Исследование внутреннего генезиса науки в работах А. Койре

То, что с точки зрения неопозитивистов представляет сферу иррационального, для французского философа и историка науки, родившегося в России, Александра Койре (1892— 1964) является элементом имманентного развития научной мысли и, следовательно, предметом рационального объяснения. Для него особенно важно проанализировать, как влияние экстранаучных факторов — общего духовного климата эпохи, философии, религии и т. д. — воплощается в процессе генезиса науки в ее внутренней понятийной структуре. Этой цели служит историко-критический анализ генезиса концептуальных структур науки.

Главным предметом исследования Койре являются работы ученых, сыгравших решающую роль в становлении экспериментального математизированного естествознания, — Р. Декарта, Г. Галилея, Н. Коперника, И. Кеплера, И. Ньютона и др. Однако и философская рефлексия, и инструментально-экспериментальная база (т.е. техника науки) находят отражение в понятийных структурах научных теорий, а не только влияют на их развитие извне. Поэтому в своем анализе концептуальных схем экспериментального естествознания Койре постоянно обращается к предыстории, сравнивая концептуальные схемы, например, физики Аристотеля, средневековой и галилеевой физики, апеллирует к Платону и Архимеду в поиске их влияний на научные теории Нового времени. Создание точной экспериментальной техники также включается им в общую структуру естествознания в качестве нового научного метода преобразования, подведения природных ситуаций под теоретически спроектированные условия с помощью технически организованного эксперимента. Такой подход к исследованию природных явлений в искусственных условиях, в свою очередь, стал возможным благодаря выработке философами и учеными новой научной картины мира, новых идеалов и норм научного исследования.

В центре внимания Койре находится научная революция XVII в. Он ставил перед собой масштабную задачу проследить основные направления научно-философской мысли вплоть до современности, но не успел решить ее. Главным его свершением стало исследование идейных предпосылок и хода научной революции ХVI-ХVII вв. до Ньютона включительно. Кроме того, сама его концепция науки была ориентирована на анализ внутреннего генезиса научного знания, что особенно хорошо видно на примере классически проведенного им историко-критического исследования концептуальных схем ньютоновской физики. В своих работах, написанных в разное время, Койре анализирует источники возникновения основных понятий и представлений, развитых Ньютоном в его физической теории, которая на долгие годы стала образцом построения не только физической науки, но вообще любой научной теории. В данном случае Койре интересует в большей степени то, как формировалась научная картина мира Ньютона, что сам ее автор понимал под основополагающими физическими понятиями (например, гравитации, действия на расстоянии, пустого пространства и др.), что и кто повлияли на такое их понимание и т. д. Это занимает его в значительно большей степени, чем эволюция и совершенствование ньютоновских концептуальных схем и представлений. Вот почему он постоянно проводит сравнения Ньютона с Декартом, Галилеем, Беркли, Лейбницем или Платоном, показывает религиозные корни его воззрений.

Метод историко-критического анализа концептуальных схем науки основан в первую очередь на анализе исходных историко-научных текстов, чтобы обнаружить точный смысл понятий, который вкладывал в них тот или иной ученый. Для этого Койре обращается к сравнительному анализу различных изданий, например «Начал» Ньютона, корректности их переводов, эволюции взглядов ученого в процессе отработки этих текстов, к ранним, неопубликованным и не канонизированным работам, интерпретации тех или иных понятий учениками Ньютона, их многозначности у него самого, понимания данного понятия в философской и научной традиции. Он резко противопоставляет свой метод довольно распространенному в науке методу простой подборки цитат (без достаточного обоснования) под те или иные априорные положения, выдвигаемые философами или историками науки по поводу конкретных историко-научных фактов.

Многими, особенно неопозитивистами, философские воззрения ученых рассматриваются как своеобразные строительные леса, которые впоследствии должны быть отброшены.

Койре полагает, что поскольку эти леса совершенно необходимы для постройки научной теории, обеспечивая саму возможность таковой, то без их изучения нельзя понять генезиса научных теорий вообще. В период изучения в школе или даже университете ньютоновской теории тяготения нам открывается лишь ее логический каркас в свете современных научных представлений. Размышления и идейные битвы тех времен, когда она строилась, исчезают из учебников как грамматические правила, которые уходят в подсознание по мере освоения языка. Их место нередко занимают историко-научные мифы, ничего общего не имеющие с исторической реальностью.

В истории науки, например, ньютоновская и декартовская программы обычно рассматриваются как конкурирующие: первая — как воплощение новой прогрессивной науки, основанной на эксперименте и точном расчете, вторая — как символ преодоленной тенденции подчинить науку метафизике, пренебрегающей опытом. Однако сравнивая Ньютона и Декарта, Койре показывает, что вопреки такому представлению, в частности в плане первого закона Ньютона — закона инерции, «как в отношении концепции, так и в отношении содержащейся в „Математических началах натуральной философии“ формулировки Ньютон испытал прямое влияние Декарта»^[1].

Вместе с тем Койре подчеркивает, что ньютоновская научная картина мира в отличие от декартовой состоит не из двух (протяжение и движение), а из трех компонентов: материи, движения и пространства. Материя — это бесконечное число отдельных и изолированных друг от друга, твердых и неизменных (но не идентичных) частиц. Движение — это лишь транспортация данных частиц в различных направлениях в бесконечной гомогенной пустоте, которую представляет собой пространство, где двигаются корпускулы. Койре подчеркивает, что в отличие от своих последователей Ньютон никогда не рассматривал тяготение как «физическую силу». Он все время повторял, что это «математическая сила», поскольку не только для материи, но и для самого Господа Бога невозможно действовать на расстоянии.

