Современные постколониальные диктатуры

Особый и уникальный случай среди государств с современными авторитарными режимами представляет собой Сингапур.

Уникальность феномена Сингапура состоит в той определяющей роли, которую в истории этого небольшого государства, а точнее островного города-государства с населением 5,47 млн человек (2014) С сыграл один человек, движимый стремлением превратить бедное, лишенное природных ресурсов и коррумпированное государство в государство экономически развитое с высоким уровнем жизни и искоренить коррупцию.

Этот человек — Ли Куан Ю, который с 1959 по 1990 г. возглавлял государство в должности премьер-министра, затем стал старшим министром в правительстве своего преемника Го Чок Танга, сохранив за собой контроль над управлением государством, а в 2004 г. передал власть своему сыну Ли Сьен Лунгу, в правительстве которого до 2011 г. занимал должность министра-наставника, учрежденную специального для него. Но, даже уйдя после парламентских выборов 2011 г. из правительства, Ли Куан Ю до самой свой смерти в марте 2015 г. оставался национальным лидером, непререкаемым авторитетом и, безусловно, центральной фигурой созданного им и правящего в Сингапуре более 50 лет политического режима.

«Мягкий диктатор» Ли Куан Ю создал уникальный авторитарный политический режим, при котором существенным образом ограничиваются политические и гражданские права, но интенсивно стимулируется развитие конкурентной рыночной экономики, жестко обеспечивается соблюдение принципа верховенства закона и создана эффективная система подавления коррупции, для которой не существует неприкасаемых, какие бы высокие должности они ни занимали во власти. Этот ключевой принцип борьбы с коррупцией Ли Куан Ю сформулировал в самой известной из приписываемых ему цитате: «Начав бороться с коррупцией, первым делом посадите трех своих друзей. Вы знаете, за что, и они знают, за что»^[1][2].

Такой режим позволил Ли Куан Ю совершить «экономическое чудо» и решить задачу перехода Сингапура из «третьего мира — в первый», которую он перед собой поставил^[3]. В исследованиях Всемирного экономического форума Сингапур с 2006 г. устойчиво занимает место в пятерке государств с наилучшими показателями глобальной конкурентоспособности^[4], в исследованиях «Трансперенси Интернешнл» с 1998 г. он устойчиво занимает место в десятке государств с самым низким уровнем коррупции^[5], а по данным Всемирного банка, с 2007 г. входит в пятерку государств с самым высоким ВВП на душу населения по паритету покупательной способности^[6]. При этом Сингапур с ИПН_п = 0,254, по данным 2014 г., находится в зоне очень низкого уровня политического насилия и с ИГХ = 34,4, по данным 2015 г., — в зоне очень низкого уровня хрупкости государства.

Однако после ухода из жизни Ли Куан Ю, естественно, остается вопрос о том, будет или нет — и если будет, то в каком направлении — трансформироваться созданный им авторитарный режим личной власти и, что самое главное, сохранят ли наследники достигнутые результаты единственного однозначно удачного примера «авторитарной модернизации». При этом следует отметить, что, по результатам исследований «Дома Свободы», начиная с 1999 г. Сингапур относится к категории «частично свободных государств» и наблюдается тенденция к медленному смягчению и демократизации правящего режима за счет постепенного расширения гражданских свобод и политических прав его граждан^[7].

Группу государств с современными авторитарными режимами при республиканской форме правления составляет 18 государств — бывших колоний, правящие режимы в которых активно используют в политической сфере силовое принуждение, и эти государства могут быть определены как современные постколониальные диктатуры. Список постколониальных диктатур, ранжированный по уровню политического насилия, и их основные характеристики представлены в табл. 4.4.

В качестве особенностей представленных в табл. 4.4 постколониальных диктатур можно отметить следующее.

Подавляющее большинство (89%) постколониальных диктатур находится в Африке: восемь — в Западной, три — в Восточной, по две — в Северной и Южной и одна в Центральной. И только две ностколониальные диктатуры, а именно Мьянма и Камбоджа, находятся в Юго-Восточной Азии, и оба эти государства представляют собой особые случаи.

