С. Гроф: «Человек — это беспредельный материк бессознательного»

Точно проблеск молнии, в сознании человека возникла странная картина. Он отчетливо увидел купол сельской церквушки, забавные карнавальные маски у околицы. Услышал звуки духового оркестра. И потом эти лица, до боли знакомые, но неузнаваемые. Кто они? Кажется, родственники, но умершие, когда он только родился. Отчего же ему так знакомо выражение этих глаз? Почему ему кажется, будто эти сухие, узловатые руки держали его едва ли не вчера?

Психологам давно известен такой феномен. Человек входит в какое-то помещение и вдруг узнает эти стены, обстановку. Он ощущает запах давно обжитого места. В памяти роятся смутные зыбкие воспоминания. Неужели он уже жил здесь? Сидел в этом кресле? Любовался узорами на стене, раскрывал книги, стоящие на полке? Французы назвали этот эффект «дежа-вю» — «когда-то видел».. Но действительно ли происходит узнавание привычного? Или это всего лишь иллюзия, фантом психики? Возможно, подсознание таит в себе неразгаданные тайны. А может быть, случайность помогает вспомнить человеку свою иную прежнюю жизнь?

В течение нескольких десятилетий Станислав Гроф (род. 1929), американский исследователь, изучает секреты человеческой психики. Его работы, несомненно, радикально изменили наши представления о сознании и бессознательном. Никогда еще в современной науке проникновение в недра психики не было столь глубоким. Но изыскания его коллег не ограничиваются проблемами истолкования сознания. Они вторгаются в другую сферу научных исследований, которая связана с философским постижением человека. Эти ученые в течение многих лет изучают проблемы человеческой природы и тайны сознания и подсознания в Эсаленском институте в Калифорнии (США).

Традиционный психоанализ исходит из следующего представления: на протяжении человеческой жизни, чаще всего в детстве, возникают зачатки каких-то неприятных ощущений. Допустим, девочка наблюдала эротическую сцену, которая произвела на нее гнетущее впечатление. Мальчик видел, как пристрелили собаку. Эти зарубки памяти, некие психологические рубцы, остаются в недрах подсознания. К сожалению, они оказывают воздействие на всю сознательную жизнь человека, провоцируя различные телесные и духовные недуги. Девочка, превратившаяся в женщину, не может справиться с чувственными переживаниями. Мальчик обнаруживает в себе немотивированную жестокость… Как же помочь больному? Надо в процессе психотерапевтического сеанса дойти до того мгновения, когда у пациента родились эти переживания, высветить их сознанием. Фрейд считал, что за каждой навязчивой идеей, которая одолевает человека, стоит какое-то бессознательное побуждение. Но важно не только осознать этот исходный импульс. Изжить невроз, болезненное воспоминание можно лишь в состоянии глубочайшего эмоционального подъема.

Между прочим, когда человек полон чувств, его подсознание выносит на поверхность психики различные образы. Некоторые из них не имеют никакого отношения к индивидуальной судьбе. Они относятся, скорее, к всечеловеческому опыту. Больной, скажем, неожиданно видит себя на виселице. Но ведь с ним этого никогда не происходило. Непонятно также, как связано с его жизнью внезапное воспоминание о крестовом походе. Традиционный психоанализ с подозрением воспринимал подобные сигналы. Он полагал, что выход фантазии за рамки конкретной собственной биографии служит симптомом психического заболевания. Подсознание вроде бы выплескивается за установленные рамки. Эти впечатления подавляются психотерапевтами всеми возможными средствами. Предполагалось, что нормальная психика не переходит границы личной участи. Всякое преодоление того содержания, которое заключено в мире личных чувств, переживаний, мотиваций, — это просто вывих сознания.

Гроф же разглядел в таких вселенских образах не отклонение от психики, а ее глубинное проявление. Стало очевидным, что наша психика гораздо богаче, неисчерпаемее, нежели это представляли себе 3. Фрейд и Карл Густав Юнг (1875—1961). Зона бессознательного предстала отныне как практически беспредельная. Она охватывает не только индивидуальные психические фантомы, не только первообразы человеческого рода, которые К. Юнг назвал архетипами. В ней обнаруживается многое такое, что вообще утрачивает статус специфически человеческого.

