Просодические признаки исходной системы

§ 39. Во всех диалектах праславянского языка произошли следующие просодические изменения: 1) возникла новоакутовая интонация, 2) произошло фонетическое и позиционное сокращение долгот, 3) утратился межслоговой (})и произошло стяжение гласных в зиянии.

Еще до утраты носовых гласных (см. § 48), но после возникновения полногласия (см. § 44), по крайней мере в некоторых говорах, произошла оттяжка ударения.

npuuuHmcuMic ирпопсшп полидпил uvioigmdi.

На предыдущий слог со слабых (ъ, ь) и со срединных нисходящедолгих слогов. Например: * bord’и^Ьбгйъ (род. п. мн. ч.), ср. укр. бор1д, русск. диал. борот, сербск. брадй; в суффиксальном имени типа *z"en'iskd, откуда русск. женский, сербск. женскй. Ср. аналогичные изменения в полных прилагательных, ясные из сравнения их с исходной краткой формой: коротко — короткий (что восходит к *kortbko и *kortbkzjb) с таким же чередованием разноударных полногласных форм (орр восходит к новоакутовой, дро — к нисходящей интонации), сорок — сорочка (), берегу — берёг, так же KQHb<*kon'b, стол<,*в1оГъ (ср. русск. диал. [куон'1, [стуол] и единогласные показания южнославянских языков). То же в корневых редуцированных: обла<. *ob'ila, 6cMb<.*osm'b, 6cna русские диалекты отражают уже новоакутовую интонацию в дбла, бсмь, оспа так же, как и литературный язык, в котором произошло выделение признака лабиовелярности и образовались формы 6обла, восемь, воспа. Аналогичная перетяжка ударения происходила с нисходящедолгих слогов, которые находились перед конечным редуцированным, ср. форму местного падежа множественного числа имен мужского рода типа*dvor'-ёхъ~^*&обгёхъ, *s/of ёггз* ^*stolex‘ъ, откуда в древнерусском языке до XVII в. устойчивое ударение двбрпхъ, стблгьхъ с рефлексом новоакута в дворгьхъ, столгьхъ, русск. диал. двуорах, стуолах. Нет ни одного славянского языка, который не отражал бы новоакутовой интонации; вместе с тем все непосредственные последствия этого изменения в славянских языках различаются. Вот почему образование новоакутовой интонации следует считать последним праславянским изменением, приведшим к завершению тенденции к просодическому единству слога. Образование новоакута привело к межслоговому объединению по просодическим признакам.

Принципиальное отличие новоакута от старых интонаций заключалось в следующем. Старые интонации — восходящая (акут) и нисходящая (циркумфлексовая) — действовали в пределах двух соседних слогов. Перед акутом ударение повышалось начиная с предшествующего слога (поэтому оно не могло переноситься на предыдущий слог): *пй 'brata. Перед циркумфлексом оно понижалось начиная с предшествующего слога (поэтому могло перетягиваться на него): *па 'Шй дало *'пй lisa (на лес). Это были чисто музыкальные тоны, действовавшие в пределах отдельных с л о в о ф о р м, т. е. имевшие особый ритмический рисунок в каждой форме парадигмы. Все словоформы не объединены еще общим просодическим признаком в цельное слово.

Из этих первоначальных принципов тона вырастает новоакутовая интонация. Ударение переходит на предшествующий слог, который понижается по тону перед следующими ударными (ъ, ь); так, *stoiъ дало *stdlb. И новоакут возникает в отдельной словоформе, например: *stolb (им. п.ед.ч.) — *s/ote> (род.п.мн.ч.) — *stolixz (местн.п.мн.ч.), в суффиксальном прилагательном *stolbmjb и т. д. Но, рождаясь на старых мелодических основаниях, эта интонация одновременно получает свойства, которых не было у акута и циркумфлекса: новоакутовая интонация возникает не только на долгих, но и на кратких слогах (раньше краткие слоги не имели различия по интонации); она всегда связана с ударением и не меняет своего места (чем похожа на акут), но в пределах парадигмы она может чередоваться с формами, в которых новоакутовая интонация не образовалась (чем похожа на циркумфлекс). Функциональное отличие новоакута заключается в том, что он совмещал в себе сразу два признака: ударение и восходящий тон, оба средства маркировки, тогда как прежние интонации существовали сами по себе и определяли место ударения в словоформе. Из всех типов интонации только новоакутовая со временем вызвала выравнивание по аналогии всех (или большинства) форм парадигмы по общему ударению; ср. русск. диал. конь — коня — коню