В ноябре 2015 г. в Мьянме прошли, но мнению иностранных наблюдателей, первые свободные парламентские выборы. Победу па этих выборах одержала оппозиционная партия «Национальная лига за демократию» во главе с Аун Сан Су Чжи — лауреатом Нобелевской премии мира 1991 г.^[8] Парламентские выборы 2015 г. в отличие от выборов 2011 г. можно рассматривать как возможное начало реальной передачи власти военной хунтой, правящей в Мьянме уже более 25 лет, гражданским политикам и обозначение тенденции движения страны в направлении демократии. Но так ли это, можно будет сказать только через два-три избирательных цикла. Пока же реальная власть но-нрежнему находится в руках у военных, и не совсем понятно, готовы ли они пойти на радикальные изменения или же попытаются договориться о какой-то промежуточной форме, предполагающей управление страной на паритетных началах с демократически избранными политиками. В случае ускоренного процесса демократизации сохраняется также угроза отпадения от Мьянмы нескольких окраинных территорий, населенных национальными меньшинствами, которые уже давно ведут борьбу с центральным правительством. Все это делает ближайшее будущее Мьянмы достаточно неопределенным.

Список постколониальных диктатур

Таблица 4.4

Примечание. * — данные «Транспереиси Интернешнл» 2013 г.

В свою очередь, Камбоджа представляет собой единственную постколониальную диктатуру, формой правления в которой с 1993 г. является конституционная парламентарная монархия, но возглавляет правящий режим не король, которому отводится лишь символическая роль, а премьер-министр Хун Сен, бывший высокопоставленный деятель прокоммунистической Народно-революционной партии, правившей Камбоджей в годы вьетнамской оккупации (1979—1989). Этот политик стал единоличным фактическим правителем Камбоджи после того, как в 1998 г. принц Нородом Ранарит был смещен с должности первого премьер-министра (с 1993 г. Хун Сен занимал должность второго премьер-министра), лишен власти и помещен под домашний арест. Ранее Хун Сен занимал должность Председателя Совета министров Народной Республики Кампучия (1985— 1989) и Государства Камбоджа (1989—1993).

Поэтому объектами дальнейшего анализа являются 16 постколониальных диктатур, находящихся в Африке.

Для африканских постколониальных диктатур в девяти случаях формой правления служит президентская республика и в шести — президентско-парламентская республика. И только в случае Эритреи имеет место парламентская республика. Таким образом, можно констатировать, что для африканских диктатур абсолютно приоритетной является форма правления с доминантой института президентской власти.

В 15 африканских диктатурах правящий режим является персоналистским. При этом в Габоне, Того, Демократической Республике Конго и Джибути правящий персоналистский режим уже приобрел династический характер. Только в Гвинее, в которой правит военная хунта, режим носит корпоративный характер.

Персоналисгское восприятие политической власти глубоко укоренено в политической культуре народов Африки. Оно восходит к традиционным и дошедшим до современности представлениям о власти племенных вождей, носящей сакральный характер и не ограниченной какими-то сроками, которые затем были перенесены на политическую власть, трансформируясь в идею пожизненного президентства^[9]. Именно в этом подчас кроется главная причина спокойного отношения африканских народов к длительности пребывания диктаторов у власти. В такой «трайбализированной» системе координат не находится места для понимания важности существования сильной оппозиции в обществе.

Принципиально важным представляется тот факт, что абсолютное большинство, а именно 13 из ныне правящих, африканских диктатур было установлено в результате вооруженных конфликтов (военный переворот, военное вторжение, гражданская или партизанская войны).

Хотя отец правящего в Габоне с 2009 г. президента А. Ондимба пришел к власти в 1967 г. после естественной смерти своего предшественника, но ранее, в 1964 г., в Габоне имел место военный переворот, который был подавлен французскими войсками. В Джибути, наоборот, уже после прихода к власти в 1977 г. в результате выборов дяди правящего с 1999 г. президента И. Галле, с 1991 г. начались вооруженные столкновения на основе этнической розни между племенами афаров и исса, которые продолжались до 2001 г. В Камеруне хотя и не было открытых вооруженных конфликтов, но правящий с 1982 г. президент П. Бийя пришел к власти после вынужденной иод давлением французских властей отставки своего предшественника, т. е., по сути, в результате государственного переворота.

