог вем наиболее значительные работы: И. Бродский «Примечания к комментарию» («Магдалина» Цветаевой и «Магдалина» Пастернака) — Омри Ронен «Часы ученичества Марины Цветаевой" — О. Симченко «К изучению поэтики Ахматовой и Цветаевой" — Е. Киперман «Пророк» Пушкина и «Сивилла» Цветаевой" — Н. Дзуцева «Цветаева и Ахматова. К проблеме типа поэтического сознания" — Г. Петкова «Данте — Цветаева: архетипическая фигура водителя души» и др.

Из приведенного краткого обзора явствует, что цветаеведение в современном состоянии представляет собой обширную область литературоведения. Проблематика, связанная с изучением творчества поэта, чрезвычайно широка и многообразна, но вместе с тем остается еще много вопросов не решенных или только заданных. Одним из них является вопрос о поэтике лирической книги в творчестве М. Цветаевой. Из ряда статей видно, что этот ракурс намечается как еще одна возможная тенденция изучения творчества Цветаевой. Например, такие статьи, как: Е. К. Соболевская «Мифопоэтическая структура книги М. Цветаевой «Разлука» как основа музыкальной композиции" — O.A. Клинг «Миф о «Лебедином стане» — миф в «Лебедином стане» «- Е. Л. Кудрявцева «Мотив сна в.

3 Мейкин М. Марина Цветаева. Поэтика усвоения. М., 1997. С. 13. 7.

Лебедином стане" М, Цветаевой" — описание лирических книг Цветаевой в указанной выше работе Е. Коркиной, а также доклады на конференциях: Е. Мстиславская «Книга лирики в творчестве М. Цветаевой», ее же «Дилогия М. Цветаевой „Версты“ (1921, 1922) (к проблеме смысловой целостности авторской книги лирики)» и Т. В. Козьмина «» Ремесло" как переломный этап в творчестве Марины Цветаевой"4. Но известные нам работы не дают представления о художественной целостности той или иной книги Цветаевой. При их анализе либо выделяется один из множества мотивов (Е. Кудрявцева), либо осмысляется авторская позиция (О. Клинг), либо анализируется композиция (Е. Соболевская), но не ставится задачей исследование их взаимосвязи, а также их соотнесенности с другими элементами лирической книги как жанрового образования. Кроме того, мы видим, что признаваемая исследователями как вершинная книга г.

После России. 1922;1925″ пока не становилась объектом отдельного исследования. Но некоторые шаги в ее изучении сделаны, прежде всего, — обращение к отдельным стихотворениям и циклам книги5.

Таким образом, актуальность выбранной темы определяется малой степенью изученности лирической книги М. Цветаевой «После России» как целостного художественного феномена зрелого творчества поэта.

История развития жанра лирической книги в русской литературе означена канонизацией этого жанра в поэзии серебряного века, в то время как в XIX веке было создано лишь несколько книг (например, «Сумерки» Е. Баратынского, «Последние песни» Н. Некрасова и др.). Практически все крупные поэты рубежа веков обращались к жанру книги стихов, создавая их как некое концеп.

4 К сожалению, мы не имели возможности ознакомиться с материалами докладов.

5 Например: A.Majmiesulow. Провода под лирическим током. (Цикл Марины Цветаевой «Провода»). Bydgoszcz, 1992; О. Г. Ревзина. Тема деревьев в поэзии М. Цветаевой // Уч. Зап. Тартуского гос. ун-та, 576. Типология культуры. Взаимное воздействие культур. Труда по знаковым системам, 15.1982; Faryno Е. Мифологизм и теоло-гизм Цветаевой («Магдалина» — «Царь-девица» — «Переулочки») // Wiener Slawistischer Almanach. Sb 18. Wien, 1985; Его же. Стихотворение Цветаевой «Прокрасться.» // Wiener Slawistischer Almanach. Sb 20. 1987; Хадь А. Художественные особенности поэзии М.Цветаевой. Анализ стихотворения «Заочность» // Stadia Slavika Аса-demiae. Scientiarum Hungaricae 31 (3−4). Budapest, 1985; Медведева К. А. Стихи о Сивилле, Орфее и Эвридике как звено в концепции поэта в лирике М, Цветаевой начала 20-х годов // Некоторые проблемы русской и зарубежной литературы. Владивосток, 1974 и др. 8 туальное единство, поэтому к моменту появления лирических книг Цветаевой существовала вполне определившаяся и сформировавшаяся традиция жанра.

История изучения жанра лирической книги не так обширна, как история изучения других лирических жанров (элегии, баллады, романса и т. д.) и жанровых образований (лирического цикла). Но хотя нет обобщающего исследования жанра, тем не менее, некоторые шаги сделаны. Обозначим наиболее существенные структурные особенности лирической книги как жанрового образования.

Очевидным и бесспорным условием существования книг стихов в отличие от стихотворного сборника (достаточно произвольного в отборе текстов)' является продуманная логика выбора произведений, их размещения, формирование разделов, частей, проявляющее авторскую волю. Как и другие жанры, книга лирики должна представать законченной художественной целостностью. Это означает, что она обладает глубинной неделимостью эстетического бытия, в ней осущствленного. Единство это реализуется в наличии художественной системы как системы элементов, связанных друг с другом и образующих органическое целое, и структуры — взаиморасположения, иерархии элементов. С этой точки зрения, теоретическая модель жанра книги стихов пока не описана, но работа в этом направлении ведется.

Основным фактором художественной целостности лирической книги является, во-первых, ее композиция. Книга предполагает отчетливую выстро-енность, архитектонику (соотношение отдельных разделов, блоков, групп стихотворений), при этом существен специфический характер пропорции части и целого (как и в лирическом цикле, смысл целого неравен сумме смыслов часа" тей, т. е. принцип монтажа, открытый С. Эйзенштейном — 1+1 =?2). В. Брюсов об этом писал: «Отделы в книге стихов — не более как главы, поясняющие одна другую, которые нельзя переставлять произвольно"6.