I I I

и т. д. на месте прасл. *kon" b — *kon"a — *kon"u с новоакутом в форме именительного падежа единственного числа, родительного и местного падежа множественного числа, которые распространили сильное ударение на остальные формы парадигмы. Последовательно такое выравнивание произошло в суффиксальных образованиях; например, *stol’ьпъ>*stdlbm, *stol'bna>*stolbna дали общее ударение слова *з161ьпъ еще до появления полной формы прилагательного. Таким образом, только новоакут выходит за пределы конкретной словоформы и, являясь интонацией, выступает регулирующим средством всей парадигмы как словесное ударение. Ясны функциональные преимущества этого просодического элемента. Впоследствии во всех славянских языках именно новоакутовая интонация определяла просодические изменения, являясь маркированным признаком в просодии. В связи с этим произошел окончательный отрыв интонации от количества, поскольку интонационные различия стали возможными и на долгом, и на кратком слоге. Пересечение старых интонаций с новой привело к изменениям в различных славянских языках. В южных языках (кроме болгарского) различие в интонации осталось, но произошло выравнивание по этому признаку (по аналогии с новоакутовой * возникла еще новоциркумфлексовая интонация); в западных языках образовалось противопоставление по количеству (долгота — краткость); у восточных славян основным просодическим признаком стало ударение.

§ 40. Это изменило некоторые признаки гласных фонем и преобразовало позиционное их варьирование, например, после возникновения новоакутовой интонации (ъ, ь), эту интонацию и вызвавшие, не вступают ни в какие просодические противопоставления, они не противопоставлены ни по количеству (всегда краткие), ни по тону (всегда восходящий под ударением), ни по ударению (подударные (ъ, ь) всегда с новоакутом, а безударные (ъ, ь) всегда без интонации). Это единственная пара гласных, не имеющих значения в слоговой структуре словоформы, а следовательно, и слова. С этого момента они «просто гласные», «гласные для гласности», не имеющие никаких просодических признаков. Они и становятся собственно редуцированными, «иррациональными», глухими не потому, что были фонетически короче прочих кратких гласных, а потому, что никакие просодические признаки не имели для них значения. Старые противопоставления гласных по долготе — краткости окончательно ушли из языка, поскольку фонетически долгим теперь мог быть лишь гласный под новоакутовым ударением. Старое противопоставление гласных по долготе — краткости сменилось противопоставлением по четырем степеням подъема, поскольку прежние оппозиции (й—и, i—i, а—а, ё—е) и т. д. сменились качественными в противопоставлениях по подъему (ы—ъ, и—ь, а—о, ё—е). Невозможно говорить о совпадении редуцированных с (о, е) по подъему (средний), поскольку это значило бы, что преобразование фонематической долготы — краткости в степени подъема хронологически совпадало с совмещением немаркированных средневерхнего и среднего подъема в один общий; последнее стало возможным только после ликвидации носовых гласных (см. § 47).

. В связи с этим произошло позиционное сокращение исконных долгот, которое также отражено всеми славянскими языками. Все долгие гласные сократились: в абсолютном конце слова независимо от ударения; в любом подударном слоге, кроме новоакутового; в любом безударном слоге, кроме первого предударного. Образовалась сложная иерархия позиций, в которых та или иная фонема могла выполнять свою морфологическую функцию.

Изолированная позиция возникала в конце слова, где не было противопоставления по количеству и по тону, а гласные могли различаться только ударением; ударение же — признак слова (а не словоформы).

Слабая позиция образовалась в предударных (и в предконечных у трехсложных словоформ) слогах, в которых не было противопоставления ни по тону, ни по ударению, а только по количеству; долгота и краткость составляют признак словоформы (а не слова).

Под ударением в неконечных слогах образовалась просодически сильная позиция гласных, так как тон здесь совмещен с количеством и всегда находится под ударением. В границах слова и словоформы происходило выравнивание ударения, которое все больше получало морфологические функции, утрачивая прежнее фонетическое значение.

Одновременно с этим происходило и стяжение соседних гласных как следствие утраты междугласного (/) (особенно последовательно в западнославянских языках). У восточных славян этот процесс не развился, потому что междугласное (i) в примерах типа добрща, Hoeojq уже стало протетическим (j), не имевшим фонетического значения. Поэтому у восточных славян стяжение гласных ограничено несколькими чисто морфологическими позициями: в суффиксе имперфекта не было междугласного нес/ьахъ> несьхъ, слышааше^слышаше — это так называемые русские формы имперфекта, которые встречаются в рукописях с конца XI в. В парадигме склонения полных прилагательных типа добракго — доброукмоу *dobr-) шли окончания, т. е. акго — оукмоу в качестве одной морфемы. Как нефонемная единица (j) сокращался, но только в связи с межслоговой ассимиляцией гласных, т. е. уже после изменений акго>амго, оуемоу> оуюмоу флексия окончательно упростилась в -аго, -уму и т. д. Стяжение через междугласный (j) подтверждается рядом суффиксальных имен, например отглагольными соудиищг, стоило, хайло (совр. судигце, стойло, хайло).

Все рассмотренные просодические изменения не происходили одновременно, а накладывались друг на друга по мере образования. Результаты их относятся не только к фонологической системе середины X в., которую мы здесь реконструировали как исходную систему древнерусского языка, но и характерны для фонологической системы вплоть до конца XI в.