Возможно, именно вследствие таких процессов завоевания власти для африканских диктатур и сегодня характерен уровень политического насилия выше среднего (ИПН_н > 0,5), за исключением Габона с ИПН_н = = 0,46. При этом в половине африканских диктатур имеет место очень высокий уровень политического насилия (ИПН_н > 0,65).

Для африканских диктатур также характерен очень высокий уровень коррупции (ИВК_Н > 0,65). Чуть ниже уровень коррупции в Алжире с ИВК_Н = 0,64. Единственное заметное отклонение при ИВК_Н = 0,46 представляет самая «молодая» из современных диктатур — Руанда, президент которой П. Кагаме в начале своего правления активно опирался на силовое принуждение вплоть до физического устранения политических конкурентов, но при этом был ориентирован на развитие конкуренции и снижение коррупции в сфере экономики^[10].

Африканским диктатурам присущ и достаточно высокий уровень хрупкости государства (ИХГ > 80). Незначительное отклонение представляет Алжир с ИХГ = 79,6, а более заметное — Габон с ИХГ = 71,3. При этом в половине африканских диктатур имеет место очень высокий уровень хрупкости государства (ИХГ > 90).

Африканским постколониальным диктатурам свойственно идеологическое многообразие в смысле использования разными диктатурами различных публично афишируемых идеологий^[11]. На выбор диктаторским режимом той или иной публичной идеологии оказывают влияние разные факторы, но, пожалуй, в первую очередь происхождение самих диктатур.

Так, все режимы, пришедшие к власти в результате гражданских войн или вооруженных конфликтов с соседними государствами, так или иначе стремятся представить себя в качестве гарантов сохранения единства, территориальной целостности и независимости своих стран, предотвращения рецидивов межплеменных и межэтнических войн. Диктаторы пытаются выдать достижение мира за свою личную заслугу и позиционировать себя таким образом, что альтернативой их власти может быть только хаос и распад. Поэтому они считают себя в полном праве распоряжаться этими странами как своей собственностью. И это определяет базовую систему взглядов и идейных установок иостколониальных диктаторов в Африке.

Представляется, что правитель, получивший власть в результате вооруженной борьбы, особенно если она была длительной, военного или государственного переворота и добившийся диктаторских полномочий, абсолютно убежден в своем полном праве на материальное и социальное господство, для сохранения и упрочения которого можно и нужно действовать по принципу «цель оправдывает средства». И это его базовая ценность, его собственная идеология, следуя которой, он использует для решения своих задач все виды насилия вплоть до физического уничтожения неугодных и все виды коррупции не только для личного обогащения, но и для «кормления» приближенных исполнителей с целью покупки их преданности.

При этом в идеологиях диктаторов важную роль играет культ личности, «сконструированный по традиционным африканским моделям». Он включает в себя создание образа правителя как исключительно отважного воина, обладателя магических способностей, делающих его неуязвимым, как плодовитого «отца нации», имеющего множество детей, и непримиримого борца с коррупцией и злоупотреблениями чиновников, беспощадного к ее «врагам»^[12]. Можно предположить, что идеология, строящаяся вокруг культа личности правителя и имеющая потому столь узкие основания, и обусловливает тот факт, что постколониальные диктатуры являются наиболее жесткими режимами в смысле применения насилия.

Но идеология правителей постколониальных диктатур, апеллирующая к культу личности, не всегда годится для широкого общественного потребления, для сплочения и мобилизации масс на поддержку правящего диктаторского режима. Особенно если долгое правление диктатора сопровождается дальнейшим ухудшением условий жизни и всепроникающей коррупцией. В этих условиях для укрепления власти правящего режима требуется такая публично артикулируемая идеология, возносящая на вершину идеологической триады государство, которому подчиняется как общество в целом, так и каждый отдельно взятый его представитель.