Исследователями по-разному понимается основной принцип, связующий разрозненные, фрагментарные элементы в единство. Этим принципом мо9 жет являться доминирующая, связующая роль лирического героя, лирического субъекта. Л. К. Долгополов, например, пишет: «В центре каждого из новых жанровых образований находится восприятие внутреннего мира поэта, представляемое однако в формах объективированных <. .> Основная жанровая доминанта по-прежнему остается закрепленной за образом лирического героя, который становится теперь не только лирическим, но и сюжетным центром произведения"7. Той же позиции придерживается А. Кушнер: «отражение жизни поэта за какой-то промежуток времени"8.

Вторым признаком целостности является наличие единого лирического сюжета (учитывая многосоставность книги — метасюжета). Анализу метасюже-та книги стихов посвящены работы Н. Л. Лейдермана «Воля к смыслу (Мета-сюжет „Камня“ О.Э. Мандельштама)» и Э. Б. Мекш «Сюжетно-композиционная г система книги стихов С. Есенина «Москва кабацкая» «.

Третий и наиболее продуктивный подход к осмыслению факторов единства книги стихов — комплексный. Большинство исследователей исходят из осознания принципиальной связанности тех или иных принципов, несмотря на возможное доминирование того или иного. Данный подход отвечает главной теоретической задаче — выявлению художественной целостности, т.к. этот подход и позволяет обнаружить связь, сцепление элементов. Таким исследованием является работа Н. Л. Лейдермана, указанная выше. Прослеживая лирический метасюжет книги О. Э. Мандельштама «Камень», автор выявляет логику сцепления тем, мотивов, идей поэта, с одной стороныс другой — логику композиционной организациии, наконец, логику становления и изменения лирического субъекта («экзистирующего мыслителя»). И. В. Фоменко в теоретической работе «О поэтике лирическиго цикла» (в пределах тех задач, которые поставил перед собой исследователь, лирическая книга и лирический цикл рассматриваются как синонимы) выделяет потенциально возможные циклокнигообра.

6 Цит. по: Долгополов Л. К. На рубеже веков. Л., 1985. С. 110.

7 Там же, с. 108.

8 Кушнер А. Книга стихов // Вопросы литературы. 1975. 3. С. 181.

10 зующие принципы: «связи эти, очевидно, могут возникать на любом уровне: это может быть тема, лирический сюжет, лейтобразыпринципы пространственно-временной, ритмической, музыкальной организациисвязи могут возникать на лексическом, синтаксическом, фонетическом уровнях"9. И. В. Фоменко особенно подчеркивает существенный момент: «.но все это потенциально возможные циклообразующие. Только их неповторимая система определяет неповторимость каждого данного цикла (книги стихов)"10.

И, наконец, М. С. Штерн систематически обобщает опыт исследования жанра: «основное условие существования книги стихов как целостного и устойчивого жанрового образования — это наличие единого смыслового пространства, внутреннего контекста, неравного сумме отдельных компонентов"11. Данное смысловое пространство реализуется, по мысли исследовательницы, в г следующих жанрово-композиционных качествах лирической книги (которые автор определяет в сравнении с лирическим циклом):

1. Образно-тематическое единство, общность настроения, эмоционального тона, не исключающая противоборства спорящих голосов, взаимодействия и смены лирических состояний — для цикла подобный полифонизм, вариативность разработки тематических мотивов, динамика их взаимодействия не характерны <.>.

2. Последовательное развертывание темы в динамике, сквозной лирической коллизии, своеобразный лирический сюжет — в цикле он развертывается более последовательно, непрерывно и сжато: книга допускает «прерывистость» основной тематической линии, ее «дробление» на разнохарактерные и относительно законченные фрагменты. В целом пространство книги отчетливо членится на части, разделы, внутренние циклы: оно более мозаично, внутренне свободно, просторно.

9 Фоменко И. В. О поэтике лирического цикла // Филологические науки. 1982.4. С. 43.

10 Там же.

11 Штерн М. С. В поисках утраченной гармонии. Проза И. А. Бунина 1930 — 1940;х годов. Омск, 1997. С. 13.

3. Многосоставность образа-переживания, структурная сложность способов и приемов, с помощью которых достигается полнота воплощения лирического сознания и многосоставность лирического субъекта-автора.

4. Комплексность сюжетно-композиционного развития: не движение одного состояния, одной темы — коллизии, замкнутое рамками фрагмента или цикла, а переплетение, сопряжение тем-мотивов, при котором циклы-отделы со своим внутренним развитием подобны «главам» (отсюда необходимость поиска в процессе анализа связей не только между отдельными компонентами, но и между циклами-отделами).

5. Большая, чем в цикле разнородность жанрового состава, внутренняя динамика различных жанровых форм <.>.

6. Системная, многосоставная полиритмия: ритмический рисунок каждого компонента участвует в создании общего ритмического строя и сам оказывается вовлеченным в контекст связей, ритмических отношений между отдельными компонентами целого.

7. Большая, чем в цикле, значимость отдельных текстов, разделов, частей и вместе с тем большая содержательная значимость объединяющих, связующих моментов: заглавия с его обязательным метафорическим или символическим (обобщенно-иносказательным) характером, эпиграфа или посвящения, авторского предисловия, указания на хронологическую периодизацию. «Открытость» границ текста: внезапность, неподготовленность «начала» и незавершенность «конца», предполагающая возможность бесконечного расширения смыслового пространства книги и введения в ее состав все новых и новых компонентов"12.

Объемность приведенной цитаты обусловлена теоретической значимостью: ни одна из работ, посвященных лирической книге, не содержит столь обобщенного представления о принципах и приемах создания целостного художественного мира книги стихов. М. С. Штерн в описании каждого из них ак.

