Искушение свободой. 
Политология

Великая заслуга всех сколько-нибудь значимых вероучений, философских систем и просто идей состояла в том, что они имели своей главной целью упорядочение, организацию, систематизацию мириад событий, процессов, деяний людей, направление их действий. Просто ценности прав и свобод человека, предлагаемые в качестве единственно возможной для всех народов истины в последней инстанции, взятые сами по себе без их связи с другими ценностями, возможно, пригодны для какого-нибудь изолированного от остального мира сообщества людей, не знающего социальных или иных пертурбаций, конфликтов, войн, иначе говоря, пребывающего в состоянии благополучия и безмятежности.

Но они вряд ли способны выполнить функцию чуть ли не единственных скрепов, объединяющих сообщества народов в современном мире, главными характерологическими составляющими которого являются все более ускоряющаяся динамичность, неопределенность, неустойчивость, турбулентность, непредсказуемость, конфликтность и т. д. Тем боле, по историческим меркам они в полной мере еще не прошли испытание временем, историей, измеряемой не двумя-тремя столетиями, а тысячелетиями.

Говорят о бегстве от свободы. Однако, как представляется, отказаться или убежать можно от чего-то, чем владеешь или что человеку близко или дорого. В действительности же подавляющее большинство людей если и интересуется свободой в собственном смысле слова, то преимущественно или даже исключительно в ее понимании как свободы поиска и добывания средств существования, свободы выбора профессии, рода деятельности и т. д.

Свобода для разных людей означает разные вещи. Тем более вереи этот тезис применительно к представителям разных народов и цивилизационно-культурных кругов. Существует также градация несвободы от полного рабства в Древнем мире до юридически свободных, но экономически зависимых наемных работников нашего времени. Если люди поставлены перед императивным выбором — свобода или хлеб, что зачастую означает выбор между свободой и голодной смертью, то большинство из них выберет хлеб. Людей сначала надо накормить, а потом уже говорить о смысле жизни, истине, вере, божественной благодати и т. д.

Если творчество связано со свободой, то средний заурядный человек все же склонен отдавать приоритет хлебу насущному, а не высоким материям духовной или творческой свободы. И, как известно, подавляющее большинство человечества состоит из нормальных, заурядных людей, которые стремятся к свободе деятельности в тех сферах и, самое главное, в тех пределах, которые они сами обозначили для себя.

Но дело не только и не столько в этом. Суть вопроса заключается в том, что свобода слишком сложная и тонкая материя, чтобы ее одинаково любили и почитали все без исключения люди. В глубинном, метафизическом понимании, говоря словами Н. Бердяева, «свобода аристократична», она не всем по плечу. Действительно, далеко не всем дана способность к творению духовных материй. Свобода требует от человека напряжения, усилий, самостоятельности, инициативы, способности сделать осознанный выбор и отвечать за свои действия.

Это, если хотите, в определенном смысле крест, который не всем под силу нести. «Нет ничего труднее, чем учиться жить свободно» , — справедливо констатировал А. де Токвиль. По-видимому, был прав Ж.-Ж. Руссо, который говорил, что " Нотте est ne libre" , т. е. человек рожден свободным. Но история в равной мере свидетельствует о том, что прав был и гётевский Тассо, по мнению которого " der Mensh ist nicht geboren frei tu sein" , т. е. человек не рожден, чтобы быть свободным. Оба начала коренятся в самой природе человека.

И действительно, наряду с устремленностью к свободе уделом человека слишком часто было поклонение разного рода кумирам, идолам, мощам, героям и т. д. Истина состоит в том, что человек создает себе богов и кумиров, но сам он довольно быстро оказывается порабощенным ими.

Стремясь к свободе, человек каждый раз обнаруживает, что она целиком определяется императивами и границами свободы других членов общества, т. е. границами, которых устанавливает не он сам. Иначе говоря, границы свободы полагаются как внутренней природой человека, так и миром, который предоставляет ему более или менее строго очерченное жизненное пространство, где, в свою очередь, каждому отмерено определенное «пространство свободы», на которое другие не вправе посягать. Истинная свобода может иметь место только в условиях признания каждым границ этого пространства, а также взаимности прав и обязательств.

Именно это имел в виду И. Кант, формулируя вышеприведенную свою мысль. В этом смысле численность тех, кто действительно стремится к истинной, а не мишурной свободе, пропорционально к общей численности народа одинакова как в так называемых демократических, так и в авторитарных государствах. Зачастую те, кто агрессивно проталкивает якобы принципы прав и свобод человека, к этой категории не относятся. Дело в том, что на пути реализации своей утопии или идеала они рискуют превратиться в людей, одержимых фанатизмом и жаждой власти. Таких людей Ф. Достоевский именовал бесами — «фанатиками человеколюбия» .

Все изложенное в этой главе свидетельствует о неправомерности говорить о некой абстрактной свободе, естественной свободе, которая ни в так называемом «естественном», ни в общественном или ином состоянии не существовала и не могла существовать. Требование абсолютной свободы, придание свободе абсолютного приоритета перед всеми другими ценностями может в той или иной форме предполагать оправдание и использование для ее достижения любых доступных средств, взятие на вооружение излюбленного девиза всех последовательных революционеров — «цель оправдывает средства» .