Идеологическое разнообразие современных диктатур в Африке проявляется и в том, что среди них встречаются такие, которые используют идеологии, казалось бы, совершенно не вписывающиеся в политический контекст африканского континента. Так, бывшее марксистское «Народное движение за освобождение Анголы — Партия труда» (МПЛА), чей лидер Ж.-Э. душ Сантуш бессменно возглавляет это государство с 1979 г., после отказа от советской модели провозгласило себя партией социал-демократического типа и даже вступило в Социалистический интернационал. Однако формальное признание многопартийности и идейного плюрализма на практике не привело к отказу от диктатуры, которая и по характеру, и по методам правления мало чем изменилась в сравнении с теми временами, когда Ангола входила в сферу влияния СССР и была страной «социалистической ориентации». На Анголу во многом ориентируется и другой авторитарный режим, ранее исповедовавший идеологию «марксизма-ленинизма», — режим Д. Сассу-Нгессо в Республике Конго. Для прочих диктаторских режимов, выросших из прежней «социалистической ориентации», характерны идеи милитаризма и антисепаратизма (Экваториальная Гвинея) или защиты стабильности от внешних и внутренних врагов (Алжир).

В последнее время у некоторых диктаторов на континенте в моду вновь входит панафриканизм, который в середине прошлого века играл роль популярной идеологии антиколониального движения. Однако сегодня идея защиты Африки от внешнего вмешательства и влияния вновь становится популярной, но на сей раз прежде всего у диктаторов, опасающихся преследований со стороны Международного уголовного суда за содеянные ими преступления^[13]. Среди них можно назвать Й. Мосевени (Уганда), П. Кагаме (Руанда) и Р. Мугабе (Зимбабве). Тем более что прецеденты подобных преследований уже были (Международный трибунал по Руанде, учрежденный для расследования геноцида народности тутси в этой стране, ордер выданный Международным уголовным судом в Гааге на арест президента Судана Омара аль-Башира, обвиненного в убийствах мирного населения).

Для идеологий некоторых диктатур характерно эклектичное соединение совершенно разных идеологических доктрин. Так, режим президента П. Кагаме, наряду с традиционными для африканских диктатур идеями секыоритизма и патриотизма, ассоциирует себя с одной стороны, с политикой модернизации, проводящейся в стране и приведшей к ускорению экономического роста, а также снижению коррупции, а с другой — с панафриканизмом. Но все же апелляцию к ценностям развития следует признать исключением для африканских постколониальных диктатур. Идеологически они в основном нацелены на идею сохранения, защиты своих государств от внешнего давления, удержания status quo.

Таким образом, вершиной идеологической триады «человек — общество — государство» для постколониальных диктатур служит государство, которое правящий режим «всемерно защищает и охраняет».

• [1] Singapore // Data. The World Bank. URL: http://data.worldbank.org/country/singapore#cp_wdi
• [2] Гуриев С. Наследство Ли Куан IO // SLON. 2015. 23 марта. URL: https://slon.ru/posts/49 589
• [3] Ли Куан Ю. Сингапурская история. 1965—2000 гг. Из третьего мира — в первый. М.:Изд-во МГИМО-Университет, 2010.
• [4] The Global Competitiveness Report 2015—2016.
• [5] Corruption Perception Index.
• [6] Data. The World Bank.
• [7] Singapore. Freedom in the World // Freedom House. URL: https://freedomhouse.org/report/freedom-world/2014/singaporc#.VRK3R039mN0
• [8] Политика Мьянмы // Euronews. URL: http://ru.euronews.com/tag/myanmar-politics/
• [9] Vacunta Р. Lе probleme de l’Afrique // CODESRIA Bulletin. 2006. № 3, 4. P. 35.
• [10] Profile: Paul Kagame // Aljazzira. 2010 URL: http://www.aljazecra.com/news/africa/2010/08/20 108 815 354 614 144.html
• [11] Нисневич Ю. AРябов А. В. Современный авторитаризм и политическая идеология.
• [12] История Африки в биографиях / под общ. ред. А. Б. Давидсона. М.: Изд-во РГГУ, 2012. С. 738.
• [13] Wamwere К. W. Uhuru, Ruto and Museveni offer Pan-Africanism of Dictators // The Star (Kenya). 2015. August 15. URL: http://www.the-star.co.ke/news/2015/08/15/uhuru-ruto-and-museveni-offer-pan-africanism-of-dictators_cl 187 037