12 Штерн М. С. Указ. соч., с. 14−15.

12 центирует разнородность и одновременно связанность компонентов. Данные наблюдения будут нам существенным подспорьем при исследовании «После России».

Из перечисленных признаков, как и из всего выше сказанного следует, что лирическая книга представляет собой поле напряженного взаимодействия обращенных друг к другу элементов: частей, тем и мотивов, текстов, жанров, микросюжетов, переживаний и т. д. Такое положение вещей свидетельствует о чрезвычайной усложненности поэтического мира книги лирики. Нам представляется, что до сих пор не уделено достаточного внимания еще одному качеству связи компонентов: это такие отношения между художественными текстами и элементами структуры, когда любой локальный компонент способен отсылать к множеству других элементов и текстов. Эти сцепления достаточно непредсказуемы, и их трудно уложить в какую-либо законченную систему. Отдельные мотивы, например, могут отсылать к другим, возникающим на большой дистанции от данных. Они могут ретроспективно освещать предшествующие тексты и предугадывать смысловые мотивы будущих. В этом значении можно говорить о лирической книге как о гипертексте. Напомним определение, данное В. Рудневым в «Словаре культуры XX века»: «Гипертекст — текст, устроенный таким образом, что он превращается в систему, иерархию текстов, одновременно составляя единство и множество текстов"13. Представляется, что идея гипертекста продуктивна по отношению не только к книге стихов, но и вообще к циклическому типу литературных произведений, именно по той причине, что этот тип включает в себя множество разрозненных текстов, самостоятельных произведений, оборачивающееся художественной целостностью. Так создается единство и множественность произведений, каждое из которых, и более — элементы внутри каждого из которых, отсылают друг к другу, причем необязательно линейно.

13 Руднев В. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М., 1997. С. 69.

И еще одно важное замечание: в отличие от канонических жанров для лирической книги невозможно выстраивание теоретической модели жанра. Теоретические описания допускают возможность тех или иных доминант. Поэтому каждая лирическая книга (даже в творчестве одного поэта) будет представлять собой уникальную модификацию жанра.

В связи с этим главной целью нашего исследования станет моделирование и анализ той модификации лирической книги, которую являет собой «После России» (обоснование выбора этой книги стихов содержится в первой главе). В центре нашего внимания стоит вопрос: образуют ли принципы миромо-делирования в данной книге целостную и внутренне завершенную систему, если да, то каковы ее качества? Гипотеза о целостности лирической книги М. Цветаевой («После России») проверяется путем решения конкретных задач:

• определить и проанализировать отправные моменты конструирования книги (название, эпиграф, посвящение, датировка);

• описать логику развития и изменения поэтического мира книги через анализ ее метасюжета;

• проанализировать структурно-семантические элементы, образующие целостный поэтический мирвыявить принципы их взаимодействия;

• осмыслить специфику мироощущения М. Цветаевой, выраженную данной жанровой формой.

Поставленные цели и задачи определяют структуру работы. Она состоит из введения, трех глав и заключения. В первой главе, «Метасюжет лирической книги М. Цветаевой «После России» («Тетрадка первая. Берлин») мы попытаемся охарактеризовать предпосылки создания художественного целого (референтный план книги), а также проследить развитие метасюжета первого раздела («Берлин»), предположительно являющегося своеобразной развернутой экспозицией. В главе второй, «Поиски выхода из экзистенциального тупика («Тетрадка первая. Прага»)», мы продолжим анализ метасюжета первой части («Тетрадка первая»). Распространение исследования лирического сюжета книги на.

14 две главы обусловлено насыщенностью книги концептуально важными текстами, которые невозможно игнорировать и тем обстоятельством, что книга является достаточно объемной конструкцией (159 стихотворений). Эти же причины обусловливают расстановку акцентов нашего исследовательского внимания: какие-то тексты и циклы мы будем анализировать целостно, применяя методику «медленного чтения" — обращаясь к другим, будем делать акцент на одном из аспектов поэтикинекоторые менее значительные в аспекте поставленных задач тексты мы обойдем вниманием. В третьей главе („Тетрадь вторая“: Философские аспекты лирического конфликта») мы попытаемся выстроить систему взаимосвязанных мотивов, распределив тексты по тематическим группам, что позволит, в том числе, сделать обобщающие наблюдения над поэтическим миром зрелого периода творчества Цветаевой. Основное внимание при этом будет уделено философским аспектам конфликта.

Поставленная проблема обусловила сочетание принципов структурно-системного и мотивного анализа метасюжета и композиционной структуры книги. Принципиальная усложненность поэтического мира «После России» определила выбор в качестве основного инструмента исследования мотивный анализ. Под мотивом в данной работе понимается такой элемент художественного текста, который является более частным, чем тема, элементом, выражающим частный смысловой нюанс. Например, В. Е. Хализев дает такое определение: «мотив — это компонент произведений, обладающий повышенной значимостью (семантической насыщенностью). Он активно причастен к теме и концепции (идее) произведения, но не тождественен им"14. Данное определение не расходится с традиционным, устоявшимся: «Мотив <.> устойчивый формально-содержательный компонент литературного текста <.>. Мотив более прямо, чем другие компоненты художественной формы соотносится с миром авторских чувств и мыслей, но в отличие от них лишен относительно «самостоятельной» образности <.>. Мотив, таким образом, в отличие от темы имеет непо.

15 средственно словесную (и предметную) закрепленность в самом тексте произведенияв поэзии его критерием в большинстве случаев служит наличие ключевого, опорного слова, несущего особую смысловую нагрузку"15.

