Проблема свободы воли

Доводы в пользу индетерминизма и детерминизма

Теперь я перейду к вопросу, имеющему не только теоретическое, но и не менее важное практическое значение и относящемуся к числу тех проблем, которые стоят на границе между опытной психологией и философией. Это вопрос о свободе воли. Свободна ли наша воля или она всецело определяется геми условиями, внешними и внутренними, среди которых мы живем и действуем? На этот вопрос как наше непосредственное сознание, так и научные данные допускают двоякого рода ответ: с одной стороны, мы чувствуем себя свободными в своих поступках, действиях и решениях; с другой стороны, также несомненно, что влияние окружающей среды в значительной степени обусловливает всю нашу деятельность. Отсюда возникли два противоположных учения — одно отрицающее свободу воли (детерминизм), другое признающее ее (индетерминизм). Рассмотрим подробнее доводы того и другого.

В пользу свободы воли, или индетерминизма, говорит прежде всего наше непосредственное сознание. Человек всегда чувствует себя свободным принять то или иное решение, даже в тех случаях, когда его внешняя свобода затруднена, например, когда он связан или физически не имеет возможности сопротивляться более сильному противнику, когда в силу болезни или крайней усталости он не может двигаться с такой энергией, с какой было бы желательно, и т. д. В этих случаях, несмотря на физическое стеснение, у человека все же остается свобода суждения. Даже тогда, когда человек под угрозой, например, лишения жизни вынужден совершить какой-нибудь дурной поступок, у него все же остается внутренняя свобода считать этот поступок дурным, и никто этой свободы отнять у него не может. Толстой сравнивает состояние человека в этом случае с состоянием лошади, запряженной в телегу вместе с другими лошадьми: она не может по произволу остановить воз, потому что если бы она захотела сделать это, то другие лошади помешали бы ей, увлекая ее с собою вперед, — и тем не менее в ее власти остается мешать движению повозки или, наоборот, способствовать ему. Точно так же и мы можем, например, содействовать внешнему порядку вещей или, наоборот, препятствовать ему, согласуясь с тем голосом совести, который заложен в каждом человеке и который является выражением его внутреннего, свободного решения. Толстой в данном случае повторяет учение Канта, который находит, что нравственное решение в человеке всегда свободно. Как бы не был человек несвободен в своих эмпирических, т. е. познаваемых путем опыта, действиях и поступках, направленных на изменение окружающей среды, его внутренняя свобода от этого не страдает: воля, по Канту, относится (в противоположность чувственному опыту) к сверхчувственной, или «умопостигаемой», природе человека, и поэтому свобода внутреннего решения и внутренней оценки действий ничем внешним стеснена быть не может.

Кроме непосредственно воспринимаемого сознания внутренней свободы, в пользу индетерминизма приводятся также и другие доводы. Указывают на то, что если бы учение о свободе рушилось, если бы доказано было с несомненностью, что человек есть не что иное, как манекен, действия которого предопределены уже заранее совокупностью внешних условий, то нравственные требования и стремления сразу потеряли бы главную свою основу. При таких условиях нет никакого смысла стремиться быть нравственным, так как это совершенно бесполезно: все равно все сделается помимо нашего желания; вместе с тем и нравственные усилия также перестали бы быть заслугой: ведь они явились результатом сцепления обстоятельств, а вовсе не свободного решения.

Вот главные доводы в пользу индетерминизма. Однако с противоположной стороны также приводится целый ряд доводов, указывающих на то, что свобода воли есть не более как иллюзия. Прежде всего здесь выдвигается общее соображение, что всюду в мире господствует закон причинности. Что касается явлений физической природы, то здесь уже никто не сомневается в том, что всякое явление целиком обусловлено известной совокупностью предшествовавших и сопутствующих ему явлений. Раз психология в настоящее время вступила на путь научного исследования, то очевидно, что этот же принцип должен быть нами перенесен и в область душевных явлений. И действительно, чем больше мы изучаем душевный мир, тем более убеждаемся, что и здесь господствует закон причинности и что действия, кажущиеся нам свободными, на самом деле вытекают из совокупности предшествовавших условий.

Здесь в особенности важную роль играют два момента. С одной стороны, влияние на нашу душевную жизнь мозговой деятельности и вообще физиологических процессов. Все более и более устанавливается зависимость психического от физического, зависимость так называемой свободной воли от здоровья или недомогания, от различных чисто органических инстинктов и побуждений. Статистика показывает, что даже такие явления, представляющиеся нам результатом совершенно свободного влечения и выбора, как, например, любовь, заключение браков, самоубийство, — подчинены на самом деле строгой закономерности. Оказывается, что эти явления в общей сумме из года в год повторяются более или менее однообразно, что под влиянием известных, определенных социальных факторов число их увеличивается или уменьшается — одним словом, здесь нет такого произвола со стороны отдельных личностей, как это принято думать. С другой стороны, более глубокое изучение бессознательной деятельности также объясняет нам много явлений, до сих пор приписывавшихся свободной воле человека. В этом отношении особенно поучительны некоторые опыты с внушением в гипнозе. Так, например, загипнотизированному субъекту внушалось, что после пробуждения он должен будет совершить определенное действие (например, открыть форточку), но при этом не будет помнить, что эго действие ему внушено. После пробуждения, когда наступил назначенный срок, пациент начинает беспокоиться, делается рассеянным, наконец подходит к окну и открывает форточку. На вопрос, зачем он сделал это, он отвечает, что воздух в комнате показался ему слишком спертым. В другой раз больной было внушено, что она вернется домой не прямой дорогой, которой она всегда ходила, а окружным путем. Выполнив это внушение, она затем мотивирует свой поступок тем, что ей надоело все время ходить одной и той же дорогой.

Вы видите, что здесь не только выполняется внушенное действие, но делается еще нечто большее. Человек пытается, сам того не сознавая, объяснить себе те непонятные побуждения, которые у него возникли, относясь к ним как к своим собственным, свободно зародившимся влечением. Этот опыт рельефно подчеркивает то, что внимательному наблюдению хорошо известно и из повседневной жизни: действия, насильственно вызванные внешними обстоятельствами или чрезмерно развитыми органическими импульсами (алкоголизм, половое влечение и т. д.), затем задним числом мотивируются и объясняются (иногда вполне искренно) как разумные и сознательно-произвольные.

Вместе с тем примеры эти показывают в"ом, что вопрос о свободе воли не есть вопрос чисто теоретический, но что с ним приходится встречаться и в повседневной практике. Так, например, он теснейшим образом связан с играющей столь важную роль в судебной практике п р облемой вменяемо с т и или ответственности человека за свои проступки. Согласно теории детерминизма, поступки человека бывают результатами, с одной стороны, влияния на него внешних условий, а с другой — результатами его психофизиологической организации, полученной им путем наследственности. Наследственность и влияние среды (включая сюда воспитание) — вот те два могучих фактора, которые, согласно этому учению, целиком создают человека. А раз это так, то, следовательно, человек не ответствен за свои проступки. Как может алкоголик, совершивший преступление в пьяном виде, быть ответствен за свой проступок, когда у него мать и отец также алкоголики, или дегенераты, или душевнобольные и когда пагубная страсть к алкоголю является лишь результатом унаследованной им патологической организации! То же самое можно сказать и о всякого рода невропатах, дегенератах и т. д., страдающих психической неуравновешенностью и дефектами моральной сферы и в силу этого входящими часто в столкновение с требованиями социальной жизни. Таким образом, как законодателю и моралисту, так и эксперту-психиатру в суде приходится иметь дело с вопросом о нравственной вменяемости человека и о его моральной ответственности за совершенные им проступки.