В то же время для Ньютона в отличие, например, от Лапласа (который, как известно, «не нуждался в этой гипотезе»), Бог является весьма активным и постоянно наличествующим существом. Он присутствует всегда и везде. Он не только снабдил мировую машину (универсум) динамической силой, но и запустил ее в соответствии с данными им миру законами. Таким образом, Койре реконструирует в качестве заднего плана экспериментальной математизированной науки Ньютона веру в Творение, что совершенно ускользает от современного, воспитанного на идеалах ньютоновской классической науки ученого обывателя. Для Койре как историка и философа науки история поисков истины в исследовании природы даже важнее и увлекательнее, чем проникновение в саму природу вещей и представление этой природы в актуальных научных концепциях.

Ньютон был не философом, а ученым-специалистом. Впрочем, такого разграничения философии и естествознания, какое мы имеем сегодня, в то время провести было невозможно: физика тогда все еще обозначалась как «натурфилософия», замечает Койре. Для реконструкции философских оснований ньютоновской натурфилософии он обращается к письмам Ньютона и рассуждениям философов-современников, оказавших на него если не прямое, то опосредованное влияние.

Пример

В одном из писем Ньютон утверждает, что такую совершенную систему мира со всеми происходящими в ней движениями мог создать только Творец, весьма искушенный в механике и геометрии. Его адресат, доктор теологии Ричард Бентли, был недостаточно искушен в физике, но перенял у Ньютона то, что гравитация не является атрибутом материи, и оценил данный факт следующим образом: это доказывает неприродный характер гравитации и является свидетельством существования божества, которое обладает силой гравитации. Именно разумная действующая сила, а не естественная причина наделила планеты обретенными ими движениями, придала им определенные степени скорости, пропорциональные их расстояниям до Солнца, чтобы заставить планеты вращаться по определенным концентрическим орбитам. Универсум понимается ортодоксальным Ричардом Бентли, будущим епископом Ворчестерским и ректором Три нити-колледжа, как безгранично простирающийся и заселенный мир, уложенный в бесконечное пространство и управляемый всемогущим и вездесущим Богом, который приводит его в движение своей собственной силой. Именно такое представление универсума разделяет, без сомнения, и диссидентствующий профессор математики Исаак Ньютон, член Королевского общества и того же Тринити-колледжа, заключает свой анализ Койре^[2].

Бог Ньютона — ни в коей мере не «философский» бог, не безличная и незаинтересованная первопричина Аристотеля и не полностью индифферентный и отрешенный от мира бог Декарта. Это библейский Бог, эффективно действующий Господин и Мастер созданного им мира, Творец всех вещей, конституирующий протяженность и пространство. Мир, по Ньютону, есть Бог, и мы находимся, так сказать, в божественном времени и в божественном пространстве, в котором содержатся все вещи и происходят все движения. При этом Ньютон объясняет, что он ограничивает свое исследование лишь видимыми феноменами, а не скрытыми свойствами и магическими причинами. Для него Бог является необходимой достоверностью, благодаря которой должны быть объяснены все явления.

Пример

Г. В. Лейбниц обвинял Ньютона в том, что его Бог, как плохой часовщик, создавший несовершенную машину, должен время от времени ее чистить и корректировать движение ее частей. Ньютон, по свидетельству Койре, ненавидел открытую дискуссию и передал эту задачу своему верному ученику Сэмюелю Кларку (1675—1729), который пояснял, что, согласно Ньютону, бесконечное мировое пространство есть сенсориум вездесущего Бога. Но если, по Лейбницу, ньютоновское предположение о Боге, который заводит и чинит мировые часы, умаляет его могущество и мудрость, то нисколько не лучше представление Лейбница и Декарта о Боге, который заботится лишь о том, чтобы сохранить однажды созданный им совершенный механизм, функционирующий без его вмешательства и снабженный им раз и навсегда постоянным запасом энергии. Напротив, именно через свое постоянное влияние Господь передает миру новую энергию, предотвращающую его разложение в хаотический беспорядок и остановку движения. Однако Лейбниц возражает: если Господь вынужден постоянно корректировать естественное развитие мира, то он должен это делать или с помощью сверхъестественных, или с помощью естественных средств, но было бы абсурдным объяснять природные вещи и процессы через чудо, т. е. сверхъестественное. Если же Бог действует естественным образом, он растворяется в Природе.

Для Ньютона, его учеников и коллег механические гипотезы строения мира являются безбожными и ведут к изъятию Бога из Вселенной. Таким образом, кажущийся нам сегодня научно значимым чисто физический спор о пустом пространстве, твердых атомах и абсолютном движении для доктора Кларка (да и для самого Ньютона) играет гораздо более важную роль. Он предстает как борьба за истинное господство Бога в созданном им мире^[3]. Для Койре это означает реконструкцию оснований и механизмов реального генезиса концептуальных структур ньютоновской физики и — в конечном счете — современной науки в целом. Для нас же это наглядная демонстрация того, что Койре действительно анализировал именно генезис научной теории, а не ее эволюцию и развитие.

• [1] Койре А. Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. М.: Прогресс, 1985. С. 219.
• [2] См.: Койре А. От замкнутого мира к бесконечной вселенной. М.: Логос, 2001. С. 137—168.
• [3] См.: Койре А. От замкнутого мира к бесконечной вселенной. С. 210—211.