Мотивный анализ — методология, разработанная Б. М. Гаспаровым, который исходил из того, что «основным приемом, определяющим всю смысловую структуру «Мастера и Маргариты» и вместе с тем имеющим более широкое общее значение, <является> принцип лейтмотивного построения повествования. Имеется в виду такой принцип, при котором некоторый мотив, раз возникнув, повторяется затем множество раз, выступая при этом каждый раз в новом варианте, новых очертаниях и во все новых сочетаниях с другими мотивами. При этом в роли мотива может выступать любой феномен, любое смысловое «пятно» <.>. В итоге любой факт теряет свою отдельность и единство, ибо в любой момент и то и другое может оказаться иллюзорным: отдельные компоненты данного факта будут повторены в других сочетаниях, и он распадется на ряд мотивов и в то же время станет неотделим от других мотивов, первоначально введенных в связи с, казалось бы, совершенно противоположным фактом"16. Мотивная структура текста является некой всеобъемлющей субстанцией, охватывающей разные уровни текста, а мотивный анализ — способом «расшифровки» такого сложно организованного произведения. Это становится возможным при трактовке мотива не столько тематически, сколько функциональ.

1 7 но (вслед за И. П. Смирновым и А. Ханзен-Леве): мотивы — функциональная взаимосвязь, формирующая структурную целостность.

На наш взгляд, мотивный анализ может способствовать в процессе нашего исследования решению еще одной важной задачи. Цветаеведение только в последние годы начинает преодолевать один из своих распространенных стереотипов, а именно: представление о поэтическом мире Цветаевой как системе.

14 Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1998. С. 266.

15 Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 230.

16 Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. М., 1994. С.30−31.

17 И. П. Смирнов. От сказки к роману // ТОДРЛ. Т.ХХУИ. 1972. С.299−300- Ханзен-Леве А. Русский символизм. С.-П., 1999. С. 20.

16 жестких бинарных оппозиций (земля / небо, тело / душа, верх / низ, хаос / гармония и др.). Думается, мотивный анализ позволит восстановить смысловые цепочки промежуточных между данными оппозициями состояний и идей, которые будут относиться в равной степпени и к тому и другому полюсу бинарной модели и существенно переосмыслять их. В таком случае сами традиционные оппозиции снимаются, сохраняя при этом противоположность и противоречивость как качественные характеристики.

Заключение

.

Обобщая результаты предпринятого нами исследования, необходимо еще раз зафиксировать внимание на основных параметрах целостности лирической книги М. Цветаевой «После России».

Прежде чем к ним обратиться, необходимо оговорить, какое значение для постижения лирики имеет контекст книги.

По сравнению с контекстом лирического цикла, книга представляет собой больший масштаб развития лирических коллизий и лирического конфликта. В связи с этим, структурно-семантические элементы обретают качество принципиального многообразия и противоречивости в своем соотношении. Комплексность организации изначально фрагментарного материала порождает усложненный, полифоничный поэтический мир, части которого, при всей своей автономности, обнаруживают внутреннее единство. Книга, так же, как и цикл, проявляет способность переосмыслять собственные компоненты. Но в отличие от цикла, книга установливает более далекие связи, в зависимости от которых отдельные элементы вскрывают более широкие возможности перспективного /! или ретроспективного освещения смыслов отдельного элемента. Например, анализ циклов, входящих в «После России», демонстрирует обретение выхода из сложившейся конфликтной ситуации, обретение искомой гармонии, какой-либо итог. Дальнейшее же развитие конфликта возобновляет поиски, возрождает конфликт, и смысловые линии начинают развиваться вновь, на другом витке.

Во-вторых, книга позволяет исследовать поэтический мир определенного периода творчества поэта более целостно, так как включает объемный материал и более последовательно отражает внутреннюю жизнь поэта. Неслучайно Цветаева называет свои книги «этапными сборниками» — именно это (период жизни, воссозданный в поэзии) для нее наиболее важно.

В художественной системе «После России» обнаруживается действие единого конструктивного принципа. Этот принцип, творящий сложную и гибкую, но все-таки имеющую свои рамки жанровую структуру базируется на не.

216 разрывном взаимодействии принципа инверсии (обратной логики, взаимообратимости элементов, создания собственной версии) и диалектики предельности и беспредельности.

Инвертированность поэтического мира проявляется, во-первых, на уровне сюжетно-композиционной организации книги, которую можно соотнести с моделью «тема с вариациями», традиционно рассматриваемую по отношению к лирическим циклам. Данная констуктивная модель подразумевает заданность в первом тексте цикла основных структурно-семантических компонентов, которые в следующих произведениях подвергаются разработке, варьированию. В книге стихов эта модель функционирует с некоторыми изменениями. Движение и смена «эпизодов» (мотивов, переживаний лирического субъекта, эмоционально-тематических линий) осуществляется спиралевидно — каждый новый этап развития сюжета связан с повторением, варьированием исходных и осмысленных на предыдущем этапе смысловых доминант, исходный текст (в данном^ I случае — блок стихотворений, раздел книги) является исходной «темой», а последующие блоки — вариациями, дублированием, повтором темы. При этом необходимо учитывать, что в контексте книги «темой» (структурным звеном) становится комплекс структурно-семантических элементов: лирический конфликт, мо-тивно-тематические ряды, облик лирического субъекта, разнообразие его состояний. о.

В пространственно-временной структуре наблюдается изменение традиционного разграничения центра и периферии, при котором происходит семан-тизация периферийного: «окольные» характеристики становятся в позицию центральных, и наоборот. Хронотоп обладает также качеством рубежности, по-роговости, эквивалентной душевному состоянию лирической героини (кризис-ности) и ее мировоззренческим поискам. На стыке времени и пространства образуется единое смысловое поле: метафизическое пространство и вневременное измерение свидетельствуют об устремленности к онтологической первооснове мира, в архаическую древность. Вместе с тем, вневременные координаты уко.

217 реняются в мире реальном Созданию этого эффекта способствует насыщенность текстов множеством деталей и подробностей земного характера, которые, в свою очередь, преобразуются в контексте книги в символы, проявления божественного мира. В связи с этим конкретизируется категория времени — в инвертированном мире «После России» установка на запечатление каждого часа душевной жизни оборачивается повествованием вневременного характера, а признак дискретного времени становится своей противоположностью: «час» — момент интенсивного творческого переживания.