Проходит психоаналитический сеанс. Странные причудливые видения возникают в сознании пациента. Он различает какойто поток символов, картин. Но вместе с тем подопечный психиатра не просто зритель. Возникает эффект поразительной идентификации, т. е. уподобления. Человек ощущает себя черепахой. Тончайшие переливы внутренних чувствований оказываются ему предельно близкими. Вот мысленно он отождествил себя с дельфинихой, попавшей в сети. Гамма разноречивых страстей, страхов, эротических ощущений проходит в сознании пациента. Откуда такая способность к перевоплощению? Что вообще означают эти образы? Естественна ли для человеческой психики такая разноликая воплощенность образов?

Выходит, человеческая психика обладает способностью рождать множество галлюцинаторных образов. Но, может быть, это и не миражи, а реальная информация, осевшая в недрах нашего сознания и фактически передающая события прошлого? Не проходит ли в сознании пациента череда его прошедших жизней? Может быть, видения, которые возникают в голове индивида, отнюдь не простые галлюцинаторные образы? Или скажем так: в глубинах психики гнездится весь многоликий опыт освоения реальности человеческим родом.

Традиционный психоанализ, по существу, не сталкивался с этой проблемой. Предполагалось в основном, что в подсознательном сфокусированы боль и тревоги одной жизни. Говорилось, разумеется, и о коллективном бессознательном. Юнг, в частности, включал в археологию души различное содержание, которое выражено в мифах, ритуалах, символах. Но эти первообразы попросту помогали человеку очертить собственные индивидуальные переживания, глубинные впечатления.

Индивидуальное и коллективное бессознательное у Юнга связаны. Наряду с индивидуальными воспоминаниями люди имеют унаследованные от предков «исконные образы», как называл их Якоб Буркхардт (1818—1897). Это наследственно присущая нашему мозгу способность порождать образы, в которых выражается то, что было всегда. Вот почему, скажем, по всей земле распространяются легендарные сюжеты и темы. Однако у Юнга речь идет вовсе не о наследовании образов, а о наследовании самой способности создавать образы.

В сеансах, которые проводил Гроф и его помощники, одна женщина заговорила на непонятном языке. Специалисты заявили, что это вымершая ветвь древнеегипетского языка. На земле никто его уже не знает. Однако философская антропология нетрадиционными методами позволяет восстановить утраченное знание. Это особый путь познания, не через восхождение от конкретного к общему, не через выявление общезначимого, а именно через психику человека.

Разумеется, такой метод познания был известен человечеству. Речь идет о древнем гнозисе (знании), который постигался через мистический опыт. Такое знание передавалось через человека, оно было полным, всепроникающим, а не разрозненным, фрагментарным. Конечно, ученые, искушенные опытом науки, скептически и подозрительно относятся к этому способу обретения знания. Но, может быть, не следует им пренебрегать. Во всяком случае, можно представить себе студентов, будущих историков, которые через глубинное погружение будут изучать исторические события, ориентируясь на опыт психического сопереживания. Словом, в современной литературе рождается еще одно понятие (третье) философской антропологии — как метода постижения бытия.

Философская антропология — многозначное понятие. Будучи целостным в стремлении истолковать человека, оно, тем не менее, толкуется по-разному — как специфическая область философского знания, как философское направление и как метод постижения бытия. Несомненно, сегодня философская антропология стала специфической отраслью философской рефлексии. Однако укореняется также представление о том, что философская антропология имеет собственные возможности приобретения человеческого знания.

Мы упомянули имена Канта, Шелера, Грофа. Сразу же возникает вопрос: вот предложена некая типология. Но в ней нет Людвига Фейербаха, Эрнста Кассирера, Николая Бердяева, Мартина Бубера, Фридриха Ницше. Пока речь шла только о трех значениях философской антропологии. Естественно, названы не все имена. Впрочем, систематика философско-антропологических учений — дело не простое. Каждый крупный мыслитель в области философской антропологии, по сути дела, создатель нового типа философствования о человеке.