Ассоциативный фон также свидетельствует об инвертированности как преображении, создании собственной версии привлекаемого литературного материала вопреки источнику. Как правило, интерпретация какого-либо существующего материала проявляет отношение к нему автора как отношение присвоения — Цветаева создает свою версию, не искажая, вместе с тем, материал. Ритмический строй стихотворений, в особенности, синтаксис демонстрирует нарочитую «неправильность» построения фразы, нацеливающую на «неправильную», с общепринятой точки зрения, логику мысли. Облик лирической героини демонстрирует также утверждение полноты, реализованности собственной души вопреки утратам, потерям в жизни.

Композиционная структура книги обнаруживает также действие принципа инверсии в выстраивании отдельных разделов и частей. «Тетрадка первая» явственно формирует целостный поэтический мир, демонстрирует законченную художественную систему, обладающую всеми признаками самодостаточного, завершенного мира. Вторая часть («Тетрадь вторая») варьирует те же темы, мотивы, концептуальные звенья, становясь новым витком их развития.

Оппозиция предельности / беспредельности тесно связана с ведущими цветаевскими оппозициями, активными на протяжении всего творчества и особенно значимыми здесь, — небо / земля, тело / душа, верх / низ и т. д. Данная дихотомия является одной из качественных характеристик названных оппозиций.

218 наряду с такими, как динамическое / статическое, физическое / метафизическое, замкнутое / разомкнутое, телесное / духовное и др.

В художественной системе книги «После России» эта оппозиция проступает в качестве определяющей. Она выражается на разных уровнях. Например: на уровне хронотопа она воплощена через соприсутствие мотивов замкнутого и разомкнутого пространства (в свою очередь выраженных образным строем как «чистых» пространственных образов, так и метафорических — природные, телесные, образы города) и дискретного / вечного времени. Связь между пространством и временем обнаруживается в идее движения как во времени, так и в пространстве. Цветаева сама об этом писала так: «Уничтожение. я хотела написать: пространства. Нет, времени. Но „время“ не мыслишь иначе как: расстояние. А „расстояние“ — сразу версты, столбы. Стало быть: версты, это пространственные годы, равно как год — это во времени — верста. Так или иначе, но перемещать годы и версты — нужно». Расстояние, подразумевающее промежуток, пространство между какими-либо пунктами, получая в цветаевской трактовке допполнительную временную характеристику, согласуется с длительностью по признаку интенсификации качественного значения в ущерб буквальному.

Второй уровень данной диалектики — субъектная организация. В тех случаях, когда Цветаева использует образы-автометафоры (когда лирический субъект предстает в облике мифологического персонажа или перевоплощается I в предметное явление), выражение переживания оказывается опосредованным, а следовательно, предельным. В тех же случаях, когда звучит чистое «я», голое самой лирической героини, смысловые ограничения преодолеваются, и эмоционально-чувственный строй становится безмерным. Неслучайно в «Проводах», например, образы-подобия отрицаются в пользу голоса самой лирической героини.

Третий уровень выражения диалектики предельности / беспредельностислово. Являясь элементом поэтической речи, оно, как показала Л. В. Зубова, отра.

219 жает «мировоззренческую предельность" — в концепции исследовательницы, «предельность» не является синонимом «предела», напротив, предельность — такая категория, которая подразумевает реализацию всех потенциальных возможностей слова. Но превращаясь в объект поэтической рефлексии автора, слово, напротив, / обнаруживает свойство ограниченности возможностей выражения смысла, открывающегося поэту, смысла, связанного с представлением об истине.

Исследование доминирующих тем и мотивов книги «После России», а также их оппозиций показал, что логика развития лирического конфликта приводит автора к амбивалентныму итогу. С одной стороны, высвобождается созидающая энергия с помощью активизации свойств творческого преображения мира (мотив материнства, демонстрирующий неразрывность в поэтическом сознании Цветаевой мифотворчества, миротворчества и человекотворчества, мотив голоса, тема поэта и поэзии и др.). Усиление творческого потенциала и доминирование данных мотивов в поэтическом мире намечает способ преодоления драмы существования, но не осуществляет его до конца. С другой стороны, комплекс пространственно-временных мотивов свидетельствует о драматизме мировосприятия автора, разрывающегося между пределом, существующим в мире, и беспредельностью собственных чувств и устремлений.

Эти специфические особенности связаны с вопросом о степени завершенности художественной системы книги. Поэтический мир, структура, лирический сюжет оказвыаются вполне завершены, поэтическая система обладает всеми р признаками целостности. Но при этом данная система создает иллюзию, образ ]* открытой структуры, которая могла бы дополняться и развиваться далее.

Установка автора на лирический дневник, запечатлевающий течение самых подвижных, трудноуловимых, изменчивых и часто противоположных состояний лирической героини, порождает сосуществование в поэтическом мире таких различных тенденций в организации материала, как тематическая и «жизненная». Исследователь С. Шварцбанд намечает два типа структурирования книги, свойственные разным художественным системам: «.если предше.

220 ственники (и современники) акмеистов рассматривали «сюжет» поэтической книги как развитие лирического героя на определенном отрезке жизненного пути, то для Гумелева и Мандельштама «сюжетом» их книг стало «сцепление идей» в поэтическом мышлении"1. Можно сказать, что в книге «После России» М. Цветаевой совмещаются столь разные принципы, как «развитие лирического героя на определенном отрезке жизненного пути» и «сцепление идей». Нарочитое размещение текстов по логике их написания оборачивается в поэтическом мире последовательностью развития концепции.

Безусловно, данная работа не исчерпывает всего исследовательского потенциала материала. Многие проблемы остались лишь заданными, некоторые вопросы — лишь поставленными. Например, вопрос о творческом диалоге М. Цветаевой и Б. Пастернакапроблема лингвистического экспериментирования автора лишь оговаривалась в конкретных случаяхлишь отчасти были оговорены особенности стиля зрелой Цветаевой. Все это еще раз подчеркивает насыщенность и значимость поэтического мира «После России» как принципиально усложненного и самой книги как вершинной и чрезвычайно насыщенной программными текстами. Можно обозначить перспективные направления дальнейшего исследования. Одним из них, на наш взгляд, может стать изучение лирики «После России» и поэм 1920;х годов в их типологическом соотношении, а также изучение всего творчества М. Цветаевой 1920;х годов целостно.

1 Шварцбанд С. «Четвертая книга» стихотворений Н. Гумилева // Nikolay Gumilev, 1886 — 1986. Berkeley, 1987. С. 293.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Овидий. Собрание сочинений в 2 т. СПб., 1994. Т.2. С.302−303.
  2. Переписка Бориса Пастернака. М., 1990.
  3. М. И. Неизданные письма. Paris, 1972.
  4. М.И. Избранная проза: В 2-х т. 1917−11 937. New York, 1979.
  5. М.И. Избранное. М., 1989.
  6. М.И. Неизданное. Сводные тетради. М., 1997.
  7. М.И. Собрание сочинений: В 7 т. М., 1994−1995.
  8. М.И. Стихотворения и поэмы. JI.O., 1990.1. Монографии, статьи:
  9. В. Марина Цветаева и поэзия XX века // Звезда. 1992. 10. Ю. Азадовский K.M. Орфей и Психея // Небесня арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке. С.-П., 1992.
  10. В. А. Поэзия Б. Пастернака. Л., 1990.
  11. Л. Анализ стихотворения М. Цветаевой «Рас-стояние: версты, мили. .» // Язык и композиция художественного текста. М., 1983.222
  12. H.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М., 1990.
  13. C.B. Эпистолярная лирика Марины Цветаевой (Письма 1926 года) // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998.
  14. C.B. Поэтическая онтология М. Цветаевой (1926−1941). Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 1998.
  15. С.П., Семибратова И. В. Судьбы поэтов Серебряного века. М., 1993.
  16. Н.В. Образ Кармен в культурном контексте (А. Блок, М. Цветаева, В. Набоков) // Время Дягилева. Универсалии Серебряного века. Вып.1. Пермь, 1993.
  17. Н.В. Поэзия «серебряного века». Екатеринбург, 1993.
  18. М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1975.
  19. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. М., 1994.
  20. Н.П., Авилиани Ю. Ю. К образно-символической функции слова в художественном тексте (на материале русской поэзии) // Искусство слова (о мастерстве писателя и критика). Ташкент, 1982.
  21. Бродский о Цветаевой. М., 1997.223
  22. Д. Рыцарь на Голой горе (Опыт интерпретации «Поэмы Горы») // «.Все в груди слилось и спелось»: Пятая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9−11 октября 1997 года). М., 1998.
  23. A.A. «Дойти до самой сути». Номинативные предложения в поэзии Цветаевой // Русская речь. 1988. 5.
  24. Н.С. Стилистическая роль знаков препинания в поэзии М.Цветаевой // Русская речь. 1978. 6.
  25. Г. Символ «рябина» в поэзии Марины Цветаевой и его перевод // Ceskoslovenska Rusistika. 27. 1982.
  26. И. «Есмь я и буду.» // Новый мир. 1982. 9.
  27. Время Дягилева. Универсалии Серебряного века. Вып. 1. Пермь, 1993.38. «.Все в груди слилось и спелось». Пятая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9−11 октября 1997 года). М., 1998.
  28. В.Н. М.Цветаева о А. Блоке // Учен. Зап. Тартуского ун-та. 1985. Вып. 657.
  29. М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Связь времен. М., 1992.
  30. М.Л. Марина Цветаева: от поэтики быта к поэтике слова // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995.
  31. М.Л. Русские стихи 1980 1925-х годов в комментариях. М., 1993.
  32. М.Л. «Поэма Воздуха» Марины Цветаевой: опыт интерпретации // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995.
  33. Л. О лирике. Л., 1974.
  34. Л. О старом и новом. Л., 1982.224
  35. Г. О Марине Цветаевой. Глазами современника. Antiquary, 1993.
  36. Т.Н. Марина Цветаева: искания слова // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998.
  37. М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983.
  38. Н.Г., Гаспаров М. Л. Тема дома в поэзии Цветаевой // Здесь и теперь. 1992. 2.
  39. Деринг-Смирнова Р., Смирнов И. Очерки по исторической типологии культуры. Zalzburg, 1982.
  40. Л.К. На рубеже веков. Л., 1985.
  41. С. «Возвышающий обман». Миротворчество и мифотворчество Цветаевой // Марина Цветаева. Симпозиум, посвященный 100-летию со дня рождения. Нортфилд, Вермонт, 1992.
  42. С. Поэтический мир Марины Цветаевой: конфликт лирического героя и действительности. Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 30. Wien, 1990.
  43. Е.В. Метафоризация мира в поэзии XX века // Контекст-1976. М., 1977.
  44. A.K. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.
  45. JI.B. Парадоксальный эпитет Марины Цветаевой // «.Все в груди слилось и спелось». Пятая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9−11 октября 1997 года). М., 1998.
  46. JI.B. Потенциальные свойства языка в поэтической речи М.Цветаевой. Л., 1987.
  47. Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989.
  48. Л.В. Языковой сдвиг в позиции поэтического переноса: (на материале поэзии М. Цветаевой // Проблемы структурной лингвистики. М., 1989.
  49. Интертекстуальные связи в художественном тексте. Спб., 1993.
  50. O.A. Миф о «Лебедином стане» миф в «Лебедином стане» // «Лебединый стан», «Переулочки» и «Перекоп» Марины Цветаевой. Четвертая международная научно-тематическая конференция. М., 1997.
  51. Ю.П. Иноязычные произведения М. Цветаевой // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1986. 4.
  52. И. Поэтический синтаксис. М., 1986.
  53. Ю.М. О еврейской теме и библейских мотивах у М. Цветаевой: опыт толкования нескольких стихотворений // De visu. 1993. 3.226
  54. H.A. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986.
  55. Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Вып. 1. Иваново, 1993.
  56. Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Вып. 2. Иваново, 1996.
  57. Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Вып. 3. Иваново, 1998.
  58. Е.Б. Ппоэтический мир Марины Цветаевой // Цветаева М. И. Стихотворения и поэмы. Л.О., 1990.
  59. .О. Лирика Некрасова. Ижевск, 1978.
  60. Н. Безглагольный динамизм поэтической речи М. Цветаевой // Марина Цветаева. Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. М. Цветаевой. Нортфилд, Вермонт, 1992.
  61. Е.Б. Лирическая трилогия Марины Цветаевой // Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. Цветаевой. Нортфилд, Вермонт, 1992.
  62. Г. В. «Последняя книга» поэта // Некрасов H.A. Последние песни. М., 1974.
  63. В. Петербургский период Георгия Иванова. Эрмитаж, 1989.
  64. Н.П. Жизнь души как первичная ценность поэзии М. Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998.
  65. Г. В. «Последняя книга» поэта // Некрасов. Последние песни. М., 1974.
  66. КудроваИ.В. Версты, дали. Марина Цветаева: 1922−1939. М., 1991.227
  67. И.В. Поговорим о странностях любви: Марина Цветаева // Звезда. 1999. 10.
  68. И.В. Формула Цветаевой «лучше быть, чем иметь» // Марина Цветаева: Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. Нортфилд, Вермонт, 1992.
  69. Т.В. Цветаева и Штейнер: Поэт в свете антропософии. М., 1996.
  70. С.Ю. Текстообразующая роль конструкций «I-I» в поэтике М. Цветаевой (на материале статьи «Поэт о критике» // Художественный текст и культура. Владимир, 1993.
  71. М.С. Поэт и метафизик (Марина Цветаева и Лев Карсавин: возможные параллели) // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998.
  72. Ю.И., Сегал Д. М., Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974. 7/8.
  73. Н.Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск, 1982.
  74. O.A. Книга стихов как «большая форма» в русской поэтической культуре начала XX века. О. Э. Мандельштам, «Камень» (1913). Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1995.
  75. Л. Значение переноса у Цветаевой // Марина Цветаева: Труды 1-го международного симрлзиума (Лозанна, 30.VI. 3.VII. 1982). Bern, 1991.
  76. Л. Перпендикуляр. (Еще к вопросу о поэтике переноса у Цветаевой) // Марина Цветаева: Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. Нортфилд, Вермонт, 1992.228
  77. В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания совре-менников.М., 1992.
  78. Ю.М. Анализ поэтического текста. М., 1972.
  79. Ю.М. Лекции по структкральной поэтике // Ю. М. Лотман и тар-туско-московская семиотическая школа. М., 1994.
  80. Е.И. «Вечной мужественности взмах» // Новый мир. 1988. 6.
  81. С.И. Своеобразие повтора в поэзии М. Цветаевой // Русская речь. 1987. 4.
  82. Мащеевский 3. Прием мифизации персонажей и его функция в автобио-грфической прозе М. Цветаевой // Труды 1-го международного симпозиума (Лозанна). Bern, 1991.
  83. М. Марина Цветаева: поэтика усвоения. М., 1997.
  84. В.Б. Лебединая песня новой души (Теодицея Марины Цветаевой) // Здесь и теперь. 1992. 2.
  85. Мифологический словарь. М., 1991. С. 315.
  86. А.Ю. К истории взаимоотношений М. Цветаевой и Б. Пастернака (На материале переписки 1926 года) // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998.229
  87. Е.А. Метафора и ее окружение в контексте художественной речи // Слово в русской советской поэзии. М., 1975.
  88. Образцы изучения лирики. Учебное пособие в 2 частях. Ижевск, 1997.
  89. Л. Почва и судьба // Озеров Л. Мастерство и волшебство. М., 1876.
  90. В.Н. Марина Цветаева. Судьба. Характер. Поэзия // Цветаева М. И. Избранное. М., 1989.
  91. К. Поэтическое пространство Марины Цветаевой // Марина Цветаева: Труды 1-го международного симпозиума (Лозанна). Bern, 1991.
  92. Н.О. Мифопоэтика лирики М. Цветаевой. Киров, 1995.
  93. Н.О. Художественный мифологизм творчества М.И. Цветаевой в ситортко-культурном контексте первой трети XX века. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 1998.
  94. А. Куст рябины. Л., 1989.
  95. Г. Т. Лирический цикл в творчестве М. Цветаевой (проблемы поэтики) // Филологические науки. 1994. 3.
  96. Е.М. Бемоль, диез, бекар музыкальные термины у Цветаевой и Бродского // «.Все в груди слилось и спелось»: Пятая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9−11 октября 1997 года). М., 1998.
  97. Поэтический строй русской лирики. Л., 1973.
  98. О.Г. Горизонты Марины Цветаевой // Здесь и теперь. 1992. 2.230
  99. О.Г. «Поэма Воздуха» как художественный текст и как интертекст // «Поэма Воздуха» М. Цветаевой. Вторая международная научно-тематическая конференция. М., 1994.
  100. О.Г. Из лингвистической поэтики (деепричастия в поэтическом языке М. Цветаевой) // Проблемы структурной лингвистики 81. М., 1983.
  101. О.Г. Из наблюдений над семантической структурой «Поэмы Конца» Цветаевой // Учен. Зап. Тартуского ун-та. Тарту, 1977. Вып. 422. Труды по знаковым системам. 9.
  102. О.Г. Марина Цветаева // Очерки истории русской поэзии XX века. М., 1995.
  103. О.Г. Тема деревьев в поэзии Цветаевой // Труды по знаковым системам. Тарту, 1982.
  104. О.Г. Число и количество в поэтическом языке и поэтическом мире М. Цветаевой // Лотмановский сборник. М., 1995. С. 629.
  105. Рильке, Пастернак, Цветаева: Письма 1926 года. М., 1990.
  106. О. Часы ученичества М. Цветаевой // Марина Цветаева: Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. Нортфилд, Вермонт, 1992.
  107. В. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М., 1997. С. 69.
  108. Русские поэты Серебряного века. Л., 1991.
  109. A.A. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997.
  110. M.B. Поэтика лирических циклов в творчестве Марины Цветаевой. Ижевск, 1997.
  111. З.Я. К вопросу о соотношении книги стихов и лирического цикла (С. Клычков. Песни) // Сюжет и художественная система. Даугавпилс, 1983.
  112. Т. Заметки о лирике. Л.О., 1977.
  113. Р.П. Сравнительная характеристика 5-стопного ямба в лирике Цветаевой и Ахматовой // Филологические науки. 1994. 4.
  114. О. К изучению поэтики Ахматовой и Цветаевой (словесное поведение лирического героя) // Современные проблемы русской филологии. Саратов, 1985.
  115. Словарь поэтического языка Марины Цветаевой. Т. 1. А-Г. M., 1996.
  116. И.П. От сказки к роману // ТОДРЛ. T. XXVII. 1972.
  117. И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977.
  118. Е.В. Диалог о пространстве (К проблеме поэта в художественной концепции М. Цветаевой) // «.Все в груди слилось и спелось»: Пятая цветаевская международная научно-тематическая конйеренция (9−11 октября 1997 года). М, 1998.
  119. А. Диалог М. Цветаевой с Шекспиром (проблема «Гамлета») // Марина Цветаева: Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. Нортфилд, Вермонт, 1992.232
  120. Д. Тире у Эмили Дикинсон и М. Цветаевой (пауза внутри стихотворения) // Марина Цветаева: Симпозиум, посвящ. 100-летию со дня рожд. Нортфилд, Вермонт, 1992.
  121. Теория метафоры. М., 1990.
  122. Ю.Н. Проблема стихотворного языка. Статьи. М., 1965.
  123. Е.М. М. Цветаева и Б. Пастернак: миф о спутнике // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Вып. 2. Иваново, 1996.
  124. Е. «Бузина» М. Цветаевой // Wiener Slavistischer Almanach. Wien, 1989. Band 13. С. 35.
  125. E. Вопросы лингвистической поэтики Цветаевой. Л. В. Зубова. Потенциальные свойства языка в поэтической речи М. Цветаевой (Семантический аспект). Учебное пособие. Л., 1987 // Wiener Slawistischer Almanach. 1988. 2.
  126. Е. Стихотворение Цветаевой «Прокрасться.» // Wiener Slawistischer Almanach. Sb 20. Wien, 1987.
  127. E. Мифологизм и теологизм Цветаевой. («Магдалина» «Царь-девица» — «Переулочки») // Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 18. Wien, 1985.
  128. И.В. О поэтике лирического цикла // Филологические науки. 1982. 4.
  129. О.М. Методология одного мотива // Учен. Зап. Тартуского ун-та. Труды по знаковым системам. Вып. 20. Тарту, 1987.
  130. А. Художественные особенности поэзии М. Цветаевой. Анализ стихотворения «Заочность» // Studia Slavika Academiae. Scientiarum Hungaricae 31 (3−4). Budapest, 1985.
  131. Ханзен-Леве А. Русский символизм. С.-П., 1999.
  132. В. Колеблемый треножник. М., 1991.
  133. П. Об отношении между фонемой и графемой в поэзии М. Цветаевой // Марина Цветаева. Труды 1-го международного симпозиума (Лозанна). Bern, 1991.
  134. Л.П. Наблюдения над экспрессивной функцией морфемы в поэтическом языке (на материале поэзии М. Цветаевой) // Развитие современного русского языка. 1972.
  135. Н. О семантических неологизмах в контексте М. Цветаевой // Вопросы русской филологии. Алма-Ата, 1978.
  136. С. «Четвертая книга» стихотворений Н. Гумилева // Nikolay Gumilov, 1886−1986. Berkeley, 1987.
  137. В.А. Быт и Бытие Марины Цветаевой. М., 1992.
  138. М.С. В поисках утраченной гармонии. Проза H.A. Бунина 19 301 940-х годов. Омск, 1997.
  139. .М. О поэзии. Л., 1969.
  140. М. Космос и история. М., 1987.234
  141. Е. Разговор о стихах. М., 1970.
  142. Е. Четыре мастера (Ахматова, Цветаева, Самойлов, Мартынов) // Мастерство перевода. 7. М., 1970.
  143. Е. Материя стиха. С.-П., 1998.
  144. А. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери. М., 1989.
  145. P.O. Работы по поэтике. М., 1987.
  146. С.Б. Драматургическое начало в творчестве М. Цветаевой. Вологда, 1994.
  147. Kelly С. A History of Russian Women’s Writing. 1820−1992. Clorenden Press Oxford. 1994.
  148. Helene Cixous. The Caugh of the Medusa // Critical Theory Since 1965. Ed. by Hazard Adams and Leroy Searle. University Presses of Florida. Florida State University Press Tallahassee. 1986.
  149. Thun Nyota. Puschkinbilder: Bulgakow Tynjanow — Platonow — Soschenko -Zwetajewa. Berlin und Weimar. 1984.
  150. Peters Hasty O. Tsvetaeva’s Orphic journeys in the Worlds of the Word. Evanston, Illinois. 1996.
Заполнить форму текущей работой